«Ответы на вопросы по правоохранительным органам»

Квазисубъектное образование в гражданском праве /

Любимов, Ю. С. 2000

 

Современная цивилистическая наука уверенно выделяет в понятии о субъекте гражданского права две равновеликие категории: физическое лицо и юридическое лицо. Традиция рассматривать человека, с одной стороны, и производные формы субъекта гражданских правоотношений — с другой, на одном понятийном уровне, закреплена и в Гражданском кодексе РФ (далее — ГК). В составе подраздела 2 раздела 1 («Общие положения») ГК, который именуется «Лица», законодатель выделил главы о физических и юридических лицах, а также упомянул об «участии Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований в отношениях, регули­руемых гражданским законодательством».

Проблема юридического лица является одной из самых изученных и вместе с тем — самых дискуссионных в литературе. Почти каждый маститый ученый пытался дать этому феномену собственное объяснение.

В пылу доктринальных баталий оказался, однако, забытым тот факт, что еще в начале нашего столетия термина «юридическое лицо» не существовало. В юридической литературе употреблялся похожий термин — «юридическая личность», который обозначал свойство известной группы лиц или обособлен­ного имущества выступать в обороте в качестве субъекта права. Подчеркнем: юридическая личность — свойство общности быть признанной право­порядком в качестве субъекта права, а не разновидность субъекта права. Постепенно те общности, которые традиционно наделялись законодателем юридической личностью, т. е. признавались субъектом гражданских отно­шений — а это, как правило, торговые товарищества и общества, а также учреждения, стали называться «юридическими лицами», и термин настолько прочно закрепился в позитивном праве, что о его предшественнике — понятии «юридическая личность» — постепенно забыли.

С точки зрения современной литературы юридическое лицо предстает в различных «организационно-правовых формах», перечень которых закреплен в законе. Система сложившихся в новейшей доктрине представлений о природе юридического лица и, в частности, убежденность юриста наших дней в том, что субъект права бывает либо физическим, либо юридическим лицом, предопределяют «автоматическое» решение тех вопросов, которые на самом деле требуют серьезного осмысления. Например, сейчас едва ли кто-нибудь будет обсуждать вопрос, является ли акционерное общество юридическим лицом. Между тем эта проблема была одной из центральных тем корпо­ративного права на рубеже веков. Другой пример. ГК различает определенное число организационно-правовых форм коммерческих организаций. Мы не задумываемся, почему этот перечень выглядит так, а не иначе и какими мотивами руководствовался законодатель, разрабатывая конструкцию каждого типа объединений именно так, как она закреплена в законе.

О соотношении понятий «юридическое лицо» и «юридическая личность» следует задуматься и еще по одной причине. История гражданского права наглядно показала, что строй признанных правом полноправными субъектами лиц исторически изменчив. Те объединения, которые еще вчера не были субъектами права («юридическими лицами»), сегодня становятся ими, и наоборот, отдельные типы общностей теряют правосубъектность. Например, еще в прошлом веке германское законодательство признавало юридическим лицом семью и, напротив, почти повсеместно не обладали собственной правосубъектностью профсоюзы и другие общественные объединения. Некоторые же правопорядки признавали субъектами права такие «экзоти­ческие» разновидности лиц, как лежачее наследство (hereditas jacens) и государственная должность.

Даже новейшая российская история дает интересные примеры того, как объединения получали и теряли правосубъектность вслед за изменением законодательства. Речь идет о полном товариществе, которое в соответствии с п. 3 ст. 9 Закона РСФСР «О предприятиях и предпринимательской деятель­ности»¹ не являлось юридическим лицом, однако стало им по новому ГК.

Постараемся раскрыть в настоящей статье истоки и сущность динамизма системы юридических лиц. В этой связи целесообразно остановиться на центральных положениях.

Разделение всех субъектов гражданского права на физические и юридические лица едва ли оправданно. Целесообразнее было бы говорить о физических лицах и об общностях, наделенных юридической личностью, т. е. признанных государством субъектами права. Юридическое лицо — это не вид субъекта права, а свойство группы лиц или определенного имущества выступать в обороте в качестве самостоятельного субъекта правоотношений. Соответственно существуют и общности, которые этим свойством не обладают.

С учетом сказанного строй субъектов гражданского права (за исключе­нием государственных образований, которых мы не касаемся) в наиболее схематичной форме представляется следующим.

В основании системы субъектов находится человек — естественный субъект права. Об особой роли человека в системе субъектов будет сказано ниже более подробно. Все остальные субъекты представляют собой либо общности, союзы людей, либо определенным образом обособленные имущества. Это производные (от человека) образования. Названные общности лиц или имуществ могут быть или признаны, или не признаны законодателем в качестве субъектов гражданского права, т. е. они либо обладают, либо не обладают юридической личностью.

В первом случае производные образования участвуют в обороте, используя собственную правосубъектность, и являются полноценными (хотя и производными) субъектами права. В современном российском праве это, например, хозяйственные общества и товарищества.

Во втором случае производные образования участвуют в обороте, используя правосубъектность своих отдельных участников (так происходит, например, в простом товариществе). Субъектами права подобные общности не являются. Однако полностью игнорировать правовую связь, существующую между участниками этих объединений, нельзя. Союзы, которые не являются субъектами права лишь в силу их непризнания таковыми законодателем, — это субъекты «в потенции». В иной исторический период или в другой правовой системе такие объединения могут получить собственную право­субъектность и попасть в число «юридических лиц». Указанные общности, которые отличаются от естественного субъекта права — человека, и не признаны законодателем носителями собственной правосубъектности, мы будем именовать «квазисубъектами». Квазисубъектные образования, таким образом, — это союзы, которые по ряду сущностных признаков способны к вхождению в строй юридических лиц, но в силу субъективного фактора (воли законодателя) на данном этапе и в данной правовой системе не признаны субъектом права.

Понятие о производном лице впервые появилось в римском праве. Для обоснования этой конструкции римская доктрина использовала весьма любопытную теорию о «цели» участия субъекта в обороте.

Строго говоря, этика и здравый смысл позволяют считать единственным субъектом права человека. Право, утверждают римские источники, существует для человека, который и является действительным и естественным его субъектом: hominum causa omne ius constitutum est.² Гражданские права принадлежат людям, предназначены для людей, и распоряжение этими правами осуществляется по их собственному усмотрению, «человек опре­деляет по произволу цели, для которых должны служить его имущественные права»³.

Человек как естественный субъект права реализует посредством участия в обороте свои цели, т. е. удовлетворяет потребительские и иные потребности. По своему масштабу и по объему необходимых для их реализации ресурсов цели бывают различными. Часть своих целей человек способен удовлетворить лично. Таково большинство реализуемых индивидуумом целей: приобретение пищи и предметов обихода, реализация продукции, приобретение взаймы средств. Существуют, однако, и такие цели, которые, хотя и исходят из человеческих потребностей, не могут быть осуществлены одним физическим лицом, они, по выражению Ю. Барона, «обширнее целей отдельного лица».⁴ Источник существования целей, реализация которых недоступна отдельному лицу, состоит в ограниченности человеческих возможностей. Эта ограни­ченность проявляет себя с двух сторон.

Во-первых, имущественное состояние любого человека имеет границы. Существуют проекты, которые не могут быть реализованы силами даже очень состоятельного лица. Во-вторых, конечна и сама человеческая жизнь. Есть цели, реализация которых весьма длительна и выходит за пределы продолжи­тельности жизни заинтересованного индивида.

В ответ на эти практические проблемы римское право предложило две юридические конструкции. Первая состоит в соединении усилий нескольких лиц, стремящихся к единой цели, в товарищеский союз, societas, участники которого вносят для общего дела все свое имущество или его часть. Эта конструкция позволяет преодолеть ограниченность материальных или персональных ресурсов одного лица путем соединения в рамках товарищества усилий нескольких участников. Суть второй конструкции заключается в образовании юридически независимого от составляющих его физических лиц субъекта, который имеет постоянное существование и который обеспечивает тем самым реализацию целей, по продолжительности выходящих за пределы человеческой жизни. «Общественная жизнь, — пишет Г. Ф. Дормидонтов, — побуждает людей общностью преследуемых ими целей непрерывных соеди­няться в союзы; такие союзы олицетворяются в силу фикции, т. е. право­способность признается за идеальным единством, отвлеченным от своего субстрата, физических лиц, которые являются членами того или иного общественного соединения».⁵ Наиболее часто приводимый пример «непре­рывной» цели, к которому обращается и сам Г. Ф. Дормидонтов, — государ­ственная или общественная цель, состоящая в защите граждан от внешней агрессии и охране их внутренних прав.

В рассмотренном выше примере «непрерывная цель» относится к соединению лиц. Это, впрочем, не исключает того, что постоянные цели может устанавливать и отдельное лицо. Например, желание лица так или иначе распорядиться своим имуществом после смерти, направив его на конкретные цели, было бы в принципе невозможно, если бы право не создало и здесь идеальную общность, независимую от физического лица. В этом случае лицо передает этому идеальному субъекту некоторую часть имущества, предназначенную на сколь угодно долгое осуществление намеченной цели. Тем самым создается еще один тип субъекта — имущественная совокупность, которую римляне обозначали как pia corpora или universitas bonorum (дословно: имущественная совокупность).

История возникновения понятия о производном субъекте в римском праве характеризуется одной весьма любопытной особенностью. «Римляне, — пишет Л. Б. Дорн, — были слишком осторожны, чтобы употреблять термин "юридическое лицо"».^6. Такая осторожность более чем объяснима: римская юриспруденция поэтапно изобретала конструкции для разрешения практи­ческих задач и отнюдь не стремилась дать образовавшимся общностям единую классификацию, не говоря уже об отнесении таких конструкций к классу юридических или каких-нибудь других лиц. Всякий раз, когда в правоотношении не усматривался, выражаясь словами В. В. Ефимова, «носитель первичной правоспособности»,⁷ юридическая мысль обращалась к созданию конструкции, которая «подменяла» отсутствующее физическое лицо. При такой логике юридических построений не могло быть и речи о классификационном делении субъекта права на физическое и юридическое лица. Создание идеального единства мыслилось римлянами как построенный на фикции технический прием, «расширяющий» в практических целях правоспособность отдельного индивида.

Последнее обстоятельство убедительно подтверждается тем, что институт производной правоспособности возникает в Риме как инструмент защиты публичных имуществ в гражданском обороте.⁸ Первоначально статус государ­ственного достояния регулировался публичным правом (ius publicum), а его юридическое положение определялось и изменялось властными актами. Гражданские сделки относительно публичных вещей были «безусловно недействительны; юридическая защита их неприкосновенности принадле­жала органам государственной власти».⁹Круг ограниченного в обороте имущества постепенно сужался: в позднем праве его сохранили лишь «священные вещи» (res sacrae). Неприкосновенность этой части обществен­ного достояния не изменилась со временем: порядок защиты обладания res sacrae как был, так и остался публично-правовым.

Статус же других составляющих государственного имущества эволю­ционировал в пользу гражданской формы регулирования. По мере развития гражданского права гражданские формы незаметно стали господствующим критерием во всей имущественно правовой области, и поэтому гражданский иск оказался удобным средством для защиты не только частного, но и любого другого имущества, а гражданская сделка — одинаково применимой для передачи не только частных, но и общественных вещей. Так, отмечает С. Муромцев, «начался замечательный исторический процесс, результат которого состоял в том, что вещи, которые состояли в общем обладании, продолжая оставаться в нем, были введены в строй гражданского права». Процесс этот шел двумя путями. Часть публичного достояния, которая была предназначена для общего пользования (как, например, дороги, реки), получила гражданскую защиту, однако не была введена в гражданский оборот. Другая часть общественного имущества, которая обычно предназначалась для общественных расходов и потому постоянно изменяла свой фактический состав (государственная казна), получила не только гражданскую защиту через суд, но, в отличие от имущества в общем пользовании, была включена в гражданский оборот. Это стало возможным в связи с образованием «нового понятия — фиктивного, или юридического, лица». В результате такого преобра­зования границы гражданского оборота стали шире границ личного облада­ния, а часть государственного имущества, не изменяя своей государственной принадлежности, включилась в оборот и получила судебную защиту.

Таким образом, начальным шагом на пути создания производной личности в римском праве явилось придание части государственного имущества обороноспособности и судебной защиты; не случайно государство признается многими учеными первым в историческом плане юридическим лицом. Аналогичным образом в более поздний период получили гражданскую правосубъектность муниципальные общины.

С. Муромцев приходит к справедливому выводу о том, что «искус­ственное олицетворение, или юридическое лицо, не было непосредственным произведением гражданского права». Юридическое лицо возникает из публичного права. Оно было «формой, которая предназначалась для того, чтобы ввести в гражданский оборот имущественные интересы общин; в этом состоял главный интерес этого понятия для публичного права». Следовательно, источник и наиболее правильная, «классическая» форма юридического лица, правоспособной корпорации в римском праве — публично-правовое объеди­нение, причем обычно территориальное (государство, община, город).

Как уже отмечено, римская юриспруденция, стремясь преодолеть ограниченность возможностей отдельного человека в достижении целей, использует две диаметрально противоположные конструкции.

Неправоспособное товарищеское объединение (societas) представляет собой разрозненный союз лиц, которых сплачивает лишь общая (как правило, коммерческая) цель и которые для достижения этой цели соглашаются пойти на известную имущественную кооперацию. Отделить товарищество от личности его участников невозможно, товарищество не существует вне своих членов. Societas фактически и юридически разрушаемо сменой своего личного состава, и фактор каждого участника, его деятельности ради общего результата имеет в этом типе объединения решающее значение.

Полную противоположность товариществу представляет корпорация (universitas). В этой форме объединения союзная идея превалирует над личным фактором. Корпорация не нуждается ни в личном участии членов, ни в их имуществе: она участвует в обороте через представителей и имеет обособленную имущественную базу. Корпорация не разрушается выходом из ее состава даже всех членов и безразлична к перемене участников. Центральное место в конструкции universitas занимает идея объединения. В корпорации идея превалирует над участниками, определяя их место в своей системе, их задачи и функции. В римских корпорациях, равно как и в корпоративных союзах Средневековья, возможности индивида повлиять на строй корпо­рации минимальны.

Биполярный взгляд на субъект, видение и различение двух видов союзов был обусловлен в Риме, как уже сказано, историческими причинами. Этот факт не отрицает, впрочем, значения биполярного понимания союзного образования для позднейшей юриспруденции, ведь римское учение составило первооснову европейской доктрины субъекта права. Имеющие разную природу и истоки, крайние типы римских объединений — товарищество и корпорация, стремясь компенсировать взаимные недостатки, уже в средне­вековом праве начинают устремляться навстречу друг другу, образуя между собой множество «неправильных» типов союзов, сочетающих черты как товарищества, так и корпорации. Причину такого сближения, т. е. появления в европейском праве «корпоративного ряда», о котором будет сказано ниже, следует искать в односторонности римских корпорации и товарищества: корпорации, которая была образованием изначально публичным, недоставало товарищеской гибкости; товарищество, возникшее в сфере частного права, стремилось к упрощению своего участия в обороте. В монографии, посвя­щенной развитию представлений о юридическом лице, Л. Герваген приводит любопытные рассуждения О. Гирке о значении биполярной системы союзов в римском праве.¹⁰ Римское право объединений, пишет О. Гирке, не было единым, ибо находилось под воздействием чисто индивидуалистического частного права, с одной стороны, и чисто централистического публичного права — с другой. Римляне, таким образом, не могли выработать не только единого понятия об объединении, но и единого понятия о праве вообще.

Центром частного права, его основой и исходным пунктом был paterfamilias; частное право культивировало идею безгранично свободной частной воли, а потому частноправовое понятие лица было чисто индивидуалистическим. «Римляне, — писал П. Деларов,¹¹ — были... тот народ, который... не только первый обрел идею частной личности, или индивидуального блага, но, найдя эту идею, сделал ее движущей силою всего развития гражданского права».

Понятие союза, напротив, изначально складывалось в лоне публичного права, и, следовательно, основывалось на других началах и принципах. Публичное право не стремилось развить систему представлений о лице, более того, для него существовал только один субъект права — Римское государство; впрочем, даже и оно не было лицом с точки зрения современного понимания. Поэтому в римских источниках понятие союза встречается только в ius publicum, тогда как понятие лица — только в ius privatum.

Частное право рассматривало союз не как самостоятельную единицу (ибо не могло по своему индивидуалистическому характеру развить само­стоятельное понятие о нем), но как множество субъектов, совокупность изолированных индивидуумов, соединенных лишь извне тождеством права, но ни в каком отношении не образующих субъективного целого. А потому римское частное право, не имея возможности создать союз, подменяет его организованной совокупностью лиц, т. е. товариществом. Происходит интересный процесс. Гражданский оборот, зная только товарищескую форму соединения, вынужден со временем обращаться к публичной корпорации, чтобы, придав некоторые ее черты товариществу, усовершенствовать товари­щеский союз и приспособить его к возрастающим потребностям торговой жизни.

При этом для частного права идея правоспособного союза носит чуждый характер, ибо является привнесенной из иной, публично-правовой сферы. Форма корпорации лишь постепенно прокладывает себе путь среди частно­правовых союзов, приспосабливаясь к потребностям гражданского оборота и неизбежно приобретая при этом черты товарищеского объединения. То, что корпорация вообще смогла проникнуть в частное право, объясняется, как мы увидим, наличием в обороте ряда специфических задач, с которыми това­рищеская форма либо вообще не справлялась, либо для решения которых была приспособлена хуже, чем корпорация. Следует оговориться, что применительно к римскому праву корпоративная организация, разрабо­танная для государственной казны и муниципий, получила в частном обороте не очень широкое распространение, ограничившись несколькими видами полу публичных союзов. Однако уже право Средневековья «взрывается» многообразием правоспособных форм, фигурирующих в частном обороте. При этом свойства отвлеченной личности с неизбежностью распространяются на единственное известное частному праву объединение — товарищество, и некоторые его типы становятся правоспособными.

Подводя итог своему капитальному сочинению о происхождении юридического лица в Риме, В. Б. Ельяшевич¹² делает верный вывод о том, что свойство самостоятельной правосубъектности объединения, или юридическое лицо, имело главной целью, по крайней мере в римском праве, организовать отношения объединения с внешним оборотом, а потому юридическое лицо союза не относится к его внутренней организации. Для товарищеского объединения, идея о правосубъектности отдельных типов которого была заимствована из публичного права, характер товарищеских отношений не зависел от признания самого товарищества юридическим лицом.

В. Б. Ельяшевич отстаивает тезис о независимости юридической личности создаваемых частной инициативой союзов не только от органи­зационных внутренних отношений этих союзов, но даже и от их имуществен­ного строя. Союзное образование с точки зрения системы имущественных отношений могло основываться не только на самостоятельном праве собственности союза как целого на свое имущество, но и на общей собствен­ности участников и даже на защищаемом в публичном порядке прекарном пользовании союзом вещами третьих лиц.

Подведем краткий итог. Развитие корпоративного ряда приводит к тому, что формы союзов, построенные по товарищескому принципу, в том числе и те, в которых участники сохраняют права на имущество союза, в позднем римском и особенно средневековом праве получают право субъектный статус. По природе эти новые объединения являются товариществами, хотя и с развитой организацией. В корпоративном праве происходит революция. По определению неправоспособные с точки зрения классического римского права союзы наделяются юридической личностью волей законодателя. Юридическое лицо, возникшее в лоне публичного права, проникает в частную сферу, где до этого безраздельно господствовал товарищеский союз.

Здесь следует сделать важное замечание. Римский союз частного права, обретший корпоративные черты, хотя и рассматривался как союз, всегда оставался товарищеской множественностью лиц.

Третьи лица вступают в отношения с новыми союзами как таковыми независимо от персонального состава последних, а имущественная сфера этих объединений обособляется для третьих лиц от частных имущественных сфер его участников. Те неудобства, которые вытекали из того, что выступать в обороте приходилось всем членам союза, и субъектами прав и обязанностей по заключенным сделкам являлись лишь лица, непосредственно прини­мавшие участие в сделках, теперь отпадают. Участие в обороте становится для союзов столь же простым, легким и удобным, как и для отдельных лиц. В этом заключалась и этим исчерпывалась сущность произошедшей с товари­щескими ассоциациями перемены. И неправоспособный товарищеский союз, и товарищество — юридическое лицо остаются в глазах римлян одинаковой множественностью лиц. Совокупность членов союза и в право­способном союзе не заслоняется неким «высшим единством», к ней лишь применяются те же нормы, что и к отдельным лицам (совокупность действует вовне как лицо, personae vice fungitur), она толкуется вовне как единство, но от этого она сама по себе не перестает быть множественностью. Указание на множественность лиц многократно повторяется в римских источниках. Даже грамматически союз обозначается в латинских сочинениях как множе­ственное число от наименования участника: cultores, sodales, juvenes, dendrophori, fabri и т. д. «Союз никогда не перестает — и для юриста — быть совокупностью составляющих его лиц; естественно, что и имущество союза продолжает всегда рассматриваться как общее имущество этих лиц. И юристы, и надписи говорят о res communis, ratio communis, area nostra», — отмечает В. Б. Ельяшевич.

Сближение полярных точек корпоративного ряда создало ситуацию, в которой юридическая личность того или иного союза, вне зависимости от его «удаленности» от чисто товарищеской и чисто корпоративной форм объеди­нения, стала зависеть исключительно от воли государственной власти. Как правило, товарищество, основанное на множественности лиц, стано­вилось правосубъектным в тот момент, когда форма юридического лица оказывалась более удобной для его участия во внешнем обороте.^13. Таким образом, наличие у союза прав самостоятельного субъекта потеряло связь с его внутренней организацией и приобрело в известной степени условный, если не сказать произвольный, характер.

Европейская юриспруденция унаследовала от римского права понятие о юридическом лице как об особом приеме юридической техники, которым существующая в договорной форме множественность получала в отношениях с третьими лицами качества обособленного единства. Этот прием представлял собой «правоспособность на случай», он применялся к самым разнообразным общностям и состоял в формулировании известного набора прав, которыми могло как целое обладать наделяемое «юридической личностью» единство.¹⁴ Римская юриспруденция не знала универсальной правоспособности произ­водных лиц, поэтому система правоспособных объединений в римском праве была хаотична и дезорганизована. Процесс развития корпоративного ряда приводит к постепенному сведению этого беспорядочного множества к ограниченному числу современных организационных форм юридических лиц. Происходит процесс «типизации» союзов, подведение всего разно­образия их видов под несколько наиболее удобных и распространенных конфигураций, таких, как полное и коммандитное товарищества, общество с ограниченной ответственностью (далее — ООО) и акционерное общество (далее — АО). Эти формы и становятся современными «юридическими лицами», противопоставляемыми в доктрине физическим лицам. Остальные союзы корпоративного ряда, которым «не повезло» с юридической личностью, были постепенно преданы забвению.

Чтобы постичь логику развития корпоративного ряда и ответить на вопрос о причинах его постепенного упрощения до современных организа­ционно-правовых форм, необходимо задуматься над тем, почему форма простого товарищества не могла удовлетворять потребностям развитого оборота.

Товарищество римского права, при всей его неоднородности, строилось на нескольких основных принципах. Во-первых, даже в развитом состоянии это объединение оставалось личным союзом, во многом основанном на взаимном доверии контрагентов. Во-вторых, товарищество имело срочный характер. В societas объединялись лица, целью которых было достижение известной цели через привлечение внешних ресурсов, а не создание товари­щества как такового. Это тем более правильно в отношении типичных для римского права договоров о совместном приобретении или выступлении на торгах. Societas прекращалось смертью любого товарища, а его продолжи­тельность была, таким образом, ограничена пределами человеческой жизни. В-третьих, материальный строй товарищества не основан на принадлежности имущества союзу как целому, а ответственность по обязательствам возла­галась на самих участников и была неограниченной. Наконец, выступление товарищества в обороте осуществлялось действиями участников либо от своего имени, либо от имени всех остальных участников.

* Аспирант Санкт-Петербургского государственного университета.

 © Ю.С. Любимов, 2000

¹ Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1990. № 38. Ст. 418.

² Дорн Л. Б. Догма Римского права. СПб., 1890. С. 104.

³ Барон Ю. Система Римского гражданского права. Вып. 1,кн. 1. Общая часть. СПб., 1898. С. 69

⁴ Там же. С. 70.

⁵ Дормидонтов Г. Ф. Система Римского права. Общая часть. Казань, 1910. С. 124.

⁶ Дорн Л. Б. Догма Римского права. С. 105.

⁷ Ефимов В. В. Догма римского права. Общая часть: Лекции. СПб., 1893. С. 80.

⁸ Муромцев С. Гражданское право древнего Рима: Лекции. М., 1883. С. 644. 'Там же.

⁹ Герваген Л. Развитие учения о юридическом лице. СПб., 1888. С. 10.

¹¹ Деларов П. Очерк истории личности в древнеримском гражданском праве. СПб., 1895. С. 9.

¹² Ельяшевич В. Б. Юридическое лицо, его происхождение и развитие в римском праве. СПб., 1910

¹³ См. пример у В. Б. Ельяшевича о погребальных союзах в Риме: Там же. С. 326.

¹⁴ «Замечая, что, например, фиск или городские общины пользуются самостоятельной правоспособностью (римские юристы), просто констатируют, что эти учреждения privatorum loco habentur или что данный имущественный комплекс personae vice fungitur, не вдаваясь в ближайшие разъяснения» (см.: Гримм Д. Д. Лекции по догме римского права. Т. 1. СПб., 1907. С. 47).

 

Таким образом, совокупность организационных форм, охватываемых в римском праве товарищеским договором, представляла собой, по сути, модель согласованных действий ограниченного числа физических лиц со взаимными ручательством и поддержкой. Для товарищеской формы объединения, даже в самых развитых ее разновидностях, личность участника всегда первична перед организацией. Не участник здесь существует для союза, а, напротив, союз для участника. Любое из соединяющихся в товариществе лиц может значительно повлиять на строй товарищества и даже на сам факт его существования. Лично-доверительный фактор товарищеской органи­зации делает немыслимой свободную смену участников.

Развитие производства и торговли, расширение рынков и необхо­димость привлекать значительные внешние средства необходимо должны были трансформировать товарищеские хозяйственные объединения в устойчивые и независимые отличного элемента союзы. Товариществу в новых условиях недоставало «корпоративности», отделенности экономической идеи объединения от его участников. Новые формы союзов постепенно приходят в отношениях со своими членами к концепции «присоединения», достигшей наивысшего развития в акционерной форме: участник как бы «присоеди­няется» к цели союза, внося обусловленный (как правило, материальный) вклад в достижение этой цели. Союз приобретает примат по отношению к участнику. Чем более масштабно объединение, чем выше суммы привле­каемых со стороны средств, тем меньшее значение приобретает голос отдельного члена, тем более он отстранен от союза. Стоит ли говорить о том, что в развитых объединениях исчезает не только личный контроль за участием и доверительность внутренних отношений, но даже и осведомленность участников о персональном составе союза. Имущественный вклад, который ранее мог рассматриваться как необходимое дополнение к личному участию в союзе, теперь приобретает характер единственно необходимого и доста­точного участия. Отношения между союзом и участниками все более напоминают заемные: участник вносит в объединение вклад с той же неизменной целью извлечения дохода, как если бы он передавал объединению средства взаймы. Доли участия получают оборотоспособность и передаются из рук в руки. Возникает понятие об «анонимном» обществе (так в романских странах обозначают акционерные компании). Союзу, фигурально выражаясь, «все равно», кто является его участником, поскольку его интерес состоит в привлечении от участников денежных средств, не более. «Далеко не все члены соединения лиц, именуемого корпорацией, — пишет С. Н. Братусь, — в одинаковой мере осознают и предусматривают цель, для достижения которой создается корпорация и вытекающие из этой цели последствия. Лицо, становящееся акционером путем покупки акций, зачастую преследует только одну цель — оно желает вложить в ценные бумаги свои сбережения; нередко с уставом и задачами акционерного общества новоиспеченный акционер не знаком, хотя с момента покупки акций он становится членом общества и формально имеет все те права и несет все те обязанности, которые пред­усмотрены уставом. Чем шире круг лиц, вовлекаемых в корпорацию, чем текучее их состав, тем слабее становятся связи между членом ее и корпо­рацией в целом, тем сильнее обособляется данное общественное образование в качестве особого субъекта права; тем скорее единство поведения данного, все расширяющегося и сменяющегося круга лиц объективируется как сфера субъективных прав постоянного и неизменяемого по своим специальным целям и задачам целого».¹⁵

Поздние законодательства создают формы объединений, особым образом защищающие стороннего участника (теперь все чаще именуемого инвестором) в отношениях с объединением, и в частности отстаивающие право абсолютно неизвестного объединению лица вступить в это объеди­нение. Объединения приобретают длящийся характер и независимость от продолжительности жизни участников. Со временем хозяйственные корпорации получают доминирующее значение на рынке, оттесняя индивидуальных участников оборота. Товарищеская форма союза, с которой начался истори­ческий процесс экономической интеграции, становится уделом мелкого, главным образом семейного и аграрного, бизнеса.

Авторы почти всех классических курсов торгового права выделяют в развитии товарищеских форм три этапа, связывая их появление с очередным типом социального и экономического строя. По мнению Н. И. Нерсесова, простое товарищество societas «зиждется на общности кровного родства, другими словами, это союз кровных родственников, и по преимуществу близких». С течением времени родственная связь ослабевает, уступая место общности территориальных интересов. К этому времени относится появление полного и коммандитного товариществ. Наконец, когда общность экономи­ческих интересов не ограничивается пределами данного государства, а «охватывает весь культурный мир», появляются акционерные компании. Каждой из указанных форм корреспондирует и определенная эпоха эконо­мического развития. Союзу кровных родственников соответствует период натурального или патриархального хозяйства. С появлением денежного хозяйства возникает коммандитное товарищество, в котором главным двигателем являются не только личность, но и деньги. Наконец, эпохе кредитного хозяйства свойственны акционерные компании, «в которых личность совершенно стушевывается, и на первое место выступает капитал».¹⁶

Таким образом, в результате постепенного перенесения корпоративной организации в сферу частного права однообразный союзный строй последнего дополняется множеством новых форм, лежащих между чистым товари­ществом и чистой корпорацией. Римская биполярная система разрушается, и на ее месте возникает так называемый «ряд инкорпорации», т. е. последо­вательность организационных форм объединений, в которых с каждой новой формой, начиная с товарищества societas и заканчивая корпорацией universitas (corpus), все более проявляются черты корпоративной организации.

Развитие промежуточных форм союзов происходит главным образом через дополнение корпоративными элементами товарищества, однако уже в средневековом праве можно видеть и обратный процесс — создание полупубличных компаний, построенных по корпоративной модели и вместе с тем допускающих участие частных лиц. Именно в таких компаниях зародились первые элементы акционерной организации.

Н. И. Нерсесов выделяет четыре основные разновидности торговых товариществ,¹⁷ занимающих промежуточное положение между societas и universitas. В порядке увеличения степени «корпоративности» эти виды могут быть расположены следующим образом: полное товарищество, товарищество на вере, промышленное товарищество, анонимное (акционерное) товари­щество. Организационные формы товарищеских объединений, описанные учеными прошлого столетия, сохранили свои основные черты в современном российском и европейском праве.

Если поместить унаследованные нынешним законодательством органи­зационные формы «неправильных» союзов в систему «от societas к universitas», то развитие корпоративных элементов от одного типа объединений к другому происходит по пяти направлениям.

1. От менее «сплоченных» к более «сплоченным» формам изменяется значение личного элемента в союзе. Простое и полное товарищества — в крайней степени личные объединения, в которых решающее значение имеет доверительный характер отношений участников. Поэтому товарищество всегда остается союзом с ограниченным числом членов и характеризуется большой зависимостью объединения от их перемены. Кроме того, лично-доверительный характер отношений в этих организационных формах предопределяет не только возможность, но и обязательность личного участия товарищей в общих делах. В коммандитном товариществе персональный характер объединения несколько ослабляется за счет появления среди членов категории вкладчиков, для которых личное участие заменяется имуще­ственным и которые по этой причине устранены от участия в управлении.

Кооперативная форма объединения характеризуется дальнейшей девальвацией личного элемента. Известные сомнения на этот счет может создать представление о кооперативе как союзе, основанном на трудовом участии.¹⁸ Не следует, однако, смешивать личное и трудовое участие в объединении, это различные категории. Хотя производственный кооператив и предполагает трудовое содействие каждого члена своей (кооператива) деятель­ности и даже предусматривает активное участие кооператоров в управлении, он тем не менее не является союзом личных интересов. Для кооператива общая идея объединения имеет гораздо большее значение, чем интересы каждого конкретного участника. Член артели по целому ряду вопросов лишен возможности непосредственного и контрольного влияния на деятельность объединения, которой обладает участник любого из личных товариществ.

В объединениях капиталов ООО и АО личный элемент полностью заменяется имущественным участием. Участие направлено на инвести­рование (и привлечение) денежных средств, при этом личные права и обязанности участников практически исчезают. Ни о какой доверительности отношений участников нет и речи. В самых развитых формах объединений капиталов нивелирование личного элемента доходит до отрицания даже осведомленности одних участников о персоналиях других.¹⁹ Здесь причина развития в рамках учения о компаниях с ограниченной ответственностью и АО таких специфических институтов, как статус мелкого инвестора, защита прав меньшинства при принятии обществами решений, а также информиро­вание широкой публики о деятельности обществ. Компании имущественного участия, особенно АО, появились и получили развитие прежде всего как инструмент привлечения постороннего капитала.

2. Следствием ослабления связи союзов с его членами является упро­щенный порядок прекращения участия и передачи участия другому лицу. Если в простом товариществе замена лица осуществляется цессией и переводом долга, в полном товариществе требует соблюдения целого ряда условий и сопровождается изменением договора, то в ООО и АО участие превращается в передаваемый объект прав, причем иногда оборотный, а в некоторых законодательствах оно и вовсе становится бумагой на предъявителя.

3. Постепенное нивелирование роли отдельного участника перед объединением находит непосредственное развитие в различной организации управления в рассматриваемых союзах. Начиная от простого товарищества и заканчивая АО, происходит постепенная профессионализация управления и переход руководящих функций от собраний участников к специальным органам.

В товариществах все решения принимаются консенсуально (в комман­дитном товариществе — полными товарищами). В кооперативе при принятии решений действует принцип «один участник — один голос», кроме того, в этой форме объединения появляются профессиональные органы управления. В ООО вес каждого участника в принятии решений уже неодинаков и зависит от размера имущественного взноса в уставный капитал общества. Впрочем, в этой форме объединения закон все же допускает возможность соглашением участников изменить прямую зависимость количества голосов на общем собрании от величины имущественного взноса. В АО управление строится строго по имущественному принципу: одна акция — один голос.²⁰ Кроме того, в акционерной форме резко возрастает роль профессионального органа управления — совета директоров, который может состоять и из «посторонних» лиц, т. е. лиц, не являющихся акционерами общества.

Таким образом, чем более «корпоративна» форма, тем меньше степень личного участия члена союза в управлении им. В многотысячных акционерных корпорациях основные функции по принятию решений сосредоточены в руках профессиональных управленцев, за акционерами же оставлено только право голоса по стратегическим вопросам. Не случайно с каждым шагом усиления корпоративного элемента в компании новые вопросы управления переходят к директорату,²¹ а структура органов усложняется. С исчезновением непосредственного управления союзом возникает ситуация, когда участник объединения самим фактом вступления в него соглашается, ради достижения высшей цели, на возможное пренебрежение его мнением в принятии решений. Это неизбежное следствие отказа от консенсуального принципа управления и замены его принципом власти большинства. «Корпоративное устройство акционерных обществ несомненно налагает на отдельных акционеров обязанность подчиняться решениям общего собрания даже и в том случае, когда это решение не соответствует их личным взглядам и намере­ниям», — пишет П. Н. Гуссаковский.²² В литературе высказывались мнения о том, что часть прав акционера не может быть ограничена даже волей большинства, эти права являются «неотъемлемыми» и охраняются публичным правом.²³

4. Развитие «корпоративности» от простого товарищества к идеальной корпорации имеет ряд заметных организационных проявлений.

Наименее сплоченные члены корпоративного ряда — товарищества — имеют основанием своей деятельности договор. Это легко объяснимо, ведь товарищеские формы возникают из societas — договорного объединения. Более устойчивые союзы — кооператив, ООО и АО — регулируют внутреннее устройство уставом.²⁴ Переход от договорного порядка фиксации отношений, зависимого от каждого из участников договора, к устойчивой устаьнии форме — безусловный шаг к упрочнению соответствующих объединений их приближение к идеальной корпорации.

Вторым организационным проявлением развития «корпоративности» союзов является эволюция фирменного наименования. Если простое товарищество никак не обозначает себя в обороте, а может быть и вовсе «негласным» (ст. 1054 ГК), то полное товарищество приобретает фирменное наименование. Фирма полного товарищества в силу прямого предписания закона указывает на персональный состав объединения, что является свидетельством личного характера последнего. Не удивительно, что необхо­димость перечисления в фирменном наименовании имен участников отпадает в более развитых союзах.

5. Наиболее важным проявлением развития союзных форм от товари­щества к корпорации является эволюция их имущественного строя.

Простое товарищество основывается на общей собственности участников. В полном товариществе право собственности на товарищеское имущество хотя и переходит к союзу, однако отношения участника и союза настолько тесны, а граница своего и общего так призрачна, что даже если юридически участник уже не обладает внесенным вкладом, то фактически его власть в отношении переданного имущества почти не уменьшается. Отсюда и облегченная возможность изъятия вклада. Коммандитист обладает в отно­шении своего вклада более ограниченными правами, прежде всего это касается усложненного порядка получения вклада при выходе (подп. 3 п. 2 ст. 85 ГК). Вместе с тем ответственность вкладчика по долгам объединения носит ограниченный характер.

Имущество производственного кооператива делится на паи, стоимость которых выплачивается выходящему из союза участнику. При этом закон предусматривает возможность образования в составе имущества кооператива неделимых фондов, не включаемых в состав паев членов. В отношении неделимых фондов у участников меньше прав, чем в отношении иного имущества кооператива, а потому неделимое имущество приобретает более тесную, по сравнению с паевыми взносами, связь с союзной целью и отделенность от имущественных сфер участников.

В хозяйственных обществах происходит полное отделение имуще­ственных сфер участников от имущества объединения. Ответственность по долгам становится ограниченной. Эта черта особенно ярко проявляет себя в возникновении так называемых компаний одного лица, т. е. союзов, у которых есть только один учредитель (участник). Несмотря на совпадение людского субстрата такой компании с личностью ее участника, их имуще­ственные сферы взаимно независимы.

Своей вершины имущественное разделение союза и его участника достигает в акционерной форме. Во-первых, в отличие от всех других объединений из АО нельзя изъять свой вклад. При выходе из АО, отмечает Е. А. Суханов, «акционер не может потребовать от общества никаких выплат или выдач, причитающихся на его долю, — он получает компенсацию за отчуждаемые акции лишь от своего контрагента-приобретателя. Следо­вательно, и сам выход из общества может быть осуществлен только путем отчуждения акций другому лицу. Таким образом, акционерное общество гарантировано от уменьшения своего имущества вследствие выхода из него участников»²⁵. Во-вторых, в AО участие оформляется акциями — равноно-минальными (по крайней мере, в пределах одного выпуска) ценными бумагами. Это значительный шаг вперед даже по сравнению с ООО, где капитал разделен на доли нефиксированного размера. Акция в силу свойства равного номинала получает оборотоспособность, становится легко отчуждаемой и тем самым теряет связь с конкретным акционером. В ряде правопорядков акции являются предъявительскими.

Проведенный анализ развития имущественного и организационного строя современных торговых союзов от простого товарищества к идеальной корпорации позволяет сделать несколько важных выводов.

Первый из них состоит в том, что ныне существующие в законо­дательстве организационно-правовые формы далеко не тождественны. Усмотреть сходство в полном товариществе и открытом акционерном обществе, если изучать их внутреннюю структуру, практически невозможно. Тем не менее законодатель признает все рассмотренные предпринима­тельские объединения юридическими лицами.

Отсюда второй вывод. Юридическое лицо, как это приходится признать на основе анализа организационно различных союзных типов, является универсальной формой, «скобками», которые обнимают многообразные человеческие объединения. Следовательно, юридическое лицо — это не вид субъекта права, а союзное свойство, которое присваивается той или иной общности законодателем.

Третий вывод состоит в том, что существующее в современном праве множество союзных типов может быть построено в строгой последователь­ности от товарищества к акционерной компании, и эта последовательность подчиняется совершенно ясной и четкой закономерности, которая состоит в нарастании степени сплоченности и корпоративности задействованных объединений. Каждая форма в пределах названного ряда диалектически сочетает в себе товарищеское и корпоративное начала, и в зависимости от соотношения этих двух начал определяется положение союза между крайними точками ряда — societas и universitas. Корпоративность объеди­нения нарастает по мере разрушения личного характера союза и возрастания имущественного участия в нем, профессионализации управления и расши­рения его структуры, перехода от договорной к уставной организации, обособления имущественной сферы союза от имущества его членов, облег­чения передачи участия в объединении.

Четвертый вывод. Выделение и обозначение организационно-правовых форм довольно условно. В корпоративном ряду можно выделить почти бесконечное многообразие союзных типов, вопрос состоит только в критерии классификации. Вполне условным, на наш взгляд, следует считать также деление организационных форм на товарищества и общества. Ряд инкорпорации правильнее представлять непрерывной линией нарастания корпоративности, а не неровной «лесенкой», каждая ступень которой объединяет в неизвестно по какому критерию подобранную «группу» смежные союзные образования.

Наконец, пятый итог рассмотрения состоит в том, что многообразие и последовательность организационно-правовых форм исторически обусловлены. Развиваясь от простого товарищества и корпорации, союзные формы постепенно заполнили пространство между двумя крайними пунктами возникшей еще в Риме биполярной системы союзов.

Многообразие форм новых союзов было весьма значительно, и в зависимости от законодательной системы варьировалось от четырех-пяти до двадцати и более. Уже доктрина XIX в. задавалась вопросом о природе промежуточных союзов и их связи с категорией юридического лица, которое осознавалось универсальной формой, объединяющей самые разнообразные по своей структуре ассоциации. В отношении объединений, наиболее близко примыкающих к простому товариществу — societas, вопрос разрешался просто: схожесть внутренней структуры давала основание рассматривать, к примеру, полное или коммандитное товарищества как разновидность товарищества простого. Сложнее проблема компаний на акциях и с огра­ниченной ответственностью. Не в последнюю очередь эта сложность обусловливалась двойственной природой указанных объединений, которые исторически возникли как публичные корпорации и лишь в позднейший период составили часть товарищеских союзов. Соответственно, возникал и вопрос, можно ли считать акционерную компанию и ООО юридическими лицами, и где вообще пролегает граница наделения союза юридической личностью. Все это порождало дискуссию о понятии юридического лица и, главным образом, о том, является ли свойство юридической личности сущностно связанным с внутренним строением союза или же, напротив, совершенно абстрактным и формальным.

Последний вопрос не возник на пустом месте. Законодательная практика некоторых стран давала примеры того, что весьма «корпоративные» союзы (даже АО) не признавались законодательно юридическими лицами, в то время как внешне слабо интегрированные товарищеские объединения (например, коммандиты) могли признаваться самостоятельными субъектами права. Лишь немногие исследователи настаивали на абсолютной абстрактности юридического лица; большинство готовы были признать, что объединение лиц или имуществ, обладающее определенным уровнем сплоченности (прежде всего имущественной и организационной), должно признаваться юридическим лицом и выступать в обороте не через отдельных участников, а от своего имени. Пунктом разногласий, однако, являлся критерий, посредством которого можно определить «критическую массу», достаточную для наделения самостоятельной правосубъектностью. Ряд ученых считали достаточным обладание самостоятельным имуществом, иные ставили во главу угла принцип самостоятельной ответственности, третьи настаивали на опреде­ленном уровне организации управления (например, наличие системы органов управления или общих представителей). Некоторые исследователи допускали наделение юридическим лицом только торгового союза в противоположность общегражданскому товариществу. При этом всем оппонентам приходилось признавать тот факт, что в конечном итоге решение о признании общности юридическим лицом, в том числе и определение критериев такого признания, остается за государственной властью, которая санкционирует союз. «Госу­дарство, — пишет С. Н. Братусь, — всегда решало и решает вопрос о том, при каких условиях степень обособленности тех или иных общих интересов, выражающих общественные, в первую очередь производственные, отношения людей, является основанием для признания за тем или иным общественным образованием (организацией) возможности быть самостоятельным носи­телем прав и обязанностей».²⁶ По этой причине рассуждения о поиске «сущностного критерия» могли рассматриваться не более как рекомендация законодателю и призыв доктрины действовать в легитимации союзов на основе сколько-нибудь оправданных оснований.

Итак, категория юридического лица охватывает лишь незначительную часть союзных образований, действующих в обороте. Принимая тради­ционный подход, в соответствии с которым субъектом права является правоспособное лицо, необходимо назвать не признанные юридическими лицами общности квазисубъектами, или как бы правосубъектными образованиями.

Российская цивилистика изучает субъекты права, а потому квази­субъектные образования нашей наукой обычно игнорируются. Западная доктрина подходит к изучению субъекта с иной позиции, а именно выделяет в рамках гражданского и торгового права область так называемого права объеди­нений (иногда именуемого корпоративным правом). Предмет права объединений охватывает как правоспособные, так и неправоспособные союзы.

Оба подхода имеют равное право на существование, и вполне вероятно, что принятый в отечественной цивилистике метод последовательного различения физического и юридического лица является новым шагом в учении о субъекте права. Однако есть доводы и в пользу по крайней мере более внимательного изучения «широкого» подхода к субъекту права, принятого в большинстве западных стран.

Во-первых, любая из известных форм юридического лица прошла стадию квазисубъектности. Другое дело, что сейчас, в устоявшейся правовой системе, мы с трудом можем представить себе, что когда-то вопрос о правосубъектности, скажем, ООО был предметом дискуссии. Из истории становления современного союзного строя с очевидностью следует, что придание торговым ассоциациям статуса юридического лица — длительный и не всегда однозначный процесс. Иными словами, все современные товарищества и общества когда-то были такими же «квазисубъектами», какими теперь являются не замечаемые нашей наукой образования.

Из первого довода с неизбежностью следует второй. В долговременном плане исследователь заметит значительную и почти неизбежную измен­чивость системы правоспособных союзов. Те объединения, которые еще вчера не обладали правоспособностью, сегодня признаны юридическими лицами, и наоборот. В 1917 г. И. А. Покровский пишет: «Современная жизнь далеко не исчерпывается союзами, приобретшими качество самостоятельного субъекта прав, она каждый день создает бесчисленные коллективы, которые имеют характер социального единства, но которые не удовлетворяют требованиям закона о юридических лицах и часто даже определенно не желают им удовлетворять. В таких случаях для права создается чрезвычайно трудное положение. С точки зрения строгой последовательности надлежало бы все подобные коллективы просто игнорировать, трактовать их как простые товарищества, для третьих лиц значения не имеющие. Но такая последо­вательность шла бы слишком вразрез могущественным требованиям жизни и потому в действительности не осуществляется».^27. Спустя несколько десятилетий многие из «бесчисленных коллективов», о которых говорил ученый, обрели правосубъектность.

Существует и другой довод в пользу внимательного отношения к квазисубъектным образованиям. Как бы далеко мы ни уходили в абстрактно-логические конструкции, такие, как субъект права и правоспособность, экономические процессы, происходящие с участием людей и их объединений, от этого сами по себе не меняются. А потому даже если мы отказываем союзу в юридической личности, не признаем его на этом основании субъектом права и исключаем из изучения, союз как реальный хозяйственный интерес не перестает от этого существовать. Впервые это стало очевидным на примере монопольных соглашений, в которых несколько лиц, формально не состав­ляющих субъекта права, осуществляли согласованную деятельность по ограничению конкуренции. Номинально субъект права в такой ситуации отсутствует, реально же последствия согласованных действий весьма разру­шительны. Именно практическая необходимость определения статуса многочисленных объединений, действующих в обороте без формализации и регистрации, заставляет обращаться к изучению природы и свойств квази­субъектного образования.

Наконец, в последние годы большую популярность в науке получила концепция «ограниченной правосубъектности». Так, М. И. Кулагин писал о расширении в праве капиталистических государств категории «усеченных юридических лиц», т. е. образований, которые «не обладают некоторыми признаками правосубъектности, в частности, не исключают ответственности участников такого лица по своим обязательствам».²⁸Формы объединений, обладающих ограниченной правоспособностью, отмечал ученый, «известны праву западных стран много лет, но лишь недавно законодательство ряда капиталистических государств наделило их правами юридического лица».

¹⁵ Братусь С. Н. Юридические лица в советском гражданском праве. М., 1947. С. 53.

¹⁶ Нерсесов Н. И. Торговое право. М., 1896. С. 83.

¹⁷ Там же. С. 86.

¹⁸ См., напр.: Кашанина Т. В. Корпоративное право. М., 1999. С. 202.

¹⁹ По свидетельству Е. Торкановского (Торкановский Е. Передел акционерной собственности // Хозяйство и право. 1999. № 3. С. 22), «ряд российских АО имеют десятки и даже сотни тысяч мелких акционеров (в "Газпроме", например, насчитывается 672 тысячи владельцев акций)».

²⁰ Из этого общего правила есть некоторые несущественные исключения.

²¹ На этот факт указывает то различие, которое совет директоров имеет в ООО и АО. В 000 совет директоров не несет реальной нагрузки и выполняет косметическую функцию. Не случайно Федеральный Закон «Об обществах с ограниченной ответственностью» от 8 февраля 1998 г. (Российская газета. 1998. 17 февр.; далее — Закон об обществах с ограниченной ответственностью) уделяет этому органу лишь неполную одну статью и рассматривает его в качестве факультативной структуры управления, Более того, п. 2 ст. 32 Закона позволяет отнести к сфере компетенции совета лишь ограниченное число конкретных полномочий. Совсем по-иному определен статус совета директоров в АО. Пункт 1 ст. 64 Федерального закона «Об акционерных обще­ствах» от 24 ноября 1995 г. (СЗ РФ. 1996. № 1. Ст. 1; далее — Закон об акционерных обществах) указывает, что «совет директоров (наблюдательный совет) общества осуществляет общее руководство деятельностью общества за исключением решения вопросов, отнесенных настоящим Федеральным законом к исключительной компетенции общего собрания акционеров». Иными словами, в АО компетенция совета директоров является общим правилом, из которого в пользу собрания сделано лишь несколько исключений по наиболее важным вопросам. Довольно значительна и установленная законом исключительная компетенция совета директоров АО.

²² Гуссаковский П. Н. Вопросы акционерного права// Журнал Министерства Юстиции. Октябрь, ноябрь, декабрь 1915 г. Пг, 1915. С. 55.

²³ Такого мнения придерживался, в частности, германский цивилист Лабанд (см.: Вольф В. Ю. Основы учения о товариществах и акционерных обществах. М., 1927. С. 132).

²⁴ В принципе, деятельность и АО, и ООО регулируется как учредительным договором, так и уставом, однако значение этих документов для названных форм различно. В АО учредительный договор носит вспомогательный характер и имеет целью урегулировать отно­шения учредителей по созданию общества (очевидно, поэтому договор имеет иное название — «договор о создании общества»). Договор прекращает свое действие с учреждением общества и, как особо отмечено в Законе, «не является учредительным документом общества» (п. 5 ст. 9 Закона об акционерных обществах). АО, будучи учрежденным и зарегистрированным, осуществляет свою деятельность только на основании устава. Для ООО договор, не утрачивая значения соглашения о разграничении обязанностей в процессе учреждения общества, становится одновременно учредительным документом и регулирует, наряду с уставом, всю его последующую деятельность. Содержание учредительного договора ООО шире содержания акционерного договора о создании, поскольку первый договор затрагивает ряд вопросов внутренней организации будущего союза (порядок распределения прибыли, состав органов управления, порядок выхода участников из общества). Надуманное, на наш взгляд, дублирование одних и тех же правил строения ООО в уставе и учредительном договоре как нельзя лучше демонстрирует промежуточное положение этой формы между вполне корпоративным АО и договорными товарищескими соединениями.

²⁵ Гражданское право: Учебник/ Отв. ред. Е, А. Суханов. Т. 1. М., 1998. С. 232.

²⁶ Братусь С. Н. Юридические лица в советском гражданском праве. С. 45.

²⁷ Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998. С. 158.

²⁸ Кулагин М. И. Избр. тр. М.,1997. С. 46-47.

 

Разрешение проблемы «ограниченной правосубъектности» всецело зависит от того, как понимать правоспособность лица. Традиционный подход, исповедуемый как российской, так и классической западной цивилистикой, состоит в признании правоспособности абстрактной и единой, универ­сальной категорией. Правоспособность, по мнению поддерживающих эту точку зрения исследователей, или есть, или ее нет. Не может быть частичной правоспособности. В соответствии с иной позицией существует «относи­тельная» правоспособность. Сторонники этой концепции указывают на то, что правоспособность не может восприниматься как единое понятие, она состоит из многих составных элементов — сделкоспособности, деликто-способности, наследственной правоспособности и т. д. Соответственно возможны социальные общности, которые обладают неполной, ограни­ченной правоспособностью. В числе элементов ограниченной правоспособности обычно называют право на наименование (фирму), самостоятельную ответственность союза по долгам (преимущественно перед участниками), наконец, право быть истцом и ответчиком в суде.²⁹ Даже юридические лица, отмечают исследователи в подтверждение своих доводов, не обладают семейной и активной наследственной правоспособностью.

Мы не будем развивать далее этот теоретический спор. Как бы ни относиться к проблеме относительной правоспособности, совершенно очевидно, что среди огромного множества квазисубъектных образований есть такие, которые в качестве единства обладают определенным набором прав, обязанностей и особенностей и приобретают системные свойства, позволяющие им выступать в ином качестве, по сравнению с простой совокупностью их участников.

Неправоспособные образования возникают в самых различных сферах оборота и рождают все новые формы. Напомнить обо всех разновидностях квазисубъектов невозможно, а потому сосредоточимся лишь на нескольких наиболее интересных с практической точки зрения, а также необычных квазисубъектных объединениях.

Первая сфера, которая оставляет значительный простор для развития квазисубъектности, — это область некоммерческих образований. Законо­дательство большинства стран, в том числе России, не устанавливает для некоммерческих организаций, в отличие от торговых союзов, закрытого перечня организационно-правовых форм. Это связано с тем, что в области идеальных целей, преследуемых такими объединениями, не требуется строгой упорядоченности, свойственной коммерческому обороту. Соответственно в некоммерческой сфере гораздо чаще, чем в торговой области, неправо­способные союзы видны невооруженным глазом, становясь юридическими лицами, а потому квазисубъекты здесь более различимы.

Российское законодательство чрезвычайно редко прямо говорит о допустимости некоммерческих объединений, не являющихся юридическими лицами. Одно из немногих исключений — Закон РФ «Об общественных объединениях»³⁰ в части признания за общественным объединением права не регистрировать свою деятельность. Так, ч. 4 ст. 3 Закона гласит: «Создаваемые гражданами общественные объединения могут регистрироваться в порядке, предусмотренном настоящим Федеральным законом, и приобретать права юридического лица либо функционировать без государственной регистрации и приобретения прав юридического лица». Далее, ч. 1 ст. 21 указывает, что «общественное объединение вправе не регистрироваться в органах юстиции», и в этом случае оно не приобретает прав юридического лица.

Аналогичное правило действует в отношении профессиональных союзов и религиозных организаций. Так, в соответствии с п. 1 ст. 8 Закона РФ «О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности»³¹ «профсоюзы, их объединения (ассоциации), первичные профсоюзные организации вправе не регистрироваться в Министерстве юстиции Российской Федерации и его территориальных органах в субъектах Российской Феде­рации. В этом случае они не приобретают прав юридического лица». Закон РФ «О свободе совести и вероисповедания»³²предлагает для правоспособных и неправоспособных однородных ассоциаций разные наименования: здесь разграничиваются понятия «религиозная организация» и «религиозная группа». Религиозная организация является разновидностью общественной организации, она регистрируется и приобретает права юридического лица.

Религиозная группа — это незарегистрированное объединение, которое имеет право осуществлять деятельность, соответствующую целям религиозной организации. В соответствии со ст. 7 названного закона, «религиозной группой... признается добровольное объединение граждан, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры, осуществляющее деятельность без государственной регистрации и приобретения правоспо­собности юридического лица. Помещения и необходимое для деятельности религиозной группы имущество предоставляются в пользование группы ее участниками». Религиозная группа обладает всеми правами по осуще­ствлению культа. В соответствии с п. 3 ст. 7 Закона РФ «О свободе совести и вероисповедания», «религиозные группы имеют право совершать бого­служения, другие религиозные обряды и церемонии, а также осуществлять обучение религии и религиозное воспитание своих последователей».

Еще более загадочная картина складывается по поводу такого неодно­значного объединения, как избирательный блок. Создание избирательных блоков предусматривается избирательным законодательством. Блоки, объединяющие единомышленников из числа кандидатов в депутаты, как правило, ведут согласованную рекламную кампанию своих членов, а также организуют иные связанные с выборами мероприятия. Проблема в том, что в силу требований все того же избирательного законодательства оплата любой предвыборной рекламы и мероприятий может осуществляться только со специальных банковских счетов, открываемых на имя отдельных кандидатов. Избирательные блоки не могут иметь таких счетов, а потому складывается некорректная ситуация, когда «музыку» в прессе и на телевидении заказывает блок, а имущественную ответственность за это несут отдельные кандидаты в депутаты. С проблемой такого «раздвоения» столкнулись на практике многие теле- и радиокомпании России, когда после выборов они не смогли найти и следов многочисленных избирательных объединений, с которыми ранее заключили договоры на предвыборную рекламу. Депутаты и проигравшие кандидаты в ответ на претензии масс-медиа по неоплаченным счетам отвечали, что раз соглашения подписывались с блоками, с блоков и надо требовать удовлетворения.

На примере общественных объединений, профсоюзов, религиозных организаций и избирательных объединений хорошо видно, как тонка грань, отделяющая квазисубъектные образования от юридических лиц. Все отличия правоспособных форм от неправоспособных сводятся, по сути, только к акту формальной регистрации. Законодатель видит в рассматриваемых союзах вполне самостоятельные общности, отличные от арифметической суммы объединяющихся в них лиц. Не случайно закон прямо называет, к примеру, религиозную группу субъектом пользования помещениями и имуществом, которые предоставляются ей участниками.

Тесная связь правоспособных некоммерческих образований и их неправоспособных аналогов имеется во многих правопорядках. Так, в Германии доктрина и закон последовательно обозначают две сходные организационные формы — правоспособный союз (eingetragener Verein) и неправоспособный союз (nichtrechtsfahiger Verein). Единственное, что различает эти типы — соответственно наличие и отсутствие самостоятельной правоспособности. Обе формы опосредуют отношения по достижению общей идеальной (т. е. нематериальной) цели.

Некоторые ученые призывают признать самостоятельными субъектами права национальные и территориальные общности. Весьма интересна в этом плане работа В. Иванова, в которой автор высказывается в пользу признания общины «еще одним субъектом права, наряду с гражданами, государством, юридическими лицами и органами».³³ «Общину» ученый понимает весьма широко, охватывая содержанием этого термина «общности, объединенные весьма разнообразными основаниями, причинами, интересами, потреб­ностями, целями, задачами, бедами, верованиями, территориями, статусами и многим другим». Далее автор конкретизирует высказанную ранее мысль и пишет, что «община есть признанная законом и обладающая правами группа людей, сознающая себя объединением и выразившая свою волю в едином обращении к государственной власти, органам или юридическим лицам». Таким образом, характерными чертами общины исследователь считает несводимость прав общности людей к правам каждого из членов группы, наличие в группе двух или более лиц, осознание членами группы своего единства, единую направленность их воли и выражение этой единой воли общим волеизъявлением («коллективным обращением», по В. Иванову).

Необходимость возведения общины в ранг самостоятельного вида субъекта права (В. Иванов не требует признать общины юридическими лицами и не рассматривает их в качестве объединений относительной правоспособности) ученый выводит из так называемой коллективной собственности общины, которая, судя по всему, для В. Иванова не сводима ни к собственности юридического лица, ни к общей собственности.^34. Особый характер коллективной собственности обусловливается духовно-идеологическим характером владения, пользования и распоряжения имуществом общины. Поскольку коллективная собственность, «вероятно, имеет публично-правовую природу»,³⁵ имущество общины неделимо. «Разделить имущество общины, — указывает автор, — невозможно не в силу его неделимости, а потому, что община неделима: она либо есть, либо ее нет».³⁶

В германском праве прошлого столетия субъектом права признавалась семья. Обоснованность позиции законодателя в этом вопросе доказывали такие авторитеты немецкой науки, как Блунчли, Цейлер и Шиллинг. Семья, полагали ученые, представляет собой союз двух лиц, цель которого, хотя и не является корпоративной,³⁷ все же выходит за пределы возможностей отдель­ного человека. А потому, заключала доктрина, семья должна быть признана юридическим лицом.

По современному российскому законодательству семья субъектом права
не является, однако ее квазисубъектный статус сомнений не вызывает.
Семейный союз, основанный, по общему правилу, на общей совместной
собственности супругов, выступает в обороте как единое целое и действует в
общем интересе.

Существует область отношений, где квазисубъектность находит для своего развития особенно благодатную почву. Речь идет, конечно же, о сфере «надсубъектных» образований — монопольных соглашений, объединений интересов и транснациональных корпораций. Именно здесь вопрос о статусе неправоспособных союзов приобретает важное практическое значение. М. И. Кулагин, анализируя американское антитрестовское законодательство, писал в свое время, что до тех пор, пока запрет монополий в США касался только деятельности отдельных юридических лиц, эффект от этих мер был минимальным. «Анализ Закона Шермана 1890 года — этой конституции американской экономики, — пишет ученый, — показывает, сколь недействен­ными были его положения, пока они не были истолкованы применительно к тем конкретным договорным формам и тем видам объединений, которые наиболее часто использовали монополистические предприятия».³⁸ Когда речь идет о воздействии на реальные экономические механизмы, закон не может ограничиваться формальным определением субъекта права. Конкуренция обычно подавляется не одним лицом, а организованной совокупностью агентов оборота, которые никогда не объединятся в единую правосубъект­ность. Участников монопольных групп связывает пусть длительный, но все же временный, преходящий интерес, поэтому они, подчас оказывая зна­чительное системное влияние на экономику, никогда юридически не обособляются, продолжая быть совокупностью отдельных лиц. В этом сложность антитрестовского регулирования и в этом же источник того огромного значения, которое приобретают в области монополий квази­субъектные конструкции.

Развитие антимонопольного законодательства и литературы привели современную доктрину к очень широкому пониманию монопольной группы. По сути, речь может идти о любой совокупности лиц, которые или обладают общим интересом, или одно из них имеет влияние на другое (на другие), или обязанность согласованных действий вытекает из соглашения между ними. В более общем плане такие объединения можно называть союзами общего интереса, поскольку независимо от того, каким путем (добровольным или принудительным) этот общий интерес вырабатывается, задействованные субъекты обладают единой направленностью экономического поведения, которое в ряде случаев может ущемлять публичные интересы, и на этом основании подлежит ограничению антитрестовским законодательством.

Союзы общего интереса имеют важное отличие от всех ранее рас­смотренных объединений. Являясь квазисубъектными образованиями, они даже гипотетически не могут стать юридическими лицами — это противоречило бы их закрытой, негласной и, как правило, противоправной природе. Действительно, абсурдно признавать объединение, нацеленное на поддер­жание монопольно высоких цен, юридическим лицом. Тем не менее по всем существенным чертам рассматриваемые союзы вполне удовлетворяют критериям неправоспособного объединения.

Союзы общего интереса классифицируются в зависимости от способа установления связи между входящими в объединение субъектами. С этой точки зрения можно выделить три случая:

1) система из материнского и дочерних (или зависимых) обществ (в том числе установленная через владение контрольным участием или организацию взаимного участия);

2) система, характеризующаяся влиянием одного субъекта на решения, принимаемые другим субъектом, вследствие существующего между ними договора;

3) система субъектов, согласующих свои действия в рамках договоров о совместной деятельности (простого товарищества).

Первые два случая нуждаются в пояснении. Возможность одного субъекта предпринимательской деятельности определять решения другого субъекта с неизбежностью ставит деятельность зависимого субъекта на службу интересам компании доминанта. По этой причине во многих странах совокупность основного и зависимого обществ признается субъектом ряда отношений, если не гражданско-правового, то во всяком случае налогового характера.

Что касается третьей группы субъектов, то ее разновидности составляют хорошо известные классы монопольных объединений. Р. Кройц на примере немецкого законодательства выделяет несколько традиционных типов таких союзов. Это картель, консорциум, концерн, объединение интересов.³⁹

Картель — соглашение двух или нескольких предпринимателей, ставящее целью ограничение конкуренции. В качестве примеров картельных договоров можно назвать, к примеру, ценовые соглашения и соглашения о разделе рынка. Тесно связаны с картелями и договоры концерна. Это также по преимуществу соглашения, воздействующие на нормальную конкуренцию, однако природа их иная. Если картели — это договоры, специально направ­ленные на осуществление действий, подрывающих конкуренцию, то концерн есть соглашение (или система соглашений), которое(-ые) устанавливают между несколькими лицами такие связи, что деятельность их начинает объективно воздействовать на конкурентную среду. К соглашениям, опо­средующим отношения концерна, относятся, например, все договоры, обеспечивающие контрольное участие одной организации в другой, а также договоры, позволяющие одному субъекту оказывать влияние на осуще­ствление другим субъектом предпринимательской деятельности. Статья 18 Акционерного закона ФРГ определяет концерн следующим образом: «Если головное и одно или несколько зависимых предприятий объединены под единым руководством головного предприятия, то они образуют концерн; предприятия становятся предприятиями концерна. Предприятиями, находя­щимися под единым руководством, считаются предприятия, заключившие договор подчинения, или предприятия, из которых одно включено в другое. Предполагается, что зависимое предприятие образует с головным пред­приятием концерн. Если самостоятельные в правовом отношении, а также независимые друг от друга предприятия объединяет единое руководство, они также образуют концерн; предприятия становятся предприятиями концерна».⁴⁰

Следует иметь в виду, что в сфере монопольных союзов большое распространение получают негласные объединения, так называемые фактические концерны, в которых связь предпринимателей носит скрытый, характер и вообще никак не оформляется. Необходимость контроля над такой формой взаимодействия российский законодатель обозначил принятием ряда изменений и дополнений в Закон РФ № 948-1 «О конкуренции и ограни­чении монополистической деятельности на товарных рынках» от 22 марта 1991 г.⁴¹ Этими изменениями и дополнениями введены признаки, при наличии которых совокупность лиц презюмируется монопольной группой независимо от наличия или отсутствия между ее участниками оформленных отношений. Перечень таких признаков постоянно расширяется и включает, например, участие одних и тех же физических лиц в органах управления разными компаниями, родственные связи руководителей организаций и т. д.

Консорциум — объединение нескольких субъектов на основе договора простого товарищества, преследующее достижение конкретной задачи, обычно разовой. Практике известны эмиссионные консорциумы, образуемые для скупки бумаг определенного вида, кредитные консорциумы, создаваемые банками для кредитования крупных проектов, строительные консорциумы, имеющие целью объединить усилия для возведения крупного объекта.

Наконец, объединение интересов — форма, при которой несколько предпринимателей объединяют на основе договора простого товарищества получаемую прибыль с целью взаимного несения хозяйственного риска от совместной деятельности.⁴² Подобные объединения иногда именуют пулами (от англ. — pool).

Своеобразная форма союзов общего интереса, признаваемая российским законодательством — финансово-промышленная группа (далее — ФПГ). Это объединение является, пожалуй, самым ярким примером квазисубъектного образования, существующего в отечественном праве.

В соответствии со ст. 2 № 190-ФЗ Федерального закона «О финансово-промышленных группах» от 30 ноября 1995 г.⁴³ под ФПГ понимается «совокуп­ность юридических лиц, действующих как основное и дочерние общества либо полностью или частично объединивших свои материальные и нема­териальные активы (система участия) на основе договора о создании финансово-промышленной группы в целях технологической или эконо­мической интеграции для реализации инвестиционных и иных проектов и программ, направленных на повышение конкурентоспособности и расширение рынков сбыта товаров и услуг, повышение эффективности производства, создание новых рабочих мест». В составе ФПГ выделяется особое звено — так называемая центральная компания финансово-промышленной группы, которая является «юридическим лицом, учрежденным всеми участниками договора о создании финансово-промышленной группы или являющимся по отношению к ним основным обществом и уполномоченным в силу закона или договора на ведение дел финансово-промышленной группы» (ст. 11 Закона). Центральная компания ФПГ обязана действовать в интересах всех участников группы. Она ведет консолидированные учет и отчетность ФПГ и выступает от имени участников группы в отношениях, связанных с созданием и деятельностью ФПГ. В соответствии с п. 1 ст. 5 Закона «совокупность юридических лиц, образующих финансово-промышленную группу, приобретает статус финансово-промышленной группы по решению полномочного государственного органа о ее государственной регистрации».

Таким образом, финансово-промышленная группа представляет собой договорное объединение нескольких участников, для признания которого группой необходима особая регистрация. При этом ФПГ не приобретает прав юридического лица. Квазисубъектный характер группы с особой очевид­ностью проступает в нормах, регулирующих порядок принятия решений в ФПГ. В соответствии со ст. 10 Закона высшим органом управления группы является совет управляющих, в который входят представители от каждого участника группы. Сама постановка вопроса об «управлении» группой наталкивает на мысль о ее «субъектной» природе, ведь управлять можно лицом, субъектом, а не договором. Кроме того, если признать, что ФПГ — это обычный договор, то положение о том, что деятельность сторон по его исполнению регулируется специальным органом (советом управляющих), противоречило бы основным началам договорного права.

Наконец, говоря о деятельности группы, Закон называет субъектом ряда отношений, в которых участвует объединение, не участников ФПГ, а группу как единое целое.⁴⁴ Например, в Законе упоминается «участие финансово-промышленных групп» в реализации федеральных и региональных целевых программ (п. 2 ст. 1). Закон в ряде своих положений прямо говорит о «правах», предоставленных группе (абз. 3 п. 4 ст. 17: предложение полномочного государственного органа «о лишении финансово-промышленной группы всех или части предоставленных... прав или мер поддержки»).

Законодательство объединенной Европы знает особую форму объединения интересов — так называемое Европейское объединение экономических интересов (далее — ЕОЭИ).⁴⁵ Идея подобной формы состоит в соединении усилий предпринимателей разных стран Европейского Союза (далее — ЕС) по достижению единой экономической цели. Организация рассматриваемой формы весьма специфична. ЕОЭИ может быть создано только для поддержки своих участников на внешних рынках, т. е. целью объединения не может быть извлечение прибыли. Участники ЕОЭИ могут объединяться, к примеру, для организации совместной сети сбыта, финансирования научных исследо­ваний, необходимых для производства, оказания иного содействия друг другу. Члены ЕОЭИ должны быть субъектами разной государственной принад­лежности (разумеется, в рамках ЕС) и одновременно являться по своему национальному законодательству субъектами малого или среднего пред­принимательства. Имущество объединения находится в общей собственности участников. Соответственно участники несут личную, солидарную и неограни­ченную ответственность по долгам союза, хотя характер этой ответственности субсидиарный, т. е. кредиторы должны предварительно искать удовле­творения у самого объединения, и только при недостаточности имущества последнего — у его членов.⁴⁶ ЕОЭИ управляется, по общему правилу, собранием участников, хотя возможно образование исполнительных органов. Рассматриваемое объединение подлежит регистрации в соответствующих национальных органах, и с момента такой регистрации может являться самостоятельным носителем ряда прав и обязанностей. Характерно, что при этом ЕОЭИ не является юридическим лицом, однако может быть признано таковым по национальному праву.⁴⁷

Существование форм, подобных ЕОЭИ, поднимает очень важные теоретические вопросы, затрагивающие природу союзных образований и заставляющие переоценить понимание юридического лица. Глобализация мировой экономики выдвигает на первый план вопрос сотрудничества, общего интереса и с каждым днем все дальше уводит в тень проблему самостоятельной правосубъектности объединений. Современная литература уже не так настойчиво пытается выяснить, является ли союз юридическим лицом, поскольку первичное значение приобретает совокупный экономический интерес, действие группы агентов оборота для достижения общей цели.

Юридическое лицо имеет тесную связь с государственной властью, поэтому по мере того, как будут стираться национальные границы (а это уже реальность нынешней Европы), квазисубъектные образования, прежде всего различные формы объединения интересов, будут приобретать все большее значение. Уже сейчас в мире реализуется несколько глобальных проектов, в которых участвует капитал предпринимателей десятков стран (например, развитие систем спутникововой связи), и часть таких проектов даже в наши дни оформляется соглашениями о создании международных консорциумов и другими подобными договорами. В дальнейшем этот процесс только усилится. Суть происходящих процессов состоит в том, что центр экономической жизни с узких национальных рынков перемещается на интернациональный уровень, который технически не может объединить участников в правоспособную общность⁴⁸ — для этого было бы необходимо создать категорию «глобального юридического лица», инкорпорация которого должна, очевидно, находиться в области полномочий некой мировой власти, мирового правопорядка. Такой правопорядок не создан и вряд ли скоро возникнет, изобретение наднацио­нального юридического лица, если оно вообще когда-нибудь случится, — дело далекого будущего,⁴⁹ а потому путь, по которому пойдет растущий с геометри­ческой прогрессией международный бизнес — создание неправоспособных объединений.⁵⁰ В этом источник дальнейшего развития и новое значение квазисубъектного образования.

 

²⁹ Eisenhardt Ulrich. Gesellschaftsrecht. Munchen, 1994. S. 87-89.

³⁰ СЗ РФ. 1995. № 21. Ст. 1930; 1997. № 20. Ст. 2231

³¹ Там же. 1996. №3. Ст. 148.

³² Там же. 1997. № 39. Ст. 465.

³³ Иванов В. Община как субъект права // Закон. 1994. № 5. С. 118.

³⁴ Иванов В. Коллективная собственность общины // Там же. 1995. № 5. С. 92.

³⁵ Иванов В. Община как субъект права. С. 119.

³⁶ Там же.

³⁷ Цель корпорации не прекращается со смертью отдельных членов, поскольку состоит в охране духовных или материальных интересов общества от эгоизма отдельных лиц; напротив, цель семьи, состоящая, по общему правилу, в заботе о воспитании детей, прекращается со смертью родителей.

³⁸ Кулагин М. И. Избр. тр. С. 124.

³⁹ Kraft A., KranzR. Gesellschaftsrecht. Berlin, 1997. S. 9.

⁴⁰ Цитируется по: Акционерное общество и товарищество с ограниченной ответствен­ностью: Сборник зарубежного законодательства. М., 1995. С. 89.

⁴¹ Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. №16. Ст. 499.

⁴² Fikentscher R. Die Interessengemeinschaft. Bonn, 1966.

⁴³ СЗ РФ. 1995. № 49.

⁴⁴ Безусловно, общее правило состоит в том, что деятельность группы — это деятельность ее участников (ст. 12 Закона).

⁴⁵ Подробнее см.: Lentner A. J. Das Recht der Europaischen Interessenvereinigungen (EWIV). Baden-Baden, 1994.

⁴⁶ StedingR. Gesellschaftsrecht, Grundzuge. Baden-Baden, 1997. S. 286.

⁴⁷ Schmidt К. Einmann-Personengesellschaften. Baden-Baden, 1998. S. 18.

⁴⁸ Эта тенденция отчетливо проявляет себя уже сейчас, когда реальность мировой экономики составляют так называемые транснациональные корпорации (см.: Кулагин М. И. Избр. тр. С. 166; ЛунцЛ. А. Курс международного частного права. Особенная часть. М., 1975. С. 68).

⁴⁹ Прообразами мирового юридического лица следует, очевидно, считать существующие уже в наше время организации, основанные на международном договоре. Они широко известны: Международный банк реконструкции и развития, Международный валютный фонд и др.

⁵⁰ Такие союзы предусмотрены российским законодательством уже сейчас (см., напр., ст. 4 Федерального Закона «О финансово-промышленных группах», касающуюся создания транснациональных ФПГ (СЗ РФ. 1995. № 49. Ст. 8748)).

Источник:  http://www.law.edu.ru/article/article.asp?articleID=172649