«Влияние городской среды на развитие сознания личности»

    Рассмотрение взаимодействия урбанизации и личности в динамическом аспекте позволяет говорить о феномене “урбанизированного сознания”, под которым понимается определенный уровень овладения жителями периферийных районов нормами и ценностями городской культуры, сопровождаемый вытеснением традиционных для деревни эталонов сознания. Процесс этот весьма сложный и противоречивый, ибо ломка традиционной, складывающейся в течение многих веков (патриархальной) культуры и образа жизни, не может быть безболезненной для сознания и мироощущения жителей села.

    В нашей стране фактически не осталось ни одного поселения, куда бы не проникли различные элементы городской культуры и городских отношений. Исследования новосибирских социологов показывают, что у современных жителей села сформировались две несовпадающие системы ценностных ориентаций. Условно можно говорить и о двух различных типах личности, сформированных в сельских районах под воздействием урбанизации. Первая представлена личностью с “традиционной ориентацией”. Она характеризуется положительным отношением к деревне и сельскому образу жизни в целом и отрицательным отношением к городскому образу жизни. Вторая, “урбанистическая ориентация”, характеризуется отрицательным отношением к деревне и сельскому образу жизни.1

    Процесс урбанизации сознания вовсе не означает полного вытеснения традиционных ценностей сельских жителей, ибо они имеют под собой объективное основание, такое как проживание в естественной природной среде, распространенность дружеского, неформального общения, спокойный ритм жизни, наличие приусадебного участка. Поэтому, как справедливо отмечает Р.В. Рывкина, “конечным результатом процесса урбанизации сознания сельского населения представляется формирование ценностных систем, где урбанистские и традиционные элементы увязаны в единое целое”.1

    Психологические и нравственные аспекты взаимодействия городских и сельских традиционных ценностей, порождаемые ими коллизии, являются предметом пристального внимания и изучения писателей того направления художественной литературы, которое получило название “деревенской прозы” и связано с именами В.М. Шукшина, В.И. Белова, Е. Носова, В. Астафьева и др. Обратимся к творчеству В. Шукшина, известного писателя и кинорежиссера, для которого “непрерывное сопоставление города и деревни, - по словам критика ЛА. Аннинского, - составляло эмоциональный сюжет для осмысления социальной картины мира”.2 По словам самого В. Шукшина, основная тема его произведений - “поиск нравственных ценностей людьми, которые столкнулись, сдвинулись с места”. Сам он был глубоко убежден в том, что уход деревенского жителя в город не должен вести к утрате традиционных гуманистических ценностей деревни, поверхностному восприятию отдельных сторон городского образа жизни, таких, как потребительство, мещанство и других. “Мне вообще хочется, чтобы сельский человек, уйдя из деревни, ничего бы не потерял дорогого, что он обрел от традиционного воспитания, что он успел понять, что он успел полюбить: не потерял бы любовь к природе, чтобы он хранил в себе и нес бы дальше в жизнь”.3 Писатель отчетливо видел, что восприятие вчерашним деревенским жителем городской культуры далеко не столь гладкий процесс, при котором, к большому сожалению, нередко происходит деформация человеческой личности, утратившей моральные нормы традиционной, гуманистической сельской культуры и глубоко невпитавшей в себя лучшие образцы и духовные ценности города. “В душе должны остаться те силы, которые не позволяют этим людям, уехавшим из деревни, сегодня пополнять ряды городских обывателей. Это отчасти происходит, и это очень жаль... Я вижу, как вчерашняя деревенская девушка приехала сюда в город, устроилась продавщицей, и, к ужасу нашему, если она догадается ужаснуться, она прежде всего научилась кричать. Почему? Потому, что овладеть традиционной городской культурой - это тоже с налету не сделаешь, это тоже, так сказать, процесс длинный, больной, вековой”.1

    В социальных исследованиях также фиксируются определенные недостатки и противоречия в формировании нравственных ценностей и культуры сельских жителей, переехавших на жительство в крупный город. В наибольшей степени трудности адаптации к городской среде испытывают жители отдаленных сельских мест (их доля невелика - 4-5% от общего числа мигрантов), в меньшей - приехавших из близлежащих поселений.

    Для выходцев из отдаленных сельских мест, часто не имеющих квалификации, но обладающих достаточным уровнем образования, трудно найти в современном производстве работу с достаточно высокой заработной платой; ритм городской жизни для них слишком напряжен; нервные нагрузки норой чрезмерны. Значительная часть таких мигрантов уезжает из города в первый же год после прибытия”.2

Поэтому неудивительно, что как показывает межпоколенный анализ биографий, например, семей инженеров ВПК позволяет говорить о том, что наблюдаются существенные различия в стратегиях адаптации инженеров – коренных горожан и инженеров - горожан в первом поколении (выходцы из села – “селяне”). У последних заметна межпоколенная трансляция низкого уровня ожиданий, поэтому адаптация после увольнения и период перед увольнением протекает по-другому, нежели у горожан. Инженеры-селяне держатся за рабочее место на заводе что называется “до последнего” (несмотря на мизерную зарплату задержки с выплатой и т.п.), соглашаясь на низкооплачиваемую работу, которая их давно не устраивает, и они это осознают. Однако люди боятся потерять (вследствие ухода с завода) тот минимальный стандарт (статусный, материальный. профессиональный), который они имеют, демонстрируя при этом боязнь перемен, психологическую неготовность изменить, организовать по-новому свою жизнь, что, возможно, является следствием их маргинального положения как горожан в первом поколении. Если этот тип адаптации можно назвать пассивным, то инженеры-горожане (во втором, третьем поколении) демонстрируют активную адаптацию. Не ожидая, как правило, увольнения / сокращения, они уходят с завода сами, пытаясь более активно искать выход из сложившейся тяжелой психологической и материальной ситуации, возникшей в связи с конверсией завода.

    В обоих случаях можно говорить о неудовлетворенности своим положением, и прежде всего невостребованностью прошлого опыта. Важно отметить, что различия в структуре мотиваций членов выделенных групп кроются в ценностях, установках, поведенческих моделях, которые не столько рефлексируются индивидом, сколько транслируются семьей (культурный пласт семьи). Из проанализированных биографий следует, что более богатый социальный опыт общения в разных культурных средах способствует более быстрой и безболезненной адаптации в условиях сегодняшних социально-экономических реалий.1

    Таким образом, большая часть мигрантов из села успешно приживается в городах, находит подходящую работу, включается в ритм жизни современного города, осваивает ценности духовной культуры. Вместе с тем, проведенные обследования поведения и образа жизни мигрантов из села свидетельствуют о том, что процесс овладения ими ценностями городской культуры оказывается достаточно сложным и длительным, нередко сопровождается усвоением внешних стереотипов поведения и некоторые традиционные сельские ценности продолжают жить в сознании вчерашних колхозников. Так, социологический опрос нескольких групп сельских жителей, работающих на ряде предприятий Кургана, показал, что многие из них “декларируют стремление к культуре”, их духовные запросы и потребности недостаточно высоки или четко не сформированы: большинство из них “высказывают почти полную удовлетворенность почти всеми сторонами городской жизни”.2 Наряду с этим отмечается преобладание материальных интересов в сфере трудовой деятельности,
пассивное потребление культуры. Эти недостатки, как правило, преодолеваются в течение двух-пяти лет, когда мигрант становится способным освоить основные ценности городской культуры. Интересно, что вчерашний житель деревни приносит в город некоторые элементы сельской культуры, такие как стремление заготавливать впрок продукты домашнего изготовления, собирание ягод, грибов летом с рациональными целями. Эти установки и ценности сельского образа жизни надолго остаются в сознании мигрантов.

    Правомерно говорить не только об адаптации мигрантов к городской среде, но и коренных жителей, ибо последняя (городская среда) представляет из себя сложную и непрерывно изменяющуюся среду проживания динамизм городской среды, ее постоянное усложнение, нарастание культурного потенциала создают определенную диспропорцию не только между центром и периферией, но и внутри социокультурной среды города, заставляя коренных жителей преодолевать разницу в сложившихся стереотипах поведения, культурных установках и новыми условиями городской среды.

    Одной из немногих  концепций нацеленных на объяснение особенностей поведения человека под воздействием урбанизации является теория, предложенная В.Д. Парыгиным. По его мнению, важнейшим условием адекватного взаимоотношения человека с окружающим миром является сохранение индивидуальной целостности и автономии субъекта, что обеспечивается формированием определенной системы психологических барьеров. Основная их функция - защита личности от чрезмерной перегрузки психики и сознания: “личность, как и общность, стремится при условия развитости самосознания, оградить собственную целостность автономию и неповторимость от всяких внешних по отношению к ней воздействий целой системой психологических барьеров”.1

    Какую же роль выполняют психологические барьеры во взаимодействия человека и городской среды? Их главная задача – охранять человека от перегрузки информацией, которой так насыщена городская среда, и излишних контактов с окружающими.
Формирование психологических барьеров неразрывно связано со стереотипизацией восприятия, выработкой определенных шаблонов поведения и реакций на окружение. И действительно, многочисленные факты поведения человека в городской среде могут быть объяснены под углом зрения формирования у них определенных стереотипов восприятия, например, деперсонализация психических контактов в процессе экстенсивного общения. Функционально-ролевое общение в различных областях городской жизни, исключающее стремление понять и сопереживать другому человеку, происходит в рамках определенного психологического стереотипа. Этот шаблон поведения, выполняя защитную функцию, вместе с тем является барьером на пути к пониманию духовного мира личности. Таким образом, наблюдаемая в городе деперсонализация социального взаимодействия имеет не только негативную сторону (игнорирование другого как личности), но и позитивную, так как ограждает человека от чрезмерной психической нагрузки.

    Психологические барьеры дают о себе знать в различных формах массового общения, особенно при нахождении человека в толпе прохожих, публичных местах и т.д. Шаблонизированная оценка, чаще всего просто игнорирование прохожих и находящихся рядом людей - “анонимность общения”, является одним из распространенных стереотипов поведения горожанина. Очевидно, что подобный стереотип восприятия выполняет роль защитного механизма в условиях интенсивных пространственных контактов людей в городе и нахождения на “публике”.

    Торможение эмоциональной реактивности индивида в городской среде и возникающие на ее основе психологические барьеры дают возможность объяснить и такое распространенное в городах явление как ограничение сферы межличностных отношений, уменьшение числа контактов с друзьями, родственниками, соседям. Тенденция деформации межличностных контактов имеет негативные последствия для развития человеческой личности, ограничивает возможности действительного человеческого общения, взаимопонимания и т.д. Однако с психологической точки зрения ограничение объема межличностных контактов, очевидно, оправдано: свойственное горожанам стремление к уединению в отдельной квартире, акцент на внутрисемейные формы общения безусловно играют защитную роль, являясь важным средством снятия психического напряжения и переутомления.

    Город еще нередко представляется в качестве модели, которая иногда без достаточного учета специфических условии труда и жизни жителем деревни переносится на характер сельского расселения. Это проявляется на наш взгляд, в определенной переоценке роли урбанизации, которая в последнее время получила отражение в научной литературе. Как показывает практика, важнейшая форма расселения людей не в меньшей мере, чем деревня, нуждается в дальнейшем совершенствовании и развитии. “Обедненность” городской среды отрицательно влияют на духовное развитие личности, сужает эмоциональный мир горожанина, не способствует цельности и многоплановости формирования человека в соответствии с духовно-нравственными идеалами нашего общества”.1

    В связи с этим большое теоретическое и практическое значение имеет вопрос о влиянии пространственного фактора урбанизации на личность, в частности, высокой концентрации и плотности населения. В современном городе люди живут и трудятся в условиях тесной пространственной близости. Каковы ее последствия для человеческой личности? Эта проблема интенсивно исследуется за рубежом. Сформировались особые отрасли науки - “психология среды” и энвиронменталистская социология, представители которых заняты изучением воздействия различных факторов среды, в первую очередь, высокой плотности и скученности на человеческую личность.2

    Исходное понятие для изучения особенностей пространственного поведения человека в городе - скученность или перенаселенность употребляется зарубежными учеными неоднозначно. Большинство из них склонно отождествлять его с социальной плотностью, измеренной числом людей на единицу пространства. Изучение влияния социальной плотности на поведение людей обнаружило, что это довольно сложное и многогранное явление, имеющее и социальные, и психологические аспекты. Психологи концентрируют свои усилия на изучении субъективных моментов восприятия и переживания чувства “тесноты” и указывает, что оно не обязательно вызывается наличием большого количества людей. Широким признанием среди западных и отечественных психологов пользуется точка зрения, что ощущение тесноты возникает в тех случаях, когда имеет место нарушение другими людьми вашего личного пространства и “приватности”, а это может вызывать чувство тревоги, психического напряжения и даже агрессивности.1 Первый термин введен американским культур-антропологом Э. Халлом и обозначает определенный минимум жизненном пространства индивида, необходимый для нормальных социальных контактов и личной безопасности. Понятие “приватности”, введенное американским психологом Альтманом, относится к числу базовых потребителей человека, оно выражает присущее ему естественное стремление к уединенности и связано с возможностью контроля над средой. Не способность человека реализовать потребности в приватности (уединенности и интимности) рассматривается как важнейший стрессовый фактор.2

    Подобные выводы получены зоопсихологами и экологами в результате исследования поведения животных, находящихся в условиях повышенной плотности. В большинстве случаев отмечается негативное влияние высокой плотности: у животных наблюдались повышенная агрессивность, нарушение нормального жизненного цикла, что нередко вело к полному их вымиранию. Психологические экспериментальные исследования, а также наблюдения над определенными категориями людей, проживающих в условиях повышенной плотности или постоянно находящихся в условиях тесных пространственных контактов, привели западных ученых к заключению об отрицательном воздействии скученности на здоровье и благополучие человека. Хотя следует отметить, что в отдельных исследованиях эти отрицательные корреляция не зафиксированы.

    Перенаселенность больших городов объявляется тем универсальным фактором, который объясняет распространенную там заболеваемость, преступность, наркоманию и другие пороки. Их источник – городской “стресс перенаселенности”, вызываемый повышенной скученностью людей в городах. Постоянное нарушение чувства “личного пространства” и “приватности” ведет к повышенной нервной возбудимости и даже агрессии.

    Обратим внимание на ряд факторов, которые часто упускаются в специальных исследованиях. Во-первых, социально-психологический климат городской среды и его воздействие на личность определяется не только ее экологическими особенностями (перенаселенность, гетерогенность населения и т.п., на что в первую очередь обращают внимание западные психологи), но и социокультурных компонентами, типом культуры, размерами групп, стилем их жизни. Во-вторых, не подлежит сомнению, что определенный уровень психологической стимуляции, вызываемой взаимодействием личности со средой города, совершенно необходим для нормальной жизнедеятельности индивида. Полная изоляция, так же как и информационная пресыщенность, одинаково отрицательно воздействует на человеческую психику. Поэтому для правильной оценки роли высокой плотности населения на личность необходимо знать оптимальные границы этого воздействия. Проблема эта довольно сложная, так как в чистом виде выделить роль пространственного фактора практически невозможно. На психологию и поведение горожанина большое значение оказывают уровень его образования, уровень дохода, жилищные условия и т.д.

    Другая важная тема, изучаемая в современных исследованиях, связана с взаимоотношением формальных и неформальных видов общностей на территории города, в городской территориальной общности. Ее обычно кратко именуют “проблемой комюнити”. Понятием “комюнити” (общность) обозначается определенная совокупность людей, проживающих на одной территории, характеризующаяся моральным и социальным единством, эмоциональной глубиной, чувством личной привязанности и т.д.

    Исходные положения проблемы коммюнити были сформулированы в трудах Ф. Тённиса, Э. Дюркгейма, М. Вебера, Ч. Кули, Г. Зиммеля. Анализируя изменение структуры общественных отношений под воздействием процесса индустриализации, усиливающегося разделения труда и капиталистических форм организации производства, они пришли к выводу о неизбежности “заката коммюнити”, т.е. уменьшения роли в общественной жизни первичных социальных групп (семьи, соседской общины и др.), ослабления традиционных механизмов социального контроля, усиления изоляции и отчуждения индивидов от общества, утраты глубины и интимности человеческих контактов.

    Еще Дюркгейм был озабочен проблемой сохранения морального порядка, ибо достаточно ясно сознавал, что экономико-производственная зависимость и разделение общественного труда при капитализме не могут гарантировать сохранение социальной солидарности и ослабление аномии. Дальнейшее развитие этой темы имеется в трудах урбансоциологов, представителей Чикагской школы, столкнувшихся с фактами усиливающейся дезорганизации общественной жизни в капиталистическом городе и пытавшихся объяснить ее, исходя из особенностей городской среды.

    Согласно взглядам Л. Вирта, суммировавшего в своей концепции урбанизма наиболее существенные результаты исследований чикагских социологов, экологическая структура города - пространственная организация, присутствие больших масс людей, плотность населения и его гетерогенность - неизбежно подрывают социальную солидарность и моральный порядок в городе, формирующихся в процессе “структурной дифференциации”, общественного разделения труда и деятельности социальных институтов.

Реформирование экономики также изменяет стратификацию городского населения, а следовательно, и социально-демографический потенциал города - состав занятого и незанятого населения, структуры ценностных ориентаций, мотивации труда. Так, на основе эмпирической информации можно выделить три группы городского населения современной России.

Первая группа ориентирована на рыночные условия и рыночные ценности, готова найти свою нишу в новой экономической ситуации, нацелена на более интенсивную трудовую деятельность и материальный достаток, проявляет социальный оптимизм. Она составляет примерно пятую часть городского населения, занята преимущественно в негосударственном секторе. Среди них 48,6% при ухудшении материального положения семьи намерены искать дополнительный заработок, 11,1% - заняться коммерцией, 19,9% готовы больше трудиться на приусадебном участке.

    Вторая группа горожан ориентирована на традиционные советские ценности: ей свойственны психология иждивенчества, надежды на государство и политических вождей в реализации жизненной программы, профессиональная робость и неуверенность, ориентация на труд только в государственном секторе. У нее отсутствует намерение изменить привычный образ жизни. С расширением рыночных отношений численность второй группы будет сокращаться.

    Третья группа состоит из тех, кто некритически воспринимает свои жизненные установки и ресурсы, имеет незначительные шансы на то, чтобы найти свою нишу в новой экономической ситуации, не обладает необходимыми трудовым, интеллектуальным и профессиональным потенциалом. По данным исследования, 12,7% респондентов не собираются что-либо предпринимать, довольствуясь тем, что имеют. В основном это лица пенсионного и предпенсионного возраста, а также занятые неквалифицированным физическим трудом.1