«Законодательство об адвокатской деятельности и адвокатуре»

Возникающие при толковании уголовно-правовых норм проблемы, связанные с определением понятий, используемых законодателем в современном Уголовном кодексе РФ, нередко приводят к судебным ошибкам. Представляется, что причинами указанных проблем, в частности, являются:

- создание уголовно-правовой терминологии с использованием слов, имеющих иное, чем предполагалось законодателем, этимологическое значение;

- заимствование термина из других отраслей знаний и придание ему “особого” уголовно-правового значения;

- создание бланкетных норм с приданием понятию, заимствованному из другой отрасли права, значения, не совпадающего с оригиналом;

- нелогичность внутренней структуры уголовного закона.

В подтверждение сказанного можно привести следующие примеры. В действующем УК РФ подробно изложен институт множественности преступлений. При этом законодатель отошел от традиционного понятия повторности, заменив его термином "неоднократность", определил понятия совокупности преступлений и рецидива.

Неоднократность определена в статье 16 УК РФ как совершение лицом двух или более преступлений, предусмотренных одной статьей или частью статьи Уголовного кодекса. Под совокупностью понимается совершение лицом двух или более преступлений, предусмотренных различными статьями или частями статьи Уголовного кодекса, ни за одно из которых лицо не было осуждено (статья 17 УК РФ). Рецидив представляет собой совершение умышленного преступления лицом, имеющим судимость за ранее совершенное умышленное преступление (статья 18 УК РФ).

С позиции толкования русского языка слово "неоднократный" означает "происходящий, производимый, имеющий место несколько раз", а слово "совокупность" понимается как "сочетание, соединение, общий итог чего-нибудь". Множественность преступлений в уголовном праве влияет как на квалификацию, так и на назначение наказания. Таким образом, говоря о множественности преступлений, мы подводим своеобразный итог преступной деятельности лица, когда количество переходит в новое качество. Поэтому то, что в уголовном законе понимается под неоднократностью и рецидивом, фактически представляет собой определенные разновидности совокупности преступлений.

Отсюда под множественностью, с точки зрения правильного употребления русского языка, следовало бы понимать совокупность преступлений как итог повторяющихся явлений. Совокупность преступлений традиционно делится на идеальную и реальную. А в качестве разновидности реальной совокупности преступлений выделять неоднократность, т.е. специальную совокупность, связанную с совершением преступлений, предусмотренных одной статьей УК РФ, и рецидив, т.е. специальную совокупность, связанную с прежним осуждением лица и т.д.

В "Толковом словаре русского языка" С.И. Ожегова корысть определяется как выгода, материальная польза, корыстолюбие – стремление к личной выгоде, наживе, жадность. Таким образом, корысть – это, прежде всего, материальные потребности, лежащие в основе поведения лица, когда последнее стремится получить какую-то материальную ценность, которой не имеет (деньги, имущество и т.д.), либо избавиться от определенных материальных затрат, т.е. получить личную выгоду.

Между тем в теории уголовного права и практике его применения определение корыстных побуждений выходит за рамки материальных потребностей. Так, например, Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 27 января 1999 г. "О судебной практике по делам об убийстве" разъяснил, что по п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство из корыстных побуждений) следует квалифицировать убийство, совершенное в целях получения материальной выгоды для виновного или других лиц (денег, имущества или прав на его получение, прав на жилплощадь и т.п.), или избавления от материальных затрат (возврата имущества, долга, оплаты услуг, выполнения имущественных обязательств, уплаты алиментов и др.).

Такие рекомендации Верховного Суда РФ в части возможности присутствия у преступника цели получения материальной выгоды для других лиц представляются небесспорным, так как определение корыстных побуждений в данном случае не соответствует этимологическому понятию корысти и лежащих в ее основе материальных потребностей. При извлечении виновным материальной выгоды для других лиц его действия могут характеризоваться корыстной направленностью только в том случае, если преступник рассчитывает получить от лиц, в пользу которых он действует, какую-то материальную выгоду в будущем. Во всех других ситуациях говорить о корыстном мотиве не совсем верно, так как в основе действий виновного могут лежать и любые другие потребности, например, желание помочь близкому человеку, желание показать "широкую натуру", стремление достичь уважения и т.д. (вспомним Деточкина из художественного фильма "Берегись автомобиля").

Таким образом, если лицо совершает преступление с целью получения материальной выгоды в пользу других лиц, не намереваясь извлечь при этом какую-то материальную выгоду для себя, то привлечь его к уголовной ответственности при буквальном толковании уголовного закона будет довольно проблематично. Корыстная заинтересованность, исходя из этимологического значения данного понятия, в этом случае у виновного отсутствует.

Исходя из этого, также можно заметить некоторые противоречия в законодательном определении хищения, содержащемся в примечании к статье 158 УК РФ. В нем одновременно указывается на два взаимоисключающих признака: корыстную цель и обращение чужого имущества в пользу других лиц. Если виновный совершает хищение с целью обращения похищаемого имущества в пользу других лиц, то это указывает на отсутствие у него корыстной цели. Хотя на практике нередко преступники совершают преступления именно с целью обращения чужого имущества в пользу других лиц, и их действия квалифицируются как хищение. Представляется, что для привлечения виновного к ответственности за хищение достаточно установить, что он неправомерно изымал имущество с целью распоряжения им как своим собственным, по своему усмотрению, независимо от того – обратил ли он это имущество в свою пользу, пользу других лиц или распорядился им иным образом.

Рассуждая о понятии хищения, можно усмотреть еще одно несоответствие его законодательного определения со сложившейся правоприменительной практикой. В соответствии с законом изъятие имущества при хищении должно быть безвозмездным, т.е. осуществляться без предоставления соответствующего эквивалента стоимости похищенного в любом виде (деньгами, другим имуществом, своим трудом и т.д.). На практике частичное возмещение собственнику стоимости изъятых вещей также не исключает состава хищения чужого имущества, при этом размер хищения определяется из фактической стоимости похищенного. Между тем слово "безвозмездный", с этимологической точки зрения, означает "бесплатный, неоплачиваемый". Поэтому, если буквально толковать закон, случаи изъятия имущества с частичным возмещением собственнику его стоимости нельзя признать преступлением. Устранить несоответствие между практикой и законом можно путем исключения из понятия хищения признака безвозмездности, что будет реальным шагом в сторону защиты прав собственника, интересы которого нарушаются и при полностью возмездном неправомерном изъятии имущества.

Традиционно в уголовном праве и криминологии под мотивом понимается побуждение к действию. И это не случайно, ведь основной функцией мотива является побуждение поведения. Между тем, по данным современный психологии, актуально переживаемый мотив как стремление к чему-либо непосредственно поведение не побуждает. Функция побуждения поведения составляет сущность мотива, но лишь как потенция, как готовность к действию. Потенциальные же мотивы становятся реально действующими только при определенных условиях.

По поводу использования термина "побуждение" как синонима мотива X. Хекхаузен писал в своей работе: "Если на заре научных исследований, а в обыденной речи и сегодня, понятие мотива обозначало осознанное побуждение к действию, рефлексию его замысла, то позднее профессионалы от такого понимания отказались. Ведь действие оказывается мотивированным, в смысле его целенаправленности, даже не сопровождаясь сознательным намерением субъекта или даже когда вообще трудно себе представить какое-либо намерение. Должно существовать нечто, что позволяет выбрать между различными вариантами действия, "запускает" действие, направляет, регулирует и доводит его до конца, после чего начинается новая последовательность действий, в которой снова можно усмотреть уже другую целенаправленность".

Между тем статья 68 УПК РСФСР в числе обстоятельств, подлежащих обязательному доказыванию, называет мотивы преступления. Поэтому необходимо, чтобы понятие мотива в уголовном праве и криминологии соответствовало современному пониманию мотива в психологии.

Термин "аффект" используется законодателем в качестве признака основного состава некоторых преступлений, однако состояние аффекта фактически приравнивается им к состоянию сильного душевного волнения. В то же время понятия аффекта и сильного душевного волнения неидентичны, хотя степень последнего является наиболее ярким и выразительным показателем аффекта. Не случайно в научных работах по данной проблеме указывалось, что состояние сильного душевного волнения – понятие более широкое, чем аффект, так как охватывает не только аффект, но и состояние эмоциональной напряженности.

Роль эмоций в процессе мотивации поведения может иметь три значения. Во-первых, эмоции обычно могут быть контролируемыми человеком – могут быть расхождения между человеком и эмоциями, и компромиссы. Во-вторых, при действии сильных ведущих побуждений или в неожиданных, непредвиденных субъектом ситуациях, при его затруднениях в поиске адекватного из них выхода, специфические мотивационные системы в таких случаях как бы перехватывают инициативу и пытаются навязать субъекту то или иное разрешение ситуации, так называемое эмоциональное. Человек испытывает некоторое желание, в то же время понимая, что реализовывать его в данной ситуации не следует или просто нельзя. Человек стоит перед дилеммой – поступать "как хочется" или "как надо". Общий контроль над действиями сохраняется. Такое состояние человека определяется как состояние эмоциональной напряженности. В-третьих, эмоциональный процесс может быть крайне независим от произвольной регуляции деятельности человека, доминирует над ней, и эмоциональное разрешение ситуации происходит буквально. Речь в таких случаях идет об аффектах.

С биологической точки зрения аффект – это универсальная, закрепившаяся в эволюции "аварийная" реакция на экстремальную ситуацию. Это возвращение к инстинктивному поведению, когда механизмы развивающейся мотивации не способны обеспечить более совершенное ее разрешение. По мнению И.П. Павлова, суть аффекта – психическое состояние, наиболее связанное с инстинктивной или безусловной рефлекторной деятельностью. Однако, несмотря на то, что в статье 107 УК РФ указывается "Убийство, совершенное в состоянии аффекта", в ее диспозиции состояние аффекта законодатель ставит на один уровень с состоянием сильного душевного волнения, что позволяет судам применять указанную норму даже при фактическом отсутствии аффекта у преступника. Необходимо окончательно определить, что является смягчающим обстоятельством при совершении убийства, причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью: аффект либо состояние сильного душевного волнения у лица, совершившего указанные преступления.

С принятием нового УК РФ претерпела существенные изменения норма, предусматривающая уголовную ответственность за контрабанду. Эти изменения, прежде всего, заключаются в том, что под контрабандой в настоящее время в соответствии с Таможенным кодексом РФ понимается перемещение товаров или иных транспортных средств через таможенную границу Российской Федерации, совершенное при определенных законом условиях.

Приведенное понятие контрабанды полностью заимствовано из соответствующих норм Таможенного кодекса РФ, в которых также раскрывается конкретное содержание составляющих данного понятия. Таким образом, статья 188 УК представляет собой бланкетную норму, отсылающую правоприменителя к таможенному законодательству. По существу аналогичные нарушения в сфере таможенного режима, наказуемые в административном порядке, отличаются от уголовно-наказуемой контрабанды двумя признаками: стоимостью перемещенных товаров и их свойствами. Логично предположить, что при применении нормы уголовного законодательства, предусматривающей ответственность за контрабанду, правоприменитель должен использовать основные понятия, раскрытые в таможенном законодательстве.

Статья 18 Таможенного кодекса РФ определяет перемещение через таможенную границу Российской Федерации как совершение действий по ввозу на таможенную территорию Российской Федерации или вывозу с этой территории товаров или транспортных средств любым способом, включая пересылку в международных почтовых отправлениях, использование трубопроводного транспорта и линий электропередач. К указанным действиям относятся:

- при ввозе товаров или транспортных средств на таможенную территорию Российской Федерации и при ввозе с территории свободных таможенных зон и со свободных складов на остальную часть таможенной территории Российской Федерации – фактическое пересечение таможенной границы Российской Федерации;

- при вывозе товаров или транспортных средств с таможенной территории Российской Федерации и при ввозе товаров или транспортных средств с остальной части таможенной территории Российской Федерации на территорию свободных таможенных зон и на свободные склады – подача таможенной декларации или иное действие, непосредственно направленное на реализацию намерения, соответственно, вывезти либо ввезти товары или транспортные средства.

Таким образом, контрабанда должна признаваться оконченным преступлением в зависимости от того – ввозятся или вывозятся виновным лицом товары за пределы таможенной границы. Однако судебно-следственные органы считают контрабанду оконченным деянием при фактическом перемещении товаров через таможенную границу независимо от того – вывозятся ли эти товары за пределы таможенной территории РФ или ввозятся на нее. Отсюда действия лиц, незаконно вывозящих товары за пределы таможенной территории, расцениваются как покушение на контрабанду, так как выявляются такие нарушения в большинстве случаев непосредственно на таможенной границе, когда фактического перемещения товаров за ее пределы не происходит.

Сложилась парадоксальная ситуация: если лицо совершает какие-либо действия, направленные на вывоз товаров на сумму менее 500 минимальных размеров оплаты труда за пределы таможенной территории России, его привлекают к административной ответственности за оконченное правонарушение в соответствии с Таможенным кодексом РФ, если же стоимость товаров превышает 500 минимальных размеров оплаты труда, то содеянное расценивается как покушение на преступление. Возникает вопрос о единстве правовой системы нашего государства.

Чтобы привести в соответствие судебно-следственную практику правовым нормам, необходимо изменить саму практику и при применении статьи 188 УК РФ надо полностью руководствоваться нормами таможенного законодательства по принципу бланкетности, либо соответствующим образом изменить нормы права, регулирующие вопросы ответственности за незаконное перемещение товаров или иных предметов через таможенную границу РФ.

Рассуждая об отдельных проблемах понятийного аппарата уголовного права, следует остановиться на вопросах, связанных с законодательной техникой и построением внутренней структуры уголовного закона.

Ярким примером нелогичности построения УК РФ является институт вины. Все составы преступлений, описанные в Особенной части УК, можно разделить на формальные и материальные, в зависимости от того – включены ли последствия деяния в число их обязательных признаков. Между тем, чтобы определить форму вины, а в рамках формы – и ее виды, необходимо установить отношение преступника к последствиям своих действий, которые не являются обязательными при привлечении лица к уголовной ответственности за преступления, имеющие формальный состав. В связи с этим одни авторы без каких-либо аргументов относят преступления с формальными составами к преступлениям, совершаемым с прямым умыслом, другие – пытаясь привязать законодательное понятие форм вины к формальным составам преступления, дают недопустимые трактовки субъективной стороны таких деяний – лицо сознавало общественно опасный характер своих действий и желало их совершить, в то время как деление умышленной формы вины на прямой и косвенный умысел зависит от отношения виновного не к своим действиям, а к их последствиям, о чем прямо говорится в статье 25 УК РФ. Выход из сложившейся ситуации – разработать новую концепцию вины в равной степени применимой как к формальным, так и к материальным составам преступлений.

С точки зрения совершенствования понятийного аппарата уголовного права следует обратить внимание на содержание статьи 106 УК РФ, предусматривающей ответственность за убийство матерью новорожденного ребенка. Не вызывает сомнения, что новорожденный ребенок – родившийся ребенок. Но тогда закономерно возникает вопрос: как мать может лишить жизни новорожденного ребенка, т.е. уже родившегося, во время родов, как это описано в диспозиции рассматриваемой статьи. Более правильно было бы исключить слово "новорожденного" в части диспозиции статьи 106 УК РФ, где установлена ответственность за убийство матерью ребенка во время родов или сразу же после родов.

Вызывает вопросы диспозиция части 1 статьи 159 УК РФ, раскрывающая понятие мошенничества, которое, по мнению законодателя, представляет собой хищение чужого имущества или приобретение права на него путем обмана или злоупотребления доверием. Традиционно мошенничество признается формой хищения, однако в связи с новой формулировкой его понятия приведенный тезис можно подвергнуть сомнению. Фактически в статье 159 УК РФ предусмотрена ответственность за два преступления: хищение и приобретение права на имущество, которое никак не подпадает под понятие хищения, изложенное в примечании к статье 158 УК РФ. Представляется, что такая ситуация сложилась из-за стремления законодателя выделить право на имущество как специфичный объект мошенничества, однако реализовано это стремление не совсем удачно. В современном уголовном праве вполне справедливо признается, что право на имущество может выступать в качестве предмета любой формы хищения – от кражи до разбоя. Поэтому введение в статьи уголовного закона, предусматривающие ответственность за хищение, новых формулировок, отличных от общего понятия хищения, является спорным.

Обращает на себя внимание содержание статьи 86 УК РФ в части исчисления срока погашения судимости при досрочном освобождении от отбывания наказания и при замене неотбытой части наказания более мягким видом наказания. Правило исчисления срока погашения судимости в указанных ситуациях почти дословно повторяет соответствующую часть статьи 57 УК РСФСР. Однако ситуация в новом УК кардинально изменилась: если в УК РСФСР сроки погашения судимости ставились в зависимость от назначенного срока наказания, то в действующем уголовном законе сроки погашения судимости зависят от тяжести совершенного преступления. Исчисление срока судимости при досрочном освобождении от отбывания наказания в зависимости от срока фактически отбытого наказания было логичным в УК РСФСР, такое же правило в действующем уголовном законе выглядит инородным телом. И причина этому вполне естественна: при буквальном толковании закона, какую бы часть назначенного наказания фактически ни отбыл осужденный, категория совершенного им преступления не изменится, значит, не изменится и срок погашения судимости. Поэтому статья 86 УК РФ требует уточнений.

Приведенные примеры красноречиво свидетельствуют о том, что процесс совершенствования уголовного законодательства далек от завершения, а некоторые вопросы требуют немедленного вмешательства законодателя.

Источник: http://www.law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1135011