«Ответы на вопросы по праву»

Общепризнанным всегда считалось мнение о том, что в уголов­ном судопроизводстве к специальным познаниям не относятся познания в области права, поскольку и следователь, и прокурор, и судья в силу своего служебного положения должны в вопросах права разбираться на профессиональном уровне. Это мнение, под­твержденное в одном из Постановлений Пленума Верховного Суда СССР в 1971 г., стало незыблемым, несмотря на очевидность того факта, что для следователя или судьи, специализирующегося на рассмотрении уголовных дел, вопросы, например, банковского, финансового или коммерческого права являются не менее специаль­ными, чем вопросы из области криминалистической техники или судебной медицины. Видимо, для оценки тех или иных знаний как знаний специальных следует исходить не из фиксированного их перечня, а из субъективного отношения следователя, суда к опре­деленным отраслям знаний как к таковым. Для любого человека, таким образом, специальными будут только те знания, которыми он профессионально не владеет.

Думаю, что органы предварительного расследования, надзира­ющие за ними прокуроры, судьи, рассматривающие уголовные дела, профессионально обязаны разбираться, прежде всего, в тех отраслях права, нормами которых, во-первых, они, принимая решения, руководствуются в пределах предоставленных полномочий, во-вторых, которыми регламентирована их собственная деятельность и, в-третьих, деятельность, им поднадзорная (подконтрольная). Знания иных отраслей права субъектами уголовно-процессуальной деятельности оказываются востребованными по мере необходимости и только для оценки тех событий, которые могут иметь уголовно-процессуальное значение, но лежат в сфере правоотношений, далеких от уголовного судопроизводства, например, в сфере финансово-кредитных отноше­ний, где допущены нарушения, ставшие основанием для возбуждения уголовного дела.

Убеждая читателей в недопустимости ставить перед сведущими лицами, привлекаемыми в уголовный процесс, вопросы из области права, никто из ученых и практиков, посвятивших свои исследо­вания данной проблеме, не объясняет, о какой из «областей права», которой в сфере уголовного судопроизводства должны профес­сионально владеть следователь, суд, прокурор, идет речь. Очевидно, имеются в виду право в целом и все его отрасли, являющиеся предметом изучения в юридических вузах, где эти субъекты уголовно-процес­суальной деятельности получают образование. Ограничиваясь такой достаточно объемной по содержанию и поэтому неконкретной формулировкой, и сегодня не обращают внимания на то, что в реаль­ной действительности постреформенной России осталось очень мало сфер общественных отношений, которые не были бы урегули­рованы нормами права. Даже правила дорожного движения, с позиций которых эксперты-автотехники оценивали обстоятельства дорожно-транспортного происшествия в рамках автодорожной экспертизы и которые всегда относились к нормам «техническим», сегодня стали законом (Закон РФ «О безопасности дорожного движения» 1995 г.), а значит, и областью права, в которую автотехник, если руковод­ствоваться общеизвестным запретом, не вправе вторгаться.

Способны ли следователь, прокурор, судья освоить все эти многочисленные и весьма разнообразные отрасли отечественного права, ныне сформировавшиеся в российской правовой системе? Вопрос вполне своевременный и актуальный, ответ на который имеет непосредственное практическое значение, поскольку отказ от привлечения в уголовное судопроизводство специалистов тех областей правовой науки, которые далеки от уголовно-процес­суальной сферы, но знания которых оказываются необходимыми для правильной оценки отдельных обстоятельств расследуемого события, может привести к ошибочным выводам только потому, что следователь вынужден браться за решение вопросов, в которых профессионально не разбирается. Имеет ли смысл в таком случае вести речь о привлечении специалистов в области коммерческого права при расследовании незаконного предпринимательства, лже­предпринимательства или воспрепятствования предприниматель­ской деятельности (ст. 169, 171, 173 УК РФ), преступлений, связан­ных с банкротством (преднамеренное или фиктивное банкротство — ст. 196, 197 УК РФ), гражданского и земельного права при расследо­вании регистрации незаконных сделок с землей (ст. 170 УК РФ), финансового права при расследовании преступлений в финансово-кредитной сфере (ст. 176, 177 УК РФ) и др.? Этот перечень можно продолжить, учитывая множество нововведений, принятых в УК РФ. Отказ от обращения за помощью к специалистам, например, в области гражданского и коммерческого права для оценки событий, имеющих уголовно-процессуальное значение, часто ведет к ошибоч­ным выводам следствия. В этом можно убедиться на следующем примере из практики расследования одного дела о мошенничестве, который я предлагаю со своими комментариями.

Суть событий, предшествовавших возбуждению уголовного дела и послуживших для этого основанием, в следующем.

10 декабря 1999 г. граждане В., Б. и 3. организовали внеочередное общее собрание акционеров АОЗТ «ПРИН», на котором приняли решение об отстранении генерального директора акционерного общества г-на М. от занимаемой должности на основании п. 1 ст. 254 КЗОТ за однократное грубое нарушение им своих обязанностей. Этим же собранием на должность руководителя АОЗТ «ПРИН» был назначен один из участников заседания г-н 3. Через три дня — 13 декабря — проводится еще одно собрание акционеров АОЗТ «ПРИН» в том же составе, которое принимает решение о продаже принадлежащего Обществу имущества — 15-этажного здания бизнес-­центра — за сумму чуть более 25 млн руб. И уже на следующий день, 14 декабря, новый генеральный директор г-н 3. подписывает соответ­ствующий договор с ООО «ТИРАЖ». Через месяц ГБР Санкт-Петербурга регистрирует переход права собственности на здание бизнес-центра к покупателю. Ни в первом, ни во втором собрании прежний генеральный директор М. участия не принимал и какое-то время, ничего не подозревая о состоявшихся решениях, продолжал исполнять свои обязанности генерального директора, причем занимая свой кабинет в том самом уже проданном здании бизнес-центра. По его заявлению после соответствующей проверки весной 2000 г. и было возбуждено уголовное дело в отношении г-на 3. по факту мошенничества, выразившегося в присвоении им полномочий генерального директора АОЗТ «ПРИН» и незаконном отчуждении принадлежащего обществу имущества на крупную сумму.

Следствию предстояло, помимо прочего, выяснить следующие вопросы:

1. Имели ли участники собраний В., Б. и 3. право принимать решения от имени акционеров АОЗТ «ПРИН» 10 и 13 декабря 1999 года? Если имели, то:

2. Насколько законными были основания увольнения генераль­ного директора г-на М. от должности и назначения на должность г-на 3.? Если г-н 3. стал руководителем АОЗТ «ПРИН» на законных основаниях, то:

3. Нет ли в его действиях по заключению сделки с ООО «Тираж» умысла на незаконное изъятие имущества АОЗТ «ПРИН», осуществлен­ное в сговоре с генеральным директором ООО «ТИРАЖ» г-ном С.?

Среди документов, представленных следствию и содержащих сведения, которые давали основание ответить на поставленные вопросы, оказались протоколы общих собраний акционеров АОЗТ «ПРИН» с 1994 по 1999 год, договоры на отчуждение имущества от 14.12.99г., договоры купли-продажи акций АОЗТ за период с момента его регистрации по 2000 год, несколько вариантов реестра акционеров, представленных заинтересованными сторонами, и пр.

Очевидно, что без гражданско-правовой оценки действий лиц, принимавших решения, которые привели к изъятию у АОЗТ «ПРИН» имущества, составлявшего практически 100 % его активов, с точки зрения их полномочий, невозможно было ответить и на главный вопрос, стоящий перед следствием, — о виновности или невинов­ности участников этих сделок.

Для этого необходимо было проследить, начиная с создания АОЗТ «ПРИН», как изначально распределялись между учредителями акции, были ли эти акции ими оплачены в соответствии с требова­ниями закона, как они в последующем перераспределялись, отчужда­лись, приобретались, и, в конечном счете, выяснить, кто на момент совершения сделок с имуществом в декабре 1999 г. являлся акцио­нером АОЗТ и мог на законных основаниях принимать соответству­ющие решения.

Оценив собранные доказательства, следствие пришло к выводу о законности решений состоявшихся в начале декабря 1999 г. общих собраний с участием трех акционеров АОЗТ «ПРИН», которых в собрании представляли В., Б. и 3. В итоге в конце 2000 г. уголовное дело было прекращено. Именно убежденность следствия в законности распределения и перераспределения акций между бывшими и новыми акционерами АОЗТ «ПРИН», имевших место в период с 1992 по 1999 год, давала следствию основания считать указанных лиц полно­мочными представителями акционеров, которыми исчерпывался реально на конец 1999 г. состав всех акционеров АОЗТ «ПРИН», обладающих правом принимать соответствующие решения. Позволю себе, однако, усомниться в обоснованности этих выводов следствия, которые в числе других и стали собственно основанием для прекра­щения уголовного дела. И вот почему.

Постановление о прекращении уголовного дела в части изложе­ния фактов, установленных следствием, начинается с описания событий, связанных с учреждением АОЗТ «ПРИН» в 1992 г., и их перераспределением в 1994г. Учреждали АОЗТ два юридических лица: ПО «Кировский завод» и «Научно-производственный концерн "УМВ"» с равным распределением акций — по 460 шт. А пере­распределение акций между учредителями в 1994г. описывается в Постановлении так:

«Выпуск обыкновенных акций АОЗТ "ПРИН"» был зарегистри­рован решением Комитета экономики и финансов мэрии Санкт-Петербурга 01 августа 1994 года за № 72-1-1359.

27 мая 1994 года на общем собрании акционеров АОЗТ "ПРИН" в связи с тем, что возникла необходимость в дополнительном финан­сировании проекта, АО "Кировский завод", не имея для этого средств, переуступило в собственность АОЗТ "Научно-производ­ственный концерн УМВ" 185 акций (20 %) АОЗТ "ПРИН". Выручен­ные от переуступки средства были направлены на финансирование указанного проекта.

13 июля 1994 года распоряжением главы администрации Централь­ного района Санкт-Петербурга были зарегистрированы изменения в уставе АОЗТ "ПРИН", в соответствии с которыми акции общества распределялись между акционерами АООТ "Кировский завод " и АОЗТ "НПКУМВ" в соотношении 275 и 645 акций АОЗТ "ПРИН "соответ­ственно».

Я сознательно выделил даты принятия соответствующих решений. И вот почему.

Факт регистрации выпуска акций в количестве 920 штук ни у кого не вызывает сомнений и документально подтверждается. Не вызывает сомнений и факт проведения собрания акционеров, на котором принималось решение о перераспределении 185 акций между учреди­телями — ПО «Кировский завод» и НПК «УМВ». Есть и документы о регистрации соответствующих изменений в Уставе АОЗТ «ПРИН». Однако мимо внимания следствия проходит факт регистрации выпуска акций АОЗТ «ПРИН» первым августа 1994 г. Между тем дата регистрации выпуска акций учрежденного акционерного общества означала, что только начиная с этой даты допускалось (разрешалось) обращение этих акций, т. е. их купля-продажа, мена, дарение и прочие сделки. Все сделки с незарегистрированными акциями признавались недействительными (ничтожными), т. е. не имеющими никаких юридических последствий, не порождающими никаких прав и обязан­ностей по таким сделкам с момента их заключения, в какой бы форме оно ни производилось. Это вытекало не только из Положения о выпуске в обращение ценных бумаг и фондовых биржах в РСФСР, утвержденного Постановлением Правительства РСФСР № 78 от 28.12.1991 г., но и из арбитражной практики, которая однозначно относила сделки с незарегистрированными акциями к «ничтож­ным». В Информационном Письме Президиума Высшего Арбитраж­ного Суда РФ от 21 апреля 1998 г. № 33 (Обзор практики разрешения споров по сделкам, связанным с размещением и обращением акций) сказано: «Сделка купли-продажи акций, совершенная до регистрации в установленном порядке решения об их выпуске (эмиссии), недействи­тельна».

Чем в таком случае руководствовалось следствие, признавая как установленный, а следовательно, по логике следствия, доказанный факт передачи Кировским заводом Концерну «УМВ» 185 акций на основании решения общего собрания акционеров АОЗТ «ПРИН», которое состоялось за два месяца до государственной регистрации выпуска этих акций, а именно 27 мая 1994 г.

Уже только эта «передача» 185 акций, если бы она была след­ствием оценена с учетом действовавшего на тот момент российского законодательства как незаконная давала основания утверждать, что лица, выступавшие от имени акционеров «ПРИН» на собраниях 10.12.99 г. и 13.12.99 г. (г-не В., Б. и 3.), не имели никаких полно­мочий принимать решения об отчуждении его имущества, поскольку не имели никаких прав голосовать этими 185 акциями.

Еще более сомнительна с точки зрения законности и обоснован­ности история с освобождением М. от должности генерального директора АОЗТ «ПРИН».

У меня была возможность ознакомиться с содержанием прото­колов общих собраний, состоявшихся 10 и 13 декабря 1999 г. На первом из них решался вопрос об отстранении М. от должности генераль­ного директора АОЗТ «ПРИН» и назначении на эту должность 3., на втором — о совершении крупной сделки с имуществом, в состав которого вошло 15-этажное здание бизнес-центра со всем находя­щимся в нем оборудованием. По поводу первого решения содержа­ние Постановления о прекращении уголовного дела ограничилось констатацией факта однократного грубого нарушения последним своих трудовых обязанностей, что и явилось, по мнению следствия, правда, никак здесь не прокомментированному, основанием уволь­нения М. по п. 1 ст. 254 КЗОТ РФ. Между тем вопрос об обоснован­ности данного решения общего собрания акционеров требовал особого внимания со стороны следствия, поскольку в рамках уголов­ного дела расследовался факт присвоения г-ном 3. полномочий генерального директора АОЗТ «ПРИН». И чтобы эти полномочия г-на 3. не вызывали сомнений, следствию нужно было убедиться в правомерности увольнения прежнего директора. Восполним этот пробел.

Мотивом и основанием увольнения М., судя по Протоколу общего собрания акционеров АОЗТ «ПРИН» от 10.12.99 г., явилось непредставление генеральным директором отчета об итогах 1998 хозяйственного года годовому собранию, которое состоялось 20 апреля 1999г.

Заметим, и это важно, что общее годовое собрание акционеров АОЗТ «ПРИН», судя по представленному в материалах уголовного дела протоколу, в повестке дня которого значится отчет М., про­водится 20 апреля 1999 г., т. е. через три недели после того, как годовой отчет и баланс АОЗТ «ПРИН» уже приняты ГосНалогИнспекцией (30.03.99 г.). Резонно спросить, зачем обсуждать то, что уже три недели как одобрено контролирующим органом? Вопрос актуален еще и потому, что за всю историю существования АОЗТ «ПРИН» ни одного годового собрания с подобной повесткой дня до этого не проводилось, и отчеты генерального директора об итогах хозяйствен­ной деятельности акционерами ни разу не заслушивались. И хотя данный вопрос выходит за рамки гражданско-правовой тематики, мне как криминалисту трудно удержаться от соблазна и не обратить на это внимание, поскольку речь идет не о разбирательстве в рамках гражданского или арбитражного судопроизводства, а о расследо­вании уголовного дела, где выяснение мотивов поступков всегда имело существенное значение для выяснения обстоятельств расследу­емого события.

Между тем сугубо правовая сторона оценки истории с уволь­нением г-на М. состоит в том, что никаких юридических оснований требовать отчет по итогам года от Генерального директора у общего собрания акционеров АОЗТ «ПРИН», впрочем, как и общих собра­ний любого другого акционерного общества, не было и быть не могло, поскольку в силу ст. 47 Закона «Об акционерных обществах» обязанность представлять годовой отчет и иные документы годовому общему собранию акционеров возложена не на Генерального директора, а на Совет директоров, который и в апреле 1999 г., и в декабре возглавлял председательствовавший на этом и на декабрьском собра­ниях АОЗТ «ПРИН» г-н В. И если быть до конца принципиальным, то освобождать от должности в связи с непредставлением отчета следовало не г-на М., а В. Но следствие, невзирая на очевидную для специалиста в области коммерческого права неправомерность этого решения, признает г-на 3. полноправным директором, даже не пытаясь вникнуть в суть проблемы, имеющей правовой характер, и не давая соответствующую оценку. Последствием смены руководи­теля АОЗТ «ПРИН», как известно, стало подписание новым дирек­тором договора, исполнение которого лишило АОЗТ «ПРИН» всего имущества, которым общество располагало.

Приведу описание еще одного факта из Постановления о прекра­щении уголовного дела № 78385, однозначно оцениваемого след­ствием как достоверно установленный, хотя сомнений в такой его оценке, если иметь в виду юридическую обоснованность, более чем достаточно. Вот как этот факт описывается в итоговом документе следствия.

«14 декабря 1999 года на основании решения об отчуждении имущества 3. от имени АОЗТ "ПРИН" заключил договоры купли-продажи здания ПРИН-6 и ПРИН-7 с ООО "ТИРАЖ" на общую сумму 25 100 500. рублей. На основании этих договоров Городским бюро регистрации прав на недвижимость было зарегистрировано право собственности ООО "ТИРАЖ" на здание бизнес-центра "ПРИН".

Оплата по вышеназванным договорам купли-продажи иму­щества ПРИН-6 и ПРИН-7 со стороны ООО "ТИРАЖ" была произ­ведена простыми векселями эмитента ЗАО "Финансовая компания ДЕВИЗ" по актам приема-передачи векселей от 11 января 2000 года на общую сумму 25 100 500 рублей».

Обратимся к тексту этих договоров купли-продажи. Так, согласно п. 7 договора № ПРИН-6 и п. 8 договора № ПРИН-7 согласованная сторонами цена имущества должна была быть уплачена покупателем путем перечисления денежных средств на банковский счет продавца или на банковские счета иных лиц, указанных продавцом в письмен­ной форме. Какая-либо иная форма оплаты имущества, включая оплату ценными бумагами, могла быть установлена лишь дополни­тельными соглашениями сторон. Последние в соответствии с импера­тивным требованием, предъявляемым действующим законодатель­ством к форме договоров купли-продажи недвижимости (ст. 550 ГК РФ), должны были быть заключены в письменной форме, несоблю­дение которой влечет их недействительность.

Такие дополнительные соглашения к двум договорам ПРИН-6 и ПРИН-7 в материалах уголовного дела имеются и датированы 15 декабря 1999 г., т. е. следующим днем за датой заключения самих договоров. Не будем гадать, что произошло за эти сутки в настроениях руководителей продавца и покупателя, известно лишь, что среди документов, представленных ими для государственной регистрации перехода прав собственности на недвижимое имущество, этих дополнительных соглашений не оказалось, несмотря на их «неотъемлемость» как части регистрируемых договоров. Для нас, однако, важна граж­данско-правовая оценка действительности или недействительности этих соглашений. Трудно сказать, знал ли следователь о правилах признания сделок недействительными, и в частности, ст. 168 ГК РФ, но, по крайней мере, если следовать правилу, согласно которому вопросы права для следователя и суда не могут быть специальными, утверждение о том, что должен был знать, не являются утвержде­ниями, лишенными оснований.

Известно, что сделка, не соответствующая закону, недействи­тельна (ст. 168 ГК РФ). Закон же требует, чтобы сделки с недвижи­мостью прошли государственную регистрацию (п. 1 ст. 164ГК РФ). С достоверностью следствием установлено, что на основании договоров от 14.12.99 г. ПРИН-6 и ПРИН-7 государственная регистрация права собственности ООО «ТИРАЖ» была произведена в середине января 2000 г. Среди документов, которые послужили основанием для принятия этого решения никаких дополнительных соглашений, предусматривающих иную, нежели в договорах, форму оплаты, не оказалось. Отсюда вывод: дополнительные соглашения к договорам ПРИН-6 и ПРИН-7, предусматривающие оплату имущества векселями ЗАО «Финансовая компания ДЕВИЗ», изготовлены, скорее всего, задним числом.

Казалось бы, какие проблемы, если оплата в конце концов все же была произведена покупателем, пусть даже не деньгами, а цен­ными бумагами и устраивала продавца. Главное, чтобы эти ценные бумаги (векселя), как говорится, имели цену. Не имея достаточных познаний в области правового регулирования обращения ценных бумаг, следователь должен был, по крайней мере, исходя из след­ственной практики, знать, что оплата приобретаемого имущества векселями, не обеспеченными активами плательщика, является признаками обмана, характерными для мошенничества.[1] Именно поэтому ответ на вопрос, что же за векселя использовало ООО «ТИРАЖ» для оплаты по договорам с АОЗТ «ПРИН», должен был привлечь внимание следствия. В постановлении о прекращении уголовного дела я нашел только то, что в воспроизводимом выше фрагменте текста этого документа выделено мной жирным шрифтом: «Оплата по вышеназванным договорам...» и т. д. Здесь нужно раз­бираться более основательно. Будучи посвященным в некоторые материалы данного уголовного дела, я имею возможность воспол­нить недостающее.

ООО «ТИРАЖ» приобрело векселя для расчетов с АОЗТ «ПРИН» по договорам, заключенным с ЗАО «Финансовая компания "ДЕВИЗ"» 22.11.1999 г., 24.11.1999 г. и 29.11.1999 г. Как видно из содержания указанных документов, срок оплаты векселей, которыми ООО «ТИРАЖ» расплатилось за приобретенное у АОЗТ «ПРИН» по договорам от 14.12.1999 г. имущество, наступал лишь через три года. При этом само ООО «ТИРАЖ» должно было согласно заключенным договорам с ЗАО «Финансовая компания "ДЕВИЗ"» оплатить при­обретенные векселя в течение десяти дней, переведя на счет Финан­совой компании более 25 млн руб. Такими средствами ООО «ТИРАЖ», созданное за год до описываемых событий двумя физическими лицами с уставным капиталов в 8 тыс. руб., ни тогда, ни через десять дней после подписания договоров с ЗАО «ДЕВИЗ» не располагало, и, разумеется, ничего Финансовой компании «ДЕВИЗ» не оплатило. Из этого следовало, что неоплата ООО «ТИРАЖ» полученных векселей предоставляла ЗАО «Финансовая компания "ДЕВИЗ"» возможность в дальнейшем отказаться от их оплаты в случае предъявления подоб­ного требования со стороны АОЗТ «ПРИН». Разумеется, для подобных умозаключений нужно иметь представление о векселе, обращение которого до сих пор регулируется Положением о переводном и простом векселе, утвержденном Постановлением ЦИК и СНК СССР 1937 г. Упрекнуть следствие в некомпетентности здесь трудно, хотя формально оно и обязано, не обращаясь к помощи специалистов в области вексельного права, разбираться в этих вопросах. Но почему без ответа остался и вопрос, не требующий специальных юриди­ческих познаний, а именно вопрос о том, зачем нужно было приобре­тать векселя у ЗАО «ДЕВИЗ» в конце ноября, чтобы рассчитаться с АОЗТ «ПРИН» в начале декабря, т. е. примерно с разницей в неделю до даты, когда наступал срок оплаты самих векселей по договорам с ЗАО «ДЕВИЗ»? Не проще ли было все средства направить прямо на расчетный счет АОЗТ «ПРИН»? С точки зрения нормального хозяйственного оборота, да и с точки зрения просто здравого смысла действия всех этих участников манипуляций с ценными бумагами были лишены всякой логики.

Ну и, наконец, интересно выяснить, что же это было с точки зрения гражданского права за «приобретение», которое позволил себе сделать ООО «ТИРАЖ»?

Сделка купли-продажи векселей, которые могут быть предъявлены к оплате векселедателю (ЗАО «ДЕВИЗ») векселеполучателем (ООО «ТИРАЖ») лишь через три года есть не что иное, как вексельный кредит, где ООО «ТИРАЖ» - КРЕДИТОР, а ЗАО «ДЕВИЗ» -ЗАЕМЩИК. Передача векселей по индоссаменту АОЗТ «ПРИН» означала, что после их получения в оплату проданного имущества АОЗТ «ПРИН» также становился как бы кредитором ЗАО «ДЕВИЗ», имеющим право на получение от него денег по векселям. Три года — это срок, по истечении которого заемщик должен будет вернуть деньги кредитору по его требованию (в нашем случае — векселе­держателю АОЗТ «ПРИН»). Правда, при условии, если кредит (в виде платы за векселя) реально был предоставлен векселедателю
(ЗАО «ДЕВИЗ»).                            

Предлагаю читателю самостоятельно оценить платежеспособ­ность ООО «ТИРАЖ» как инвестора (кредитора) к моменту наступ­ления срока платежа по договорам на приобретение векселей у ЗАО «ДЕВИЗ»: 2 декабря (по первому договору), 4 декабря (по второму) и 9 декабря (по третьему договору) 1999 г., не забывая, однако, что такие обязательства (в размере 25 100 500 руб.) ООО «ТИРАЖ» принимает на себя спустя год с момента своего учреждения с мини­мально допустимым законом размером уставного капитала, не имея еще юридически оформленных перспектив получения имущества АОЗТ «ПРИН». Свидетельствует ли это о том, что изначально намерений рассчитываться с ЗАО «ДЕВИЗ» у ООО «ТИРАЖ» не было? Даже если у кого и были на этот счет иллюзии, так это только у следователя, установившего, что такими векселями можно оплатить здание бизнес-центра и что именно так оно было оплачено «ТИРАЖОМ».

Итак, ООО «ТИРАЖ» к 9 декабря уже имеет долг перед ЗАО «ДЕВИЗ», и размер его — 25 100 500 руб. Юридически это означает, что неуплата за векселя в установленные сроки дает ЗАО «ДЕВИЗ» право либо через суд требовать от ООО «ТИРАЖ» перечисления соответствующих сумм либо не предпринимать для этого никаких усилий, будучи застрахованным от претензий возможных векселе­держателей в будущем. Последнее предпочтительней, если ЗАО «ДЕВИЗ» изначально не питало никаких иллюзий по поводу кредито­способности ООО «ТИРАЖ», понимая, что никакой оплаты векселей ждать от него не приходится. Близкие отношения между собой руководителей юридических лиц могут в такой ситуации быть гаран­тией от неприятностей, связанных с отстаиванием своего права в суде. Последующая пассивность ЗАО «ДЕВИЗ» — лишь подтвер­ждение притворности сделок с векселями. В такой схеме «при­обретения» ценных бумаг понятно, что у сторон не возникает никаких взаимных претензий. Но при этом у будущего векселедержателя, которым после 14.12.99 г. должно было стать и стало АОЗТ «ПРИН», не появляется и никаких шансов получить от векселедателя деньги ни через три года, ни через какой-либо иной период времени. И именно потому, что стоимость этих векселей равна нулю. А «нуль», на какое число ни умножай, все равно в двадцать пять миллионов даже рублей не превратится.

Далее я позволю себе отвлечься от содержания Постановления о прекращении уголовного дела и обратиться к тем фактам, которые не стали предметом внимания следствия. Но не стали не потому, что не имеют отношения к расследуемому событию, которое я оцени­ваю как состоявшееся обманное изъятие имущества у АОЗТ «ПРИН», а потому, что эти факты и не могли представлять интереса для следствия, убежденного в безупречности произведенных оплат за имущество АОЗТ «ПРИН» векселями ЗАО «Финансовая компания ДЕВИЗ». Учитывая, что предлагаемые ниже для ознакомления факты, известные мне из достоверных документальных источников, в полной мере вписываются в тему данной статьи, но которые между тем не нашли в итоговом документе следствия никакого отражения, я и хотел бы о них рассказать отдельно. Они особенно интересны с точки зрения оценки взаимоотношений между продавцом и покупа­телем имущества АОЗТ «ПРИН», которые более напоминают сговор их руководителей, нежели деловые хозяйственные отношения.

Какими бы ни были объяснения мотивов сложного манипули­рования с векселями, которыми в итоге производилась оплата приобретенного имущества у АОЗТ «ПРИН», участники этих сделок, очевидно, понимали, что рано или поздно придется ответить на вопрос, почему ООО «ТИРАЖ» не рассчиталось с ЗАО «ДЕВИЗ» за эти векселя. Долг оставался немалый — более 25 млн руб. Без­действие со стороны ООО «ТИРАЖ» только подтверждало бы вывод о притворности договоров с ЗАО «Финансовая компания ДЕВИЗ». Неожиданно для себя ответ на этот вопрос я обнаружил в архивных материалах арбитражного суда Санкт-Петербурга и Ленинградской области, где хранится дело № А-56-20164/00, возбужденное по иску ООО «ТИРАЖ» к АОЗТ «ПРИН» о расторжении агентского договора, заключенного между ними 15 января 2000 г., т. е. именно в тот же день, когда ООО «ТИРАЖ» получило подтверждение своего права собственности на помещения в здании бизнес-центра по улице Возрождения, дом 4. Именно эта дата стоит на выданных ГБР Санкт-Петербурга свидетельствах о праве собственности ООО «ТИРАЖ» на здание бизнес-центра, расположенного по указанному выше адресу. Зная суть спора, нашедшего разрешение в материалах упомя­нутого арбитражного дела, можно с известной долей уверенности предположить, что вся эта история с заключением и расторжением агентского договора имела только одну цель, а именно убедить следствие в искренности намерений ООО «ТИРАЖ» рассчитаться с ЗАО »ДЕВИЗ» за полученные векселя. Ясно, что никакого иного способа заработать для этого деньги, кроме как за счет получения прибыли от эксплуатации приобретенного имущества, у ООО «ТИРАЖ» не существовало. Но кто в бизнесе не гарантирован от неудач? Продемонстрировать искренность желания реализовать эту единственную для ООО возможность рассчитаться по долгам с ЗАО «Финансовая компания ДЕВИЗ» и должен был факт заключения агентского договора между ООО «ТИРАЖ» в лице г-на С. и АОЗТ «ПРИН» в лице г-на 3., а арбитражный процесс, затеянный для его расторжения, должен был объяснить причины того, почему оплата векселей все же не состоялась.

Вернемся, однако, к тексту самого агентского договора, в котором стороны определили, что АОЗТ «ПРИН», продолжая эксплуати­ровать бизнес-центр, но уже в качестве агента, перечисляет прин­ципалу — ООО «ТИРАЖ» прибыль, полученную от сдачи в аренду третьим лицам помещений, расположенных в здании по улице Возрождения, дом 4. Почему именно с АОЗТ «ПРИН» заключается такой договор, понять невозможно, ибо из материалов уголовного дела следовало, что «ПРИНу» эксплуатация здания в течение 7 лет ничего, кроме долгов, не принесла, и что именно это обстоятельство послужило якобы поводом для принятия решения о его продаже в декабре 1999г. Получается, что «ПРИН» продает имущество «ТИРАЖу» и сам же для «ТИРАЖа» обязуется заработать деньги для расчетов с самим собой, которые путем сложного манипулирования с векселями ЗАО «ДЕВИЗ» могут вернуться к «ПРИНу» лишь через три года. Абсурдность затеи с точки зрения нормального хозяй­ственного оборота бросается в глаза даже непосвященному, ибо в итоге «ТИРАЖ» получает имущество на огромную сумму, средства для оплаты которого должен заработать продавец — АОЗТ «ПРИН».

Совершенно очевидно, что получить доходы в требуемой сумме за тот короткий период времени, который был предусмотрен агент­ским договором (8 месяцев), для «ТИРАЖа» было нереально — и это подтверждал весь предшествующий опыт «ПРИНа». Но, видно, на эту запланированную невозможность исполнения «ПРИНом» обяза­тельств по агентскому договору и был расчет, ибо неудачу с получе­нием средств для оплаты векселей можно было списать на АОЗТ «ПРИН», не выполнившее своих обязательств по агентскому договору перед ООО «ТИРАЖ». Эти выводы мне представляются не настолько беспочвенными и неочевидными, чтобы мотивы заключения агент­ского договора между ООО «ТИРАЖ» и АОЗТ «ПРИН» имели иное объяснение, что и подтвердили последующие события, свидетель­ ствующие о притворности агентского договора, а, следовательно, с точки зрения гражданского права — о его ничтожности (п. 1 ст. 170 ГКРФ).

Хронология событий изложена ниже, но для объективной их оценки важно иметь в виду, кроме всего прочего, и то, что согласно Справке банка, обслуживающего АОЗТ «ПРИН», право подписи под платежными документами акционерного общества вплоть до начала 2001 г. сохранялось только за его бывшим генеральным директором М. Г-н 3. правом подписи на платежных документах от имени АОЗТ «ПРИН» не обладал. Итак:

—25.04.2000 г. «ТИРАЖ» в лице г-на С., возмущенный действиями охраны здания бизнес-центра, не пропустившей в его помещения представителей «ТИРАЖА», направляет «ПРИНу» в лице г-на 3. письмо с предупреждением о необходимости исполнять обязатель­ ства по агентскому договору, которые АОЗТ «ПРИН» принял на себя, и, в частности, п. 2.1.11, согласно которому Агент (АОЗТ «ПРИН») обязан «обеспечить беспрепятственный доступ представителей Общества (ООО « ТИРАЖ») в любое время в здание и помещения...» и т. д.;

—30.04.2000 г. «ПРИН» в лице 3. дает Ответ на письмо «ТИРАЖа» в лице С., в котором, смущенно извиняясь, объясняет неисполнение обязательств объективными обстоятельствами организационного порядка и заверяет г-на С. в том, что меры будут приняты;

—11.05.2000 г. «ТИРАЖ» (г-н С.) направляет в «ПРИН» (г-ну 3.) Претензию с предупреждением о том, что при дальнейшем неиспол­нении Агентом условий агентского договора, обязывающего пере­числять получаемую «ПРИНом» от эксплуатации бизнес-центра
прибыль «ТИРАЖу», последний будет вынужден расторгнуть договор через Арбитражный суд;

—07.08.2000 г. «ТИРАЖ» подает в Арбитражный суд Исковое заявление с требованием о расторжении агентского договора;

—06.09.2000 г. «ПРИН» представляет истцу («ТИРАЖУ») и в Арбитражный суд Отзыв на исковое заявление;

—4.10.2000 г. Арбитражный суд выносит Решение о расторжении агентского договора;

Самое увлекательное в этой прямо-таки детективной истории то, что согласно п. 5.1 «расторгнутого» Арбитражным судом Договора срок его действия уже сам по себе истек более чем за месяц до принятия данного решения судом, а именно 1 сентября 2000 г.

Этот случай по-своему уникален и поучителен не только для следствия, но и для арбитражного суда. Разыграть «спектакль» в официальном судопроизводстве (ведь принятые судом решения в силу ст. 58 АПК РФ имеют преюдициальную силу), документы которого должны были убедить следствие в том, что ООО «ТИРАЖ» сделал все, чтобы заработать деньги для расчетов с ЗАО «Финансовая компания ДЕВИЗ», стало возможным, на мой взгляд, лишь потому, что стороны не испытывали никаких затруднений с взаимопониманием, а Арбитражный суд, очевидно, формально подошел к рас­смотрению этого, с позволения сказать, «спора».

Финал известен — уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления в действиях г-на 3. Действия остальных участ­ников событий следствием никак не оценивались. Но вот что интересно. Летом 2000 г., т. е. через семь с половиной месяцев после получения имущества АОЗТ «ПРИН» покупателем — ООО «ТИРАЖ» — в собственность рыночная стоимость пакета акций продавца — АОЗТ «ПРИН» в количестве 460 штук составила по оценке ООО «Институт проблем предпринимательства» 1 546 руб. Оценка про­водилась на основании Постановления Службы судебных приставов С.-Петербурга. Учитывая, что весь уставный капитал АОЗТ разделен на 920 акций, нетрудно подсчитать и общую рыночную стоимость акций уставного капитала АОЗТ «ПРИН», составившую 3 092 руб. Отсюда вывод: если владельцы этих акций обладали в декабре 1999г. имущественными правами на имущество АОЗТ «ПРИН», оцени­ваемого в шесть с лишним миллионов долларов (по оценке неза­висимого оценщика в конце 1998 г.), то в конце июля 2000 г. стоимость принадлежащего им пакета акций, обладание которым давало право распоряжаться всем имуществом этого акционерного общества, оказалась чуть более ста долларов. А «покупатель» — ООО «ТИРАЖ», учрежденный двумя физическими лицами и имевший по балансу на конец 1999 г. активов на сумму чуть более 15 000 руб., стал в одно мгновение собственником имущества, за год до этого оцениваемого независимым оценщиком более чем в 6 млн долл.

Можно ли было в этой истории усмотреть признаки состава преступления? На этот вопрос следствие ответило отрицательно и рекомендовало всем заинтересованным лицам обратиться в арби­тражный суд. Для следствия, которому оказалось не по силам профес­сионально разобраться в ситуации, это, видимо, был, действительно, единственный выход из положения. И причиной тому стали ошибки в оценке важных для принятия уголовно-процессуальных решений событий. Вряд ли могут возникнуть сомнения в том, что события, которые протекали в рамках гражданско-правовых отношений, требовали для оценки и соответствующих знаний. Эти познания оказались вполне «специальными», чтобы для успешного решения задач уголовного судопроизводства можно было ограничиться квали­фикацией следователя. В результате не только данное уголовное дело, но и многие подобные дела следователи стараются со ссылками на гражданско-правовой характер способов изъятия имущества одним субъектом гражданского оборота у другого прекратить с фор­мулировкой о целесообразности рассмотрения спора в порядке гражданского или арбитражного судопроизводства. В результате хищения, совершаемые под видом гражданско-правовых сделок, становятся не только весьма распространенными, но и вполне безопасными для тех, кто такие преступления замышляет и успешно реализует. Приведенный пример лишний раз подтверждает уже сформулированный выше вывод о необходимости пересмотра взглядов на недопустимость правовой экспертизы в уголовном процессе. Проведение таких исследований как научно-консультационных стало достаточно распространенной практикой в работе адвокатов, вполне успешно состязающихся со следствием и обвинением, пред­ставители которых знания «всех областей права» продолжают сохранять как исключительную свою компетенцию. И если до недавнего времени обращение адвокатов к соответствующим специалистам в области права для получения научно-консультативной помощи было их собственной, не имеющей правовых оснований, инициативой, то с принятием нового УПК РФ взаимоотношения защитника со специалистом становятся юридически урегулированными (п. Зет. 53 УПК РФ 2002 г.). Сможет ли обвинение эффективно конкурировать с защитой по уголовным делам в этой ситуации? Думается, ответ на этот вопрос будет сегодня не в пользу первого.

Источник: http://www.law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1127259