«Задачи по праву социального обеспечения»

Формирование концепта правового государства. Как уже было отмечено ранее, любое государство опосредуется правом, «живет» правом, является важной гранью его бытия. Поэтому концепт правового государства невозможно свести просто к представлению о государстве, в котором имеется в наличии право (сам термин «правовое государство» в этом случае являлся бы плеоназмом – избыточным, так как при таком подходе невозможно утверждение о существовании «неправовых» государств).[1]

    Как и всякий концепт, концепт правового государства - феномен идеологический, ибо опирается на специфическое ценностное представление о самом праве.[2] При этом надо отметить, что данный концепт – не просто теоретическое построение, а определенный итог развития западноевропейской культуры, итог, предопределенный самыми разными обстоятельствами.

   Выше уже упоминалось о том, что индивидуалистическая западная культура покоится на представлении о естественных и неотчуждаемых правах каждого человека и общественном договоре как идеологической основе любого «нормального» государства. В рамках такого либерального мировоззрения право ассоциируется с личной свободой, с автономной (самостоятельной и ни от кого не зависящей) и юридически равной с другими личностью, с незыблемостью ее священного права на частную собственность и частную жизнь. Индивид оказывается тем центром, вокруг которого «вращаются» общество и государство. При этом предполагается, что любые действия государства могут совершаться только с одобрения каждого и должны быть направлены, прежде всего, на защиту частных интересов членов общества. Такое общество, в котором каждый может беспрепятственно реализовывать свои прирожденные права и свободы, называется гражданским обществом.[3] Последнее пришло на смену обществу феодальному, т.е. сословному, негражданскому обществу подданных. Гражданское общество естественной формой своего существования предполагает демократию, предоставляющую всем равные юридические возможности участия в политической жизни государства. Гражданское общество, демократия и правовое государство оказываются синонимами индивидуалистического общества, организованного на правовых началах.  При этом, однако, идеологически (следовательно, и аксиологически) гражданское общество, как общество свободных и независимых собственников, противопоставляется государству.[4]  Своего главного врага теоретики либерализма видят не в отдельных представителях самого гражданского общества и не в возможной внешней угрозе, а в  публичной власти собственного государства,[5] которое, обладая монополией на организованное принуждение, может потенциально посягать на ценностно приоритетные индивидуальные права и свободы граждан.[6] Поэтому либеральный концепт правового государства предполагает такую организацию государственной власти, которая подчинена праву, понятому как осуществление верховенства прав и свобод человека и гражданина. Из этих предпосылок вытекают и основные признаки правового государства.

  Иную, не индивидуалистическую, а религиозно-персоналистическую трактовку прав человека и соборно-коммуникативное обоснование гражданского общества можно найти в русской философии права. Например, Н.А. Бердяев в этой связи писал: «В людях слишком поверивших в либеральную идею и исповедующих доктрину либерализма, в либеральных движениях и партиях слишком мало онтологического. Это в большинстве случаев поверхностные люди и поверхностное движение. Но в истоках либеральной идеи есть большая связь с онтологическим ядром жизни, чем в истоках идеи демократической и социалистической. Ибо поистине свобода и права человека, человеческой личности, человеческого духа имеют большую связь с духовными основами жизни, чем всеобщее избирательное право или обобществление орудий производства. Свобода и права человека, не отчуждаемые во имя утилитарных целей, коренятся в глубине человеческого духа. И поскольку либерализм их утверждает, он связан с природой личности, которая имеет онтологическую основу. Либерализм нельзя обосновать позитивистически, его можно обосновать лишь метафизически. По позитивным основаниям человека можно лишить самого священного его права, если это понадобится… Либералы-позитивисты лишь по непоследовательности и по поверхности своего сознания готовы признать неотъемлемые права и свободы человека. Духовным источником свободы и прав человека является свобода и право религиозной совести… Но глубже еще неотъемлемые и священные свободы и права человека обоснованы в Церкви Христовой, признающей бесконечную природу человеческого духа и защищающей его от неограниченных посягательств внешнего государства и общества».[7] Следует обратить внимание на то, что Бердяев фактически трактует права человека не как наличное право, а как регулятивную идею, элемент правосознания, который не имеет ничего общего с «естественным правом».

    «Либерализм как целое настроение и миросозерцание антиисторичен, столь же антиисторичен, как и социализм. И с этой стороны ждет его суровый суд. Все более глубокие попытки обоснования либерализма упираются в идею естественного права. Естественное право пытались обосновать идеалистически. Но учение о естественном праве связано с верой в “естественное состояние”. Естественное право противополагается историческому праву, как естественное состояние противополагается историческому состоянию, исторической действительности. Все учения о естественном праве давно уже подвергнуты беспощадной критике. От них не осталось камня на камне. Идеалистическое возрождение естественного права и попытки дать ему нормативное основание с помощью философии Канта не доходят до последней глубины, до онтологических основ. Неотъемлемые и священные права человека не могут быть названы “естественными” его правами, правами “естественного состояния”. И напрасно вы идеализируете природу человека, напрасно вы хотите опереться на нее в стремлении к лучшей жизни. “Исторический” человек все же лучше “естественного” человека, и расковывание человека “естественного” порождает лишь зло. “Историческое” состояние выше “естественного” состояния, “историческое” право выше “естественного” права. Неотъемлемые и священные права имеет человек не как “естественное” существо, а как существо духовное, его благодатно-возрожденная, усыновленная Богу природа. А это значит, что глубокого обоснования прав человека следует искать не в “естестве”, а в Церкви Христовой. Бесконечное право человеческой души есть не “естественное”, а “историческое” право христианского мира».[8]

   Гражданское общество в политико-правовом учении С.Л. Франка предстает как «общественное единство, спонтанно слагающееся из вольного сотрудничества, из свободного соглашения воль отдельных членов общества. Его юридическая форма есть договор, соглашение, и известная “договорная” теория общества пыталась все общество, как целостное единство, и в частности его государственное единство, истолковать по образцу именно “гражданского общества”. При всей ложности этой теории в применении к государству не подлежит сомнению, что общество немыслимо без той спонтанно слагающейся его ткани, которая создается из взаимодействия и соглашения отдельных его элементов. Гражданское общество есть как бы молекулярная общественная связь, извнутри сцепляющая отдельные элементы в свободное и пластически-гибкое целое.

   Подлинный смысл и общественная функция этого неустранимого и фундаментального начала общественной жизни обыкновенно искажаются и его сторонниками, и его противниками. Индивидуалистическая, или “атомистическая” теория общества, считая теоретически общество (мыслимое именно по типу “гражданского общества”) простым внешним комплексом онтологически обособленных друг от друга индивидов, практически и оценочно рассматривает такое сотрудничество  и взаимную связь как средство к удовлетворению интересов и потребностей отдельных индивидов. Противоположная, социалистическая доктрина, требующая абсолютного “обобществления”, коллективизации жизни, т.е. в принципе совершенного устранения гражданского общества, исходит при этом… из того же самого индивидуалистически-атомистического представления о природе гражданского общества: она требует его устранения именно потому, что не усматривает в нем подлинного общественного единства, а видит лишь искажающий подлинную цель общества механический агрегат единичных, своекорыстных, взаимно антагонистических сил. В действительности… именно наличие молекулярной, спонтанно слагающейся связи между отдельными элементами общества есть свидетельство их органического исконного внутреннего единства. Индивиды суть не атомы, случайно сталкивающиеся между собой и имеющие свое подлинное бытие только в замкнутой сфере самих себя, а подлинные члены органического целого, как бы искони, по самой своей онтологической природе, предназначенные к единству в форме свободного взаимодействия и взаимосближения. Из этого онтологического существа вытекает и функционально-телеологический смысл гражданского общества. Оно есть не внешнее средство для удовлетворения интересов отдельных людей, а именно необходимая форма общественного сотрудничества, форма служения, осуществления объективной правды через вольное взаимодействие отдельных членов общественного целого. Индивидуалистический момент в структуре общества, согласно которому общество должно являться расчлененным на ряд отдельных, не зависимых друг от друга, частных центров активных сил, есть не цель общественной жизни, а именно только функция – но функция необходимая – сверхиндивидуальной цели общества как единства. Свобода личности есть… не ее прирожденное и первичное право, а ее общественная обязанность… она имеет не самодовлеющую, а функциональную ценность; как и всякое субъективное право вообще, она есть рефлекс обязанности, форма бытия, обусловленная и оправданная началом служения. Не интерес и право личности, а интересы служения правде требуют, в силу неустранимого функционального значения личной свободы, расчленения общества на отдельные, защищенные правом центры свободной активности и обеспечения каждому из них надлежащей сферы свободы. Независимость членов общества, самостоятельность каждого из них, есть не их самоутвержденность, онтологически обоснована не на их собственной природе, а есть необходимая форма их взаимной связи, их общественного единства. Из природы общества как органического многоединства, из необходимого сочетания в духовной жизни, лежащей в основе общества, начал солидарности и свободы следует необходимость расчленения общества на отдельных субъектов прав, связанных между собой через свободное соглашение воль».[9]

    В теоретических построениях С.Л. Франка (и это характерно вообще для русской политико-правовой мысли) гражданское общество мыслится как общество, основанное, прежде всего, на духовной коммуникации. Именно приверженность одним и тем же духовным ценностям дает возможность членам такого общества не просто существовать в качестве обособленных социальных атомов, озабоченных исключительно выгодой реализации для себя принадлежащих им прав, но выступать ответственными субъектами публичных отношений по поводу общих целей и задач.[10] Такое коммуникативное сообщество в указанном смысле противостоит организованному на формально-правовых началах «классическому» гражданскому обществу.

   Признаки либерального правового государства.  Как уже было отмечено выше, концепция правового государства является на Западе не просто теоретической конструкцией, но и реальным итогом развития западного общества, воплощенным в политических и правовых институтах,  процессах и процедурах, характеризующих определенный тип правовой культуры. В этом смысле правовое государство как данность определяет и присущие ему отличительные признаки. Но в теории права представлены различные взгляды на идею правового государства, отражающие в той или иной степени особенности правовой идеологии и правовой психологии каждого общества.

    Например, российское посттравматическое правосознание последнего десятилетия ХХ в. характеризуется завышенными требованиями к правовому государству, имеет место мифологизация его образа. В силу специфики российского правового менталитета сама концепция новой модели государственности может получить социальное признание лишь при условии придания такому государству  универсальных социальных качеств и сакрального значения. Выполняя компенсаторную функцию, правовое государство воспринимается при этом как социальный идеал, неведомый и таинственный Китеж-град, отыскание которого разом решит все социальные проблемы и придаст смысл жизни общественному целому. Соответственно и в правоведении с построением правового государства ученые связывают жизнь и смерть российского народа. В западном обществе, наоборот, тенденция к идеализации правового государства сходит на нет, поэтому и в теории оно все чаще понимается прагматически, т.е. в инструментальном и формально-юридическом смысле.

    Так, ряд немецких государствоведов, авторов многотомного исследования государственного права Германии, полагает, что «…с научной точки зрения решающее значение для понимания правового государства имеют формы, которые придают ему общая концепция конституции и ее отдельные нормы, разумеется, с учетом конституционных традиций». И далее: «Правовым в формальном смысле является такое государство, которое признает в качестве своих непременных особенностей и институтов разделение властей, независимость суда, законность управления, правовую защиту граждан от нарушения их прав государственной властью и возмещение ущерба, нанесенного им публичными учреждениями… Решающим для данного понятия является то, что оно подчеркивает подчиненность государственной и общественной жизни типичным элементам, характерным для права (законодательные основы принятия решений, распределение компетенции между органами власти, процессуальные нормы). Правовое государство остается чисто формальным, если его существо исчерпывается поддержанием этих юридическо-технических элементов, а содержание законодательного процесса не ориентируется на более высокие идеалы нормотворчества».[11]

   Приводимые ниже принципы правового государства отражают не столько специфику какой-либо авторской концепции такого государства, сколько реальную практику его идеологического (ценностного) понимания и воплощения в жизни западного общества в соответствии с идеями классического либерализма, сформулированными еще в XVII–XVIII вв.

Верховенство естественных и неотчуждаемых прав и свобод человека и гражданина. Истоки теории прав и свобод человека можно найти уже в античной Греции (софисты, стоики, эпикурейцы). Наилучшие условия для их развития сложились в XVII–XVIII вв. в Англии (Локк, Мильтон, Лильберн) и на европейском континенте (Гроций, Руссо, Монтескье, Кант). Правда, все классические трактовки прав и свобод человека имеют «объективистский» характер, при котором права человека существуют независимо от жизненного мира человека.[12] Следует однако признать, что и в постсоветской науке отсутствует какая-либо вразумительная научная концепция прав человека.[13] Определенный вклад в ее формирование может внести коммуникативная теория права. Онтолого-коммуникативное обоснование прав человека исходит из того, что формирование коммуникативной личности есть формирование и правовой личности, формирование субъекта права. Быть субъектом социальной коммуникации означает занимать свое место в коммуникативном пространстве, обладать особой, отличной от других способностью слушать и отвечать, задавать вопросы и повиноваться. Коммуникация предполагает право на вопрос и право на ответ. Я могу быть собой, отличным от Другого, только при условии признания за мной права на самость и на коммуникативную инаковость. Иными словами, вступать в коммуникативное взаимодействие с другими можно только обладая правами и обязанностями. Права человека естественны в том смысле, что вытекают из его коммуникативной природы (естества), а неотчуждаемы потому, что с их отчуждением исчезает и сам феномен человека.[14] Но одновременно они и сконструированны, и символичны, поскольку всегда текстуальны.[15] Таким образом, в каждом культурно-историческом обществе онтолого-коммуникативные права служат имманентным основанием для формирования конкретно-исторических прав и свобод человека и гражданина.

   Международно-правовое признание права и свободы человека получили уже в ХХ в. (Всеобщая декларация прав человека и гражданина 1948 г.,[16] Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г. и Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах от того же года, Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 г. и др.). Данный принцип нашел свое отражение и в ныне действующей российской Конституции, ст. 2 которой гласит: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства». Глава 2 Конституции конкретизирует права и свободы российских и нероссийских граждан, а также лиц без гражданства.[17]

        Современный набор прав и свобод человека и гражданина, имеющих международное признание, позволяет различать личные (гражданские), политические, социальные, экономические, культурные, экологические и информационные права.

   Права человека относятся ко всем физическим лицам без исключения, достаточно самого факта принадлежности к человеческому роду.

   Права гражданина относятся только к лицам, имеющим гражданство соответствующего государства.

   Под свободами следует понимать так называемые негативные права, т.е. права, основанные на требовании невмешательства в определенную сферу жизнедеятельности человека. (Например,  свобода слова означает также право человека говорить то, что он хочет и право на невмешательство в этот процесс со стороны третьих лиц). Если права и свободы призваны обеспечить различные интересы – не только личной свободы, но и, например, безопасности, социального благополучия, – то они уже не вписываются в классическую концепцию либерального правового государства, призванного гарантировать лишь свободу индивида (см. ниже).

   Действительно, большинство современных правовых государств не ограничиваются признанием лишь негативных (гражданских, личных) прав и свобод, а утверждают также права позитивные. Такие права для своей реализации требуют позитивных действий со стороны самого государства. К ним относятся политические, социально-экономические, культурные и иные права. Например, для того, чтобы реализовать политическое право избрания представителей народа в органы государства, необходимо чтобы государство организовало эти выборы, зарегистрировало кандидатов, составило избирательные списки и т.д.; для того, чтобы гражданин мог получать пенсию по старости, необходимо, чтобы было принято решение о назначении ему пенсии в определенном размере.

   Ввиду того, что права и свободы человека и гражданина не даются сразу от природы, они проходят определенный период становления. Известно несколько поколений прав и свобод человека и гражданина, последовательно закреплявшихся в законодательной практике западноевропейских государств, независимо от их международно-правового признания. Первоначально утвердились права личные. Они имели место уже в средневековых государствах. Затем – политические права (возникли в Новое время). Третье поколение прав – это права социальные, экономические и культурные. В настоящее время имеет место формирование следующего, четвертого поколения прав, в которое входят различные коллективные права, а также права экологические, информационные и др. Так, в последние годы активно обсуждается возможность признания в качестве неотъемлемого права человека права на коммуникацию.

    В документах международного движения «Права на коммуникацию в Информационном обществе» право на коммуникацию рассматривается как всеобщее право человека, лежащее в основе всех прав и служащее обеспечению всех остальных прав. При развитии информационного общества это право должно расширяться и усиливаться на благо всех: «Все люди уполномочены на участие в коммуникации и в принятии решений, касающихся коммуникаций в пределах обществ и между ними. Демократизация коммуникации является, прежде всего, вопросом гражданственности и социальной справедливости. Она сформулирована в праве человека на информацию и коммуникацию. Другими словами, она является неотъемлемой частью демократической жизни самого общества, жизнеспособность которого зависит от того, будут ли у него надлежащим образом проинформированные и участвующие в обсуждении граждане, способные принимать участие и нести совместную ответственность за принятие решений по вопросам, касающимся всего общества. Развитие Информационного общества позволяет увидеть и сделать реальными события для всех нас: для малых групп, для независимых СМИ, для туземных народов и меньшинств, а также для женщин, оно оказывает влияние на социальные изменения в каждом сообществе и в каждой стране, оно определяет способ и предмет действия для всех, кто работает в настоящее время с целью создания другого возможного мира. Если мы хотим провозгласить справедливое и свободное глобальное общество, приоритетом которого являются люди, а не доходы, а также симфония гуманизма, а не оглушающее доминирование корпоративной монокультуры, мы должны потребовать ПРАВА НА КОММУНИКАЦИЮ В ИНФОРМАЦИОННОМ ОБЩЕСТВЕ. Во всем мире люди стремятся воспринять новые технологии для того, чтобы создать глобальные сообщества, поделиться друг с другом знаниями и усилить голоса всех людей, несмотря на то, что многонациональные конгломераты СМИ, мощь которых все возрастает, форсируют тенденцию к корпоративной глобализации, насильственно подавляя несогласных и искусственно создавая консенсус.

   В то время, как эти гигантские корпорации превращают информацию в товар, коммерциализируют общее пространство и колонизируют ментальную и культурную среду бледными и направленными против общества новостями, МЫ используем инструменты СМИ, радиовещания и связи для организации политической акции, усиления гражданственности и защиты и прославления культурного и интеллектуального разнообразия».[18]

   Приведенная классификация прав и свобод человека и гражданина не совсем совпадает с классификацией тех же прав и свобод, построенной на основании последовательности их закрепления в международно-правовых актах. В этом случае к первому поколению прав человека относит личные (гражданские) и политические права; ко второму поколению – социальные, экономические и культурные права; а к третьему поколению – формирующиеся права человека и права народов (коллективные права, права солидарности): право на мир, на здоровую окружающую среду, на социальное и экономическое развитие.[19] 

 Разделение властей. Для уменьшения опасности посягательства на права и свободы человека и гражданина путем ее чрезмерной концентрации в одних руках или в руках одного органа в либеральном правовом государстве предусматривается разделение государственной власти на несколько ветвей: законодательную, исполнительную и судебную.[20]

    При этом происходит не просто отделение законодательной, исполнительной и судебной власти друг от друга, но создаются такие условия, чтобы они, действуя самостоятельно, могли взаимно контролировать друг друга  на основе системы взаимных «сдержек и противовесов».

   Это означает, в частности, что законодательная власть может контролировать власть исполнительную путем издания обязательных для нее законов и отстраняя от должности тех ее представителей, которые эти законы нарушают.

   Исполнительная (правительственная) власть контролирует и сдерживает власть законодательную через право законодательной инициативы, право вето (отклонение закона) и право роспуска законодательной власти.

   Судебная власть контролирует обе ветви власти путем проверки на соответствие  конституции принимаемых ими юридических актов. Специфика устройства некоторых государств предполагает возможность выделения дополнительно президентской и контрольной власти. Это возможно, если президент не является главой исполнительной власти и имеет собственные независимые ни от кого полномочия, а контрольная власть (например, прокуратура) не входит в систему исполнительной власти.

         В сложных государствах разделение властей имеет место не только «по горизонтали», но и «по вертикали». Так, субъекты федерации полностью самостоятельны при решении всех вопросов в пределах своего ведения. В то же время, субъекты федерации обязаны подчиняться федеральной власти по решениям, относящимся к предмету ведения федерации.

 Верховенство правового закона. Это означает, во-первых, то, что закон находится во главе иерархии источников норм права, и ни один из них не может ему противоречить. Во-вторых, то, что далеко не каждый закон с точки зрения либеральной правовой теории, является правовым. Таковым может быть только закон, не противоречащий правам и свободам человека и гражданина. Если бы любой закон мог считаться правовым, то тогда и правовым государством пришлось бы признать любое государство, в котором действуют общеобязательные законы, даже если эти законы лишают человека свободы, превращая его в раба (см. лекцию «Право и закон»).

 Взаимная ответственность граждан и государства. Тесно связанная с теорией общественного договора, концепция правового государства понимает последнее как своеобразное акционерное общество, которое существует только для удовлетворения интересов акционеров и которое не имеет в отношении них никаких самостоятельных прав.[21] Поэтому рассматриваемый принцип и предполагает равенство, как субъектов не только права, но и ответственности, государства и каждого гражданина. Однако провести этот принцип до конца невозможно в виду особенностей правосубъектности государства. Поэтому, если гражданин выступает перед государством субъектом всех возможных видов ответственности, включая уголовную, то государство может отвечать перед гражданином лишь в гражданско-правовом порядке, возмещая причиненный ему вред. Например, в Конституции РФ имеется ст. 53, которая гласит: «Каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц».

    Все отношения между гражданином и правовым государством должны строиться только на основании закона – гражданин несет ответственность перед государством лишь в случаях, прямо предусмотренных законом. Граждане обязаны выполнять только те требования представителей государства, которые основаны на законе.  Все споры по поводу права между гражданином и государством подлежат рассмотрению в суде. Суд должен быть независимым, беспристрастным, справедливым, открытым, действовать на основании закона и иметь целью обеспечение законных интересов субъектов права. Суд не может рассматриваться как обычный государственный орган, ибо тогда в случае спора между гражданином и государством будет нарушен один из основных принципов правосудия: «никто не может быть судьей в своем собственном деле». Поэтому суд должен быть максимально независим от всех государственных органов. Состояние судебной системы во многом определяет «лицо» правового государства.

     Правовое, социальное и социалистическое государство. Необходимо иметь в виду, что все эти концепты представляют собой различные государственно-правовые идеалы и в силу этого лишены научного статуса. Но их знание помогает понять особенности социокультурного развития того или иного общества и сделать соответствующий ценностный выбор. Если правовое государство построено на идее индивидуальной правовой свободы, то социалистическое государство воплощает идею социального равенства (прежде всего в материальной сфере). В правовом государстве идея свободы находит свое выражение в абсолютизации прав и свобод человека и гражданина, а идея социального равенства в социалистическом государстве – в огосударствлении всех основных средств производства и в контроле за уравнительным распределением материальных благ. Оба варианта, на наш взгляд, представляют собой крайности, которых необходимо избегать. Действительно,  в любом обществе всегда наличествуют не только индивидуальные, но и коллективные права, которые имеют значение, подчас не меньшее, чем права индивидуальные: права наций, народов, трудовых коллективов и т.д. С другой стороны, в любом государстве помимо индивидуальных прав существуют и индивидуальные гражданские обязанности. Именно наличие обязанностей указывает на то, что конкретный человек является членом единого государственного организма. Поэтому, если использование (или не использование) своих прав связано, в первую очередь, с интересами самого субъекта, то исполнение (или неисполнение)  обязанностей (соблюдать законы, заботиться о детях, платить налоги и сборы, сохранять природу и окружающую среду, защищать Отечество и др.) затрагивает уже интересы всего общества, государства в целом.

     Соблюдение прав и свобод является совершенно необходимым условием полноценной общественной жизни. Но лишь условием, а не ее целью. Человек может по-настоящему реализовать себя только как  коммуникативный субъект в рамках определенной культуры, сохранение, развитие и приумножение которой, возможно, и определяет смысл существования любого общества и государства. Да и сами эти права для своей успешной реализации отнюдь не нуждаются в научно несостоятельной естественно-правовой гипотезе, без которой не обходится ни одна теория либерального правового государства. Права и свободы человека и гражданина являются не природными (и в этом своем качестве противопоставляемыми позитивному праву), а социальными феноменами (см. выше). Как социальный феномен любое право одновременно и естественно (поскольку определяется природой общества), и позитивно. Поскольку «неестественного» права в принципе не существует, то и всякое выделение «естественного» права лишено смысла. Возникновение и закрепление в нормах государственного права сложившихся субъективных прав и обязанностей, или тех нормативных ожиданий, которые отражают определенные социальные реалии, определяется правовой политикой (т.е. опять-таки факторами культуры).

   Но самое важное заключается в том, что взятый в своем «чистом», либеральном виде концепт правового государства является калькой, снятой с другой ментальности. Как заметил однажды Н.В. Устрялов, правовое государство в принципе не способно удовлетворить «тоску (русского человека – А.П.) по миросозерцанию…: вместо хлеба веры оно предлагает камень безбрежного выбора. Оно не холодно и не горячо, - оно тепло».[22] 

    Казалось бы вариант организации общественной жизни, сложившейся на основе марксистско-ленинского учения и нацеленный на установление всеобщей материальной справедливости, более соответствует традиционной русской ментальности; но это впечатление обманчиво. Русская культура дуалистична, и материальное в ней всегда должно быть поддержано идеальным. Справедливость в этом контексте не может быть движима исключительно духом материализма, а материальное равенство не должно основываться на ликвидации духовной свободы. Рационально же организованное огосударствление всей общественной и личной жизни неминуемо ведет к духовному порабощению человека (по крайней мере, – социальному).

   Одним из вариантов государства, стремящегося избавиться от крайностей либерализма и социализма, явился концепт социального государства.

    Концепт социального государства исходит из примата идеи достойного человеческого существования, обеспечить которое каждому как раз и обязано государство за счет контроля и перераспределения доходов внутри общества. Формирование бюджета в таком государстве происходит не только за счет налогов (напрямую связанных с доходами), но и от хозяйственной деятельности государства-собственника основных природных ресурсов и естественных монополий. С концептом социального государства связана и идея социальной защищенности населения. Как правило, это целый комплекс мер, направленных на социальную поддержку нуждающихся. Например, либеральный принцип свободы трудовых договоров в социальном государстве ограничивается законодательным установлением минимума заработной платы, ниже которого работодатель опускаться не может.[23] Современная политическая наука и практика государственного строительства идут по пути объединения принципов правового и социального государства,[24] хотя при этом возникает необходимость примирить две разные тенденции политико-правового устройства, своего рода «антиномии конституционно-правовой государственности» (Н. Ахтенберг). Немецкие ученые-государствоведы поясняют это следующим образом: «Правовым государством эпохи расцвета либерализма считалось государство, завоеванное буржуазией в XIX в. Для характеристики его часто употреблялся плеоназм “либеральное и правовое”. Принципами такого государства были индивидуализм, гарантии свободы и собственности, защита граждан, уважение границ и невмешательство в дела других стран. Ему противопоставляется социальное правовое государство, к которому склонялась еще Веймарская Конституция и которое недвусмысленно провозгласил Основной закон ФРГ. Оно вводит в действие право на социальное обеспечение и нормы, формирующие и преобразующие социальные отношения; такое государство упорядочивает и направляет экономические процессы, не предоставляя их самим себе». При этом отмечается, что «рассматриваемые явления не должны восприниматься как антитезы; речь идет лишь о различных акцентах, подобно тому, как это имеет место при употреблении на первый взгляд противоречивых понятий правового государства в формальном и материальном смысле».[25]

   Понятие «социальное государство» также может трактоваться по-разному. Например, в немецкой политико-правовой литературе на этот счет высказаны следующие соображения:  «Четкому пониманию термина “социальное государство” долгое время препятствовали три обстоятельства: неоднозначность самого слова “социальное”; неопределенность задач государства, которое, согласно современным теориям, должно не просто быть олицетворением власти, но институтом, существующим для людей; наконец, утрата ясных критериев в результате военной катастрофы, крушения германского рейха в 1945 г. и бедствий послевоенных лет.

   Постепенно на вопрос о сущности социального государства выкристаллизовались три ответа. Первый связан с пониманием социального в самом общем плане, не подразумевающем каких-либо оценочных суждений; социальное здесь равнозначно общественному, или связанному с обществом. Термин “социальное государство” в этом смысле означает, что государство несет ответственность за существование общества. Его автономия не абсолютна: маятник не должен качнуться от тоталитарного господства государства над обществом к либеральному государству, исполняющему лишь роль “ночного сторожа”. Другая интерпретация обращается к трактовке слова “социальное” как указанию на общественный статус человека, его связь с обществом. Термин “социальное государство” в таком смысле подчеркивает существование обязанностей индивида по отношению к другим людям и обществу в целом. За этой трактовкой скрывается тревога за то, как бы маятник не качнулся от тоталитарного подчинения к несвязанности индивида никакими общественными узами. Однако мнение большинства склонилось к третье трактовке, согласно которой социальное государство – это организация, помогающая слабому, стремящаяся повлиять на распределение экономических благ в духе принципов справедливости, чтобы обеспечить каждому достойное человеческое существование. Сторонники такого подхода обратились к обыденному пониманию слова “социальное” и связали государственность с конкретно-историческим политическим движением, преследующим социальные цели. К такому решению проблемы подталкивали как требования времени, так и необходимость сформулировать хоть какие-то рекомендации относительно направления, в котором должно развиваться общество. В результате были даны ответы на вопросы о том, как обеспечить ответственность государства за развитие общества (в духе первой, самой общей трактовки социального государства) и в какой мере, с какой целью должен быть связан с обществом индивид (в соответствии со второй трактовкой, подчеркивающей социальные обязанности). Таким образом, третья трактовка социального государства восприняла идеи и первой, и второй».[26]

    Представляется, что для России, учитывая ее специфическую культуру,  концепт социального правового государства на сегодняшний день наиболее приемлем, особенно если сами принципы социального государства получат духовное (религиозно-нравственное),[27] а не только материалистически-утилитарное обоснование.[28] Как известно, в Конституции РФ закреплены принципы как правового, так и социального государства, но практика их интерпретации и реализации пока оставляет желать лучшего. Желательна дальнейшая эволюция российского государства в сторону «коммуникативного государства», в котором правовая (формальная) и духовная (неформальная) коммуникации составляли бы единое целое.[29]

 Информационное государство. Правовое и социальное государство как предпосылки перехода к коммуникативному государству.

   Концепция коммуникативного государства тесно связана с идеей информационного государства (общества). Последнее часто связывают с постиндустриальным государством (обществом) (Д. Белл, К. Вербах, А. Галлимор, П. Дракер, Р. Кан, М. Кастельс, Э. Кинг, М. Маклюэн, Й. Масуда, Ф. Махлуп, Т. Меррилл, М. Порат, Л. Робертс, Т. Стоуньер, Э. Тоффлер, А. Турен).

   Впервые понятие «информационное общество» появилось во второй половине 1960-х гг. Изобретение самого термина приписывается японскому ученому Ю. Хаяши, анализировавшего эволюцию японского общества. В информационном обществе развитие компьютеризации предоставляет людям доступ к надежным источникам информации и избавляет их от рутинной работы, обеспечив высокий уровень автоматизации производства. При этом само производство становится более информационно емким. Производство информационного продукта, а не материального становится движущей силой развития общества.

   Очень быстро постиндустриальная проблематика становится одной из ведущих в западной политологии. Основной акцент в исследованиях этого времени ставится на необходимости совершенствования средств получения, обработки и распространения информации и их использования в экономической сфере. Обусловлено это было бурным развитием и конвергенцией информационно-телекоммуникационных технологий, повлекшими за собой революционные изменения в мире. Гуманитарные аспекты формирования нового общества, в частности, социальные проблемы, стали активно изучаться лишь в результате осознания того, что наблюдаемый качественный скачок в развитии информационных технологий породил новую  глобальную социальную революцию, ничуть не уступающую революциям прошлого по силе своего воздействия на человеческое общество.

   Существенным толчком для дальнейшего развития идей глобального информационного общества послужил выход в 1973 г. книги американского социолога Д. Белла «Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования».[30] В ней история человеческого общества подразделяется на три стадии: аграрную, индустриальную и постиндустриальную. Существенной чертой постиндустриального общества является переход от производства  вещей к развитию производства услуг, связанных с образованием, здравоохранением, исследованиями и управлением. Важнейшее значение получает теоретическое знание. Знание и информацию американский ученый считает не только эффективным катализатором трансформации постиндустриального общества, но и его стратегическим ресурсом.[31]

   В современной литературе отмечается, что на Западе проблематика информационного общества постепенно забывается, ее сменяет парадигма «общества сетевого». При этом акцент переносится «с содержания на коммуникацию».[32] Один из теоретиков такого подхода, М. Кастельс, полагает, что информация по своей природе является таким ресурсом, который легче других проникает через всевозможные преграды и границы, вследствие чего информационная эра рассматривается им как эпоха глобализации. При этом сетевые структуры становятся одновременно и средством и результатом глобализации общества. При этом новое общество строится таким образом, что сбор, анализ и передача информации становятся фундаментальными источниками производительности и власти.[33]

   Россия также избрала путь построения информационного общества.[34] Да другого варианта, собственно, и не дано. Но при этом необходимо не просто механически «строить» такое информационно-коммуникативное общество, а творчески формировать его, стремясь к той культурной органичности, какая только и может придать обществу жизненность. В идеале это должно быть такое общество, где обладание полнотой информации создает предпосылки для взаимопонимания и всестороннего развития человека. Основные предпосылки коммуникации: информация, диалог, понимание и взаимодействие и здесь играют основную роль.[35]

Источник: http://www.law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1140019