«Социальная стратификация»

Глава 1. Понятие и основные теории социальной стратификации

 

    Разнообразие отношений, ролей, позиций приводит к различиям между людьми в каждом конкретном обществе. Проблема сводится к тому, чтобы каким-то образом упорядочить эти отношения между категориями людей, различающимися во многих аспектах.

    Так, в большинстве стран феодальной Европы главной характеристикой была принадлежность к определенному сословию: господа-феодалы, свободные горожане или зависимые крестьяне, “свои” и “чужие”; отделялись по цивилизационному признаку принадлежности к той или иной конфессии. В эпоху складывания национальных рынков и становления капитализма этническая принадлежность из горизонтального деления, не ставившего человека в более высокое или низкое положение, стала превращаться в вертикальное. Знатность происхождения и власть над зависимыми людьми вооруженных сеньоров уступает место маркировке людей по признаку богатства и наличия собственности. В современных информационных обществах исследователи отмечают сосуществование и переплетение нескольких, если и неравнозначных, то относительно автономных систем неравенства (или иерархий): власти, собственности, престижа.

    Для описания системы неравенства между группами (общностями) людей в социологии широко применяют понятие “социальная стратификация”. Само слово “стратификация” заимствовано у геологов. Оно латинского происхождения (первоначально stratum означало “покрывало”, “постель”). В английском языке его стали понимать как пласт, формацию (в геологии), слой общества (в обществознании); множественное число – strata, stratification (стратификация) – деление на общественные слои (“пласты”).

    Теории социальной стратификации базируются на представлении, что страта, социальная группа,  представляет собой реальную, эмпирически фиксируемую общность, объединяющую людей на каких-то общих позициях или имеющих общее дело, которое приводит к конструированию данной общности в социальной структуре общества и противопоставлению другим социальным общностям.1 В основе теории стратификации лежат объединения людей в группы и противопоставление их другим группам по статусным признакам: властным, имущественным, профессиональным, образовательным и т.д. При этом предлагаются различные критерии стратификации. Западногерманский социолог Р. Дарендорф предложил в основу социальной стратификации положить политическое понятие “авторитет”, которое, по его мнению, наиболее точно характеризует отношения власти и борьбу между социальными группами за власть. На основе этого понятия Р. Дарендорф делит все современное общество на управляющих и управляемых. В свою очередь, управляющих делит на две подгруппы: управляющих собственников и управляющих несобственников – бюрократов-менеджеров. Управляемая группа также разнородна. В ней можно выделить, по крайней мере, две подгруппы: высшую – “рабочую аристократию” и низшую, низкоквалифицированных рабочих. Между этими двумя социальными группами находится промежуточный “новый средний класс” – продукт ассимиляции рабочей аристократии и служащих с господствующим классом – управляющими. Близкой по критериям к Дарендорфу является теория социальной стратификации, предложенная американским социологом Л. Уорнером. Л. Уорнер провел социологические исследования в американских городах методом включенного наблюдения и на основе субъективных самооценок людей относительно их социальной позиции по четырем параметрам – доход, профессиональный престиж, образование, этническая принадлежность – выделил в правящих социальных группах: высшую, высшую промежуточную, средневысшую, среднепромежуточную, промежуточно-высшую, промежуточно-промежуточную.1 Американский социолог Б. Барбер провел стратификацию общества по шести показателям: 1) престиж, профессия, власть и могущество; 2) доход или богатство; 3) образование или знания; 4) религиозная или ритуальная частота; 5) положение родственников; 6) этническая принадлежность. Французский социолог А. Турэн считает, что в современном обществе социальная дифференциация происходит не по отношению к собственности, престижу, власти, этносу, а по доступу к информации. Господствующее положение занимают те люди, которые имеют доступ к наибольшему количеству информации.

    Стратификация подразумевает, что определенные социальные различия между людьми приобретают характер иерархического ранжирования. Что это за различия? Очевидно, что люди различаются во многих отношениях, и далеко не все эти различия приводят к неравенству между членами общества. В самом общем виде неравенство означает, что люди живут в условиях, при которых они имеют неравный доступ к ограниченным ресурсам материального и духовного потребления.

    Дальнейшее изложение требует раскрытия нескольких важных понятий, которые органично входят в систему знания о социальной стратификации.

    Осмысление реалий социальной стратификации проще всего начать с места отдельного человека среди других людей. Любой человек занимает в обществе много позиций. Эти позиции далеко не всегда можно ранжировать по их значимости. Например, возьмем любого из студентов: студент, молодой мужчина, сын, муж, спортсмен. Каждая из этих позиций может иметь для самого человека большее или меньшее значение. Да и окружающие могут оценивать их применительно к конкретному индивиду по-разному. Например, хороший спортсмен социально будет определяться окружающими именно в этой его позиции (то, что данный человек еще и студент, сын и т.д., – не воспринимается окружающими его людьми как значимые характеристики).

    Для обозначения всей гаммы различий между людьми существует особое понятие, по отношению к которому “социальная стратификация” является частным случаем, видовым понятием по отношению к родовому. Это – “социальная дифференциация”, объемлющая различия между макро- и микрогруппами, а также индивидами, как по объективным характеристика м (экономическим, профессиональным, образовательным, демографическим и т.д.), так и по субъективным (ценностные ориентации, стиль поведения и т.д.). Данное понятие, и именно в этом ключе, было использовано Г. Спенсером при описании универсального для эволюции общества процесса появления функционально специализированных институтов и разделения труда. Со времен Г. Спенсера социальная дифференциация рассматривается как важное понятие в анализе социальных изменений и при сравнении индустриальных и постиндустриальных обществ.

    Термин “дифференциация”, применяемый как синоним слова “различие”, употребляется для классификации статусов, ролей, социальных институтов и организаций. Именно социальная дифференциация вызывает имущественное, властное и статусное неравенство. Но, кроме того, дифференциация подразумевает и такие социальные различия, которые никак не связаны с социальным неравенством, не являются свидетельством положения в иерархии социальных статусов и социального расслоения. Функциональная необходимость социальной стратификации связана с тем, что существует необходимость размещения индивидов по определенным социальным позициям и мотивации их в социальной структуре, т.е. создание социального неравенства. Социальное неравенство – это такое непредумышленное устройство, которое гарантирует обществу, что наиболее важные позиции предумышленно займут наиболее квалифицированные люди. Следовательно, каждое общество, независимо от того, насколько простым или сложным оно является, должно дифференцировать людей в терминах как престижа, так и оценки. Кроме того, оно должно обладать известным объемом институционализированного неравенства.1

    Как мы видим, в теории стратификации постоянно обсуждается проблема равенства–неравенства. При этом под равенством понимают: 1) равенство личностное; 2) равенство возможностей достигнуть желаемых целей (равенство шансов); 3) равенство условий жизни (благосостояние, образование и т. д.); 4) равенство результатов. Неравенство, как очевидно, предполагает те же четыре типа взаимоотношений людей, но с противоположным знаком. В реальной практике изучения социальной жизни социологи особое внимание уделяют распределению дохода и благосостояния, различиям в продолжительности и качестве образования, участию в политической жизни во властных структурах, владению собственностью, уровню престижа.1

    Рассмотрим теперь основные компоненты неравенства. Начнем с понятия “власть”, (power). Этот термин не следует смешивать с термином “управление”, который относится к другой области социологического знания. Власть как социальный феномен многообразна, поэтому естественно, что столь же многообразны ее дефиниции. Можно дать следующее определение. Власть – это способность социального субъекта в своих интересах определять цели и направленность деятельности других социальных субъектов (безотносительно к их интересам), распоряжаться материальными, информационными и статусными ресурсами общества, формировать и навязывать правила и нормы поведения (установление запретов и предписаний), предоставлять полномочия, услуги, привилегии.

    Властные отношения означают, что между социальными субъектами существуют такие взаимосвязи, при которых один субъект выступает как объект действия другого субъекта, точнее, превращает (навязывает) другой субъект в объект своего действия. В структуре властных отношений ключевое значение принадлежит распоряжению ресурсами, что позволяет властвующему субъекту подчинять себе других людей.

    Собственность, по широко распространенному определению, это основное экономическое отношение между индивидуальными и групповыми участниками процесса производства, опосредованное их отношением к средствам производства, один из важнейших социальных институтов. Собственность может быть частной, групповой, общественной, формы ее весьма многообразны. Собственность реально раскрывается как процесс распоряжения, владения и присвоения. Это означает, что собственность есть властные отношения, форма экономической власти, т.е. власть владельца предмета над теми, кто им не владеет, но в то же время в нем нуждается. Отношения собственности делят людей на хозяев средств производства (собственников, владельцев) – как использующих наемный труд, так и не использующих его, и на людей, не имеющих средств производства. Богатство и бедность задают многомерную стратификационную иерархию. Как правило, наряду с властью и собственностью третьим непременным компонентом измерения неравенства выступает социальный престиж.

    Таким образом, первопричиной иерархического строения общества является социальное неравенство, порождаемое объективными условиями жизнедеятельности индивидов. Но каждое общество стремится к организации своего неравенства, иначе люди, движимые чувством несправедливости, снесут в праведном гневе все, что в их сознании ассоциируется с ущемлением их интересов. Для поддержания социальной иерархии в обществе первоначально было найдено простое решение: рожденный в семье раба должен остаться рабом, в семье крепостного – крепостным, в семье патриция или дворянина – представителем высшего класса, и только королевское происхождение могло дать шанс на обладание верховной властью. Вся система социальных институтов: право, армия, суд и церковь следили за строгим соблюдением  правил сословной организации иерархической структуры общества. Самая жесткая иерархическая система была создана в Индии в виде каст, принадлежность к одной из них навечно определяла место человека в обществе. Устойчивость такой иерархической системы могла поддерживаться только силой: либо силой оружия, обладание которым и использование его было исключительным правом высших слоев, либо силой религии, имевшей исключительные возможности воздействия на умы людей, либо силой соответствующих законов, норм, обычаев, на соблюдение которых была нацелена вся мощь государственного аппарата.

    Иерархическая система современного общества лишена указанной жесткости. Формально все граждане имеют равные права, в том числе и право занимать любое место в социальном пространстве, подниматься на высшие этажи социальной лестницы или находиться в низших эшелонах. Резко возросшая социальная мобильность тем не менее не привела к размыванию иерархической системы. Общество по-прежнему поддерживает и охраняет свою иерархию. Было замечено, что профиль вертикального среза общества не является постоянным. К. Маркс в свое время предположил, что его конфигурация будет постепенно меняться за счет концентрации богатства в руках немногих и значительного роста обнищания основной массы населения. Результатом этой тенденции станет возникновение серьезного напряжения между верхним и нижним слоями социальной иерархии, которое неизбежно выльется в борьбу за перераспределение национального дохода.

    П. Сорокин, отвергая тезис К. Маркса об абсолютном обнищании масс при капитализме, тем не менее также был склонен считать, что верхняя часть социальной пирамиды имеет тенденцию к возвышению над остальной частью. Но этот рост богатства и власти верхушки не беспределен. Существует, считал он, “точка насыщения”, дальше которой общество не может двигаться без риска крупной катастрофы”.1 По мере приближения к этой точке в обществе начинаются процессы по сдерживанию пагубной тенденции, проводятся либо реформы по перераспределению богатства через систему налогообложения, либо начинаются глубинные революционные процессы, в которые вовлекаются широкие социальные слои. Стабильность общества связана с профилем социальной стратификации. Чрезмерное вытягивание последнего чревато серьезными социальными катаклизмами, восстаниями, бунтами, несущими хаос, насилие, тормозящими развитие общества, ставящими его на грань развала. Утолщение профиля стратификации, прежде всего за счет усечения верхушки конуса – явление повторяющееся в истории всех обществ. И важно, чтобы оно осуществлялось не за счет неконтролируемых стихийных процессов, а путем сознательно проводимой государственной политики.

    Описываемый процесс имеет и оборотную сторону, подмеченную П. Сорокиным. Уплотнение профиля стратификации не должно быть чрезмерным, низводящим на нет сам принцип социальной иерархии. Неравенство – не только объективная данность социальной жизни, но и важный источник социального развития. Уравнение в доходах, в отношении к собственности, власти лишает индивидов важного внутреннего стимула к действию, к самореализации, самоутверждению, а общество – единственного энергетического источника развития. Плодотворной представляется идея о том, что стабильность иерархической структуры общества зависит от удельного веса и роли среднего слоя или класса. Занимая промежуточное положение, средний класс выполняет своеобразную связующую роль между двумя полюсами социальной иерархии, снижая их противостояние. Чем больше количественно средний класс, тем больше у него шансов влиять на политику государства, на процесс формирования фундаментальных ценностей общества, мировоззрение граждан, избегая при этом крайностей, присущих противоположным силам. Наличие мощного среднего пласта в социальной в иерархии многих современных стран позволяет им сохранять устойчивость, несмотря на эпизодическое нарастание напряженности среди беднейших слоев. Эта напряженность гасится не столько силой репрессивного аппарата, сколько нейтральной позицией большинства, в целом удовлетворенного своим положением, уверенного в будущем, чувствующего свою силу и авторитет. Размывание среднего слоя, возможное в периоды экономических кризисов, чревато для общества серьезными потрясениями. Обнищание в условиях либерализации цен и падения производства основной массы населения России резко нарушило социальное равновесие в обществе, привело к выдвижению на первый план требований люмпенской части населения, которая, как показывает исторический опыт, несет в себе большой разрушительный заряд, направленный в основном на перераспределение, а не созидание национального богатства.

 

Глава 2. Типы стратификационных систем

 

    Когда заходит речь об основных типах стратификационных систем, обычно дается описание кастовой, рабовладельческой, сословной и классовой дифференциации. При этом принято отождествлять их с историческими типами общественного устройства, наблюдаемыми в современном мире или уже безвозвратно ушедшими в прошлое. Другой подход предполагает, что любое конкретное общество состоит из комбинаций различных стратификационных систем и множества их переходных форм. Можно выделить девять типов стратифакационных систем, которые могут быть использованы для описания любого социального организма, а именно:

q      физико-генетическая;

q      социально-профессиональная;

q      рабовладельческая;

q      классовая;

q      кастовая;

q      культурно-символическая;

q      сословная;

q      культурно-нормативная;

q      этакратическая.

    В основе первого типа – физико-генетической cтратификационной системы лежит дифференциация социальных групп по “естественным” социально-демографическим признакам. Здесь отношение к человеку или группе определяется полом, возрастом и наличием определенных физических качеств – силы, красоты, ловкости. Соответственно, более слабые, обладающие физическими недостатками считаются ущербными и занимают приниженное общественное положение. Неравенство утверждается в данном случае существованием угрозы физического насилия или его фактическим применением, а затем оно закрепляется в обычаях и ритуалах.

    Эта “естественная” стратификационная система господствовала в первобытной общине, но продолжает воспроизводиться и по сей день. Особенно сильно она проявляется в сообществах, борющихся за физическое выживание или расширение своего жизненного пространства. Наибольшим престижем здесь обладает тот, кто способен осуществлять насилие над природой и людьми или противостоять такому насилию: здоровый молодой мужчина-кормилец в крестьянской общине, живущей плодами примитивного ручного труда; мужественный воин Спартанского государства; истинный ариец национал-социалистического воинства, способный к производству здорового потомства. Система, ранжирующая людей по способности к физическому насилию – во многом продукт милитаризма древних и современных обществ. В настоящее время, хотя и лишенная былого значения, она все же поддерживается военной, спортивной и сексуально-эротической пропагандой.

    Вторая стратификационная система – рабовладельческая – также основана на прямом насилии. Но неравенство здесь детерминируется не физическим, а военно-юридическим принуждением. Социальные группы различаются по наличию или отсутствию гражданских прав и прав собственности. Определенные социальные группы этих прав лишены совершенно и, более того, наравне с вещами, превращены в объект частной собственности. Причем положение это чаще всего передается по наследству и таким образом закрепляется в поколениях.

    Примеры рабовладельческих систем весьма разнообразны. Это и античное рабство, где число рабов порою превышало число свободных граждан, и холопство на Руси времен “Русской правды”, это и плантационное рабство на юге Североамериканских штатов до гражданской войны 1861–1865 гг., это, наконец, работа военнопленных и депортированных лиц на немецких частных фермах в период второй мировой войны.

    Способы воспроизведения рабовладельческой системы тоже характеризуются значительным разнообразием. Античное рабство держалось в основном за счет завоеваний. Для раннефеодальной Руси более характерно было долговое, кабальное рабство. Практика продажи в рабство собственных детей при отсутствии возможности их прокормить существовала, например, в средневековом Китае. Там же обращали в рабов и разного рода преступников (в том числе и политических). Эта практика была воспроизведена много позднее в советском ГУЛАГе (хотя рабовладение осуществлялось здесь разве что в скрытых внеюридических формах).1

    Третий тип стратификационной системы – кастовая. В ее основе лежат этнические различия, которые, в свою очередь, закрепляются религиозным порядком и религиозными ритуалами. Каждая каста представляет собой замкнутую, насколько это возможно, эндогамную группу, которой отводится строго определенное место в общественной иерархии. Это место появляется в результате обособления функций каждой касты в системе разделения труда. Существует четкий перечень занятий, которыми члены этой касты могут заниматься: жреческие, воинские, земледельческие. Поскольку положение в кастовой системе передается по наследству, возможности социальной мобильности здесь крайне ограничены. И чем сильнее выражена кастовость, тем более закрытым оказывается данное общество.

    Классическим примером общества с господством кастовой системы по праву считается Индия (юридически эта система была отменена здесь лишь в 1950 г.). “В Индии 4 основные касты: брахманы (священники), кшатрии (воины), вайшьи (купцы), шудры (рабочие и крестьяне) и около 5 тыс. неосновных каст и подкаст.1 Сегодня, хотя и в более сглаженном виде, кастовая система воспроизводится не только в Индии, но, например, в клановом строе среднеазиатских государств. Явные черты кастовости утверждались в середине двадцатого столетия политикой фашистских государств (арийцам отводилось положение высшей этнической касты, призванной к господству над славянами, евреями и пр.). Роль скрепляющих теологических доктрин в данном случае брала на себя националистическая идеология.

    Четвертый тип представлен сословной стратификационной системой. В этой системе группы различаются юридическими правами, которые, в свою очередь, жестко связаны с их обязанностями и находятся в прямой. зависимости от этих обязанностей. Причем последние подразумевают обязательства перед государством, закрепленные в законодательном порядке. Одни сословия обязаны нести ратную или чиновничью службу, другие – “тягло” в виде податей или трудовых повинностей.

    Примеры развитых сословных систем являли феодальные западноевропейские общества или феодальная Россия. “Согласно переписи 1897 г., все население страны, а это 125 млн. россиян, распределялось на следующие сословия: дворяне – 1,5% от всего населения, духовенство – 0,5%, купцы – 0,3%, мещане – 10,6%, крестьяне – 77,1%, казаки – 2,3%. Первым привилегированным сословием в России считалось дворянство, вторым – духовенство. Остальные сословия не являлись привилегированными”.2 

    Таким образом, сословия – это, в первую очередь, юридическое, а не, скажем, этническо-религиозное или экономическое деление. Важно также и то, что принадлежность к сословию передается по наследству, способствуя относительной закрытости данной системы.

    Некоторое сходство с сословной системой наблюдается в представляющей пятый тип этакратической системе (от французского и греческого – “государственная власть”. В ней дифференциация между группами происходит, в первую очередь, по их положению во властно-государственных иерархиях (политических, военных, хозяйственных), по возможностям – мобилизации и распределения ресурсов, а также по тем привилегиям, которые эти группы способны извлекать из своих властных позиций. Степень материального благополучия, стиль жизни социальных групп, как и ощущаемый ими престиж, связаны здесь с формальными рангами, которые эти группы занимают в соответствующих властных иерархиях. Все прочие различия – демографические и религиозно-этнические, экономические и культурные – играют производную роль.

    Масштабы и характер дифференциации (объемы властных полномочий) в этакратической системе находятся под контролем государственной бюрократии. При этом иерархии могут. закрепляться формально-юридически – посредством чиновничьих табелей о рангах, военных уставов, присвоения категорий государственным учреждениям, – а могут оставаться и вне сферы государственного законодательства (наглядным примером может служить система советской партноменклатуры, принципы которой не прописаны ни в каких законах). Формальная свобода членов общества (за исключением зависимости от государства), отсутствие автоматического наследования властных позиций также отличают этакратическую систему от системы сословий.

    Этакратическая система обнаруживается с тем большей силой, чем более авторитарный характер принимает государственное правление. В древности яркие образцы этакратической системы наблюдались в обществах азиатского деспотизма (Китай, Индия, Камбоджа), расположенных, впрочем, отнюдь не только в Азии (а например, и в Перу, Египте). В двадцатом столетии она активно утверждается в так называемых “социалистических обществах” и, возможно, даже играет в них определяющую роль. Нужно сказать, что выделение особой этакратической системы пока не традиционно для работ по стратификационным типологиям.

    Далее следует шестая – социально-профессиональная стратификационная система. Здесь группы делятся по содержанию и условиям своего труда. Особую роль выполняют квалификационные требования, предъявляемые к той или иной профессиональной роли – обладание соответствующим опытом, умениями и навыками. Утверждение и поддержание иерархических порядков в данной системе осуществляется при помощи сертификатов (дипломов, присвоения разрядов, лицензий, патентов), фиксирующих уровень квалификации и способность выполнять определенные виды деятельности. Действенность квалификационных сертификатов поддерживается силой государства или какой-то другой достаточно мощной корпорации (профессионального цеха). Причем сертификаты эти чаще всего по наследству не передаются, хотя исключения в истории встречаются.

    Социально-профессиональное деление является одной из базовых стратификационных систем, разнообразные примеры которой можно найти во всяком обществе с более-менее развитым разделением труда. Это строй ремесленных цехов средневекового города и разрядная сетка в современной государственной промышленности, система аттестатов и дипломов о полученном образовании, система научных. степеней и званий, открывающих дорогу к более престижным рабочим местам.

    Седьмой тип представлен наиболее популярной классовой системой. Классовый подход нередко противопоставляют стратификационному. Но классовое членение есть лишь частный случай социальной стратификации. Из множества трактовок понятия “класса” мы остановимся в данном случае на наиболее традиционной – социально-экономической.

    В данной трактовке классы представляют собой социальные группы свободных в политическом и правовом отношениях граждан. Различия между этими группами заключены в характере и размерах собственности на средства производства и производимый продукт, а также в уровне получаемых доходов и личного материального благосостояния. В отличие от многих предыдущих типов, принадлежность к классам – буржуа, пролетариев, самостоятельных фермеров и т.п. – не регламентируется высшими властями, не устанавливается законодательно и не передается по наследству (передаются имущество и капитал, но не сам статус). В чистом виде классовая система вообще не содержит никаких внутренних формальных перегородок (экономическое преуспевание автоматически переводит вас в более высокую группу).

    Экономически эгалитарные сообщества, где совершенно отсутствует классовая дифференциация – явление довольно редкое и неустойчивое. Но на протяжении большей части человеческой истории классовые членения все же носят подчиненный характер. На передний план они выходят, пожалуй, только в буржуазных западных обществах.1

    Осталось рассмотреть еще две стратификационные системы. Одну из них можно условно назвать культурно-символической. Дифференциация возникает здесь из различий доступа к социально значимой информации, неравных возможностей фильтровать и интерпретировать эту информацию, способностей быть носителем сакрального знания (мистического или научного). В древности эта роль отводилась жрецам, магам и шаманам, в средневековье – служителям церкви, толкователям священных текстов, составляющим основную массу грамотного населения, в Новое время – ученым, технократам и партийным идеологам.     Претензии на общение с божественными силами, на обладание истиной, на выражение государственного интереса существовали всегда и везде. И более высокое положение в данном отношении занимают те, кто имеет лучшие возможности для манипулирования сознанием и действиями прочих членов общества, кто лучше других может доказать свои права на истинное понимание, владеет лучшим символическим капиталом.

    Несколько упрощая картину, можно сказать, что для доиндустриальных обществ более характерно теократическое манипулирование, для индустриальных – партократическое, а для постиндустриальных – технократическое манипулирование.

    Наконец, последний, девятый тип стратификационной системы следует назвать культурно-нормативным. Здесь дифференциация построена на различиях уважения и престижа, возникающих из сравнения образов жизни и норм поведения, которым следует данный человек или группа. Отношение к физическому и умственному труду, потребительские вкусы и привычки, манеры общения и этикет, особый язык (профессиональная терминология, местный диалект, уголовный жаргон) – все это ложится в основу социального деления. Причем происходит не только разграничение “своих” и “чужих”, но и ранжирование групп (“благородные – неблагородные”, “порядочные – непорядочные”, “элита – обычные люди – дно”).

    Благородные манеры джентльмена, праздное времяпрепровождение аристократа, самоотверженный аскетизм религиозного подвижника, ораторское искусство идейного вождя – не только знаки высокого общественного положения. Они зачастую превращаются в нормативные ориентиры, образцы социального действия и начинают выполнять функции морального регулирования, которое и детерминирует данный тип стратификационных отношений.

    И это касается не только обособления элиты, но и дифференциации всех средних и низших слоев. В крестьянской общине, где формально все равны между собой, существуют “исправные хозяева”, живущие “по обычаю”, “по совести”, и лодыри, отщепенцы, “перекати-поле”. Своя нормативная культура, свои образцы поведения и своя “аристократия” есть и на самом “дне”, внутри преступного мира. Появление контркультур и так называемого “антиобщественного поведения”, кстати, тоже во многом продукт морального регулирования и идеологического контроля, осуществляемых в данном обществе.

    Список стратификационных систем полностью не исчерпывается указанными девятью типами. Можно, например, ставить вопрос об особом социально-территориальном типе, где группы дифференцируются местом своего жительства и типом поселений, а различия детерминируются системой гражданства, паспортным режимом, жилищной политикой и т.п. Наш подход дает достаточный простор для творчества.

    Одним из главных водоразделов между стратификационными системами является наследуемость или ненаследуемость соответствующих позиций в иерархии. Рабовладельческая, сословная и кастовая системы включают в себя элементы пожизненного и формально-юридического наследования. Прочие же системы, по крайней мере, ни формально пожизненного характера статусов, ни их наследования не предусматривают.

    Однако указанный водораздел подвижен. С одной стороны, существуют пределы жесткости формально-юридических стратификационных границ. Так, рабы могут отпускаться или выкупаться на свободу. Представители купеческого сословия, разоряясь, опускаются в более низкое мещанское сословие (для России ХIХ в. – это обычный случай). И напротив, при определенных условиях можно заслужить (а иногда и купить), почетный наследственный титул. И даже при наиболее ригидном кастовом строе сохраняются возможности для вертикальной социальной мобильности.

    С другой стороны, высшие группы во всех стратификационных системах стремятся закрепить свое положение, сделать его не только монопольным, но и передаваемым по наследству. В классовой системе подобное наследование обеспечивается принципом майората (передачи основного имущества старшему наследнику), характерным, скажем, для Древней Индии, Западной Европы ХI–ХIII вв. или России вплоть до 1917 г. (Остальные родственники в этом случае фактически опускаются вниз по классовой лестнице.) В этакратической системе чиновник формально не имеет права передать свое кресло и полномочия собственным детям, но он в состоянии путем протежирования обеспечить им столь же завидное место в учреждении аналогичного ранга. Положение же в социально-профессиональных, культурно-символических и культурно-нормативных стратах зачастую передается реально через образование и воспитание, передачу опыта и секретов мастерства, санкционирование определенных кодексов поведения (профессиональные династии – не единственный, но яркий пример). Что же касается физико-генетической системы, то она стоит несколько особняком, ибо наследование здесь происходит часто, но не в результате каких-то социальных механизмов, а чисто биологически.

    Еще раз подчеркнем, что все девять типов стратификационных систем – не более чем “идеальные типы”. Любое реальное общество является их сложным смещением, комбинацией. В реальности стратификационные типы переплетаются, дополняют друг друга.

Глава 3. Совокупный социально-экономический статус

 

    Социальная стратификация описывает социальное неравенство в обществе, деление социальных слоев по уровню доходов и образу жизни, по наличию или отсутствию привилегий. В первобытном обществе неравенство было незначительным, поэтому стратификация там почти отсутствовала. В сложных обществах неравенство очень сильное, оно поделило людей по уровню доходов, образования, власти. Возникли касты, затем сословия, а позже – классы. В одних обществах переход из одного социального слоя (страты) в другой запрещен; есть общества, где такой переход ограничен, и есть общества, где он полностью разрешен. Свобода социальных перемещений (мобильность) определяет то, каким является общество – закрытым или открытым.

    Доход – количество денежных поступлений индивида или семьи за определенный период времени (месяц, год). Доходом называют сумму денег, полученную в виде зарплаты, пенсий, пособий, алиментов, гонораров, отчислений от прибыли. Доходы чаще всего тратятся на поддержание жизни, но если они очень высоки, то накапливаются и превращаются в богатство.

    Богатство – накопленные доходы, т.е. количество наличных или овеществленных денег. Во втором случае они называются движимым (автомобиль, яхта, ценные бумаги и т.п.) и недвижимым (дом, произведения искусства, сокровища) имуществом. Обычно богатство передается по наследству. Наследство могут получать как работающие, так и неработающие, а доход – только работающие. Главное достояние высшего класса – не доход, а накопленное имущество. Доля зарплаты невелика. У среднего и низшего классов главным источником существования выступает доход.

    Суть власти – в способности навязывать свою волю вопреки желанию других людей. В сложном обществе власть институционализирована, т.е. охраняется законами и традицией, окружена привилегиями и широким доступом к социальным благам, позволяет принимать жизненно важные для общества решения, в том числе законы, как правило, выгодные высшему классу. Во всех обществах люди, обладающие тем или иным видом власти – политической, экономической или религиозной, – составляют институционализированную элиту. Она определяет внутреннюю и внешнюю политику государства.

    Престиж – уважение, каким в общественном мнении пользуются та или иная профессия, должность, род занятия.

    Доход, власть, престиж и образование определяют совокупный социально-экономический статус, т.е. положение и место человека в обществе. В таком случае статус выступает обобщенным показателем стратификации. Приписываемый статус характеризует жестко закрепленную систему стратификации, т.е. закрытое общество, в котором переход из одной страты в другую практически запрещен. К таким системам относят рабство и кастовый строй. Достигаемый статус характеризует подвижную систему стратификации, или открытое общество, где допускаются свободные переходы людей вниз и вверх по социальной лестнице. К такой системе относят классы (капиталистическое общество). Наконец, феодальное общество с присущим ему сословным устройством следует причислить к промежуточному типу, т.е. к относительно закрытой системе. Здесь переходы юридически запрещены, но на практике они не исключаются. Таковы исторические типы стратификации.

Средний класс

    Средний класс – совокупность социальных слоев, занимающих промежуточное положение между основными классами в системе социальной стратификации. Характеризуется неоднородностью положения, противоречивостью интересов, сознания и политического поведения. Это дает право многим авторам исследований говорить о нем во множественном числе: “средние классы”, “средние слои”. Различают средний класс (средние и мелкие собственники) и новый средний класс, включающий управляющих, профессиональных работников умственного труда (“белые воротнички”, или менеджеры).

    Старые средние слои – мелкие предприниматели, торговцы, ремесленники, представители свободных профессий, мелкое и среднее крестьянство, мелкие собственники товарного производства – подвержены разорению. Стремительный рост технологий и науки, всплеск сферы услуг, а также всеохватывающая деятельность современного государства способствовали появлению на современной арене армии служащих, техников, интеллигенции, не владеющих средствами производства и живущих за счет продажи собственной рабочей силы.

    Практически во всех развитых странах доля среднего класса составляет 55–60%.

    Средние классы выражают тенденцию к уменьшению противоречий между содержанием труда различных профессий, городским и сельским образом жизни, являются проводниками ценностей традиционной семьи, что сочетается с ориентацией на равенство возможностей для мужчин и женщин в образовательном, профессиональном, культурном отношении. Эти классы представляют собой оплот ценностей современного общества, они – основные носители традиций, норм и знаний. Для средних слоев характерен незначительный разброс вокруг центра политического спектра, что делает их и здесь оплотом стабильности, залогом эволюционности общественного развития, формирования и функционирования гражданского общества.

    В современном российском обществе средний класс находится в зародышевом состоянии. Продолжает развиваться социальная поляризация, расслоение на бедных и богатых.

Маргинальность

    Маргинальность – это специальный социологический термин для обозначения пограничного, переходного, структурно неопределенного социального состояния субъекта. Люди, по разным причинам выпадающие из привычной социальной среды и неспособные примкнуть к новым общностям (зачастую по причинам культурного несоответствия), испытывают большое психологическое напряжение и переживают своеобразный кризис самосознания1.

    Теория маргиналов и маргинальных общностей была выдвинута в первой четверти ХХ в. одним из основателей Чикагской социологической школы (США) Р.Э. Парком, а ее социально-психологические аспекты развиты в 30–40-х гг. Э. Стоунквистом. Но еще К. Маркс рассматривал проблемы социального деклассирования и его последствий, а М. Вебер прямо сделал вывод о том, что движение общества начинается тогда, когда маргинальные слои организовываются в некую социальную силу (общность) и дают толчок социальным изменениям – революциям или реформам.

    С именем Вебера связана более глубокая трактовка маргинальности, которая позволила объяснить формирование новых профессиональных, статусных, религиозных и подобных им сообществ, которые, конечно же, не во всех случаях могли возникать из “социальных отбросов” – индивидов, насильственно выбитых из своих общностей (безработных, беженцев, мигрантов и др.) или асоциальных по выбранному стилю жизни (бродяг, наркоманов и т.п.). С одной стороны, социологи всегда признавали безусловную связь между возникновением массы людей, исключенных из системы привычных (нормальных, т.е. принятых в обществе) социальных связей и процессом формирования новых общностей: негэнтропийные тенденции и в человеческих сообществах действуют по принципу “хаос должен быть как-то упорядочен”. (Именно такого рода процессы происходят в современном российском обществе.)

    С другой стороны, возникновение новых классов, слоев и групп на практике почти никогда не связано с организованной активностью попрошаек и бомжей, скорее, оно может рассматриваться как строительство “параллельных социальных структур” людьми, чья общественная жизнь до последнего момента “перехода” (который часто выглядит как “прыжок” на новую, заранее подготовленную структурную позицию) была вполне упорядоченной.

    Под маргиналами понимаются индивиды, их группы и общности, формирующиеся на границах социальных слоев и структур и в рамках процессов перехода от одного типа социальности к другому или в пределах одного типа социальности при его серьезных деформациях.

    Среди маргиналов могут быть этномаргиналы, сформированные миграциями в чужую среду или выросшие в результате смешанных браков; биомаргиналы, чье здоровье перестает быть предметом заботы социума; социомаргиналы, как, например, группы находящихся в процессе незавершенного социального перемещения; возрастные маргиналы, формирующиеся при разрыве связей между поколениями; политические маргиналы: их не устраивают легальные возможности и легитимные правила общественно-политической борьбы; экономические маргиналы традиционного (безработные) и нового типа – так называемые “новые бедные”; религиозные маргиналы – стоящие вне конфессий или не решающиеся осуществить выбор между ними; и, наконец, криминальные маргиналы; а возможно, еще и просто те, чей статус в социальной структуре не определен.

    Особое значение имеет проблема маргиналов в нашей стране. Учитывая исторический опыт предшествующих десятилетий можно сказать, что советское общество всегда тяготело именно к маргинализации отношений, и в конечном итоге к нестабильности и хаосу в политической и общественной жизни, что наглядно доказали события 90-х годов в современной России. Приведенные ниже данные по отдельным категориям маргиналов на примере нашей страны позволяют лучше понять данную проблему.

    МИГРАНТЫ. Они включают несколько групп. Во-первых, одна из них перемещается по схеме – “деревня – малый город – большой город”. Экстенсивное развитие промышленности, как правило связанное с расширенной урбанизацией, приводило к стягиванию промышленных предприятий и рабочей силы в центры с более развитой инфраструктурой и вело к увеличению социальных проблем города. “С середины 20-х и до середины 80-х годов городское население увеличилось на 80 млн. человек. В современных крупных городах России доля мигрантов или их потомства составляет 2/3 городского населения”.1 Однако далеко не все смогли найти себя в новой городской жизни, а отсюда переход в маргинальное состояние. Во-вторых, это беженцы и вынужденные переселенцы. Развал Советского Союза и последовавшие за этим межнациональные конфликты привели к появлению людей, лишенных всех прав и средств к существованию. В частности, в г. Магнитогорске первое удостоверение беженца было выдано в сентябре 1992 г., а через два года их насчитывалось свыше тысячи человек, в основном из Таджикистана, Молдовы, Абхазии. Сегодня к ним прибавились беженцы из Чечни. С начала 1996 г. в Магнитогорск прибыло свыше шести тысяч новых жителей. Число выбывших на 12% меньше. В-третьих, это лица покинувшие Родину и эмигрировавшие в зарубежные страны (в основном это еврейская и немецкая диаспоры). По удачной реплике М. Жванецкого те же евреи в СССР – жиды, а в Израиле – “русские свиньи”, что в своеобразной форме показывает неоднозначное отношение к данной национальности и служит причиной ее маргинализации как в СССР и России, так и на своей исторической Родине.

    ПАУПЕРЫ (нищие). В 1917 г. к в России пришли большевики, но не для того, чтобы все стали богатыми, а наоборот – чтобы богатых вообще не было. Поэтому неудивительно, что за 1913-1985 гг. по личному потреблению на душу населения страна переместилась с 7-ого на 77-ое место в мире. “Глобальная проблема – это социальный диспаритет. За 30  последних лет диспаритет в мире увеличился вдвое: на 20% наиболее обеспеченного населения приходится 20% беднейших слоев. 30 лет назад у нас в СССР он был 1:6, а сейчас в России – 1:30. В Москве не очень ощущают как, живут люди на периферии. А живут они вообще страшно: у людей все уходит на питание. Никакой новой бытовой техники, никаких “излишеств”.1

    Инвалиды (в начале 90-х годов только в России было около 5 млн. инвалидов) и пенсионеры сегодня в России 37 млн. пенсионеров2 – две наиболее обездоленные группы этого нищего слоя населения. А ведь есть еще и многодетные семьи, и матери-одиночки (ежегодно в СССР рождалось около 500 тыс. внебрачных детей), дети-сироты (по данным Минобразования, вместо запланированных на 1996 год 85,45 млрд. руб. на реализацию программы “Дети-сироты” Минфином к ноябрю перечислено всего 549,3 млн., т.е. менее 1%; на среднестатистического ребенка-сироту пришлось таким образом около 1,2 тыс. руб. казенных денег) В Магнитогорске в 1996 г. родилось чуть больше 4 тыс. детей, из них 53 ребенка, едва родившись получили статус “отказников”. В основном это здоровые дети, и оставлены они своими мамами по “социальным причинам”, т.е. из-за отсутствия у мамы жилья и средств на воспитание ребенка.3 В России сейчас около 250 тыс. беспризорных детей. Часть из них живут на улице три года и более. “Столица” беспризорной России Санкт-Петербург (60 тыс. уличных детей), на втором месте – пригороды Москвы (порядка 40 тыс.)

    Даже в условиях Советского Союза более трети населения находилось у черты или за чертой бедности (в России в начале 1997 года это число составляло 32 млн. человек или 22% населения страны). Сегодня к этим категориям прибавились те же беженцы, многие из которых были вынуждены или бросить или за бесценок продать свое имущество, а также безработные.

    В июне 1992 г. в России было зарегистрировано 150 тыс. безработных, а в июне 1997 г. официальный уровень безработицы составил 2,5 миллионов человек, хотя уровень скрытой
безработицы гораздо выше. Уровень “скрытой безработицы” сохраняется в пределах 15%, а официальный – 3,4% (на начало 1997 г.).1 В г. Магнитогорске число безработных в конце 1996 г. составляло свыше трех тысяч человек (1,2%).  

    Отметим также, что в США в 1992 г. среднемесячная заработная плата в обрабатывающей промышленности составляла около 1900 долл.2, что в перерасчете на год составляло 22800 долл. при величине произведенного ВНП на 1 занятого в экономике 511% долл. в год (соотношение равно 44,5%). В России в 1995 г. средняя заработная плата в промышленности составляла 1381 долл. в год (по среднемесячному курсу валют) против 5433 долл. ВВП на 1 занятого в экономике (соотношение 25,4%).3 Сегодня положение еще хуже. А это тоже широкий путь к нищенской жизни.

    ИНОСТРАННЫЕ РАБОЧИЕ. По данным Госкомстата России в 1995 г. в страну прибыли иностранные рабочие из 103 стран мира. Общее число иностранных рабочих составило в этом же году свыше 170 тыс. человек. Основные поставщики рабочей силы из дальнего зарубежья – Китай, Турция, КНДР. На них приходится 30% ее общей численности. Другая треть из ближнего зарубежья, в первую очередь с Украины. Следует отметить, что менее 10% всех иностранных рабочих имело официальный статус. Все остальные попали нелегально. По некоторым оценкам, число незаконно проживающих только китайских граждан на территории Сибири и Дальнего Востока достигает 1 млн. человек.

    ПРАВОВЫЕ МАРГИНАЛЫ. Сюда относились советские “отверженные”, т.е. кто не обладал  “чистотой” анкетных данных: бывшие и нынешние заключенные. По данным 1994 г. в систему исправительно-трудовых учреждений России входило 803 “заведения”, в которых отбывали наказание 750 тыс. человек, плюс к этому 165 следственных изоляторов со 159 тыс. подследственными. К этой категории относятся бывшие и нынешние алкоголики (на конец 1995 г. в России было только официально стоящих на учете – 2,5 млн. алкоголиков, хотя по мнению специалистов официальные данные нужно увеличить в 3-3,5 раза), наркоманы (70 тыс. официально зарегистрированных, а фактически возможно в 10 раз больше), лица с психическими отклонениями (2 млн. 220 тыс. человек состоит на диспансерном психиатрическом учете и 1 млн. 14 тыс. человек – на консультативном наблюдении). К этой же категории относятся и представители репрессированных в сталинское время народов (поволжские немцы, крымские татары, чеченцы и др.).

    Наиболее типична судьба бывших советских заключенных. Лица, осужденные к лишению свободы сроком свыше шести месяцев, лишались жилплощади и прописки. Потеря прописки обозначала страшную жизненную катастрофу – человек был обречен быть безработным и бездомным (В Магнитогорске в 1992 г. сотрудниками милиции было выявлено 92 бомжа, в 1997 г. – 624, 1998 г. – 746. Причем на тридцать мужчин приходится примерно четыре женщины-бомжа.1). Таким образом, он подпадал под действие советского Уголовного кодекса и снова возвращался на круги ада.

    ГЕНЕТИЧЕСКИ НЕПОЛНОЦЕННЫЕ (мутанты). В 90-е годы в России ежегодно рождается 30 тыс. детей с врожденными дефектами (дебилы, психопаты, полуслепые или совсем слепые, тугоухие или даже совсем глухие, с плохой координацией движений, с другими физическими изъянами). Основная причина подобных отклонений – одна из самых высоких степеней алкоголизации населения в мире, а также неблагополучная экологическая обстановка.

    “ЧЕРНОБЫЛЬЦЫ”. Это получившие те или иные дозы радиации участники ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в 1986 г., а также в результате других подобных аварий; люди проживающие на загрязненных радиацией территориях, участники испытаний ядерного оружия.

    “АФГАНЦЫ”. “ЧЕЧЕНЦЫ”. Только через Афганистан прошло около миллиона советских граждан, среди которых десятки тысяч инвалидов, а в целом все участники этого конфликта получили психическую травму. Еще более серьезная ситуация среди тех, кто участвовал в боевых действиях в Чечне. Они приходят, являя собой сгусток боли и отрицательной энергии. И выливают все это на окружающих, включая самых близких людей. Так, в Кемерово на начало 1996 г. официально зарегистрировано 135 человек – бывших солдат, сержантов и офицеров, прошедших Чечню. Двенадцать из них были ранены, 15 – награждены орденами и медалями. Но лишь 45 удалось трудоустроить. Большинство оставшихся пьют, балансируя на грани между тюрьмой и свободой, между жизнью и смертью. И трое из них уже окончательно сорвались – погибли в пьяных драках. Уже сегодня общий вес “чеченского синдрома” превышает “афганский” груз. Так, если за девять лет той войны в Кемерово было похоронено 14 погибших на далекой земле парней, то из Чечни привезли уже одиннадцать гробов.

    БОЛЬНЫЕ ВИЧ-ИНФЕКЦИЕЙ И ИНФИЦИРОВАННЫЕ СПИДОМ. Пока эта группа находится в зародышевом состоянии, но через несколько лет при нынешнем отношении к ней властей может превратиться в серьезнейшую для страны проблему.