«Дорожно-транспортные происшествия и преступления, связанные с ними»

Как мыслят судьи: вопросы социологии права

Поздняков М.
Юридическая газета, 2010.
Почему не удаются судебные реформы? Почему попытки создать беспристрастный и независимый суд так и остались пустым звуком? На мой взгляд, здесь две причины: отсутствие людей, готовых реально менять ситуацию, и недостаток объективной информации. Невозможно принять выверенное управленческое решение в условиях дефицита информации. Исправить ситуацию может развитие социологии права. С одной стороны, это предоставит новую объективную информацию о состоянии судов, с другой - выявит людей, которые способны действовать, а не существовать в сложившихся обстоятельствах.
Легистика и социология права
Состояние правовой реальности в России свидетельствует о дефиците использования конкретных фактических данных. В юридических исследованиях под фактическими данными, как правило, понимают судебную практику. Однако этот подход ошибочен. Право как стерильная конструкция, замкнутая сама на себя без связи с социальными фактами, бессмысленно. Отечественная традиция правовых исследований, как правило, демонстрирует отчетливую тенденцию к самоизоляции. Истинность суждения определяется сочетанием его с нормой права. Этот подход необходим при реализации правовых норм, но неуместен при поиске организационных решений.
Отцепившись от окончательно впавшей в маразм традиции марксизма-ленинизма, российская юридическая наука не приобрела надлежащего методологического фундамента. Быстро превратившись в схоластику (в терминологии В.А. Четвернина - легистику (толкование письменных текстов)), юриспруденция не выходит за пределы порочного круга, когда любое рассуждение замкнуто в пределы правовой нормы. При таком подходе нельзя осознать причины происходящих явлений.
Кризис судебной реформы во многом связан с неготовностью юридической науки перерабатывать объективные данные, под которыми следует понимать не только судебные акты, но и все обстоятельства, значимым образом влияющие на правоприменительную деятельность.
Эта проблема не может быть решена легко и быстро, выход заключается в повышении внимания к социальным фактам, определяющим правоприменительную деятельность. Выводы, полученные при таком подходе, могут серьезно скорректировать многие аксиомы. Это направление называется "социология права", которое только проходит стадию становления. В качестве примера приведу данные одного своего наблюдения.
"Черный ящик" в правосудии
В правосудии есть черный ящик. На какой-то момент в нем скрывается все: аргументация участников процесса, закон, сказанное в заседании, общественный дискурс, а на выходе возникает судебное решение.
Любые суждения о том, почему принято именно такое, а не иное решение, в сущности, являются попытками вскрыть происходящее в голове у судьи, понять его мотивацию. Закон тщательно оберегает эту тайну. Например, существует множество норм, не только упоминающих о тайне совещания судей, но и предусматривающих санкцию в виде обязательной отмены судебного акта в случае нарушения этой тайны (п. 2 ч. 3 ст. 69 и ч. 2 - 3 ст. 194 ГПК РФ, ч. 3 - 5 ст. 167, ч. 4 ст. 184 и п. 7 ч. 4 ст. 270 АПК РФ, ст. 298, п. 5 ч. 2 ст. 333, ст. 341 и п. 8 ч. 2 ст. 381 УПК РФ).
Таким образом, закон пронизан запретом на познание мыслительного процесса судей при вынесении решения по делу. Сущность идеи о тайне совещательной комнаты заключена в пресечении возможности рационального познания процедуры принятия судебного решения. Возможно, в этом есть разумное начало. Ведь такой подход позволяет судопроизводству гибко эволюционировать. Возможно, что при снятии покрова таинственности будет утрачена сакральность судебной деятельности. Однако при постановке задач научного познания данный аспект ценностью не является.
Является ли необходимым такое количество норм, пресекающих возможность познания? Ведь смысл судебного разбирательства предполагает понятность и логичность итогового решения. Более того, одним из важных требований к судебным актам является именно их мотивированность (обоснованность). Норм, направленных на соблюдение мотивированности судебных актов, в действующем законодательстве не меньше, чем норм в отношении соблюдения тайны совещания судей.
Если же посмотреть на число научных публикаций и особенно на объем разъяснений высших судебных инстанций, включая Европейский суд по правам человека, то становится очевидно, что тема мотивированности (обоснованности) судебных актов важна более, нежели тема охраны тайны "черного ящика". В настоящий момент эти два начала соседствуют друг с другом, потенциально находясь в противоречии. Мотивировка судебного решения раскрывает логику мышления судьи, и она должна быть внятной и понятной. Однако зачастую эта мотивировка является ширмой, заслоняющей реальный мыслительный процесс (или его отсутствие?), скрывающийся в "черном ящике". В условиях придания нового импульса судебной реформе существует потребность в понимании реальной логики принятия судьей конкретного решения. Только при наличии такого знания возможны верные решения в отношении стратегии судебной реформы.
Отечественная правовая школа давно находится в состоянии, когда переоценивается значение текста закона и недооцениваются иные факторы (социальные факты), влияющие на ход правосудия. В результате научные исследования отчасти развиваются параллельно с практикой, при этом то, что происходит в реальности, становится "глубоко параллельно" для науки. В ход идет разнообразная риторика, но в итоге происходит обессмысливание юридической науки. Против этой тенденции следует активно бороться, а это возможно только при увеличении роли эмпирических данных, если шире - развитии социологии права. Поэтому любое усилие в данном направлении оправданно и уместно.
Судебное разбирательство расщеплено по конкретным областям общественных отношений, и логика, определяющая итоговое судебное решение, разная. Можно выделить конкретные сегменты и пытаться их анализировать. Проблема изучения мыслительного процесса судьи широка. Поэтому его изучение возможно по частям. В дальнейшем, когда уже будет накоплено достаточно эмпирического материала, можно будет ставить вопрос о формировании универсальных выводов. Сейчас об этом говорить рано.
Последующее изложение будет иметь конкретную привязку к одному сегменту судебной деятельности. Я не имею претензии на окончательные универсальные выводы. Но рассматриваю свои суждения как важный и необходимый шаг в направлении к расширению знаний о реальной механике судопроизводства.
Методика изучения
Если оставаться в пределах традиционных методов отечественной юридической науки - толкование письменных текстов, то можно констатировать, что необходимых методов вообще нет. Разрыв порочного круга возможен при использовании социологических методов. Для этого очень подходит прием "слом практики". "Ситуация, когда рутинное действие вдруг не удается, называется "слом практики": инерция не срабатывает, и люди начинают вспоминать и артикулировать правила. Тогда правила становятся видны" (Панеях Э. Правила игры для российского предпринимателя. М., 2008. С. 41).
Можно находить эти ситуации, а можно их искусственно создавать. В каждом случае произойдет необходимая артикуляция. Данные, приведенные ниже, относятся к процессуальной деятельности, реализуемой судьей суда уровня субъекта Федерации (областные суды и приравненные к ним) в стадии надзорного обжалования. Они относятся к периоду августа 2007 года.
Законодательная конструкция надзорного обжалования
Специфика надзорного обжалования такова, что это не всегда полноценный судебный процесс, а чаще симбиоз административного контроля за деятельностью нижестоящих судей и процессуальной формы.
Надзорная стадия состоит из двух этапов. Первый - это подача жалобы или представления, в которых излагается мотивировка о необходимости отмены или изменения конкретного судебного акта. В большинстве случаев этим все заканчивается. Если жалоба подана по уголовному делу, то подготавливается постановление об отказе в удовлетворении надзорных жалобы или представления (п. 1 ч. 3 ст. 406 УПК РФ), если по гражданскому - выносится определение об отказе в передаче надзорной жалобы или представления прокурора для рассмотрения в судебном заседании суда надзорной инстанции (п. 1 ч. 2 ст. 381 ГПК РФ).
В том же случае когда необходимо внести изменения в обжалуемое судебное решение (что уполномочен делать только специальный орган - президиум), согласно п. 2 ч. 3 ст. 406 УПК РФ вносится постановление о возбуждении надзорного производства и передаче надзорных жалобы или представления на рассмотрение суда надзорной инстанции. По гражданскому делу выносится определение о передаче надзорной жалобы или представления прокурора вместе с делом для рассмотрения в судебном заседании суда надзорной инстанции (п. 2 ч. 2 ст. 381 ГПК РФ). На этом первый этап рассмотрения надзорных жалоб заканчивается.
Второй этап представляет собой рассмотрение дела по существу в президиуме.
Тонкий момент заключается в том, что на стадии первоначального рассмотрения надзорных жалоб судья не уполномочен принимать итоговое решение, он может только усомниться в законности и переадресовать вопрос президиуму. По ряду причин, в том числе из-за невозможности переложить весь объем работы на президиум на стадии первоначального рассмотрения жалоб, компетенция судьи фактически больше, чем это декларируется в законе, а процент несогласия президиума с необходимостью внесения изменений стремится к нулю.
Устранить эту практику одномоментно невозможно. Весь вопрос сводится к корректности формулировки. Для простоты понимания эти два этапа можно отождествить с предварительным расследованием, где выдвигается обвинение (первый этап), и разбирательством в суде (второй этап).
Работая в суде в должности помощника судьи и будучи включенным в работу по рассмотрению надзорных жалоб и представлений по уголовным делам, я неоднократно обращал внимание судей на то, что устоявшиеся традиции оформления судебных актов противоречат закону. Совершенно игнорировался тот факт, что УПК РФ кардинально изменил содержание надзорной стадии, вследствие чего стало недопустимо на стадии предварительного рассмотрения устанавливать нарушения закона и уж тем более принимать окончательное решение. Это как если бы следователь в обвинительном заключении писал: "Признать виновным и назначить наказание...". Очевидно, что при вынесении приговора в соответствии с указанием следователя у осужденного были все основания ставить вопрос о том, что судебного разбирательства не было.
Различие толкований
Содержание процессуальных действий в надзорной стадии по УПК РФ и ГПК РФ идентичное. Однако разрушение единого управления в системе общей юрисдикции привело к автономному существованию уголовного и гражданского судопроизводств. При этом гражданское судопроизводство оказалось более мобильным и быстрее расставалось с советскими традициями. Например, в уголовном процессе говорится о возбуждении надзорного производства судьей, что в корне неверно. Надзорное производство инициируется заявителем жалобы. В ГПК РФ такой нормы нет, там использованы более корректные формулировки.
Уголовное судопроизводство в надзорной стадии даже после вступления в силу УПК РФ сильно напоминало (и до сих пор напоминает) советский надзор. Тогда прокурором субъекта или председателем областного суда с опорой на авторитет правящей партии в президиум вносились протесты, в которых излагалось мнение о том, как следует рассмотреть дело. В результате сформировалась традиция оформления процессуальных документов (то есть протест содержал в себе окончательное решение). Если в гражданском процессе от этого смогли избавиться, то в уголовном процессе традиция осталась нерушима. На стадии первоначального рассмотрения жалобы или представления по уголовным делам при передаче их в президиум в постановлении происходит предрешение дела по существу.
Факты
В 2007 году мною была предпринята попытка насильственного слома этой практики. В мои обязанности как помощника судьи входила подготовка проектов постановлений по надзорным жалобам по уголовным делам. Поскольку судьи старались бездумно следовать сложившимся традициям и не реагировали ни на какие аргументы, я официально отказался выполнять незаконные указания. Одновременно я подготовил объяснительную на имя председателя суда, указав в ней, в частности, следующее:
"Установочная часть постановления о возбуждении надзорного производства должна заканчиваться констатацией наличия нарушения в обжалуемом судебном решении и утверждения о том, что оно заслуживает внимания для проверки в порядке надзора президиумом того суда, к подсудности которого эта жалоба относится.
Заключать в постановление о возбуждении надзорного производства какие-либо формулировки, предрешающие решение президиума, недопустимо, что, однако, стало системой в... суде".
Я отметил также, что такой подход не только не соответствует закону, но и дискредитирует президиум как самостоятельный орган.
В качестве правильного примера я привел Постановление судьи Верховного Суда РФ С.А. Разумова N 53-У06-158 от 28.04.2007, в котором после изложения всех доводов жалобы и норм закона указывалось: "Полагаю, что вышеизложенные обстоятельства и доводы жалобы заслуживают внимания для проверки их в порядке надзора президиумом". Это постановление было направлено в наш суд ранее, находилось в канцелярии и полностью соответствовало высказанной мною позиции.
В дальнейшем в подтверждение своей позиции я привел суждения из трех (!) практических пособий для судей, подготовленных судьями Верховного Суда РФ. Удивителен результат: при полном отсутствии контраргументации была сохранена прежняя ошибочная практика. А так как я отказывался выполнять противоречащие закону указания, то меня просто перевели на другой участок.
Получается, что высшей ценностью было признано не рациональное суждение, а традиция. Причем она применяется даже в тех случаях, когда Верховный Суд РФ демонстрирует иной подход.
Процессуальный аспект
Поднятый вопрос имеет большие процессуальные последствия. Когда постановление президиума написано "под диктовку" лица, вынесшего постановление о возбуждении надзорного производства и передаче дела в президиум, можно ставить вопрос о том, что разбирательства в суде надзорной инстанции не было. Это означает возможность отмены всех постановлений президиумов, которые вынесены "по указке" лица, рассмотревшего первоначальную жалобу.
Несмотря на кажущуюся экстравагантность такой постановки вопроса, она вполне реальна. На это указывали судьи Верховного Суда в тех пособиях, которые я приводил в подтверждение своей позиции. Объем вопросов и несуразиц, накопившихся в системе судов общей юрисдикции (как в надзорной, так и иных стадиях процесса), позволяет максимально широко ставить вопрос о компетенции лиц, работающих в должностях судей. При этом вполне возможно сохранить ритм работы судов.
Сегодня у любого участника процесса (потерпевший, осужденный, законный представитель, истец, ответчик, обвинитель) имеется формальное основание ставить вопрос о незаконности изменения приговора (определения, постановления) в президиуме на том основании, что выводы президиума были предрешены на стадии предварительного рассмотрения жалобы лицом, не являющимся членом президиума.
Обращаю внимание, что речь идет не о проблеме докладчика президиума - этот вопрос достаточно изучен, а именно о процессуальных последствиях действий лица, первоначально рассматривавшего жалобу и принявшего решение о необходимости передачи дела в президиум.
Сложно судить, насколько указанная практика распространена в России. Но, скорее всего, практика в моем суде - это не исключение. Не исключение, потому что такой подход сложился благодаря приоритету традиций над законом. Традиция сложилась в период действия УПК РСФСР, когда процессуальная чистота надзорной стадии не имела той актуальности, которую она приобрела с 2003 года.
Роль председателя суда
На мой взгляд, выводы, которые можно извлечь из вышесказанного, заключаются в следующем. Судьи готовы руководствоваться традициями, пускай даже самыми абсурдными, и не готовы самостоятельно ломать сложившуюся практику. Это право принадлежит председателю суда. Любое значимое изменение практики возможно только с его санкции. Судебная система методично уничтожает в своих рядах судей, готовых действовать самостоятельно. Закон, пример вышестоящего суда, авторитетные разъяснения, логически корректные суждения не могут изменить сложившиеся традиции. Аргументом становится только то, что выражено в форме прямого приказа непосредственного руководителя (я понимаю двусмысленность слова "руководитель" применительно к судьям, но такова реальность). Соответственно судебная система мобильна ровно в той степени, в какой эти качества демонстрирует председатель соответствующего суда.
Специфика конструкции судебной деятельности такова, что все судьи находятся во власти председателя суда. По каждой конкретной ситуации, вызывающей затруднения, решение принимает председатель. В том случае если он не принимает никакого решения, сохраняется сложившаяся практика.
Объем компетенции председателя определяет динамичность реформирования в конкретном сегменте. Это верно как для нижнего уровня судебной системы, так и для самых верхних уровней.
Соответственно изменение состояния системы судов общей юрисдикции в первую очередь связано с назначением на руководящие должности лиц, готовых менять сложившуюся практику. Сегодня процедура отбора кандидатов на руководящие должности в судебной системе такова, что она блокирует назначение людей, готовых принимать взвешенные решения по сложным процессуальным коллизиям. Почему-то доминирует точка зрения, согласно которой должность председателя является сугубо представительской. В описанной выше ситуации был создан порочный круг, председатель не мог решиться изменить практику, а рядовые судьи не смели делать этого самостоятельно.
Получается, что, с одной стороны, присутствует великолепная управляемость судей через председателя, с другой стороны, качество этого управления предрешается уровнем компетенции руководителя. Наверное, сегодня неуместно ставить вопрос о массовой замене судейского корпуса. Вполне достаточно начать с руководящих должностей.
В том случае если этот рычаг не функционирует, единственная возможность изменить традиции заключается в уподоблении закона пошаговой инструкции. Очевидно, что именно эта особенность была учтена при формулировании положений законопроекта N 402468-5 "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации..." (в части проверочных инстанций в уголовном процессе) (http:// asozd2.duma.gov.ru/ main.nsf/ (Shravka)?OpenAgent&RN= 402468-5&02). Предлагаемая редакция ст. 401.11 УПК РФ подробно регламентирует содержание процессуального документа, идентичного сегодняшнему постановлению о возбуждении надзорного производства, и не оставляет возможности следовать советской традиции.
Причем еще неизвестно, как быстро эта новелла изменит практику. Получается, что законодатель признал, что управлять процессуальной деятельностью судей в системе судов общей юрисдикции возможно только посредством детального воспроизводства инструкции в законе, причем применительно к каждому конкретному случаю.
Особо следует подчеркнуть, что вопрос не надуман, а прочно связан с вопросами реформирования надзорной стадии, на несовершенство которой неоднократно указывал Европейский суд по правам человека. Также вопросы надзорной стадии неоднократно рассматривались Конституционным Судом РФ. По этой теме публикуются разъяснения и справочники, не говоря уже о множестве научных исследований. Какой это оставляет след в сознании людей, напрямую причастных к осуществлению судебной деятельности? Результат проведенного эксперимента показывает, что все это воздействие близко к нулю. Следование сложившейся традиции является высшей добродетелью, даже если это прямо противоречит закону. Вопрос: возможно ли с таким судейским корпусом достичь каких-то ощутимых результатов в судебной реформе? Возможно, такие люди удобны и легко управляемы. Но как это согласуется с принципами судебной власти?

Источник: http://www.juristlib.ru/book_6891.html