Ю.В. НИКОЛАЕВА,

кандидат юридических наук,

зав. кафедрой уголовно-правовых дисциплин МИЭМП

 

ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ЛИЧНОСТИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ:

ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

 

Преступления против личности несовершеннолетних по степени общественной опасности и наступлению вредных последствий относятся к категории особо тяжких преступлений. Специальный статус потерпевшего, несовершеннолетнего, придает указанной группе преступлений особую опасность, поскольку несовершеннолетние, их жизнь и здоровье, – залог успешного развития социума, от количества посягательств и оконченных преступлений зависит и будущее государства.

 

Ключевые слова: специфика возраста несовершеннолетних, защита личности, общества и государства, общественная безопасность, правосудие. 

 

YU.V. NIKOLAEVА,

the candidate of jurisprudence,

the manager chair of criminally-legal disciplines МIEМP 

 

CRIMES AGAINST THE PERSON OF MINORS:

THE TEORETIKO-METHODOLOGICAL ANALYSIS

 

Crimes against the person of minors on degree of public danger and approach of harmful consequences concern a category especially grave crimes. The special status of the victim, minor, gives to the specified group of crimes special danger as minors, their life and health, – the society guarantee of successful development, depends on quantity of encroachments both the ended crimes also the state future.

 

Key words: specificity of age of minors, protection of the person, a society and the state, public safety, justice.

 

В структуре преступлений против личности выделяют две подгруппы – преступления против жизни и преступления, посягающие на здоровье[1]. Традиционная классификация не учитывает специфику возраста несовершеннолетних. Существует ряд преступлений, непосредственно не связанных с угрозой жизни и здоровью, но имеющих жизнь и здоровье в качестве дополнительного объекта преступления. Исходя из сказанного, логику изложения построим по принципу разделения составов на преступления, непосредственным объектом которых является жизнь потерпевшего, в структуре которых рассмотрим составы п. «в», «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ, ст. 106, 109 Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 г.[2]; преступления, посягающие на здоровье несовершеннолетних, – ст. 116, 117, 121, 122, 125 УК РФ, а также преступления, где жизнь и здоровье личности несовершеннолетнего подвергаются опасности не непосредственно, как в вышеуказанных составах, а выступают в качестве дополнительного объекта преступления, – ст.  127.1, 127.2, 152, 126, 206 УК РФ 1996 г. Подобная классификация выбрана не случайно, поскольку преступления против личности несовершеннолетних как родовая категория не только являются квалифицирующими в структуре преступлений против личности, т.е. ответственность за их совершение, как правило, предусмотрена не общей диспозицией соответствующей уголовно-правовой нормы, а последующими частями, и направлена на защиту малолетних чаще, чем несовершеннолетних, или распространяется на категории лиц, находящихся в зависимости от субъекта преступления или относящихся к категории лиц, которые не могут оказать сопротивление.

Охрана личности несовершеннолетних гарантирована Конституцией РФ и Уголовным кодексом РФ. В статье 2 УК РФ закреплена правовая норма об иерархии ценностей, принятая в развитых демократических государствах, которая выделяет три задачи, стоящие перед Уголовным кодексом РФ, – защита личности, общества и государства.

Эти задачи представлены законодателем в несколько расширенном виде. Самой первой и главной задачей, в силу ст. 2 Конституции РФ, является охрана прав и свобод человека и гражданина, ибо их признание, соблюдение и защита – обязанность государства. Видимо, не случайно Особенную часть УК РФ открывает раздел о преступлениях против личности.

В части 1 ст. 2 сказано, что задачами УК РФ являются: охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений.

Конституционное правоустановление в России опирается на положение о том, что основные права и свободы человека принадлежат ему от рождения (ст. 17 Конституции РФ). Права и свободы человека и гражданина, в силу ст. 18 Конституции РФ, являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечивают правосудие.

Приоритетная охрана интересов ребенка признана международным сообществом в качестве одного из основных принципов современного права[3], получившего нормативное закрепление в ст. 3 Конвенции о правах ребенка (1989), который, согласно Конституции РФ, является частью ее правовой системы. Российский уголовный закон, оформивший предписания относительно охраны несовершеннолетних в самостоятельную главу, обнаруживает высокую степень соответствия требованиям международного сообщества в части защиты прав ребенка. Вместе с тем анализ законодательных положений, международных норм, социальной практики в современной России позволяет утверждать, что в уголовном законодательстве имеется существенный резерв для совершенствования проювенальных нормативных предписаний[4].

Рассматривать преступления против личности начнем с преступлений, посягающих на жизнь несовершеннолетнего, – особо квалифицирующего убийства по ч. 2 ст. 105 УК РФ 1996 г.

Бесспорно, в структуре наиболее тяжких преступлений против жизни несовершеннолетних является квалифицированное убийство – или убийство несовершеннолетнего (ст. 105 УК РФ).

Лишение одним человеком жизни другого человека представляет собой случай, характерный, скорее, для первобытного общества, когда убийство совершалось из военных или ритуальных целей, угроза смерти стояла перед человеком ежедневно, а лишение жизни не казалось чем-то особенным. В современном обществе со становлением современной системы ценностей убийство считается тяжким преступлением, осуждается обществом и сурово карается законом.

Убийство несовершеннолетнего, родившегося и неродившегося, является особо квалифицирующим, поэтому ч. 2 ст. 105 УК РФ предусматривает ответственность за убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности (п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ), и убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии (п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ). В эту группу входят преступления против несовершеннолетних, объективно находящихся в беспомощном состоянии по сравнению со взрослыми.

В уголовном законодательстве зарубежных стран убийство несовершеннолетнего также является особо квалифицирующим. Так, ст. 110 Уголовного кодекса Перу 1924 г.[5] гласит: «Мать, убившая своего ребенка во время родов или в течение послеродового периода, наказывается лишением свободы от одного года до четырех лет или принудительными работами на срок от 52 до 104 рабочих дней».[6] Уголовные кодексы стран Латинской Америки объясняют детоубийство, с одной стороны, стремлением женщины скрыть свое бесчестье, а с другой – ее беспомощностью в данной ситуации[7]. Уголовный кодекс Колумбии 2000 г. объясняет детоубийство лишь мотивами чести[8]. Уголовный кодекс Бразилии 1940 г.[9] не включает формулу послеродового периода, его ст. 123 гласит: «…убийство своего ребенка во время родов или сразу же после них, наказуемо – тюремное заключение от двух до шести лет». Кроме того, Уголовный кодекс Бразилии содержит ст. 129, которая гласит, что женщина, убившая собственного ребенка с целью сокрытия своего бесчестия во время родов или сразу же после них, наказывается тюремным заключением на срок от двух до шести лет[10].

В Уголовном кодексе Испании 1995 г. содержится следующая формулировка: мать, убившая своего ребенка, чтобы скрыть свое бесчестие, наказывается тюремным заключением. Такому же наказанию подвергается бабушка со стороны матери, убившая новорожденного, чтобы скрыть бесчестие своей дочери[11].

Зарубежный опыт не всегда применим к российской правовой действительности, поскольку действующий в национальной правовой системе принцип личностного наказания не может быть распространен на родственников, как это делается в Уголовном кодексе Испании. Однако в России применим опыт Бразилии, который отмечает привилегированный состав убийства матерью новорожденного ребенка, в частности ст. 123, 129 УК Бразилии. Из зарубежного опыта стран Латинской Америки, в частности Бразилии, вполне можно принять только одну норму – не ограничивать срок признания состава привилегированным, как в российском уголовном праве, а, вместо этого, поставить мотив убийства, например, «для предотвращения бесчестия», действующий в Уголовном кодексе Колумбии.

Выделяя особо квалифицированные составы в структуре такого преступления, как убийство, законодатель не выделяет отдельного убийства малолетнего или несовершеннолетнего, рассматривая их только как убийство лица, находящегося для виновного в заведомо беспомощном состоянии. Большинство авторов[12] сходятся в мнении о том, что «беспомощное» состояние потерпевшего предполагает наличие малолетнего или несовершеннолетнего как видового понятия к родовому. Однако такая юридическая казуистика имеет недостаток: не ясно, в каком возрасте несовершеннолетний перестает быть малолетним, а малолетний – несовершеннолетним.

Повышенная опасность этого вида убийства связана с особой заботой о защите каждого человека, неспособного, в силу любых причин, защитить себя или уклониться от посягательств на свою жизнь. Такое преступление объективно более опасно, поскольку преступнику легче достигнуть преступного результата, когда потерпевший находится для него в заведомо беспомощном состоянии. Такое преступление более опасно и с субъективной стороны, поскольку знание того, что жертва находится в беспомощном состоянии, облегчает формирование преступного намерения и даже может сыграть провоцирующую роль. Преступнику легче решиться на совершение убийства, когда он уверен, что жертва не в состоянии дать ему отпор. Верховный Суд в своем Постановлении от 27 января 1999 г. № 1 дал указание на то, что убийством лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, следует считать «умышленное причинение смерти потерпевшему, неспособному, в силу физического или психического состояния, защитить себя, оказать сопротивление виновному, когда последний, совершая убийство, сознает это обстоятельство»[13].

Здесь, как упоминалось, возможны два варианта. Во-первых, может быть установлено, что несовершеннолетний, отстающий в психическом развитии, задержался в возрастном периоде, предшествовавшем тому периоду, на который приходится установленный законом возраст уголовной ответственности. Например, игровая мотивация общественно опасного деяния указывает на то, что развитие несовершеннолетнего соответствует периоду «второго детства», а не этому возрастному периоду. В данном случае следует однозначный вывод об отсутствии возрастной вменяемости, а следовательно, вины. Сложнее ситуация, когда отставание констатируется в пределах того возрастного периода, на который приходится установленный законом возрастной период уголовной ответственности. Здесь вывод зависит от глубины и объема отставания, сферы реализации, его мозаичности и, самое главное, от степени проявления отставания в конкретном деянии (например, при его подготовке)[14].

Беспомощное состояние малолетнего потерпевшего относится к числу оценочных признаков. Чем бы ни было обусловлено беспомощное состояние, оно должно быть предметом оценки суда. Несовершеннолетие само по себе не исключает того, что потерпевший может оказаться отнюдь не беспомощным, если он, например, хорошо вооружен и умело обращается с оружием[15].

Таким образом, ощущается явный недостаток в указанной норме. Ее следует совершенствовать либо путем раскрытия понятия «беспомощный», в частности, путем перечисления – несовершеннолетние, пожилые, немощные, либо выделением группы несовершеннолетних в отдельный квалифицирующий признак. Однако, как представляется, в силу того, что в отличие от иных категорий беспомощного состояния это состояние является наиболее уязвимым и социально значимым, необходимо выделить в отдельную группу критерий «несовершеннолетний».

В связи с выделением критерия «беспомощное состояние» хотелось бы остановиться на моменте начала уголовно-правовой охраны несовершеннолетнего. Убийство новорожденного и зачатого ребенка представляет собой разные категории убийств, однако их охватывает один объект – жизнь. Можно долго дискутировать о начале периода жизни – до родов или после, однако в российском уголовном законодательстве объектом убийства несовершеннолетнего является жизнь молодого человека, начинающего члена общества. Причем уголовно-правовой защите подлежит не только рожденный человек, но и плод, вынашиваемый матерью. Следовательно, жизнь несовершеннолетнего понимается не только как физиологический процесс, но и как обеспеченная законом возможность существования личности в обществе. Как физиологический процесс жизнь человека имеет начало и конец. Началом жизни по уголовному праву принято считать начало физиологических родов[16], т.е. нача­ло процесса выхода из утробы матери. Жизнь ребенка охраняется законом и в процессе родов (ст. 106 УК РФ). В то же время посягательство на плод, находящийся в утробе матери, убийством считается только в случае, если преступник знал или должен был, в силу обстоятельств, знать о беременном состоянии потерпевшей. Однако нужно принять во внимание, что зарождающаяся жизнь должна пользоваться определенной защитой, гарантируемой от момента зачатия или, по крайней мере, от момента имплантации^[17]. Этого требует современное состояние медицины, достигшей сегодня такого уровня, при котором правовая защита плода человеческого зародыша крайне необходима[18]. Следует признать, что внутриутробное развитие человека все-таки является объектом уголовно-правовой охраны, однако только в случае, если преступник знал о беременности женщины. В процессе вынашивания ребенка жизнь плода подвергается влиянию окружающей среды, и лишнее давление или вмешательство внешних факторов могут привести к преждевременной гибели плода. Необходимо объективной стороной указанного преступления охватывать и время, когда плод находится в состоянии развития внутри матери, т.е. привлекать к ответственности не только за убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, но и за убийство женщины и ее плода, для чего в п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ требуется внести изменения.

Повышенная опасность убийства женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности (п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ), обусловлена тем, что, убивая беременную женщину, виновный уничтожает и плод как зародыш будущей жизни. Указание на заведомость означает, что ответственность наступает по этому пункту, если виновный в момент совершения убийства женщины достоверно знал о беременности потерпевшей от нее самой или из другого источника.

Убийство женщины, которую виновный ошибочно считал беременной, одни исследователи называют покушением на преступление, другие выступают за самостоятельную квалификацию указанных отношений[19]. Как представляется, это следовало бы считать покушением на преступление, предусмотренное п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ, исходя из направленности умысла. Однако, поскольку смерть фактически наступила, содеянное нельзя считать покушением, иначе виновный получил бы необоснованную льготу при назначении наказания (ч. 3 ст. 66 УК РФ). Ситуация должна решаться по правилам об ошибке в личности потерпевшего, которая не влияет на квалификацию. В таких случаях содеянное квалифицируется по п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ как оконченное преступление.

В последнее время в уголовной практике значительная доля убийств стала приходиться на убийство несовершеннолетних, находящихся в состоянии беременности. Ярким примером является дело насильника П., убившего несколько девочек в Балатовском парке г. Перми ранней весной 2006 г., одна из жертв которого была несовершеннолетней[20]. Следствие зашло в тупик, одной из причин стало то, что ч. 2 ст. 105 УК РФ не охватывает объективную сторону такого преступления, как убийство несовершеннолетней, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности. В связи с этим сегодня трудно квалифицировать такие ситуации либо с точки зрения п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ, либо с дополнительной квалификацией по ст. 106 УК РФ. Указанная ситуация является пробельной и особо квалифицирующей. Здесь практика могла бы пойти двумя путями – или расширением нормы п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ, или введением в ч. 3 ст. 105 УК РФ дополнительного, особо квалифицирующего состава. Представляется обоснованным второй путь ввиду того, что, как отмечает М.П. Редин, «нельзя признать правильной квалификацию убийства одного человека и покушение на убийство другого человека (не всегда преступник хочет причинить смерть другому человеку) в случае, если действия охватывались единым умыслом и были совершены одновременно разными составами. Это является единым деянием, и практика должна пойти в плоскости дальнейшей дифференциации уголовной ответственности»[21].  Для этого Уголовный кодекс РФ следовало бы дополнить ч. 3 ст. 105 УК РФ – «убийство несовершеннолетней, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, и ее плода», при этом возраст несовершеннолетней применительно к указанному составу должен составлять не менее 18 лет.

Жизнь несовершеннолетнего как объект преступления по ст. 105 УК РФ, в чем единодушно сходятся многие отечественные ученые[22], не подлежит качественной или количественной оценке. Равная защита всех людей от преступных посягательств на их жизнь – важнейший принцип уголовного права[23].

С объективной стороны убийство несовершеннолетнего представляет собой единство трех элементов: 1) действие (бездействие), направленное на лишение жизни другого лица; 2) смерть потерпевшего как обязательный преступный результат; 3) причинная связь между действием (бездействием) виновного и наступившей смертью потерпевшего.

Убийство несовершеннолетнего часто представляет собой совершение активных действий с использованием оружия и без него. Для убийства типична прямая (непосредственная) причинная связь. Например, выстрел в потерпевшего влечет за собой его смерть. Значительно сложнее бывает установить причинную связь, когда она носит непрямой, опосредованный характер. Разделение причинных связей в этой структуре не случайно[24]. Неправильное понимание указанных связей может привести к ошибочной квалификации преступлений, а следовательно, проблема деления указанных связей на прямые и опосредованные имеет глубокий практический смысл, в частности, свидетельствует о разных уровнях воздействия виновного на преступный результат. Указанные способы можно разделить на сильно и слабо управляемые. Это имеет прямое отношение к решению вопроса о форме вины и направленности умысла в убийстве несовершеннолетнего. От правильного знания и умения применять указанные признаки зависит юридическая квалификация отношений посягательства, в конечном итоге правильная квалификация прямых и опосредованных связей определяет направленность умысла на совершение убийства несовершеннолетнего.

Аспект разграничения данной проблемы в структуре направленности умысла особенно интересен в разрезе отделения прямого умысла от косвенного, в частности, убийство несовершеннолетнего считается оконченным с момента наступления смерти потерпевшего вне зависимости от времени наступления смерти. С субъективной стороны убийство несовершеннолетнего предполагает наличие прямого или косвенного умысла на причинение смерти. Убийство совершается с прямым умыслом не только тогда, когда причинение смерти является конечной целью виновного. Цель может лежать и за пределами состава убийства. Желание как волевой элемент в данном случае существенно. При косвенном умысле виновный не направляет свою волю на причинение смерти, но своими действиями сознательно допускает ее наступление. Таким образом, поставленная выше проблема правильной квалификации в зависимости от направленности умысла влияет не только на размер санкций по указанной статье, но и на применение ст. 105 УК РФ. Разрешение этой проблемы лежит не в плоскости нормотворчества, а в преподавании методологии расследования преступлений подобного рода. Методология может быть основана на разъяснениях судебной практики Верховным Судом России.

В структуре субъективной стороны такого состава преступления, как убийство несовершеннолетнего, особые теоретические проблемы отсутствуют, субъектом убийства является физическое вменяемое лицо, достигшее к моменту совершения преступления 14 лет (ст. 20 УК РФ).

Относительно санкций по ст. 105 УК РФ хотелось бы отметить следующее. Как представляется, санкции за убийство несовершеннолетних довольно мягкие, в связи с чем необходимо нижнюю планку наказания поднять, по крайней мере, до 15 лет, а в отношении предлагаемой ч. 3 ст. 105 УК РФ оставить единственное наказание – пожизненное лишение свободы как альтернативу смертной казни.

Итак, хотелось бы отметить, что убийство несовершеннолетнего представляет собой сложное преступление с точки зрения не квалификации, а правильного толкования терминов и моментов наступления уголовно-правовой охраны несовершеннолетнего, а также сложности применения санкций, которые имеют большой разброс и не всегда структурированы. Предлагаемые санкции представляют собой некое единообразие применения уголовно-правовых норм

Помимо убийства несовершеннолетних в правоприменительной практике распространено убийство матерями новорожденных детей, и состав этого преступления до сих пор не имеет среди  ученых однозначной квалификации.

Тяжелая экономическая ситуация в России в середине 90-х годов XX в. вынудила законодателя включить в Уголовный кодекс РФ такую статью, как убийство матерью новорожденного ребенка (ст. 106 УК РФ). Эту статью может характеризовать не только социально-экономический, но и гендерный аспект, когда женщина после родов испытывает сильнейший психологический стресс, связанный с появлением нового человека и ответственностью за его судьбу.

Традиционно наука уголовного права не дает однозначного ответа на вопрос о том, стоит относить указанное преступление к категории квалифицированных или привилегированных составов[25]. С одной стороны, общественная опасность, которая вызвана этим преступлением, позволяет отнести его сразу в категорию квалифицированного состава, поскольку категория потерпевших особо охраняется уголовным законом, а с другой стороны, социальный и гендерный аспекты субъекта преступления позволяют отнести указанный состав в группу привилегированных составов.

Однако, исходя из санкции преступления, убийство матерью новорожденного ребенка во время или сразу же после родов, а также убийство новорожденного в условиях психотравмирующей ситуации или в состоянии психического вменяемого расстройства является привилегированным составом.

Признание данного состава привилегированным основано на сложившейся судебной практике советского периода. Обстоятельства, которые нередко сопутствуют этому виду убийства (особое физическое и психическое состояние женщины во время родов, тяжелая семейная обстановка, материальные трудности), обычно учитывались судами в качестве смягчающих наказание в рамках санкции во времена действия Уголовного кодекса РСФСР по ст. 103[26]. Сложившаяся ситуация представляется правильной в контексте описанного выше гендерного подхода, поскольку мать, родившая ребенка,  находится в зависимости от неких объективных обстоятельств, исходя из которых она оценивает будущее несовершеннолетнего: сможет ли она помочь ему в процессе становления как личности, сможет ли ее ребенок равноправно конкурировать в развитии с другими несовершеннолетними.

В медицинской практике новорожденным считается ребенок до достижения им одного месяца[27]. Указанное преступление имеет специальный субъект, которым может быть только мать новорожденного ребенка. Однако в качестве подстрекателя или пособника может выступать и другое лицо (отец ребенка, акушерка). Напротив, убийство новорожденного, совершенное другим лицом даже с согласия или по просьбе матери, квалифицируется не ст. 106 УК РФ, а по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Некоторые же авторы приводят интересные аргументы в пользу того, что это – особо квалифицирующее убийство; в частности, доктор юридических наук А.Н. Попов отмечает, что п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ является особо квалифицирующим даже в том случае, когда потерпевший не осознавал характер происходящего, а виновный не проявил особую жестокость[28].

Следует согласиться с точкой зрения А.Н. Попова, который полагает, что указанное убийство является особо квалифицированным, поскольку при анализе такого состава преступления заметно меняется роль субъекта преступления. Ведь другое лицо, которое умерщвляет ребенка, не связано особыми эмоциональными связями с ним, не представляет ответственности за выполнение обязанностей по воспитанию ребенка, ч.2 ст. ости Попов отмечает, что очно интересные аргументы в пользу того, что это особо квалифицирующее убийство. ющим в структк тому же обладает самостоятельным сознанием и интеллектом и, следовательно, решается на убийство ребенка более взвешенно и целенаправленно.

Объективная сторона преступления, предусмотренного ст. 106 УК РФ, может состоять из двух действий. Первая: убийство матерью новорожденного ребенка во время или сразу же после родов не обязательно связывается с каким-либо психическим расстройством матери. Практика знает немало случаев, когда такое убийство совершается расчетливо и хладнокровно, планируется и готовится заранее, нередко из-за нежелания подвергать себя операции аборта. Важно только установить, что убийство укладывается в определенный законом промежуток времени («во время или сразу же после родов»). Смягчение законодателем ответственности может быть объяснено тем, что в этот период женщина не всегда в состоянии воспринимать рождающегося человека как самостоятельное живое существо, продолжает видеть в нем свой плод, ощущать его как источник боли и страданий.

Вторая ситуация – убийство матерью новорожденного ребенка в условиях психотравмирующей ситуации или в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости, – напротив, не связывает ответственность со столь узким промежутком времени. Психотравмирующая ситуация может возникнуть до родов, во время родов или некоторое время спустя. Роды, необходимость заботиться о новорожденном, семейные и бытовые неурядицы – все это может оказаться непосильной нагрузкой для психики матери, особенно в первое время. Возможно и психическое расстройство, не исключающее вменяемости (ст. 22 УК РФ). В данном случае такое состояние влияет и на квалификацию преступления.

Таким образом, несмотря на некоторые расхождения в квалификации указанного преступления, сложилось так, что указанный состав является все же привилегированным. Некоторые ученые, пытающиеся сделать указанный состав квалифицирующим, аргументируют это не вполне убедительно; исключение составляет, пожалуй, убийство новорожденного другим лицом по поручению матери.

В отличие от умышленного убийства несовершеннолетнего, возможно причинение смерти по неосторожности (ст. 109 УК РФ). В диспозиции указанной нормы отсутствует такой признак, как направленность преступления на несовершеннолетнего. Говоря о причинении смерти несовершеннолетнему по неосторожности, чаще всего имеют в виду причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей[29].

В зарубежных странах причинение смерти по неосторожности не выделяется в отдельный состав преступления и не выделяется в диспозиции какой-либо статьи. В Уголовном кодексе Федеративной Республики Германия, в редакции от 13 ноября 1998 г. (ст. 222), неосторожное убийство наказывается лишением свободы на срок до пяти лет или денежным штрафом. Квалифицированного состава нет[30].

Уголовный кодекс Французской республики 1992 г. знает и простой, и квалифицированный составы неосторожного убийства. Часть 1 ст. 221-6 гласит: «Причинение смерти другому лицу по оплошности, неосторожности, невнимательности, небрежности или в результате неисполнения возложенной законом или правилами обязанности соблюдать безопасность или осторожность наказывается тремя годами тюремного заключения или штрафом в 300 000 франков». По части 2 этой статьи квалифицируются случаи неосторожного убийства, явившегося результатом намеренного неисполнения указанной обязанности. Санкция – тюремное заключение сроком на пять лет и штраф в размере 500 000 франков[31].

В английском уголовном праве[32] простым неумышленным (неосторожным) убийством является противоправное лишение жизни другого лица, при котором у субъекта было упречное психическое состояние, не связанное с умыслом убить или причинить тяжкое телесное повреждение. Простое неосторожное убийство имеет место при совокупности трех критериев: (а) совершенное действие является противоправным и общеопасным; (б) оно совершается вследствие грубой небрежности; (в) субъект действует опрометчиво в отношении риска причинения смерти или телесного повреждения[33].

Зарубежный опыт в российском законодательстве воплотился в принятом УК РФ 1996 г., ранее действовавшее законодательство не предусматривало ответственности за неосторожное убийство. В отличие от состава Уголовного кодекса Федеративной республики Германии, санкция в указанной статье в российском Уголовном кодексе не предусматривает такого наказания, как денежный штраф, выплачиваемый в пользу государства. Однако, в отличие от Уголовного кодекса Французской республики, квалифицированные виды этого убийства в российском Уголовном кодексе изложены более четко, в частности, в формулировке «вследствие неисполнения профессиональных обязанностей», что исключает осуждение по указанной статье и судебной квалификации тех обязанностей, неисполнение которых либо грозит уголовной ответственностью, либо ее исключает. В целом в УК РФ норма построена довольно корректно, однако существуют некоторые проблемные моменты.

Причинение несовершеннолетнему смерти по неосторожности возможно как по легкомыслию, так и по небрежности[34]. Причинение смерти по неосторожности следует отличать от невиновного причинения смерти, когда лицо: а) не предвидело возможности наступления смерти потерпевшего от своих действий (бездействия) и по обстоятельствам дела не должно было или не могло их предвидеть; б) хотя предвидело возможность причинения смерти, не могло этого предотвратить в силу несоответствия своих психофизических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам. Некоторые авторы считают, что, если лицо не предвидело возможности наступления смерти несовершеннолетнего потерпевшего в результате своих действий или бездействий, ответственность по указанной статье не наступает[35], что, как представляется, является ошибочным выводом по следующим причинам.

Во-первых, вывод о том, было ли причинение смерти несовершеннолетнему неосторожным или случайным, должен строиться на основе тщательного анализа действий лица и всей ситуации[36].

Причинение несовершеннолетнему смерти по неосторожности необходимо отграничивать и от умышленного убийства несовершеннолетнего. Особенные трудности возникают в судебной практике при отграничении убийства косвенным умыслом от причинения смерти по легкомыслию. В обоих случаях виновный предвидит возможность наступления смерти потерпевшего в результате своих действий.

Во-вторых, в обоих случаях он не желает наступления такого результата, не стремится к нему. Но при косвенном умысле виновный сознательно допускает наступление смерти несовершеннолетнего, часто относится к этому безразлично, не предпринимает никаких действий, чтобы предотвратить такой результат.

Следует ли отличать убийство при косвенном умысле в форме легкомыслия от причинения смерти по неосторожности из-за наличия специального потерпевшего, несовершеннолетнего? Безусловно, следует. При неосторожности в форме легкомыслия (по терминологии УК РСФСР преступной самонадеянности) виновный не относится к смерти потерпевшего безразлично, он рассчитывает на свои силы, умение, ловкость, профессиональное мастерство, на то, что в результате принятых им мер либо в результате действий других лиц или каких-либо иных конкретных факторов удастся избежать смертельного исхода[37]. Однако, поскольку виновный в этих случаях не проявляет должной предусмотрительности, недостаточно учитывает свои возможности или возможности других лиц, смертельный результат все же наступает.

Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения своих обязанностей можно, как представляется, отнести к категории двухобъектных преступлений, поскольку объектом преступления является не только жизнь человека, но и общественные отношения в сфере выполнения лицом своих профессиональных обязанностей, например, воспитателем или учителем несовершеннолетнего. Имеет значение также наличие у виновного профессиональной подготовки, знание им специальных правил безопасности[38], однако, учитывая специального потерпевшего, следует не просто конкретизировать указанную статью, а усилить за нее ответственность, дополнив ч. 3 ст. 109 УК РФ, изложить диспозицию следующим образом: «Причинение смерти по неосторожности двум и более лицам, или причинение смерти по неосторожности несовершеннолетнему вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей». По указанной статье могут быть привлечены к ответственности медицинские работники, воспитатели детских учреждений и другие лица, причинившие смерть по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей.

Переходя к следующему большому блоку преступлений против личности несовершеннолетних – преступлениям против здоровья несовершеннолетних, отметим, что такие преступления совершаются чаще преступлений против жизни. Уголовное законодательство устанавливает ответственность за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111 УК РФ), умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью (ст. 112 УК РФ), умышленное причинение легкого вреда здоровью (ст. 115 УК РФ)

В группе преступлений против здоровья несовершеннолетних наиболее заметно изменение терминологии. Привычное понятие «телесное повреждение» заменено в УК РФ 1996 г. более широким термином «вред здоровью». Однако классификация этих посягательств по степени тяжести, по форме вины, по наличию отягчающих и смягчающих обстоятельств почти не изменилась по сравнению с УК РСФСР 1964 г. По степени тяжести различаются три вида вреда здоровью: 1) тяжкий (111 УК РФ); 2) средней тяжести (ст. 112 УК РФ); 3) легкий (ст. 115 УК РФ).

Понимание современными учеными проблемы степени причиняемого несовершеннолетнему вреда неодинаково. Одни авторы считают, что под вредом здоровью следует понимать только телесный вред[39], другие придерживаются такой точки зрения: вред здоровью распространяется на любые психические проявления[40], например, степень физического и нравственного страдания индивида, которую он может заработать вследствие причинения насилия личности, повлекшего за собой, в том числе, внутренние телесные повреждения. Безусловно, второе определение вреда здоровью более широкое, заслуживает пристального внимания из-за следующих факторов:

- общепризнанно, что внутренние переживания в конечном итоге формируют стресс, который может вызывать и физические повреждения, в частности, сердца, печени, нервной системы;

- так как организм несовершеннолетнего не сформирован, любое отклонение в нормальном физическом развитии может вызвать его неправильное развитие и причинить повреждения, несовместимые с жизнью.

Таким образом, причинение тяжкого вреда несовершеннолетнему является двухобъектным преступлением и особо квалифицированным, что подчеркивает ч. 2 ст. 111 УК РФ.

Однако, в отличие, например, от уголовных кодексов Франции и Германии несовершеннолетние, так же как и в диспозиции ст. 105 УК РФ, не выделены в отдельную норму. Вместо этого используется понятие «беспомощное состояние». Как было отмечено выше, стоит вместо этого термина использовать термин «несовершеннолетние», однако не усиливая уголовную ответственность за указанные преступления.

Объектом уголовно-правовой охраны выступает здоровье любого человека, независимо от фактического состояния здоровья. Здоровье ребенка может быть объектом посягательства уже в процессе родов. Как было отмечено выше, уголовно-правовой охране подлежит плод даже в случае причинения ему вреда по неосторожности, однако в отличие от невинного причинения вреда, исключающего преступность деяния, объективную сторону умышленного причинения вреда здоровью составляет любое действие или бездействие, отвечающее признакам, установленным в ст. 111–118 УК РФ, и повлекшее за собой указанные там последствия. Способ действия возможен любой, за исключением тех случаев, когда он имеет квалифицирующее значение или является конституирующим признаком преступления (ст. 117 УК РФ)[41].

Субъективная сторона преступлений, предусмотренных в ст. 111–117 УК РФ, характеризуется прямым или косвенным умыслом. За неосторожное причинение здоровью несовершеннолетнего тяжкого или средней тяжести вреда ответственность наступает по ст. 118 УК РФ[42]. Для умышленного причинения вреда здоровью несовершеннолетнего наиболее типичен неконкретизированный умысел, когда виновный предвидит и желает или сознательно допускает причинение вреда здоровью несовершеннолетнего, но не представляет конкретно объема этого вреда и нередко лишен возможности конкретизировать степень тяжести причиняемого вреда здоровью несовершеннолетнего. Квалификация содеянного при неконкретизируемом умысле определяется в зависимости от фактически наступивших последствий для несовершеннолетнего, поскольку умыслом виновного охватывалось причинение любого вреда здоровью. При прямом конкретизированном умысле ответственность должна наступать за тот вред здоровью, который охватывался умыслом виновного. Если при этом был причинен менее тяжкий вред или вообще вред здоровью не был причинен, то виновный отвечает за покушение на причинение того вреда здоровью, который он желал причинить.

Таким образом, причинение вреда здоровью несовершеннолетнего в уголовном праве наказывается в зависимости от тяжести наступивших последствий, на что прямо указывают санкции соответствующих статей – от лишения свободы на срок до одного года (ст. 115 УК РФ) до пятнадцати лет лишения свободы, если тяжкий вред привел к смерти несовершеннолетнего (ч. 4 ст. 111 УК РФ).

В структуре преступлений против личности несовершеннолетних в последнее время значительную долю занимает причинение вреда, полученного в результате истязания или побоев (ст. 116 и 117 УК РФ).

Истязание и побои не случайно выделены в отдельные составы преступлений против здоровья несовершеннолетних, хотя формально категория «несовершеннолетний» выделяется только в одной из этих статей – ст. 117 УК РФ. Объединяет их схожесть критериев общественной опасности, в частности признаки систематичности и наличие специального субъекта.

Истязание и побои – систематические преступления, их вредные последствия квалифицируются по соответствующим статьям УК РФ, однако такое преступление, как побои, выделено в самостоятельный состав. Побои или иные насильственные действия, причиняющие физическую боль, также являются преступлением против здоровья человека. Во-первых, с точки зрения медицины физическая боль – это не только эмоциональная реакция человека на повреждающее воздействие, но и нарушение функций организма. Во-вторых, побои, иные насильственные действия часто выступают как способ совершения более опасных преступлений, причиняющих определенный вред здоровью (ст. 111, 112, 115 УК РФ).

Отличие указанных составов также состоит в конструкции диспозиции. Статья 117 УК РФ, п. «г», предусматривает ответственность за истязание в отношении «заведомо несовершеннолетнего, или лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии». При этом ст. 116 УК РФ ответственности за побои несовершеннолетнего не предусматривает. Это связано, прежде всего, с особенностями конструкции ст. 117 УК РФ, раскрывающей понятие «истязание», которое представляет собой «причинение физических или психических страданий путем систематического нанесения побоев либо иными насильственными действиями». Очевидно, что непосредственный объект ст. 117 УК РФ поглощает в себе родовой объект ст. 116 УК РФ в отношении несовершеннолетнего, однако непонятна в этом случае логика законодателя, выделяющего такой состав, как побои. Представляется, что последний  состав следует исключить.

Международному праву известно только такое понятие, как истязание, особенно истязание с применением пытки. Под истязанием с применением пытки понимаются случаи, когда для причинения потерпевшему физических или психических страданий используются особенно изощренные способы воздействия на человеческий организм и в результате этого причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное[43]. Например, пытки раскаленным железом, электрическим током, окунанием в кипящую жидкость.

Отсутствие в Уголовном кодексе РФ определения понятия насильственных действий вызывает необходимость обращения к лексическому значению и доктринальному толкованию терминов «насилие», «насильственные действия». В современном русском языке под насилием понимается применение физической силы к кому-нибудь, принудительное воздействие на кого-нибудь, притеснение, беззаконие[44]. Однако не все авторы дают насилию одинаковые определения. Так, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Л.Д. Гаухман отмечает, что определение насилия включает и фактические, и юридические признаки. К фактическим он относит объективные признаки, способ действия, а также субъективные признаки, характеризующие отношение к действию. В качестве юридических признаков выделяет незаконность и общественную опасность действия[45].

В свою очередь, профессиональный юрист Р.А. Базаров рассматривает насилие в уголовно-правовом плане как умышленное применение физической силы (своей мускульной либо с помощью оружия, иных предметов и веществ, посредством животных) к другому человеку и направленное на нарушение физической неприкосновенности личности, на причинение вреда здоровью или жизни[46]. Определение насилия в данном случае узкое, так как не учитывает психологического насилия и угрозы его применения. Представляется, что определение насилия, изложенное в Конвенции, наиболее адекватно современному уголовному праву.

С объективной стороны побои несовершеннолетних представляют собой нанесение неоднократных ударов. Нанесение одного удара не может называться побоями. Нанесение единственного удара может рассматриваться как способ совершения другого преступления, например, хулиганства или оскорбления.

Истязания и пытки являются самостоятельными квалифицирующими признаками побоев и вынесены в качестве отдельного состава в ст. 117 УК РФ. Этот же состав объединяет в себе и состав пытки. Под пыткой понимается причинение физических или нравственных страданий в целях понуждения к даче показаний или иным действиям, противоречащим воле человека, а также в целях наказания либо в иных целях (примечание к ст. 117 УК РФ).

Способами истязания наряду с систематическим нанесением побоев могут быть любые действия и бездействие, связанные с многократным или длительным причинением боли, – щипание, сечение, причинение множественных, хотя и небольших, повреждений тупыми или остроколющими предметами, воздействие термических факторов, блокирование дыхания, использование электротока, насильственные действия оскорбительного характера, систематическое неоказание помощи хроническому больному в домашних условиях и т.д.

Думается, что формулировка диспозиции ст. 117 УК РФ, раскрывающая общественно опасные последствия (причинение физических или психических страданий), не совсем удачна. Целесообразно предложить следующую ее редакцию: «Умышленное причинение особых физических и (или) психических страданий путем систематического нанесения побоев либо иными насильственными действиями или бездействием, если это не повлекло последствий, указанных в статьях 111 и 112 настоящего Кодекса».

Заражение венерическими болезнями и СПИДом несовершеннолетних, незаконное производство аборта (ст. 121, 122, 123 УК РФ) – эти группы преступлений стоят обособленно в структуре преступлений против личности несовершеннолетних.

По сравнению с ранее действовавшей редакцией Уголовного кодекса  РСФСР 1964 г., а также уголовными кодексами зарубежных стран нормы современного уголовного законодательства о венерических больных и больных СПИДом стали несколько мягче, в частности, в действующем УК РФ исключены нормы об ответственности за уклонение от лечения венерической болезни, существовавшей ранее в ст. 115.1 УК РСФСР и существующей в современном законодательстве ряда стран, например в некоторых штатах США, Австрии, Китае и Индонезии. Как представляется, это связано с тем, что угроза ответственности за указанные действия нередко оставляла больного без надлежащей медицинской помощи, провоцировала на сокрытие сексуальных контактов, что не способствовало предупреждению распространения венерических заболеваний.

Субъект преступления в этой статье специальный, в частности, им может быть только лицо, страдающее какой-либо венерической болезнью (сифилисом, гонореей, мягким шанкром, паховым лимфогранулематозом) и знающее о наличии у него этой болезни. Последнее обстоятельство должно быть установлено с учетом данных, свидетельствующих об осведомленности лица о том, что у него имеется подобное заболевание. Преступление считается оконченным, когда потерпевший фактически заболел венерической болезнью. Преступление предполагает наличие прямого или косвенного умысла. Виновный сознает, что, вступая в половое сношение или иными действиями, заражает другое лицо венерической болезнью, и желает этого либо сознательно допускает.

Зарубежный опыт показывает, что принудительное лечение от венерических заболеваний в целом уменьшает количество таких преступлений. Представляется, что необходимо вернуться к сложившейся практике, поскольку общественные институты практически не работают.

В отличие от состава заражения венерической болезнью, заражение вирусом иммунодефицита человека является специальной нормой по сравнению с обычным заражением. Связано это с особенностью ВИЧ. Ухудшение здоровья может наступить спустя значительное время или вообще не наступить, но человек становится вирусоносителем, и, если болезнь разовьется, она трудно излечивается и нередко приводит к смерти несовершеннолетнего. В этом состоит опасность деяний для жизни и здоровья несовершеннолетнего.

Ответственность за совершение данного правонарушения наступает лишь при наличии умысла, о чем свидетельствует указание на заведомое поставление другого лица в опасность. Как представляется, размер ответственности следует увеличить минимум на треть. В этом особенно показателен опыт Ливии, где за заражение венерическими заболеваниями предусмотрено наказание в виде смертной казни; вспомним, как болгарские медицинские сестры, работницы Красного Креста, неумышленно заразили 426 детей в больнице Бенгази вирусом СПИД[47]. Субъект сознает, что своими действиями ставит в опасность заражения ВИЧ-инфекцией другое лицо, и либо желает этого, либо относится к этому безразлично. Заражение другого лица ВИЧ-инфекцией лицом, знавшим о наличии у него этой болезни, может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом. Неосторожность исключается в силу ч. 2 ст. 24 УК РФ. Однако, если неосторожное заражение совершено в процессе изнасилования или иных действий сексуального характера, оно служит особо квалифицирующим признаком этих преступлений (п. «б» ч. 3 ст. 131, п. «б» ч. 3 ст. 132 УК Ф). Среди мотивов заражения с прямым умыслом встречается и своеобразная месть обществу, якобы повинному в заболевании субъекта, который сознательно вступает в половые контакты с целью заразить как можно больше людей.

В части 3 ст. 132 УК РФ установлен особо квалифицирующий признак заражения другого лица ВИЧ-инфекцией лицом, знавшим о наличии у него этой болезни и совершившим его в отношении заведомо несовершеннолетнего. Необходимо подчеркнуть, что эти признаки не относятся к поставлению другого лица в опасность заражения ВИЧ-инфекцией.

Особые теоретические и практические разногласия в последнее время вызывает вопрос о добровольности заражения венерическими болезнями и СПИДом несовершеннолетних вследствие позиций несовершеннолетнего, предполагающих добровольных уход из жизни, желания выделиться из толпы окружающих. Так, в России становятся популярными вечеринки, где молодые люди добровольно заражают себя ВИЧ через иглу шприца или путем полового акта. Считается, что таким образом они облегчают страдания других больных людей или просто пытаются выделиться в серой толпе подростков[48]. В таких случаях несовершеннолетние нередко прибегают к умышленному заражению венерическими болезнями и СПИДом.

В связи с этим особую актуальность приобретает вопрос о том, является ли формальный состав преступлением или критерий добровольности исключает состав правонарушения.

История зарубежного и советского уголовного права почти не знает случаев, когда закон использовал бы добровольное согласие на совершение преступления в качестве обстоятельства, исключающего преступность деяния. Исключение составляет примечание к ст. 143 УК РСФСР 1922 г., согласно которому убийство из чувства сострадания, в том числе лишение жизни несовершеннолетнего, не наказывалось в уголовном порядке[49], да и то спустя некоторое время указанное примечание было отменено и согласие  потерпевшего как обстоятельство, исключающее преступность деяния, перестало иметь юридические последствия[50].

Действительно, до введения данного законодательного изменения складывалась следующая ситуация: с одной стороны, доктрина уголовного права признает такой институт, исключающий преступность деяния, как «согласие лица на причинение ему вреда», а правоохранительные органы на практике учитывают факт согласия лица на причинение ему вреда; с другой стороны, ни одного упоминания об этом институте в Уголовном кодексе РСФСР не было.

Конечно, введение в ст. 122 УК РФ соответствующего примечания не позволяет окончательно установить пределы распоряжения лицом своими субъективными правами, не влекущими за собой для третьих лиц негативных последствий в виде привлечения к уголовной ответственности, однако само его закрепление, даже применительно к одному составу преступления, может быть расценено неоднозначно. Это может свидетельствовать как о признании роли волеизъявления лица, ставящего свои блага в опасность их нарушения, так и о снижении общего уровня ответственности лица. Нельзя не отметить и практическую ценность данной новеллы. Появление рассматриваемого примечания должно активизировать дальнейшее изучение юридического значения такого института уголовного права, как согласие лица на причинение ему вреда.

Однако, несмотря на положительную в целом сентенцию новеллы, нельзя не отметить и ряд недостатков, присущих ей, в частности, не вполне понятна роль указанного института в правоприменительной практике: служит ли основанием для освобождения от уголовной ответственности или обстоятельством, исключающим преступность деяния, ведь «освободить от уголовной ответственности – значит снять с лица, совершившего преступление, возложенные на него уголовным законом обязанности»[51]. Представляется, что, когда лицо добровольно соглашается на поставление себя в опасность заражения ВИЧ-инфекцией, нельзя вести речь о том, что лицо, поставившее другое лицо в опасность заражения, совершило преступление и с него нельзя «снять обязанность», так как не было основания для ее наложения.

В медицине до сих пор нет окончательного определения таких заболеваний, как ВИЧ-инфекция и СПИД, однако освобождение от умышленного заражения на практике может привести к неправильной квалификации, в частности если правоприменительный орган придерживается классификации, по которой ВИЧ-инфекция приравнивается к венерическому заболеванию. Поэтому определенную озабоченность и недоумение вызывает позиция законодателя, в результате которой лицо, совершившее преступление большей тяжести (в частности, заражение СПИДом), при определенных обстоятельствах может быть освобождено от уголовной ответственности, а при совершении преступлений меньшей тяжести такое основание освобождения от уголовной ответственности отсутствует. Складывается парадоксальная ситуация: например, лицо дает согласие на совершение действий, ставящих его в опасность заражения ВИЧ-инфекцией и гонореей, и заражается этими болезнями, при этом виновного будут привлекать к уголовной ответственности, причем за заражение не самой тяжкой из перечисленных болезней[52].

Несмотря на то что в уголовном законодательстве России нет отдельной нормы, регламентирующей «согласие лица на причинение ему вреда» как обстоятельство, исключающее преступность деяния[53], в науке уголовного права ведется дискуссия относительно правомерности применения ответственности за согласие на заражение. В связи с затронутым вопросом интересно такое условие правомерности, как добровольность согласия на причинение вреда[54]. В самом общем виде можно сказать, что добровольность согласия зависит от множества обстоятельств, среди которых не последнюю роль играет то, насколько четко предвидит лицо степень и характер последствий, которые могут наступить в результате деяния другого лица, а также степень вероятности их наступления. Принятие окончательного решения о даче добровольного согласия на совершение деяний, которые приведут или могут привести к последствиям, являющимся при отсутствии такого согласия общественно опасными, во многом зависит от осознания степени вероятности наступления этих последствий. Скажем, лицо может выразить согласие на совершение действий, создающих опасность заражения, и оно же может быть категорически против совершения действий, безусловно, приводящих к заражению ВИЧ-инфекцией.

В отличие от заражения ВИЧ-инфекцией и СПИДом, оставление в опасности (ст. 125 УК РФ) представляет собой преступление с не менее тяжкими последствиями, чем указанные составы. Оставление в опасности несовершеннолетнего является самостоятельным преступлением в структуре преступлений против личности несовершеннолетних.

Данное преступление состоит в бездействии, выразившемся в оставлении без помощи лица, которое находится в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишено возможности принять меры к самосохранению. Эта невозможность обусловлена одной из следующих причин: малолетством, болезнью, беспомощностью. Виновный должен сознавать названные выше обстоятельства, о чем говорит указание диспозиции статьи на заведомость. Если же лицо добросовестно заблуждалось в возможности и способности потерпевшего принять меры к самосохранению, ответственность по указанной статье исключается.

В науке уголовного права обязательными условиями ответственности по указанной статье является идеальная совокупность следующих условий –осознание того, что виновный имел возможность оказать помощь лицу, находящемуся в опасном для жизни состоянии, а также то, что он был обязан иметь в силу определенных причин о нем заботу. Важно, что возможность оказания помощи была.

Обязанность лица иметь заботу о потерпевшем вытекает из закона, например, обязанность родителей заботиться о малолетних детях, из трудовых отношений, в частности, обязанность педагога или воспитателя, из предшествующего поведения виновного, например, если он сам вызвался присмотреть за ребенком.

Дискуссионным является вопрос о сочетании оставления в опасности с неосторожным причинением вреда здоровью. Судебная практика признает также заведомое оставление водителем без помощи жертвы дорожно-транспортного происшествия с его транспортным средством, в том числе несовершеннолетней жертвы, независимо от того, виновен водитель в нарушении правил дорожного движения или нет. В связи с этим важное предупредительное значение имеет установление уголовной ответственности за оставление места дорожно-транспортного происшествия (ст. 265 УК РФ).

Состав данного преступления формальный. Преступление считается совершенным самим фактом уклонения от оказания помощи лицу, находящемуся в опасном для жизни или здоровья состоянии, независимо от наступления каких-либо реальных последствий. Лицо совершает деяние в форме бездействия, с прямым умыслом, сознавая, что оставляет потерпевшего в опасном для жизни состоянии. В судебной практике не принято квалифицировать действия лица, которое поставило другое лицо в опасное для жизни или здоровья состояние в результате покушения на убийство или умышленного причинения вреда здоровью, поскольку считается, что оставление в опасности охватывается составом названных преступлений.

Таким образом, количество преступлений против здоровья несовершеннолетних растет. Это связано и с плохой социально-экономической ситуацией в стране, и с несовершенством нормативно-правовой базы. Однако преступлениями против жизни и здоровья несовершеннолетних не ограничиваются указанными составами. В последнее время стали учащаться преступления, где личность потерпевших несовершеннолетних является дополнительным объектом преступлений, о которых пойдет речь дальше.

Для сегодняшних реалий характерно значительное расширение социального сиротства, проявление его новых характеристик, определяемых ухудшением и падением нравственных устоев российской семьи, и, следовательно, изменение отношения к детям вплоть до полного вытеснения их из семьи. Мощным фактором детской безнадзорности становится нарушение их прав на образование, серьезным испытаниям подвергается система общего, специального и высшего образования Российской Федерации.

Ограничение приема учащихся в 10–11 классы, сокращение приема в профессиональные технические училища привело к тому, что более 2,5 млн. подростков не вовлечены в образовательный процесс. Из-за отсутствия среднего образования и профессиональной подготовки на рынке труда они становятся неконкурентоспособными. Все это способствует «увеличению числа бродяжек и попрошаек, которых взрослые зачастую используют в качестве профессиональных нищих»[55].

Вышеуказанные факторы способствуют тому, что формируются условия для появления таких преступлений, которые ранее не выделялись в самостоятельной группе. Сегодня сформировалась группа составов преступлений, объектом которых является ограничение свободы несовершеннолетних.

Рассмотрение вопроса о посягательстве на личность несовершеннолетнего, когда жизнь и здоровье выступают в качестве дополнительного объекта, целесообразно начать с такого состава, как захват заложника (ст. 206 УК РФ).

Захват заложника, совершенный в отношении несовершеннолетнего, не случайно выделяется в отдельную гл. 24 УК РФ 1996 г., поскольку на современном этапе развития общества этот состав крайне общественно опасен, в отношении него хотелось бы выделить несколько существующих проблем, решение которых наукой и практикой уголовного права еще не выработало единых методик.

Захват или удержание несовершеннолетнего в качестве заложника предполагает повышенную степень общественной опасности как самого преступления, так и преступника[56].

Несовершеннолетние часто становятся потерпевшими в указанном преступлении не только в силу того, что преступники понимают важность и особую заботу государства об этих лицах, но и того, что поведение потерпевшего поддается легкому физическому контролю, у жертвы слабое физическое сопротивление, а также присутствует минимальный риск силовой операции правоохранительных органов, если в качестве удерживаемых заложников используются несовершеннолетние.

В качестве санкции по указанной статье применяется лишение свободы. Однако вопрос соразмерности ответственности за совершенное преступление содеянному актуален не только для российского законодательства. В УК РФ 1996 г. приоритет в наказании смещен в сторону лишения свободы преступника. Однако мировая практика показывает, что это преступление носит крайне большую общественную опасность. Показательна в этом смысле позиция законодателя и правоприменителей в ряде штатов США. Официально объявлено, что обвинение будет добиваться смертной казни не только для 42-летнего Джона Алена Мухаммада (так называемого вашингтонского снайпера), застрелившего десять и тяжело ранившего трех человек, но и его 17-летнего соучастника Джона Ли Малва[57]. В США смертная казнь применяется и к женщинам. Тем самым в США более объективно, нежели в России, оцениваются характер и степень общественной опасности несовершеннолетних и женщин, способных совершать особо опасные преступления (захват сотен заложников в Москве в октябре 2002 г. и в Беслане в сентябре 2004 г. вновь подтвердил это обстоятельство). Следует усилить ответственность за захват несовершеннолетних в качестве заложников, возможно, даже до пожизненного лишения свободы (в случае применения моратория на смертную казнь).

Для квалификации деяния по ч. 2 ст. 206 УК РФ требуется, чтобы в качестве заложника выступал несовершеннолетний, а также то, что виновному заведомо было известно о несовершеннолетнем возрасте заложника. О возрасте жертвы преступнику может быть известно исходя и из ее внешности, и из обстановки, каких-либо документов, сведений других лиц, в том числе, от соучастников преступления или самих жертв. О возрасте заложника преступник может судить и по голосу жертвы.

Повышенная степень общественной опасности захвата заложника, совершенного в отношении женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, характеризуется рядом факторов:

- опасности подвергается не только сама женщина, но и ее плод, будущий ребенок;

- крайне негативная характеристика субъекта преступления в этом случае[58].

Преступник должен знать, что захватываемая или удерживаемая в качестве заложника женщина беременна. О том, что женщина находится в состоянии беременности, виновный может судить по внешним признакам беременности, по сведениям, полученным из различных источников, например из средств массовой информации, от соучастников, от самой потерпевшей. Если лицо заблуждалось в квалификации личности потерпевшего, совокупность указанных обстоятельств следует квалифицировать как покушение на совершение квалифицированного преступления в силу ч. 2 ст. 206 УК РФ.

Все вышесказанное свидетельствует о необходимости корректировки норм действующего Уголовного кодекса РФ.

В отличие от захвата заложника, торговля несовершеннолетними (п. «б» ч. 2 ст. 127.1 УК РФ) представляется еще более тяжким составом. Похитить человека можно для целей торговли. В любом случае торговля несовершеннолетними связана с ограничением свободы потерпевшего. В этом случае этот состав носит трехобъектный характер.

Впервые уголовная ответственность за торговлю несовершеннолетними появилась в УК 1996 г. Как известно, Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ признал утратившей силу в своем роде довольно специфическую ст. 152 УК РФ с названием «Торговля несовершеннолетними», которая была расположена в гл. 20 УК РФ «Преступления против семьи и несовершеннолетних» (ст. 150–157 УК РФ)[59].

Очевидно, что законодатель предполагал сделать правовое регулирование торговли людьми более экономичным, т.е. кратким. Устранив уголовную ответственность за торговлю несовершеннолетними в виде ст. 152 УК РФ, законодатель своеобразно «перенес» норму об ответственности за торговлю людьми в гл. 17 УК РФ с названием «Преступления против свободы, чести и достоинства личности» (ст. 126–130 УК РФ), при этом почти начисто абстрагировалась ответственность за торговлю несовершеннолетними. Таким образом, из гл. 20 УК РФ «выпала» ст. 152 УК РФ, но в гл. 17 УК РФ появилась новая норма – «торговля людьми». Новая редакция Уголовного кодекса в ст. 127.1, безусловно, усилила ответственность за торговлю несовершеннолетними. Так, если раньше ч. 1 предусматривала ответственность до трех лет в ст. 152 УК РФ (утратившей силу), то современная редакция ст. 127.1 предусматривает ответственность в виде лишения свободы на срок до пяти лет. Увеличение санкции в полтора раза произошло в отношении квалифицированных и особо квалифицированных составов. Безусловно, усиление наказания способствует соблюдению принципа неотвратимости наказания.

Однако представляется более обоснованным разделение квалифицированного состава торговли людьми на два: первый – совершение преступления против заведомо несовершеннолетнего (п. «б» ч. 2 ст. 127.1 УК РФ), второй – особо квалифицированный состав совершения деяния в отношении лица, заведомо не достигшего четырнадцатилетнего возраста.

Торговле несовершеннолетними посвящено множество работ ученых-криминалистов и видных деятелей науки уголовного права[60]. Проблема объекта преступления указанного преступления является комплексной, оно занимает одно из центральных мест в теории уголовного права, а определение его признаков имеет большое значение при практическом применении уголовного закона.

Родовым объектом рассматриваемого преступления является нормальное развитие личности несовершеннолетнего, видовым объектом – отношения, создающие условия для благоприятного функционирования семьи и правильного физического развития несовершеннолетнего.

При торговле несовершеннолетними для совершения действий сексуального характера дополнительным объектом является неприкосновенность и половая свобода.

 

Библиографический список:

 

1.      Антонов В.Ф. Некоторые вопросы квалификации убийств // Журнал российского права. 2004. № 12.

2.      Базаров Р.А. Уголовно-правовая характеристика насилия / Проблемы обеспечения личной безопасности граждан. М.: Юристъ, 1995. С. 42, 43.

3.      Бояров С. Квалификация убийства детей // Российская юстиция. 2002. № 12.

4.      Бородин С.В. Квалификация преступлений против жизни. М.: Юридическая литература, 1977. С. 24.

5.      Буряк М.Ю. Торговля людьми и борьба с ней (Криминологические и уголовно-правовые аспекты): Дисс. … канд. юрид. наук. Владивосток, 2005. С. 154.

6.      Габдулина Р.Р. Уголовная ответственность за незаконное обращение с радиоактивными материалами по законодательству некоторых зарубежных стран // Научная библиотека Челябинского государственного университета, http://www.lib.csu.ru/vch/9/2001_02/020.pdf.

7.      Гаухман Л.Д. Борьба с насильственными посягательствами. М.: Юридическая литература, 1969. С. 4.

8.      Головистикова А.Н. Конституционно-правовая охрана жизни человека в Российской Федерации: Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2004. С. 19.

9.      Две жизни // Вечерняя Пермь. 2006. № 14.

10.  Долголенко Т. Уголовная ответственность за торговлю людьми // Уголовное право. 2004. № 2. С. 2.

11.  Евстифеева Е.В. Теоретические проблемы уголовно-правовой ответственности за торговлю людьми: Дисс. … канд. юрид. наук. Саратов, 2002. С. 4.

12.  Качурин Д.В. О конкуренции уголовно-правовых норм // Российский судья. 2002. № 11.

13.  Кобзарь И.А. Уголовная ответственность и наказание несовершеннолетних по новому уголовному законодательству: Дисс. … канд. юрид. наук. М., 1998. С. 155.

14.  Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.Я. Сухарева. М.: Инфра, 2004. С. 421.

15.  Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. В.М. Лебедева. 7-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт, 2007. С. 165.

16.  Кондрашова Т.В. Проблемы уголовной ответственности за преступления против жизни, здоровья, половой свободы и половой неприкосновенности. Екатеринбург, 2000. С. 219.

17.  Коржанский Н.И. Объект и предмет уголовно-правовой охраны. М.: Акад. МВД СССР, 1980. С. 72.

18.  Коробков Г.Д. Освобождение от уголовной ответственности и наказания по советскому уголовному праву: Учебное пособие / Отв. ред. П.Ф. Тельнов. М.: ВЮЗИ, 1981. С. 13.

19.  Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. М.: Зерцало, 1999. С. 345.

20.  Ленкин И. Судебный процесс по делу болгарских медицинских сестер, обвиненных в клевете сотрудников спецслужб Ливии, снова отложен // АМИ-ТАСС, http://www.ami-tass.ru/article/22425/24, 23.04.2007.

21.  Михайлов В.И. Согласие лица как обстоятельство, исключающее преступность деяния // Законодательство. 2002. № 2. С. 71.

22.  Ожегов С.И. Словарь русского языка: 70 000 слов / Под ред. Н.Ю. Шведовой. 22-е изд., стер. М.: Рус. яз., 1990. С. 344.

23.  Павлик М.Ю. Актуальные проблемы захвата заложника (уголовно-правовой и криминологический аспекты): Дисс. … канд. юрид. наук. СПб., 1998. С. 82.

24.  Плаксина Т.А. Теоретические основы углубления дифференциации ответственности за убийство // Современное право. 2006. № 2.

25.  Попов А.Н. Соотношение убийств, предусмотренных п. «в» и «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ // Законность. 2002. № 12.

26.  Пудовочкин Е.Ю. Некоторые проблемы соответствия УК РФ международным стандартам в области охраны прав ребенка // Семейное и жилищное право. 2004. № 3.

27.  Расторопов С. Содержание субъективной стороны преступлений против здоровья человека // Законность. 2004. № 2.

28.  Редин М.П. Совершенствование законодательства об ответственности за преступления по степени их завершенности // Современное право. 2005. № 6.

29.  Салимова Р.А. Ответственность за преступления против личности по уголовному праву стран Латинской Америки: Дисс. … канд. юрид. наук. М., 1997. С. 42.

30.  Сеферино С.К. Ответственность несовершеннолетних по законодательству стран Латинской Америки (Уголовно-правовые и криминологические аспекты): Дисс. … канд. юрид. наук. М., 1999. С. 65.

31.  Советское уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. Г.А. Кригер, Б.А. Куринова, Ю.М. Ткачевского. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 412.

32.  Сухарев А.Я. Правовые системы стран мира: Энциклопедический справочник. М.: Инфра-М, 2003. С. 178.

33.  Тер-Акопов А.А. Защита личности – принцип уголовного закона // Современные тенденции развития уголовной политики и уголовного законодательства / Редкол.: С.В. Бородин, Г.Л. Кригер, А.В. Наумов, Н.А. Носкова, С.В. Полубинская. М.: Изд-во ИГиП РАН, 1994.

34.  Тухбатуллин Р.Р. Особенности объективной стороны составов преступлений, предусмотренных ст.ст. 107 и 113 УК РФ // Российский следователь. 2005. № 3.

35.  Фалин А.П. Преступления против жизни несовершеннолетних как социальная и криминологическая проблема: Дисс. … канд. юрид. наук. М., 2002.

36.  Хетцель Х. В Голландии ширится скандал вокруг ВИЧ-вечеринок // InoPressa.ru, http://www.inopressa.ru/welt/2007/06/01/14:21:58/sexpartys.

37.  Щепельников В.Ф. Квалификация посягательств при частичной реализации умысла // Журнал российского права. 2002. № 11.

38.  Яни П. Сложные вопросы субъективной стороны преступления // Российская Юстиция. 2002. № 12.

39.  Código penal de del Peru, 1924. Decreto Legislativo № 635. 03.04.91 // http://www.devida.gob.pe/documentacion/Decreto%20Legislativo%20635-CODIGO%20PENAL.doc

40.  Elliot В.W. The Homicide Act 1957. The Criminal Review. 1957. P. 283.

Hall Williams J.E. The Homicide Act, 1957, and Diminished Responsibility. An Abdication of Responsibility? // The Modern Law Review, Vol. 21, No. 3 (May, 1958). P. 318–320.