«История развития системы безопасности в Европе от СБСЕ к ОБСЕ»

Общепризнанно, что отсутствие причинной связи между деянием человека и наступившими общественно опасными последствиями исключает уголовную ответственность. Напротив, установление каузальной связи позволяет решать последующий вопрос о вменении в вину лицу причинения вредного результата и дает основание признать совершенное им деяние преступлением.

В большинстве случаев исследующий причинную связь по уголовному делу не сталкивается со сложностями в ее анализе, а зачастую решает вопрос даже и не задумываясь над ней. Это связано, с тем, что по отдельным делам очевидное развитие причинного ряда событий (как правило, бинарной каузальной связи) вполне позволяет, руководствуясь житейским пониманием причинности и логикой, правильно разрешать этот вопрос. Кроме того, по целому ряду дел постановка вопроса о причинности даже и не возникает в силу особенностей построения диспозиций уголовно-правовых норм, когда неизбежность причинения вреда объекту преступления обусловливает сам факт совершения общественно опасного деяния.

Однако в случаях, когда причинение лицом общественно-опасных последствий связано с совокупными действиями разного рода привходящих сил, существенно влияющих на процесс причинения, констатация наличия или отсутствия причинной связи вызывает большие сложности. Данную проблему правоведы пытаются решить не один десяток лет. Только по состоянию на 1836-1880 г. Н. Д. Сергиевский выделял 12 основных концепций причинности, отмечая при этом, что литература остановилась на том пункте, когда весь материал уже собран, остается докончить работу – сделать прогрессивный, объединяющий шаг в последовательной разработке предмета. Между тем, и до настоящего времени уголовно-правовая наука не нашла приемлемого и четкого решения, что, несомненно, непозволительно в современных условиях широкого применения источников повышенной опасности, освоения человеком новых, опасных для окружающих, технологий.

Тем не менее, пути решения вопросов каузальных объяснений, предлагаемые в ряде концепций, безусловно, несут в себе рациональные элементы и заслуживают внимания. Хотя, как отмечалось, любая из них не лишена недостатков и не предлагает полного разрешения. Итак, какие варианты определения причинной связи предлагаются и каков, должен быть, следовательно, наиболее приемлемый алгоритм ее установления по конкретному уголовному делу ?

История проблемы свидетельствует, что в числе первых направленных на решение проблемы причинной связи в уголовном праве явилась теория, разработанная в средние века итальянскими юристами и получившая впоследствии название “теория исключительной причинности”. Согласно положениям этого учения, вытекающего из правильного понимания казуальности как непосредственной связи, причинность признавалась только в тех случаях, когда преступный результат причинялся непосредственным воздействием конкретного лица (ударе топором, выстреле в упор и т.п.). Однако эта теория не могла разрешить ситуации, когда наступление вредного последствия было вызвано рядом причин, например, обусловлено действиями нескольких лиц. В конечном итоге, разрешение поднимаемых практикой вопросов ограничилось выставлением отдельных казуистических положений, а исследование абстрактно-конкретного понятия причинной связи по существу отсутствовало.

В правовой науке с середины XIX века формируются три подхода в определении причинной связи: теория необходимого условия (conditio sine gua non), адекватной причинности и неравноценности условий.

Наибольшее число сторонников среди криминалистов получила теория необходимого условия, появление которой связывается с привнесением учения Гоббса (приверженца механистического понимания причинности) в уголовное право немецким юристом Бури. Отправным в теории является утверждение, что каждое из условий в равной степени должно рассматриваться в качестве причины преступного результата, ибо “для последствия, возникшего из совокупного (разрядка наша – З.С.) действия различных сил, всякая отдельная сила есть conditio sine gua non, а поэтому всякая отдельная сила, в том числе и действие человека, хотя бы изолированное от других оно и не могло произвести последствия, должна быть признана ответственною за последствие в полном объеме ввиду его неделимости”. В настоящее время, пожалуй, общепризнанным является выдвинутое Бури положение, согласно которому поведение человека признается причиной наступившего результата, если оно явилось необходимым условием его наступления.

Теория conditio sine gua non предлагает свой метод установления деяния лица как необходимого условия наступления результата. Делается это при помощи метода мысленного исключения (или гипотетического элиминирования). Для этого из всех предшествующих наступлению результата условий мысленно исключается то действие, которое предполагается в качестве причины наступившего преступного результата. Если при таком исключении оказывается, что без этого действия последствие не наступало бы либо наступило в иное время или ином виде, то делается вывод, что именно это действие и было необходимым условием интересующего нас результата, т.е. его причиной. В этом случае вопрос о наличии причинной связи по мысли теории считается решенным.

В правовой литературе отмечается, что с течением времени теория перестала удовлетворять как теоретиков, так и практиков. Однако думается, что эта теория в своем изначальном виде не была способна разрешать такие ситуации, которые отличаются сложным процессом причинения. Концепция необходимого условия не определяет четких критериев, очерчивающих и ограничивающих круг совокупно действующих сил. Не случайно порок концепции усматривают в том, что на ее основе можно было решать вопрос об ответственности за очень далеко идущие (самые отдаленные) последствия совершенного лицом деяния.

Нельзя согласиться, по нашему мнению, с критикой теории относительно тезиса о равноценности или эквивалентности условий. Действительно, все необходимые условия имеют равноценное казуальное значение, но в том смысле, что каждое из них содействует и способствует наступлению результата. Правильно замечает Бури, что «нужно отказаться от принципа делимости последствия и признать, что каждая сила, независимо от того, каким образом она была действенна, причиняет все последствие в целом» , поскольку, не будь хотя бы одного из условий, не будет в целом результата. Однако из этого постулата вовсе не следует, что одно из необходимых условий не отличается от другого по степени причинения в конкретных условиях места, времени и обстановки.

Не случайно, что теория необходимого условия находит своих последовательных сторонников и на рубеже третьего тысячелетия. Так, во втором в отечественной науке XX века монографического уровня исследовании, специально посвященном причиной связи в уголовном праве, утверждается, что теория необходимого условия наиболее полно отражает объективный и всеобщий характер причинной связи, в большей степени, чем иные теории соответствует принятому в философии и юриспруденции определению причины, позволяет привлекать к уголовной ответственности лиц, в какой бы отдаленной связи с последствиями ни находилось их деяние: соучастников, посредственных причинителей и предлагается, таким образом, правоприменителю. Автор отмечает любопытную связь: те исследователи, которые глубоко занимались проблемой причинной связи – М. Бури, Н. Д. Сергиевский, Г. Е. Колоколов, Т. В. Церетели, Г. В. Тимейко, И. А. Ребане, М. И. Ковалев (при применении причинности в соучастии) ? так или иначе пришли к выводам теории необходимого условия.

Однако значение теории conditio sine gua non видится в том, что она закладывает основы для причинного анализа в уголовном праве, но не более того. Приемы установления причинности, предлагаемые этой теорией, поскольку представляют собой логическую операцию, дают вероятностное заключение о наличии или отсутствии казуальной зависимости. Концепция необходимого условия направлена всего лишь на получение предположения о наличии или отсутствии каузального отношения, которое нуждается в дальнейшем уточнении с учетом уголовно-правовой специфики причинения.

Между тем сторонники этой теории, не признавая ее ограниченности, предлагали корректив виновности, поскольку, действительно, на практике расширение пределов ответственности могут быть компенсированы требованием вины как необходимого условия уголовной ответственности. Приверженцы теории conditio sine gua non, утверждая, что “вопрос о наличии причинной связи должен быть строго отделен от вопроса о наличии вины” , вместе с тем полагали, что “вопрос о причинности разрешается весьма просто …в разрешении другого вопроса: при каком отклонении причинности действительной от намеченной преступником результат все же вменим ему в умысел? Этот вопрос принадлежит к субъективной стороне деяния и получает более ясное и вместе краткое разрешение”.

Подобный подход представляется методологически упречным в силу постановки успешности разрешения одной проблемы в зависимость от решения другого совершенно самостоятельного вопроса. Вследствие чего обстоятельной критике данная теория подверглась, прежде всего, со стороны цивилистов, поскольку, как известно, в гражданском праве, допускается и безвиновная ответственность, например, при обязательствах из причинения вреда источником повышенной опасности.

В конце XIX века появляется новая теория– адекватной причинной связи. Она получает распространение среди цивилистов. Эта теория признает причинность логической категорией, и в этом смысле философской основой концепции являлось ее идеалистическое понимание. Так, немецкий юрист адекватист Липман заявлял, что причинное отношение лежит не в вещах, а является синтезом нашего сознания, рассудочным понятием, благодаря которому мы мыслим одно явление как необходимо связанное с другим.

Таким образом, сторонники данной теории трактуют причинность как категорию, порожденную нашим сознанием, как известную привычку, ожидание и уверенность в наступлении ожидаемого. С этих позиций вполне справедливо выделяется конкретная причинность, отражающая конкретное течение событий, которое, строго говоря, уникально, а каждое из ее условий необходимо. Конструируется понятие абстрактной причинности посредством абстрагирования от особенностей конкретного причинения и выявления и обобщения условий, которые не только в данном конкретном случае, а обычно (вообще, в принципе, всегда) приводят именно к конкретному результату. Соответственно причиной вредного результата признаются только такие действия лица, которые могли рассматриваться как типичные, общепризнанные по отношению к человеческому опыту, адекватные для наступивших последствий.

В зависимости от того, чей опыт должен учитываться при анализе причинности, выделялись две разновидности этой теории – объективная и субъективная. Представители объективной теории считали, что оценка типичности поведения человека для наступивших последствий должна даваться судом “опытнейшего и проницательного из людей” (Трегер), “судьи” (Рюмелин), “всякого благоразумного человека” (Тон), представители же субъективного направления этой теории исходили из того, что такая оценка должна основываться на представлениях самого действовавшего (Крис).

В правовой литературе теория адекватной причинности подверглась критике. В частности утверждается, что о типичной причине можно говорить лишь в абстракции. В реальной же действительности вопрос ставиться не в плоскости типичности или нетипичности причины, а в решении вопроса о том, есть она, причинная связь, или нет и судью мало должна интересовать ее типичность. С подобными рассуждениями можно согласиться лишь отчасти. Очевидно, что целью причинного анализа в уголовном праве является решение вопроса о наличии или отсутствии причинной связи. Но вместе с тем нельзя отрицать и то, что разрешение данного вопроса в рамках уголовного дела представляет собой не что иное, как субъективное понимание исследователя о характере взаимозависимостей. И поскольку он дает причинное объяснение уже произошедших событий, постольку он вынужден обращаться к “всеобщему опыту” и таким образом строить свои предположения. Только путем сопоставления фактов конкретного дела и знания предшествующей практики, т.е. заключения о типичности причинной связи, возможны рассуждения о степени вероятности наступления вредных последствий. Иначе, при ограничении любого исследования только конкретными фактами, заметим, уже наступившими вывод будет очевиден: течение событий и наступление вредных последствий представляется неизбежным.

Критика данной теории уместна в указании размытости критериев для ее применения на практике. В правовой литературе отмечалось, что ее коррективы – в общей формуле – “справедливость” и “соответствие правовому чувству” являются слишком субъективными и неопределенными. Если в гражданском праве подобный подход вполне приемлем в силу специфики правового регулирования, то в уголовном праве недопустим.

Дело даже не в том, что эта теория представляет лазейку для преступников, избирающих хитрые, нетипичные способы достижения преступной цели. Например, ситуацию, нередко приводимую в русле критики теории, когда потерпевшему с врожденным утончением сосудов головного мозга (или перенесшему черепно-мозговую травму) наносят легкий удар по голове, оказавшийся достаточным для наступления смерти, представляют неразрешимой с позиций теории адекватной причинной связи. Трудность видят в том, что при имеющейся причинности, адекватист, учитывая нетипичность наступления смерти, ответит отрицательно на вопрос о наличии каузальной связи. Однако следует задаться вопросом: “Насколько результат не соответствует легкому удару и неадекватен ему, если иметь в виду опыт подобных причинных отношений, звеньями в которых являются аналогичная особенность организма, легкое воздействие со стороны лица и наступление смерти?” Этот вопрос из аналогичного ряда: “Насколько нетипичным является смена премьер-министров в период, когда функции Президента РФ исполнял Б. Н. Ельцин?”. При условии корректирования уровней познания ответы могут быть найдены, а трудности, думается, вполне разрешимы.

Адекватная теория причинности оказывается беспомощной при решении вопросов ответственных отношений в условиях ускоренного развития науки и техники, продуцирующих неведомые ранее опасности. Однако вряд ли можно согласится с утверждением, что ненаучный характер этой теории уже давно не вызывает сомнений , ибо теория адекватной причинности в развитие правила conditio sine gua non проводит различие между необходимыми и случайными условиями, признавая причиной вредных последствий лишь те деяния, которые закономерно их вызвали.

Одной из наиболее удачных, на наш взгляд, попыток решения проблемы и по справедливому замечанию В. А. Номоконова рациональными видятся положения, лежащие в основе теории “неравноценности условий”. Эта концепция также исходила из необходимости ограничить рамки теории эквивалентности, но с иных методологических подходов, получивших разные вариации в трудах немецких криминалистов К. Биркмейера, К. Биндинга, российских ученых Н. С. Таганцева, С. В. Познышева, В. Н. Кудрявцева, Т. В. Церетели (впоследствии она призналась, что шла по неверному пути), Н. Ф. Кузнецовой и др. В основе теории “неравноценности условий” лежит идея о различии взаимодействующих факторов, приведших в процессе причинения к вредному результату, среди которых деяние лица принципиально отличается от иных условий.

Так, согласно теории К. Биркмейера о “наиболее действенном условии” под причиной следует понимать то из условий наступления последствия, которое больше, чем другие, повлияло на наступление соответствующего последствия. Биркмейер в своих рассуждениях основывается на философию Д.С. Милля, который, в частности, отрицал научное обоснование в различиях причин и условий . Имея в виду его мысль о том, что выбор причины из совокупности необходимых и достаточных условий явления определяет конкретная цель исследования, Биркмейер признает причиной в уголовно-правовом смысле то из условий, которое явилось “наиболее действенным” в наступлении преступного последствия. Он указывает, что “практическая потребность требует выделить некоторые условия в качестве причин, а природа вещей предписывает признавать эти выделенные условия как наиболее действенные”. В конечном итоге для отделения “наиболее действенных” условий от “менее действенных Биркмейер предлагает руководствоваться здравым человеческим смыслом или “вульгарным” понятием причины, которое используется в повседневной жизни. Предлагаемый Биркмейером прием (его ссылка на здравый рассудок) не нов и не решает вопроса, что очевидно. Однако в остальной части лежащих в основе рассуждений, полагаем, следует согласится с Биркмейером.

Представляет несомненный интерес концепция Н. С. Таганцева. Он рассматривает причину в условном, житейском смысле, подчеркивая, что его учение отлично от двух основных направлений по проблеме каузальности в уголовном праве: субъективного, отождествляющего понятие причинности и виновности и направления, пытающегося разрешить вопрос о причинной связи на основании объективных условий, независимых от виновности. Подобный подход подвергся в литературе критике, в частности, утверждается, что “отказ от абстрактного понятия причины и сведение его к условно-житейскому уровню влечет за собой методологический порок…: вместо рассмотрения причинной связи … выясняется, чтo является причиной последствий, – существенная разница!” . Замечание справедливое, но лишь отчасти, если иметь в виду процесс установления каузальной связи в уголовном праве, который можно свести к следующим стадиям: а) выявление элементов причинной цепи; б) установление среди них искомого деяния (при использовании, в частности, метода мысленного исключения); в) определение деяния как юридически значимой причины; г) соотнесение деяния лица с иными юридически значимыми обстоятельствами (привходящими силами) в процессе причинения ими вредного результата; д) вывод о наличии или отсутствии причинной связи. Действительно, ограничение решения вопроса каузальных объяснений лишь установлением деяния лица в качестве причины преступных последствий означает неполный анализ причинных отношений. Что, в частности, влечет отказ от научного обоснования ответственности за результат, наступивший из-за случайных событий. Однако, вместе с тем, нельзя согласится с позицией Е. В. Благова и Е. А. Мотовиловкера, согласно которой для уголовного права безразлично, было деяние причиной результата; для него важно лишь то, включено ли деяние в причинную связь с данным результатом. Исходя из этих посылок, авторы, при решении вопроса, предлагают в качестве критерия определять, является ли некоторое деяние условием, необходимым для наступления известного результата, ратуя таким образом за теорию необходимого условия. Предложение заманчивое, но, как указывалось, не разрешающее проблему.

Согласно воззрениям Таганцева причинность устанавливается применительно к каждому конкретному случаю. Основываясь на “…различии того отношения, в котором стоят действия человека к другим, совпадающим с ними или присоединяющимся к ним силам, совместное действие которых обусловило наступление преступного результата”, он признает причиной поведение человека только в том случае, когда оно “настолько облегчило успех присоединившихся сил, что их независимость является мнимой, а не действительной” . В развитие идеи он выделяет четыре возможные ситуации, подразделяя их в зависимости от того, как привходящие силы соотносятся с деятельностью виновного:

1.      самая простейшая, когда лицо возбудило либо вызвало присоединившуюся силу – в этих случаях действующий всегда отвечает за последствия;

2.      случаи, когда деятельность лица не провоцировало возникновение действующих сил, но дало уже действующим силам такое направление, которое вызвало наступление преступного последствия – к ответственности лицо привлекается так же, как и в первом случае;

3.      события, когда присоединяющаяся сила не была вызвана или направлена виновным, а возникла, существовала и действовала независимо от его поступка; при этом безразлично, изменило ли это самостоятельно приведшая сила направление, данное действовавшим силам, или она только ускорила, предвосхитила результат – при этих условиях результат не может быть вменен первоначально действовавшему;

4.      случаи, представляющие, несомненно, особую сложность установления причинной связи, когда присоединившаяся сила возникла самостоятельно и не была далее направлена виновным, но первоначальная деятельность виновного облегчила успешность действия привходящей силы, иначе говоря, создала условия наступления вредного результата. Таганцев не нашел разрешения этой ситуации, которое удовлетворило бы практика, нуждающегося в конкретных установлениях. Он обозначил путь к разрешению, указав, что самостоятельный характер привходящей силы, как скоро привходящие силы возникли и действовали самостоятельно дает основания признать прекращение возникавшей причинной связи, а с другой стороны, если результат был обусловлен первоначальным действием, действие виновного, то этот результат есть следствие первоначального действия .

Известный интерес представляет теория К. Биндинга “об изменении равновесия между способствующими и препятствующими условиями”. По его мнению, развитие явлений происходит в результате борьбы, которую ведут между собой силы, содействующие наступлению результата, и силы, препятствующие его осуществлению. Обычно эти силы уравновешивают друг друга и находятся в состоянии покоя. Движение и развитие происходит вследствие нарушения указанного равновесия из-за вмешательства извне явления, дающего перевес способствующим наступлению результата условиям над препятствующими его наступлению. Причинами по Биндингу являются позитивные условия (но не последний фактор) в их перевесе над негативными, и, соответственно, действие человека считается причиной тогда, когда оно способствует содействующим результату условиям, либо ослабляет противодействующие ему условия, тем самым, давая перевес содействующим условиям. Возможно взгляды Биндинга получили бы большее признание, если он развернуто применил свои положения к конкретным видам преступлений.

Развитие проблемы причинности в отечественной уголовно-правовой науке советского периода проходит через два относительно самостоятельных этапа. На первом отрезке, разработка вопроса в целом ведется в рамках, освещенных выше концепций причинной связи и связывается с принадлежностью авторов к тому или иному течению (подавляющее большинство придерживалось теории conditio sine gua non). Так, Э. Я. Немировский в развитие идей Н. Д. Сергиевского обосновывает теорию необходимого условия , схожую позицию отстаивали А. А. Пионтковский , А. Н. Трайнин , С. В. Познышев излагает свою теорию о разграничении причин и условий . Второй этап связывается с обоснованием “собственных” теорий, основывающихся на принципах диалектического материализма при постулировании единственно верного понимания марксистско-ленинской философией категории причинной связи. Проблема решается посредством определения причинности через раскрытие философских понятий необходимости и случайности, возможности и действительности, реальной возможности и др. Впрочем, отстаивались концепции, не получившие распространения, построенные на специальном, юридическом понимании причинности.

Первой развернутой теорией причинности в науке советского уголовного права была теория, которая в качестве объективной предпосылки ответственности привлекала диалектические категории необходимости и случайности. Она получила название теория “необходимого причинения” и, пожалуй, наибольшее распространение в отечественной уголовной науке . Согласно философской трактовке категории случайность и необходимость имеют качественное различие между собой, которое, по мнению сторонников теории “необходимого причинения” является основой решения всей проблемы причинности в праве.

Так, А. А. Пионтковский писал: “Необходимое последствие есть проявление закономерности развития данного явления, оно внутренне ему присуще. Случайное последствие закономерно не вытекает из данного явления, хотя оно само причинно обусловлено. Оно наступает потому, что в своем развитии данная закономерность переплетается с действием других посторонних для нее обстоятельств. Случайные последствия возникают под влиянием воздействия другой цепи причинности, оказавшей влияние на развитие рассматриваемых событий”. И, соответственно, он полагал, что “вопрос об ответственности за наступившие последствия может быть поставлен и положительно решен лишь тогда, когда эти последствия были необходимыми, закономерными (разрядка наша – З.С.) последствиями совершенного лицом действия, имели в нем свое основание” . В свою очередь, определение причинения как необходимого проводилось при использовании критерия объективной реальной возможности, закономерности наступления вредных последствий как результата поведения человека. При этом реальная возможность наступления определенного последствия понималась как возможность дальнейшего развития событий под влиянием совершенного действия в соответствии с закономерностью внешнего мира. В развитие этой мысли указывалось, что необходимыми последствиями являются те, которые были внутренне присущи данному действию в конкретных условиях его совершения, а случайными – те, которые в этой конкретной обстановке не вызывались закономерным развитием событий, не были внутренне присущи совершенному действию. У читателя возникает вполне резонный вопрос: “Как следует проводить различие между внутренне присущими данному действию последствиями и теми, которые не были в конкретных условиях причинения внутренне присущи искомому действию?” Четкий, конкретный ответ на поставленный вопрос, пожалуй, разрешил бы в целом проблему. Однако теория “необходимого причинения”, в принципе, правильно указывая на то, что проблема каузальных объяснений разрешается путем конкретного рассмотрения существующей взаимозависимости соответствующих явлений, тем не менее, “решает” вопрос в своем окончательном виде посредством приведения иллюстративных примеров. В приводимом варианте логика рассуждений сторонников концепции “необходимого причинения”, по нашему убеждению, методологически безупречна, равно, как и аналогичный, по сути, путь решения проблемы адекватной теорией причинной связи. В этой части мы вполне солидарны с авторами, отмечающими, что внимательное изучение аргументов адекватистов приводит к выводу, что концепция “необходимого причинения” является отечественным аналогом теории адекватной причинности”.

Другое дело, приверженцы адекватной теории каузальности открыто предлагали пусть и субъективные и размытые, но критерии для практического применения, например, “соответствие справедливости” и т.п. В то время как сторонники теории “необходимого причинения” критериев приемлемых для практических работников, на наш взгляд, не выработали. Не случайными в этой связи видятся результаты обобщения Т.В. Церетели опыта правоприменителей, которая замечала, что существующая долгие годы и имеющая многочисленных сторонников среди криминалистов и цивилистов теория «необходимого причинения» не нашла отражения в судебной практике. Нельзя привести ни одного приговора, который основывал бы рассмотрение причинной связи между действием преступника и наступившими общественно опасным последствием на этой теории.

Рассмотренные выше положения концепции “неравноценности условий” Н. С. Таганцева были поддержаны и развиты В. Н. Кудрявцевым, но с иных позиций, посредством категорий диалектического материализма и получили название концепции “реальной возможности”. Так, он, справедливо указывая, что присоединение других независимых сил обычно является случайностью для действий первого обвиняемого, как нам видится, необоснованно по этому поводу упрекает Таганцева. Задаваясь вопросом: всегда ли исключается ответственность лица, создавшего условия (разрядка наша – З.С.) для наступления вредных последствий, если эти последствия наступили в результате вмешательства случайных событий? ? Кудрявцев говорит, ? по Таганцеву получается, что всегда . Действительно, современное законодательство, судебная практика и теория уголовного права занимают несколько иную позицию. Однако Таганцев в своих рассуждениях не использует категорий необходимости и случайности, не анализирует собственно случайные события (в трактовке, предлагаемой Кудрявцевым). Он, утверждая, что причинную связь следует устанавливать только по обстоятельствам каждого отдельного случая, рассматривает привходящие силы либо как обусловленные первоначальной деятельностью, либо как возникшие и действующие самостоятельно, независимо от первоначальной деятельности.

Тем не менее, Кудрявцев идет дальше Таганцева и в плане критики теории “необходимого причинения” замечает, что суд, рассматривающий конкретные ситуации, непосредственно имеет дело со случайными явлениями, в которых проявляются общие закономерности, оцениваемые законодателем при построении уголовно-правовой нормы. Он указывает, что причинная связь между действием или бездействием обвиняемого и наступившими преступными последствиями может быть признана элементом состава преступления в конкретном уголовном деле лишь в том случае, если она развивалась в следующих пределах: от создания реальной возможности наступления вреда до ее претворения в действительность. Для этого причинность должна отвечать требованиям двух родов: общим и специальным. Общие требования касаются трех моментов: 1) характера действия, служащего причиной; 2) характера последствия; 3) степени протяженности связи между действиями и последствием (степени отдаленности действия от последствия). Согласно специальным требованиям причинность должна состоять из таких “звеньев” и включать такие “привходящие силы”, которые соответствуют смыслу данной уголовно-правовой нормы и, следовательно, являются в данном случае конкретным выражением той общей закономерности, которая лежала в основе создания этой нормы, учитывалась законодателем при установлении уголовной ответственности за данное преступление. При анализе “проблемных” ситуаций, как мы указывали, характеризующихся сложным причинением, Кудрявцев в своей более ранней работе определяет следующие пределы ответственности: чем большей самостоятельностью обладают привходящие силы, вмешавшиеся в развитие причинной связи, тем более узкими являются рамки ответственности лица, создавшего условия для наступления вредных последствий, и, наоборот, ответственность лица за создание указанных условий тем шире, чем более закономерный характер носит действие привходящих сил. В обоснование своих выводов он ограничивается приведением примеров конкретных уголовных дел. . В развитие этих положений Кудрявцев выдвигает идею привлечения к уголовной ответственности лица за наступившие последствия только тогда, когда оно имело специальную обязанность предотвратить их наступление. Эта обязанность, может вытекать из закона или подзаконного акта, профессиональных обязанностей или из предшествовавшего поведения виновного. Соответственно, по мысли Кудрявцева, если такой обязанности не было, то нет оснований для привлечения к уголовной ответственности.

Однако данный подход видится не безупречным. Причинность может отсутствовать в тех ситуациях, когда неисполнение возложенной на лицо обязанности хотя и обусловило, но в незначительной степени наступление вредного результата. При этом возникает два уровня отношений: 1) на уровне общего – невыполнение обязанности, исполнение которой исключает с известной степенью закономерности наступление общественно опасных последствий и 2) на уровне единичного – невыполнение обязанности, в результате которого причинение вредного результата происходит с малой степенью вероятности. В этой связи А. А. Тер-Акопов замечает, что нельзя допушенное нарушение признавать причиной последствия только потому, что оно есть и за ним последовало общественно опасное последствие. Таким образом, думается, что невыполнение лицом возложенных обязанностей может быть признано причиной лишь при условии, если в конкретной ситуации существует более или менее высокая степень вероятности наступления вреда в результате подобного нарушения.

Относительно самостоятельной теорией является концепция возможности и действительности, использующая тот же критерий реальной возможности. Один из ее сторонников, В. Д. Филимонов, основываясь на анализе существующих воззрений на проблему причинности, отмечает, что складывается впечатление – в настоящее время “реальная возможность” как критерий выделения юридически значимых причинных связей получил общее признание. Это обстоятельство, по его мнению, можно считать наиболее важным итогом многолетней дискуссии по проблеме причинной связи в теории советского уголовного права . С этим выводом не согласен В. Б. Малинин, которому вполне правильно он представляется преждевременным .

Однако при всей незавершенности выводов обозначенной теории аргументация в решении проблемы каузальности видится заслуживающей внимания. При исследовании причинной связи, согласно убеждениям ее приверженцев, необходимо учитывать то, что всякое событие, в том числе и преступный результат, вызревает в причине как реальная возможность, т. е. обнаруживается наличие объективных оснований, которые при благоприятных условиях воплотятся в действительность с относительной необходимостью, а иногда и с неизбежностью. Возможность, указывают – это, разумеется, не действительность. Для ее реализации требуется целый ряд благоприятных условий, в частности, целенаправленная деятельность людей. Немаловажную роль при этом играют и случайности. Очень часто преступными действиями субъекта создаются несколько возможностей, однородных по своей сути, но превращается в действительность одна. В этом случае окончательный выбор могла сделать и случайность. Но она – случайность – была лишь одной из нескольких форм воплощения ряда возможностей.

Реальная возможность наступления вредных последствий является не только субъективным предположением о ходе развития возможных событий. Она носит, говорится, и объективный характер, поскольку реальная возможность создает такую ситуацию, при которой определенное явление но своим объективным качествам в определенной обстановке закономерно порождает другое явление.

Однако, думается, что рассмотренная теория, как и любая иная, использующая исключительно философские категории, не конкретизирует и не в состоянии разрешить проблему причинности в праве. В этом вопросе следует с теми авторами, которые указывают, что категории диалектики не могут быть разъяснены одна через другую. Находясь на высоком уровне абстракции, они взаимно дополняют друг друга, отражая различные стороны того общего, что присуще всей окружающей материи, любой форме ее движения. Таким образом, при анализе причинности посредством иных философских категорий, можно до бесконечности переходить от одной категории к другой в соответствии с логикой их взаимосвязи, оставаясь на том же высоком уровне абстракции, и, следовательно, ни на шаг не продвигаясь вперед на пути к решению конкретного вопроса установления причинной связи в праве.

Самостоятельную теорию выдвинул А. Н. Трайнин, согласно которой проблему причинной связи вправе следует разрешать на основе различения “степеней причинения”. Так, он определял, что в соответствии с различением главных и второстепенных причин необходимо признать, что причинность имеет свои градации. Отсюда следовало, согласно его логике, что в сфере уголовного права причинение как элемент состава преступления может быть, подобно другим элементам состава, различной степени, может быть главным и второстепенным, большим и меньшим. Трайнин, говорил, что действие лица, образовавшим главную причину общественно-опасного результата, при прочих равных условиях должно влечь за собой большую уголовную ответственность, чем действие лица, игравшего второстепенную роль в причинении этого результата. Следовательно, не только степень вины, но и степень причинения по его убеждению определяют степень общественной опасности, и, следовательно, меру уголовной ответственности. Он указывал, что с особой четкостью в законе и на практике положение степени причинения выступает при определении ответственности соучастников, отмечает, что степень причинения имеет место и при совершении преступления одним лицом . Однако в своих теоретических рассуждениях Трайнин не дает критерии, методы определения градаций причинения, вследствие чего его точка зрения не нашла в уголовном праве своего дальнейшего развития при несомненной рациональности выдвинутого подхода.

Собственно анализ судебной практики показывает, что получила признание и широко используется правоприменителем концепция “непосредственной причины”. Как отмечает В. Б. Малинин: эта теория является любимой теорий практических работников, а Верховный Суд РФ вслед за Верховным Судом СССР в подавляющем большинстве случаев применяет данную теорию. В отечественной правовой науке, между тем теория “непосредственной причины” не получила распространения. Существующая ее интерпретация, согласно которой юридически значимой причиной выступает только то деяние, которое непосредственно предшествует общественно опасному последствию, разумеется, не выдерживает критики, поскольку подобный подход зачастую является чрезмерно упрощенным. Как указывал Н. С. Таганцев, “человеческое действие может быть за малым исключением такой причиной только при наличности других условий, при содействии других привходящих сил”.

Явная методологическая упречность этой теории в плане установления причинности тем более удивительна в свете ее широкого применения на практике. Однако, по нашему мнению, противоречие между философским пониманием каузальности как непосредственной связи причины и следствия и сложным, в большинстве случаев опосредованным причинением, явствующих из конкретных криминальных ситуаций, представляется надуманной. Данный вывод, полагаем, очевиден исходя из того, что именно материалы судебной практики в их систематизированном и обобщенном виде являются, по общему признанию, основой решения вопроса о причинной связи в уголовном праве. Другое дело, что до настоящего времени наука уголовного права не предложила практическим работникам цельную концепцию причинности, основанную на базе философии и эмпирическом судебно-следственном материале. В связи с чем, отметим перспективность дальнейшего изучения теории “непосредственной причинной связи” в свете философских положений о системной причине и необходимости определения собственно правовых приемов установления каузальности.

Многообразие воззрений на проблему обусловливает необходимость в их систематизации. Полагаем, что при учете принципов, лежащих в основе предлагаемых решений, возможны следующие классификации учений о причинной связи :

1.      В зависимости от используемых приемов при анализе каузальности:

·        теории, решающие по существу вопрос причинности посредством логико-философских категорий (теория “необходимого условия”, теория Н. С. Таганцева, теория “необходимого причинения”, теория “реальной возможности”, теория “вероятностной причинной связи” и др.);

·        теории, предлагающие на основе понятия причинной связи юридические признаки причинности (теория причинения Н. Д. Сергиевского (и аналогичные вариации), адекватная теория причинности, теория “непосредственной причины”, теория К. Биркмейера о “наиболее действенном условии”, теория степеней причинения А. Н. Трайнина и др.).

·        подходы, отрицающие необходимость научного анализа проблемы причинной связи, предоставляющие практикам решать этот вопрос “по доброй совести” (строго говоря, подобные воззрения лежат вне предлагаемой классификации и, по сути, неприемлемы);

2.      В зависимости от соотношения используемых объективных (причинности) и субъективных (виновности) критериев при анализе состава правонарушения:

·        теории, определяющие разрешение вопроса причинности через виновность (теория “необходимого условия” в различных ее вариантах);

·        теории, решающие проблему каузальности на основании объективных, не зависимых от виновности условий (адекватная теория причинности, теория “непосредственной причины”, теории неравноценности условий и др.).

3.      В зависимости от направленности проводимых исследований:

·        теории, устанавливающие причину вредного результата (теория “непосредственной причины”, теории неравноценности условий, концепции, основанные на диалектическом материализме, теория степеней причинения А. Н. Трайнина и др.);

·        теории, определяющие причинное отношение между деянием и последствием (теория “необходимого условия”, теория адекватной причинности).

Подобный подход в исследовании теоретических основ проблемы позволяет выявить типичные ошибки, упущения в исследовании вопроса причинных объяснений сторонниками концепций той или иной группы, а также указывает на неверные, по нашему убеждению, направления в исследовании проблемы. С другой стороны, способствует вычленению тех методологических приемов причинного анализа и положений, которые получили признание у известного большинства исследователей, несмотря на всю полярность мнений.

Оценка в целом исследованных концепций позволяет выдвинуть предположение, согласно которому, думается, авторами предлагаются, во всяком случае, три ошибочных, упречных направления в анализе причинности (указанные в пунктах “а” каждой классификационной группы). Известные расхождения между сторонниками той или иной концепции, как видно из приведенной систематизации, при детальном анализе вовсе не влекут непримиримость их позиций. Наоборот, те приверженцы, имеющие неодинаковые подходы в разрешении проблемы, оказываются во взглядах на отдельные стороны вопроса ближе, чем их сторонники.

Источник: http://www.law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1118842