«Обеспечение прав человека в деятельности судебных органов»

(извлечение)

Л.В.Туманова, В.В.Харитошкин,

Тверской государственный университет

Нравственные качества юриста

В глазах общества судебная власть должна олицетворять справедливость. Каждый, чьи интересы затрагивает производство по уголовному делу, рассчитывает на защиту в суде его прав, удовлетворение его притязаний. А именно в суде сталкиваются противоположные интересы того, кто нарушил закон, и общества, интересы обвиняемого и потерпевшего, других лиц. Судья, следователь, прокурор, защитник действуют в сфере конфликтов и межличностных, и социальных. В этих условиях к деятелям правосудия и к тем, кто ведет следствие, осуществляет уголовное преследование, предъявляются повышенные нравственные требования. Эти люди должны обладать способностью противостоять возможным попыткам воздействия на них со стороны различных сил, руководствоваться только законом, быть справедливыми. Те, кто вершит правосудие или содействует суду в силу профессионального долга, должны обладать высокими деловыми и нравственными качествами.

Еще в Уложении 1649 года говорилось: «… в судных делах по дружбе и недружбе ничего не прибавляти и неубавляти, и ни в чем не норовити, делати всякие государевы дела, не стыдяся лиц сильных, и избавлятиобиженного от руки неправедного». Петр I ввел присягу судей во всем государстве. Присяга содержала требования нравственного свойства. Ее нарушение влекло за собой правовые последствия.

Само законодательство, как говорилось ранее, содержит нравственные требования к деятельности судов и правоохранительных органов. Но эти требования, адресованные обычно учреждениям, относятся к людям, осуществляющим судопроизводство. Так, Всеобщая декларация прав человека исходит из того, что суд должен быть равным для всех, справедливым и беспристрастным. Международный пакт о гражданских и политических правах говорит, кроме того, о суде компетентном. Но суд справедливый, беспристрастный и компетентный способны вершить те люди, которые обладают развитым чувством справедливости, беспристрастны, высококомпетентны.

Справедливость в правосудии предполагает наличие многих условий, начиная от содержания законов и до общественно-политической обстановки. Но она невозможна там, где сам судья руководствуется неосознанной обязанностью действовать и принимать решения справедливо, а какими-то другими мотивами, не обладает развитым чувством справедливости. Где же человек может «научиться» быть справедливым, чтобы судить затем других людей? Таким «университетом» является сама жизнь.

Для правильного, справедливого применения закона необходимо в совершенстве его знать, уметь правильно применять в конкретных ситуациях. Поэтому судьи должны иметь высшее юридическое образование.

При советской власти образовательный ценз для судей длительное время отсутствовал в законе. Это можно объяснить как пренебрежением к развертыванию подготовки кадров юристов, так и сознательным сохранением возможности замещать судейские должности преданными политически людьми, независимо от их компетентности. В 1928 году в РСФСР высшее юридическое образование имели 5,9 процента судей, со средним юридическим образованием или окончивших юридические курсы было 17,2 процента. Все остальные судьи юридического образования вовсе не имели. Но зато членами ВКП(б) было 85,6 процента судей. В 1936 году высшее юридическое образование имели 6,4 процента судей, среднее юридическое образование — 39,8 процента. Остальные, то есть больше половины, не имели никакого юридического образования. По Закону о статусе судей в СССР, принятому 4 августа 1989 года, судьей мог быть избран только тот, кто имеет высшее юридическое образование. К этому времени на должности судей избирались уже только лица с высшим юридическим образованием.

Человек «учится» справедливости, опираясь в какой-то мере на свое специальное образование и приобретая разнообразный жизненный опыт. Возрастной ценз кандидата на должность судьи — не менее 25 лет. Чтобы стать судьей, надо иметь и опыт применения права, активной деятельности в правовой сфере — стаж работы по юридической профессии не менее пяти лет. Возрастной ценз для судей вышестоящих судов и стаж работы по юридической специальности еще выше.

Принимая присягу, российский судья торжественно клянется честно и добросовестно исполнять свои обязанности, осуществляя правосудие, быть беспристрастным и справедливым, как велят ему долг судьи и его совесть.

Судья должен быть честен. Честность — важнейшее требование нравственности. Она включает правдивость, принципиальность, субъективную убежденность в правоте своего дела; искренность перед другими и перед самим собой в отношении мотивов своего поведения. Антиподы честности — ложь, лицемерие, вероломство. Нет нужды доказывать, что честное исполнение обязанностей судьи, предписанное присягой, предполагает честность судьи как человека. Нельзя быть честным «на службе» и бесчестным в остальном, в повседневной жизни, будучи не одетым в судейскую мантию.

Добросовестность в исполнении обязанностей судьи связана с его чувством долга. Непременное нравственное качество судьи — повышенное чувство долга в его нравственном аспекте. Социальный нравственный долг судьи — справедливое правосудие. Он трансформируется и в долг перед сторонами и другими участниками дела, которые вправе требовать от судьи защиты их прав, свобод и охраняемых законом интересов, чести и достоинства.

Справедливое правосудие возможно только тогда, когда судьи беспристрастны. Способность исследовать обстоятельства дела и принимать решение, равно относясь к сторонам, другим участвующим в деле лицам, не привнося каких-либо личных мотивов, — не только предписание закона, но и личностное качество судьи как человека.

Судья должен обладать развитым чувством совести. Это означает способность осуществлять внутренний нравственный самоконтроль в ходе производства по делу и, главное, при принятии решений. Его совесть должна быть спокойна как при осуждении, так и при оправдании; мотивы, которыми он руководствуется, должны быть чисты и нравственно безупречны.

Судья должен быть гуманен. Жестокий человек, видящий в подсудимом, потерпевшем, других участвующих в деле лицах лишь «средство», а не «цель», не подходит для судебной работы. В Законе о статусе судей в Российской Федерации не упоминается о таком качестве судьи, как гуманность. Между тем в присяге, которая принималась в соответствии с Законом о статусе судей в СССР 1989 года, такое требование к судье содержалось. Судья торжественно клялся «быть всегда справедливым и гуманным».

Сказанное выше о нравственных качествах судьи опирается на нормы действующего законодательства, которое предъявляет к кандидатам в судьи и судьям нравственно-правовые требования, обязательные для исполнения. Что касается следователей, прокуроров и адвокатов, то таких развернутых характеристик их моральных качеств в законе не содержится. Закон о прокуратуре Российской Федерации устанавливает, что прокурорами и следователями могут быть назначены граждане, «обладающие необходимыми профессиональными и моральными качествами». Законодательство об адвокатуре также ограничивается общими требованиями. Так, Положение об адвокатуре РСФСР 1980 года (ст. 16) устанавливает, что адвокат «должен быть образцом моральной чистоты и безукоризненного поведения».

Комитет по защите прав адвокатов Федерального союза адвокатов России разработал проект «Правил профессиональной этики российских адвокатов». В этом документе говорится, что защита прав и свобод человека и гражданина является профессиональной обязанностью и нравственным долгом адвоката. Адвокат содействует устранению нарушений закона. Адвокат обязан беречь и умножать престиж профессии. Точность, пунктуальность, честность, правдивость и компетентность — гарантия нормальных отношений адвоката с клиентом. Правила содержат рекомендации, основанные на обобщении опыта адвокатской деятельности, в том числе и касающиеся разрешения проблемных ситуаций нравственного плана.

С учетом специфики и содержания деятельности различных профессиональных участников судопроизводства, их нравственные качества в принципе должны быть едины. И прокурор, и следователь, и адвокат должны быть справедливы, гуманны, честны, обладать развитым чувством долга, добросовестно исполнять свои обязанности, действовать под постоянным самоконтролем собственной совести. Требование объективности в какой-то мере распространяется и на адвоката, хотя позиция его в деле неизбежно бывает односторонней.

Психологические качества судей, а также работников правоохранительных органов тесно связаны с их нравственными качествами.

Анализ психологических позитивных качеств, которыми необходимо обладать судье, следователю и прокурору — предмет самостоятельной науки. Здесь уместно лишь отметить, что личность каждого человека, в том числе деятеля правосудия, представляет собой сплав нравственных, психологических и прочих человеческих качеств. При этом важно, чтобы они были позитивны и реализовывались в практической деятельности. То же относится и к личности следователя, прокурора, адвоката.

Чтобы стать судьей, необходимо обладать определенным объемом знаний, навыков юридической деятельности и положительными нравственными и интеллектуально-волевыми качествами. Квалификационный экзамен и проверка сведений об отсутствии порочащих поступков создают определенные гарантии подбора на судебные должности достойных людей. Однако вся дальнейшая деятельность носителя судебной власти осуществляется в сложных нравственно-психологических условиях, в сфере конфликтов разного уровня и характера. Здесь возникает опасность так называемой профессиональной деформации, вследствие которой судья перестает видеть в тех, с кем он имеет дело при выполнении своих обязанностей, людей с их конкретными судьбами, горем и заботами, черствеет духовно и утрачивает чувство гуманности.

Писатель Виктор Курочкин так описывает это состояние: «Не прошло и года, а какая-то частица моей души, причем лучшая частица, пропала. Не прошло и года, я стал автоматом. Осудив человека на пятнадцать лет, я моментально о нем забываю, с аппетитом ем, с удовольствием пью и засыпаю крепким сном, с сознанием, что сегодня я много и плодотворно потрудился на пользу Отечества. Теперь я автомат. Человек вместо высшего, таинственного и хрупкого существа стал для меня субъектом преступления». (Курочкин В. Записки народного судьи Семена Базыкина //Нева. 1988. № 5.)

Не менее опасна профессиональная деформация и для следователя, прокурора. Профессиональной деформации может противостоять только человек с развитым чувством долга, справедливости, подлинно гуманный.

Высокие нравственные качества, необходимые судье, прокурору, следователю, адвокату, формируются и поддерживаются в процессе повседневной жизни с ее сложностями и противоречиями. Сама практическая деятельность, связанная с решением нравственных проблем, способствует в первую очередь нравственному становлению личности. Кроме того, личность формируется под влиянием этического просвещения, в процессе которого человек получает определенную сумму знаний, ориентирующих на соблюдение нравственных норм. Авторитет воспитателя, авторитет руководителя, профессионала высокой квалификации, образцы их поведения служат нравственному воспитанию.

Нравственное самовоспитание как осознанная, целеустремленная деятельность, направленная на формирование высоких нравственных качеств и преодоление недостатков в собственной нравственной сфере, крайне необходимо судье, следователю, прокурору.

 

КОДЕКС ЧЕСТИ СУДЬИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ ЮРИСТОВ В ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ И ВНЕСЛУЖЕБНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

 

Одним из реальных плодов российской судебной реформы стало принятие нравственного кодекса представителей судебной власти. Совет судей Российской Федерации 21 октября 1993 года принял документ, который называется Кодекс чести судьи Российской Федерации[1]. Это Кодекс профессиональной судейской этики, имеющий своеобразную природу. Принят он после его обсуждения судьями и органами судейского сообщества. Кодекс опирается на закон, так как конкретизирует и развивает требования к судье, содержащиеся в Законе о статусе судей в Российской Федерации. Но, кроме того, он содержит положения чисто нравственного свойства и регулирует нравственную деятельность судьи как при исполнении профессиональных функций, так и во внеслужебной деятельности.

Кодекс акцентирует внимание именно на чести судьи. Он исходит из признания особого отношения к судье со стороны общества и отношения судьи к самому себе, в котором моральная ценность личности связана с общественным положением человека, представляющего судебную власть, достоинством людей этой профессии.

Достаточно дискуссионный вопрос о пределах действия правил профессиональной этики решен в Кодексе чести судьи Российской Федерации вполне определенно: он «устанавливает правила поведения судьи в профессиональной и внеслужебной деятельности». Более того, требования Кодекса обязательны также для судей, находящихся в отставке, но сохраняющих звание судьи и принадлежность к судейскому сообществу.

Кодекс чести судьи Российской Федерации исходит из признания высокого авторитета нравственных норм, их обязательности наряду с правовыми нормами. Судьи обязаны руководствоваться общепринятыми нормами нравственности и правилами поведения «наряду с Конституцией и другими законодательными актами, действующими на территории Российской Федерации». В этой формуле находит свое отражение неразрывная связь права и нравственности, регулирующих жизнь и деятельность людей юридической профессии.

Кодекс чести судьи опирается на идею единства нравственных норм, действующих в обществе, отсутствия особой нравственности для тех или иных профессий.

Судьи обязаны соблюдать общепринятые нормы нравственности и правила поведения.

Кодекс характеризует социальное значение соблюдения нравственных норм судьями. Оно должно «способствовать утверждению в обществе уверенности в справедливости, беспристрастности и независимости суда». Судья должен избегать всего, что может умалить авторитет судебной власти. Он не вправе причинять ущерб престижу своей профессии в угоду личным интересам или интересам других лиц. Таким образом, высоконравственная деятельность судьи и его положительные моральные качества рассматриваются как необходимые условия и предпосылки доверия общества к судебной власти, веры в ее справедливость. Но, к сожалению, в Кодексе прямо не сказано, что они необходимы в первую очередь для справедливого правосудия. А именно справедливость суда и судей главным образом обеспечивает и авторитет судебной власти, и престиж судей, и их репутацию в качестве объективных и беспристрастных служителей закона. Трудно говорить о добродетелях судей тогда, когда они творят несправедливость.

К судье Кодекс предъявляет повышенные требования в части заботы о своем достоинстве и чести. Судья «в любой ситуации» должен сохранять личное достоинство, заботиться о своей чести, избегать всего, что могло бы причинить ущерб репутации и поставить под сомнение его объективность и независимость при осуществлении правосудия. Сохранение личного достоинства в процессе исполнения профессиональных функций и за его пределами — обязанность судьи. Естественно, это предполагает и уважение достоинства других лиц, недопустимость его унижения в любых ситуациях.

Кодекс чести судьи Российской федерации исходит из приоритетного значения в жизни судьи деятельности по осуществлению правосудия над всеми иными занятиями. Нравственная сторона этого положения состоит, в частности, в том, что объектом профессиональной деятельности судьи являются другой человек, другие люди, судьбы которых, права, свободы и доброе имя находятся «в руках судьи». Судья, посвятивший себя делу правосудия, наделенный ответственными полномочиями, сосредоточивает свои нравственные и душевные силы на главном — служении правде, справедливости. Все другие его занятия (вне сферы личной жизни) имеют второстепенное значение. Общественная деятельность, творчество, решение хозяйственных вопросов и прочие виды занятий для судьи второстепенны.

Кодекс содержит ряд правил нравственного характера, относящихся к профессиональной деятельности судьи. Они определяют в известной степени ее нравственное содержание.

Воспроизводя требование закона о беспристрастности суда, Кодекс обязывает судью быть беспристрастным, не допускай влияния на свою профессиональную деятельность «кого бы то ни было, в том числе своих родственников, друзей и знакомых» (ч. 1 ст. 2). Предостережение против возможного влияния этих субъектов в данном случае уместно, хотя в обыденной жизни судьи могут оказаться под сильнейшим воздействием как раз

«посторонних» людей и структур. Но весьма важна основная мысль — нравственная обязанность не только не поддаваться влиянию со стороны кого бы тони было, но и не допускать такого влияния на деятельность судьи при осуществлении правосудия и выполнении других профессиональных функций.

О беспристрастности судьи при принятии решений также идет речь и в требовании к судье не быть приверженным одной из сторон в деле.

Судья должен быть свободным от влияния общественного мнения, от опасений перед критикой его деятельности. Речь здесь идет, конечно, не о том, что судья избавлен объективно от воздействия общественного мнения, что вообще невозможно, или же от критики. Свобода судьи означает здесь его внутреннее состояние, способность противостоять «общественному мнению», не бояться возможной критики, если они противоречат представлениям судьи о законном и справедливом разрешении конкретного дела, совести судьи.

Поддержание своей квалификации на высоком уровне Кодекс чести рассматривает как нравственную обязанность судьи. Судья, ее не выполняющий, становится некомпетентным.

Судья должен добросовестно исполнять свои профессиональные обязанности, то есть быть старательным, организованным, ответственным, преданным своему делу, настойчиво выполнять свой социальный долг. К этому общему требованию добросовестности Кодекс присоединил и обязанность судьи «принимать все необходимые меры для своевременного рассмотрения дел и материалов», что правильно по существу, но несколько отступает по тональности от общего уровня этого документа.

Кодекс чести судьи уделяет внимание необходимости обеспечить высокую культуру общения со стороны представителей судебной власти. Судья должен проявлять терпение, вежливость, тактичность и уважение к участникам судебного разбирательства и другим лицам, с которыми он общается при исполнении служебных обязанностей. Этого же судья должен требовать от работников аппарата суда.

В Кодексе чести судьи Российской Федерации как официальном документе, по сути, впервые говорится о профессиональной тайне судьи. Судья обязан хранить профессиональную тайну в отношении информации, полученной в ходе исполнения своих обязанностей. Судья действует в гласном суде. Принцип гласности — одна из основ демократического правосудия. Но тем не менее у судей, рассматривающих дела в присутствии публики, за пределами зала суда могут быть свои профессиональные секреты, охрана которых необходима как раз для беспристрастного правосудия и защиты интересов тех, кого затрагивает деятельность суда. Это и информация о прохождении дел и распределении обязанностей между судьями, и о трудностях в решении правовых и организационных вопросов в связи с тем или иным делом и т.п. Кроме того, судья при производстве по делу может стать обладателем государственной, военной, коммерческой тайны, сведений, составляющих врачебную тайну или касающихся интимной жизни тех или иных лиц. Гласность судопроизводства не освобождает судью от обязанности не разглашать такого рода информацию.

Судьям запрещается делать публичные заявления, комментарии, выступать в прессе по делам, находящимся в производстве суда до вступления в силу постановлений, принятых по ним. Основное назначение такого запрета обусловлено тем обстоятельством, что свое мнение по делу, находящемуся в его производстве, судья в соответствии с законом формулирует официально в решениях, принимаемых по делу. Если судья принял решение единолично, то до вступления решения в законную силу не только рискованно рекламировать его справедливость (оно может быть отменено вышестоящим судом), но и неэтично.

О законности, обоснованности и справедливости решения судьи дано судить другим, уполномоченным на то законом людям. Если же решение принималось коллегией судей и судья не согласен со своими коллегами, то тем более нельзя выносить свое несогласие на «суд общественного мнения». Надо учитывать также положения закона (ст. 10 Закона о статусе судей в Российской Федерации), освобождающего судью от обязанности давать какие-либо объяснения по существу рассмотренных или находящихся в производстве дел. Они ориентируют судью и на то, чтобы он по своей инициативе не выступал с такими объяснениями, тем более публично, в прессе и т.д. Думается, что закон ориентирует судей на то, чтобы они воздерживались комментировать собственные решения и после их вступления в силу.

Кодекс чести судьи запрещает действия, нарушающие корпоративную солидарность судей. Судья не вправе публично, вне рамок профессиональной деятельности, подвергать сомнению постановления судов, вступившие в законную силу, и действия своих коллег. Подобные действия могут подорвать авторитет судебных решений и отрицательно сказываются на репутации самого судьи, который поступает «не по-товарищески».

В общении со средствами массовой информации Кодекс рекомендует «с уважением и пониманием» относиться к их стремлению освещать деятельность суда и оказывать им необходимое содействие, но «если это не будет мешать проведению судебного процесса или использоваться для оказания воздействия на суд». Нельзя не отметить, что последнее пожелание может на деле остаться декларативным, так как судья вряд ли может и должен предвидеть, какую интерпретацию могут дать средства массовой информации его действиям и решениям.

Нравственные правила осуществления профессиональной деятельности, включенные в Кодекс, могут вполне служить ориентиром и для прокуроров и следователей.

Внеслужебная деятельность судьи не должна вызывать сомнений в его объективности, справедливости и неподкупности. Участие судьи в общественной деятельности возможно, если она не наносит ущерба авторитету суда и надлежащему исполнению судьей своих профессиональных обязанностей. Судья не вправе принадлежать к политическим партиям и движениям, поддерживать их материально или иным способом, а также публично выражать свои политические взгляды, участвовать в шествиях и демонстрациях политического характера или в других политических акциях. Контакты судьи с органами законодательной и исполнительной власти возможны, но если при этом не оказывается давления на судью в связи с выполнением им своих профессиональных обязанностей «и не возникает сомнений в его объективности».

Кодекс запрещает судье личные, финансовые и деловые связи, которые могут отрицательно сказаться на его репутации и профессиональной деятельности.

Интерес представляет содержание Кодекса поведения судей США, принятого в 1992 году конференцией судей, включающего «Каноны судейской этики». Он исходит из того, что судья своим поведением должен подтверждать неподкупность и независимость судебной власти. Он должен избегать нарушения приличий в любой своей деятельности. Судья обязан выполнять свой служебный долг беспристрастно и старательно. Его поведение во внеслужебной деятельности не должно вступать в конфликт со служебными обязанностями. Судье запрещается обсуждать с третьими лицами обстоятельства судебных дел или разглашать служебную тайну. Судье и членам его семьи, совместно с ним проживающим, запрещается получать любые подарки, принимать услуги и пр. Судья должен воздерживаться от неуместной политической деятельности. Он может состоять в политических партиях, но не должен посещать их собрания. Обо всех конфликтах судья обязан представлять отчет.

Кодекс чести судьи обязывает судью «избегать любых личных связей, которые могут причинить ущерб репутации, затронуть его честь и достоинство».

Разборчивость в личных связях не менее значима и для других профессиональных участников уголовного процесса. Осторожность во всякого рода постоянных контактах должна быть присуща любому юристу. Неразборчивость может привести к дискредитации судьи, прокурора, следователя.

Судья, следователь, прокурор не должны вступать в контакты с участниками процесса, их родственниками и другими заинтересованными лицами вне служебной обстановки. Подобного рода общение даже при безупречном поведении может быть использовано недобросовестно, во вред репутации должностного лица для его дискредитации и осложнения производства по делу.

Следователь, прокурор не вправе давать кому-либо обещания по поводу того, какое решение будет принято по делу, направляемому в суд. Судья нарушит свой долг, давая такого рода незаконные обещания, и, более того, он не должен даже выслушивать подобные просьбы, рекомендации.

Судье не следует высказывать свое мнение по другому делу, которое он лично не изучал. Каждый опытный юрист воздерживается от категорических суждений и консультаций по конкретным делам на основе чьих-либо слов, приватной информации, так как знает, что одна лишь «деталь», опущенная в пересказе обстоятельств дела, тем более заинтересованным лицом, может стать решающей.

Судья, следователь, прокурор, ведущий производство по делу и несущий ответственность за его разрешение в соответствии с законом, не может переложить эту ответственность на других, апеллируя к тем или иным должностным лицам, руководству, общественным организациям, на мнение которых потом можно было бы сослаться в случае возможных коллизий. Закон гарантирует их независимость, одновременно возлагая на них личную ответственность за принимаемые решения.

В делах служебных и вне службы юрист руководствуется высоким чувством ответственности своего положения и достоинства своей профессии, проявляя заботу об авторитете своего звания. В частности, он обязан быть разборчивым в выборе способов использования свободного времени; ему противопоказаны экстравагантность в одежде (во внеслужебное время); необдуманные или легкомысленные поступки. Он не может стать на позицию постороннего наблюдателя в случае, когда в его присутствии совершается правонарушение или аморальный поступок, не может пройти мимо беспорядков, могущих породить преступление или чрезвычайное происшествие.

В личной жизни от юриста требуется скромность, умеренность, порядочность. Он должен проявлять заботу о воспитании членов семьи, соблюдении ими нравственных норм.

Как отмечалось выше, в морали действуют духовные санкции в виде нравственного одобрения или осуждения общественным мнением, индивидуальным сознанием. В то же время Кодекс чести судьи Российской Федерации предусматривает, что нарушения его предписаний рассматриваются квалификационными коллегиями судей. За совершение поступка, позорящего честь и достоинство судьи, умалившего авторитет судебной власти, квалификационная коллегия судей может прекратить полномочия судьи в порядке, предусмотренном Законом о статусе судей в Российской Федерации.

 

ЭТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СУДЕБНЫХ ПРЕНИЙ

Судебные прения — яркая и обычно эмоциональная часть судебного разбирательства, в которой наглядно проявляется состязательное начало процесса. Стороны обвинения и защиты, адресуясь к суду, подводят итоги судебного разбирательства в том виде, как они им представляются, и обращаются со своими предложениями о том, какие решения по делу они считают справедливыми.

Судебные прения — борьба мнений, процессуальное состязание сторон, интересы которых обычно не совпадают. Тем не менее к любому участнику судебных прений относятся общие требования нравственного характера. Это те требования, которые А.Ф.Кони связывал с этическими началами, с представлениями о том, что нравственно дозволительно или недозволительно в судебных прениях.

Участники судебных прений должны уважать и соблюдать моральные нормы, принятые в обществе. Они не вправе проповедовать аморальные взгляды, демонстрировать пренебрежение к нравственным ценностям и таким путем отстаивать свои позиции.

Никто из участников судебных прений не вправе унижать достоинство участвующих в деле и других лиц, начиная со своих «процессуальных противников» и кончая теми, кто в деле не участвует, но упоминается по тому или иному поводу. Отрицательная характеристика личности, основанная на установленных в суде фактах, вполне допустима, но не может использоваться для унизительных оценок кого бы то ни было из упоминаемых в судебных прениях. Что касается оценок личности противной стороны в процессе, то они в принципе всегда нежелательны.

Во время судебных прений каждый их участник обязан соблюдать такт в споре с теми, чье мнение он не разделяет, а также быть сдержанным в оценках личности и поведения на суде экспертов, свидетелей, переводчиков.

Стороны в судебных прениях должны оказывать уважение суду, содействовать поддержанию его авторитета. Оценка поведения судей участниками судебных прений вообще недопустима.

Стороны в судебных прениях чаще занимают разные позиции по вопросу о доказанности обвинения, существенных для дела обстоятельств, а также о юридических оценках поведения подсудимого и потерпевшего, других лиц и об обстоятельствах, подлежащих учету в случае применения судом наказания. В связи с этим возникает проблема нравственной свободы участника судебных прений, а в более конкретном ее выражении — проблема обязанности говорить суду правду и при произнесении судебной речи. Если защитительную речь произносит сам подсудимый, что возможно при отсутствии в деле на законных основаниях защитника, то претензий правового характера, в случае если он говорит суду неправду к нему предъявить нельзя. Но в нравственном плане подсудимый не освобождается от обязанности быть правдивым, избегать лжи.

Другие стороны: государственный обвинитель (прокурор) и защитник (адвокат), частный обвинитель (потерпевший) находятся в ином правовом положении, и нравственные требования, адресованные им, иные. Ни прокурор, ни адвокат, ни потерпевший не вправе лгать суду, сообщать ему заведомо ложные сведения и на этом строить, в частности, свои судебные речи.

Русский юрист П.С. Пороховщиков писал: «Суд не может требовать истины от сторон, ни даже откровенности: они обязаны перед ним только к правдивости». (Сергеич П. Искусство речи на суде. М., 1960. с. 262).

Но и профессиональные участники уголовного процесса — прокурор и адвокат по-разному оперирует фактами и аргументами во время судебных прений. Это обусловлено разницей в их роли и процессуальном положении. Если прокурор обязан быть объективен и не вправе игнорировать то, что говорит в пользу защиты, должен отказаться от обвинения, когда в суде оно не подтвердилось, то защитник-адвокат действует только в интересах защиты, и позиция его, естественно, односторонняя. Отказаться от защиты и в случае полного согласия с обвинителем он не вправе.

Нравственное значение судебных прений состоит и в том, что они должны способствовать нравственному воспитанию подсудимого, потерпевшего, свидетелей, других участвующих в деле лиц, а также публики, присутствующей в зале суда. Опубликование средствами массовой информации сведений о содержаниисудебных речей, а также издание судебных речей по выдающимся делам, представляющим общественный интерес, может также служить нравственному воспитанию.

В суде присяжных значение судебных прений возрастает. Правдивые, яркие, искусно построенные речи сторон могут оказать очень большое влияние на внутреннее убеждение присяжных заседателей, их вердикт, о чем свидетельствует опыт деятельности этого суда.

Видный профессиональный юрист Великобритании Рональд Уолкер в книге об английском суде сообщает, что в этой стране еще сохраняются некоторые предубеждения против суда присяжных. «Часто встречающийся упрек по отношению к присяжным — это упрек в чувствительности к риторике…». (Уолкер Р. Английская судебная система. М., 1980. с. 278).

Возможно, была связана с влиянием красноречия сторон и одна особенность деятельности суда присяжных в России. П.С. Пороховщиков писал: «Ежедневный опыт говорит, что для виновного выгодно, для невиновного опасно судиться перед присяжными» (Сергеич П. Указ. соч. с. 263)

 

ЭТИКА ОБВИНИТЕЛЬНОЙ РЕЧИ ПРОКУРОРА

Судебные прения, в которых участвуют прокурор, составляют лишь часть его деятельности по поддержанию государственного обвинения перед судом. Прокурор, произнося обвинительную речь, выполняет функцию уголовного преследования. Он — сторона обвинения. Но в российском процессе, в отличие от некоторых зарубежных правил и практики, со времен Судебных уставов прокурор обязан выполнять свою обвинительную функцию объективно. А.Ф. Кони принадлежит характеристика прокурора в пореформенном русском процессе как публично говорящего судьи. Убедившись в виновности подсудимого, с учетом всего говорящего в его пользу, прокурор заявляет о том суду и делает это «со спокойным достоинством исполняемого долга, без пафоса, негодования и преследования какой-либо иной цели, кроме правосудия, которое достигается не непременным согласием суда с доводами обвинителя, а непременным выслушиванием их». Кони считал, что «в судебном заседании наш прокурор поставлен в такое положение, которому может завидовать всякое иностранное законодательство».

Поддерживая государственное обвинение, сформулированное на предварительном следствии, прокурор должен достаточно критично относиться к представленным в суд материалам, так как приговор суда будет основываться на данных, полученных в судебном разбирательстве.

Все выводы государственного обвинителя и его мнения, предлагаемые на рассмотрение суда, должны основываться на законе и доказанных на судебном следствии фактических обстоятельствах дела. Юридические оценки должны быть соразмерны установленным фактам и нормам применяемого закона: прокурор должен быть справедлив.

Поведение государственного обвинителя, его позиция в целом должны опираться на нравственные нормы и им соответствовать. Прокурор защищает интересы общества, выступает от имени государства, но он в то же время призван охранять и законные интересы подсудимого, его достоинство. А.Ф. Кони писал, что прокурор, «исполняя свой тяжелый долг, служит обществу. Но это служение только тогда будет полезно, когда в него будет внесена строгая нравственная дисциплина и когда интерес общества и человеческое достоинство личности будут ограждаться с одинаковой чуткостью и усердием».

Таким образом, главное, что определяет нравственную характеристику всей речи прокурора-обвинителя, — правильность его позиции по существу, справедливость выводов, которые он представляет на рассмотрение суда. Прокурор, настаивающий, к примеру, на осуждении человека, вина которого в преступлении не доказана, поступает безнравственно.

Обвинительную речь прокурора традиционно и в соответствии с ее логикой принято делить на ряд последовательных частей, хотя каждая конкретная речь, естественно, строится в зависимости от обстоятельств дела.

Обвинительная речь прокурора обычно начинается с характеристики особенностей рассматриваемого дела, преступления, в котором обвиняется подсудимый. До последнего времени было обязательным в обвинительной речи давать «общественно-политическую» оценку преступления. При этом считалось, что она «должна быть необходимым элементом каждой обвинительной речи». Правильнее было бы вместо этого политизированного понятия выделять в речи раздел, посвященный характеристике правовых и нравственных особенностей уголовного дела, рассматриваемого судом, оценке опасности преступления и специфике дела. Именно с характеристики особенностей преступления или участвующих в деле лиц начинал свои речи в суде А.Ф. Кони в бытность его прокурором.

Общая характеристика рассматриваемого дела, его специфических особенностей должна быть объективной, соразмерной, не содержать преувеличений. Она должна быть конкретной, основанной на существе самого дела. Не секрет, что иногда прокуроры в недавнем прошлом по аналогичным делам использовали стандартные социально-политические характеристики, получившие на профессиональном жаргоне наименование «шапок», которые можно было «примерять» без особого труда к делам по обвинению совершенно разных людей. Эта составная часть речи, которую принято было называть «политической частью», обычно предшествовала приведению доказательств. При этом возникали ситуации, когда обвинитель «клеймил позором» подсудимого за тяжкое преступление, а затем оказывалось, что обвинительные материалы, которыми он оперировал, или недоброкачественны, или недостаточны для осуждения в соответствии с обвинительной версией.

В своей речи государственный обвинитель излагает фактические обстоятельства дела в том виде, как они установлены в результате судебного следствия. Он утверждает, что подсудимый совершил определенные деяния, вмененные ему в вину, или же вносит коррективы с учетом результатов судебного следствия, а при наличии оснований заявляет об отказе от обвинения. Правовая и нравственная обязанность прокурора состоит в максимальной объективности в формулировании предлагаемых суду выводов о том, в чем, по его мнению, виновен подсудимый. Прокурор обязан отказаться от обвинения, если оно не нашло подтверждения в ходе судебного разбирательства. Прокурор уточняет обвинение в его фактической части в соответствии с тем, что доказано на суде.

На прокурора распространяется положение о толковании сомнений в пользу подсудимого, если их не удалось устранить.

В обвинительной речи центральное место занимает анализ доказательств, исследованных на суде, и обоснование вывода о доказанности или недоказанности обвинения. Нравственные аспекты использования отдельных видов доказательств и их оценки были изложены ранее. Здесь же следует подчеркнуть, что прокурор не может ограничиться в своей речи утверждением, что обвинение «нашло в суде свое подтверждение», «полностью подтвердилось», «безусловно доказано» и т.п. На нем лежит нравственная и правовая обязанность доказать обвинение, которое выдвинуто обвинительной властью. Эту обязанность он должен выполнять и во время судебных прений. Она реализуется в виде анализа доказательств, доводов по существу их содержания, достоверности, достаточности, а не путем общих утверждений и заявлений. «Обвинитель должен быть силен в доводах, а не в эпитетах», — не без доли иронии писал А.Ф. Кони.

В суде присяжных обоснование обвинения тщательным, объективным и убедительным анализом доказательств приобретает повышенное значение.

Юридическая оценка деяния — следующий элемент обвинительной речи прокурора. Она должна быть аргументированной, основанной на глубоком понимании сущности применяемого материального закона и даваться без «запроса», когда обвинитель стремится ориентировать суд при возможной альтернативе на применение более строгого закона, хотя внутренне не убежден в справедливости такой оценки.

В речи прокурора дается характеристика личности подсудимого, основанная на установленных в суде фактах. Эта характеристика должна быть объективной. Прокурор не вправе умалчивать о положительном в нравственном облике подсудимого, его прежних заслугах, поведении, могущем служить смягчению ответственности. Сведения из биографии подсудимого могут использоваться лишь в той части, которая относится к преступлению и к возможному наказанию. Личная жизнь подсудимого может фигурировать в речи прокурора, если соответствующие факты относятся к предмету доказывания.

Прокурор не вправе «вменять в вину» подсудимому то, что он не раскаялся или не признал себя виновным, или не дал показаний, сославшись на нежелание отвечать на вопросы или запамятование.

В речи, естественно, недопустимы насмешки над подсудимым, грубость, оскорбительные характеристики, а также заявления по поводу наружности подсудимого, его национальности, веры, физических недостатков.

Характеризуя подсудимого, прокурор должен исходить из того, что в отношении последнего действует презумпция невиновности. Подсудимый может быть оправдан, а обвинительный приговор — отменен. Поэтому оценки качеств подсудимого как человека должны опираться на бесспорно доказанные факты и не выходить за пределы того, что имеет юридическое значение.

Обоснование меры наказания в речи государственного обвинителя требует объективности, учета последствий того или иного вида и размера наказания, обстоятельств, не только отягчающих, но и смягчающих ответственность.

Не соответствуют нравственным нормам попытки воздействовать на судей ссылками на возможное влияние вынесенного ими мягкого приговора на состояние преступности и т.п. А.Ф. Кони, выступая против «запугивания присяжных последствиями оправдательного приговора», приводил красочные случаи из практики тех лет. Один шустрый провинциальный прокурор по делу о шайке конокрадов, возражая против защиты, добивавшейся оправдания, говорил: «Что ж! Оправдайте! Воля ваша! Только вот что я вам скажу: смотрю я в окошко и вижу на дворе ваших лошадей и брички, телеги и нетычанки, в которых вы собрались… уехать домой. Что ж! Оправдайте: — пешком уйдете!…». (Кони А. Ф. Собр. соч.: В 8 т. Т. 4. М., 1967. С. 136). Нельзя сказать, что попытки воздействовать на судей в прямой или косвенной форме ссылками на возможные негативные последствия оправдания или мягкого наказания в наше время совсем не встречаются.

Нередки случаи, когда прокурор в речи касается поведения и личных качеств потерпевшего, свидетелей и других лиц помимо подсудимого. Ему приходится давать характеристику сослуживцев подсудимого, потерпевшего, их начальников. Она может оказаться отрицательной. Если такого рода оценки рисуют того или иного человека в неприглядном виде, то они должны опираться только на достаточные и проверенные доказательства.

В речи обвинителя могут использоваться приемы иронии, однако юмору не место в зале суда, где обсуждаются слишком серьезные дела, где речь идет о горе, причиненном преступлением.

 

ЭТИКА РЕЧИ ЗАЩИТНИКА

Защитник-адвокат в своей речи, естественно, противостоит стороне обвинения в состязательном процессе. В отличие от позиции прокурора как «говорящего публично судьи» позиция защитника не может не быть односторонней. Его участие в судебных прениях подчинено определенным нравственным началам.

Главное в нравственно оправданном ведении защиты в целом и в содержании и построении защитительной речи — умение верно определить свою позицию, опираясь на правовые и нравственные ориентиры.

Защитник может применять только законные средства и способы защиты. Выступая на стороне человека, обвиняемого в нарушении закона, он сам должен неукоснительно соблюдать законы, пользоваться только легальными средствами.

Защитник вправе применять лишь нравственно допустимые приемы защиты. В частности, он не вправе лгать суду, склонять суд к неправде, хотя бы это было выгодно его подзащитному.

Защищая конкретного человека от обвинения в преступлении, защитник не может оправдывать само преступление. А.Ф. Кони, критикуя в свое время пороки адвокатуры, писал о справедливой тревоге в связи со случаями, когда «защита преступника обращалась в оправдание преступления, причем, искусно извращая нравственную перспективу дел, заставляла потерпевшего и виновного меняться ролями…(Кони А.Ф. Собр. соч. Т. 4. с. 134).

Защита должна осуществляться на основе согласованности позиции защитника и подсудимого по принципиальным вопросам, и прежде всего по вопросу признания или отрицания вины.

По поводу последнего положения во многих публикациях приводились и приводятся аргументы в пользу двух противоположных точек зрения, да и адвокатура, и суды далеко не сразу и не твердо встали на одну определенную позицию. Речь идет о ситуации, когда подсудимый в суде виновным себя не признает и последовательно настаивает на своей невиновности, а в процессе судебного следствия виновность его подтверждена достаточными и проверенными доказательствами и сам защитник приходит к убеждению, что его подзащитный виновен, строить же защитительную речь на отрицании виновности бесперспективно.

Многие авторы считают, что в таком положении возможно и нравственно оправдано расхождение позиций подсудимого и защитника. Защитник в своей речи вынужден признать виновность подсудимого доказанной и, соответственно, настаивать на смягчении его участия.

Другие ученые высказывают противоположное мнение: защитник, который вопреки воле подсудимого переходит, по сути, на позицию обвинения, оставляет подзащитного без помощи, без защиты. «Создается такое, совершенно нетерпимое с юридической и этической точек зрения положение: в судебном разбирательстве происходит состязание не между прокурором и защитником, а между прокурором и защитником, с одной стороны, и подсудимым, с другой. Между прокурором и адвокатом создается «трогательное единение». Заявление защитника о виновности подсудимого представляет чрезвычайно тяжелый удар по защите…».

Судебная практика последнего времени, как правило, исходит из того, что признание защитником виновности подсудимого, когда последний ее отрицает, означает нарушение права на защиту, обязанности защитника использовать все законные средства и способы защиты, не действовать во вред обвиняемому.

Что касается нравственной стороны такого решения, то здесь приходится идти по пути морального выбора в условиях морального конфликта, когда соблюдение одной нормы влечет за собой нарушение другой. Но предпочтение все же следует отдать нравственной обязанности до конца Защищать от обвинения другого человека, который доверил свою судьбу адвокату, надеется на его помощь. А обвинение пусть поддерживает тот, кому это положено. Разумеется, защитник-адвокат в этой сложной ситуации должен использовать даже малейшие возможности для опровержения обвинения в его основе, а также представить суду соображения о доказанных по делу фактах, говорящих в пользу подсудимого, положительно характеризующих его личность и т.д. Необходимо учитывать, что сама позиция подсудимого, последовательно настаивающего на своей невиновности, может породить сомнение в верности обвинительной версии, что вправе использовать защитник в своей аргументации.

Структура речи защитника в какой-то мере напоминает структуру речи обвинителя, так как они посвящены одному предмету, хотя освещают его с разных сторон. Но здесь, конечно, нет таких жестких канонов, которые определяют построение речи обвинителя, выступающего от имени государства.

В речи защитника ярко проявляется гуманизм самой профессии адвоката и его миссии, выполняемой в суде. Он стремится помочь человеку, который, пусть по своей вине, попал в беду, или же тому, кто вовсе не виновен, но может оказаться осужденным по ошибке в результате некритического отношения к необоснованному обвинению. Обвиняемый, представший перед судом, еще не осужден. Защитник более чем другие участники судебного разбирательства обязан уважать достоинство подсудимого, щадить его самолюбие и выступать в их защиту, в том числе и при произнесении своей речи. Защитник, по выражению А.Ф. Кони, — «Друг, советник» обвиняемого.

Речь защитника должна в концентрированной форме представить суду все то положительное, что характеризует личность и поведение подсудимого. Все обстоятельства, смягчающие ответственность, установленные по делу, необходимо отчетливо и убедительно отметить в речи, а обстоятельства, отягчающие ответственность или доказанные сомнительно, оценить соответствующим образом. При характеристике подсудимого нельзя допускать преувеличения, вопреки фактам утверждать о несуществующих добродетелях подсудимого. Это может породить недоверие к речи и позиции защитника в целом. Если защита ведется по групповому делу, то защитнику следует избегать в своей речи изобличения других подсудимых в совершении преступления. Но в жизни возникают такие ситуации, когда интересы подсудимых противоречивы и между их защитниками дискуссия неизбежна. При этом защитник одного подсудимого заинтересован в том, чтобы суд признал виновным в целом или в большей части подсудимого, которого защищает другой защитник. На практике адвокаты в подобных случаях говорят о праве своеобразно понимаемой «необходимой обороны», что отражает вынужденный характер действий фактически на стороне обвинения.

Недопустимо строить защиту на подчеркивании негативных сторон личности потерпевшего, его отрицательных нравственных качеств. Тем более нельзя унижать достоинство потерпевшего. Если действия потерпевшего на самом деле способствовали совершению преступления, спровоцировали его, и это имеет юридическое значение, то это обстоятельство может и должно быть освещено в речи защитника. Но всегда следует помнить, что потерпевший — жертва преступления, а судят того, кто обвиняется в причинении ему ущерба, горя, нравственных страданий.

В речи защитника нельзя использовать доводы, несостоятельность которых очевидна. Обман, ложь, сознательное искажение фактов глубоко безнравственны. Они несовместимы с престижем адвоката как человека и как юриста, выполняющего гуманные функции. А с позиций результативности защиты они представляют опасность и для судьбы клиента адвоката. Обнаруженный обман даже «в мелочах» подрывает доверие ко всему, что говорил защитник, так как честность градаций не имеет.

В то же время адвокат в своей речи не обязан упоминать обстоятельства, могущие повредить защите, если о них не говорил обвинитель. Это относится также к критике обвинения с позиции: «то, что не доказано бесспорно, не может быть положено в основу обвинения» или: «версия подсудимого, не опровергнутая обвинением, должна признаваться за истинную». Здесь мы имеем дело с нравственным правом, строить тактику защиты в соответствии с правами, предусмотренными законом.

Судебная речь защитника будет тогда достигать своей цели, когда защитник владеет искусством доказывать, убеждать, спорить и приемами судебного красноречия. С развитием состязательного начала в российском уголовном процессе эти умения приобретают все более актуальное значение.

В своей речи защитник прямо ведет полемику, спор с обвинением. И сама манера, форма этого спора должна отвечать определенным нравственным установлениям.

В «Пособии для уголовной защиты», изданном в 1911 году, профессор Л.Е. Владимиров рекомендовал адвокатам помнить, что «судебный бой не есть академический спор и здесь целесообразно быть односторонним и пристрастным». Он рекомендовал защитникам: «… будьте постоянно и неуклонно несправедливы к обвинителю… Рвите речь противника в клочки и клочки эти с хохотом бросайте на ветер. Противник должен быть уничтожен весь, без остатка… Нужно осмеять соображения обвинителя, осмеивайте их! Будьте беспощадны. Придирайтесь к слову, к описке, к ошибке в слове… Это ведь не умственный диспут, а потасовка словами и доводами, потасовка грубая, как сама общественная жизнь людей». (Владимиров Л.Е. Пособие для уголовной защиты. СПб., 1911. с. 169). Несколько ранее он же писал: «…  судебное состязание не есть бой, не есть война; средства, здесь дозволяемые, должны основываться на совести, справедливости и законе».

Конечно, судебные прения ни в правовом, ни в нравственном отношении нельзя рассматривать как «потасовку» между сторонами, своего рода «игру без правил». Их участники, говорящие публично, вправе пользоваться лишь нравственно дозволенными приемами, обязаны соблюдать собственное достоинство, уважать честь и достоинство своих противников и других участвующих в деле лиц, помнить, что они обращаются к суду, уважение к которому проявляется и в соблюдении нравственных норм.

 

ПРОБЛЕМА СООТНОШЕНИЯ ЦЕЛЕЙ И СРЕДСТВ В ЮРИДИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ

 

Решение, принятое в ситуации выбора, для своей реализации требует определенных средств достижения поставленной цели. С этой точки зрения средства выступают промежуточным звеном между собственно выбором и целью. Данный этап морального выбора представлен в виде проблемы соотношения цели и средств ее достижения. Для деятельности правоохранительных органов решение этой проблемы представляет не только чисто научный, но и практический интерес, что обусловлено характером их работы и спецификой используемых ими средств.

Вопрос о том, как соотносятся цели, выдвигаемые людьми, со средствами, которые применяются для их достижения, служил камнем преткновения в течение многих веков. В своей классической формулировке он выражался следующим образом: оправдывает ли цель любые средства? При этом подразумевается благородная цель.

История этической мысли выдвинула два альтернативных ответа на вопрос о соотношении цели и средств, наиболее ярко воплотившихся в концепциях макиавеллизма и так называемого абстрактного гуманизма.

Первая концепция известна как принцип «цель оправдывает средства». Она исходит из того, что средства обусловлены целью, подчинены ей, в то время как цель независима от средств. В качестве основного критерия для выбора средств выдвигается их эффективность для достижения цели, нравственная сторона при этом в расчет не берется.

Вторая концепция придерживается прямо противоположной позиции, согласно которой никакая цель не оправдывает средства. Средства совершенно независимы от целя и обладают самостоятельностью и своей ценностью: либо положительной, либо отрицательной. Так, если иезуиты как представители первого направления считали, что любое насилие оправдано, если оно помогает быстрейшему достижению цели, то сторонники движения ненасилия признают насилие абсолютным злом, не допустимым ни в коем случае. По мнению последних, в зависимости от того, каковы средства, такова будет и цель: благородные средства определяют благородную цель, безнравственные средства ведут к достижению безнравственной цели.Другими словами, основа этой концепции заключается в тезисе: не цель оправдывает средства, а напротив, средства определяют цель.

Естественно, в своих крайних формах апология иезуитизма или абстрактного гуманизма встречается относительно редко. Даже сам Макиавелли, с именем которого связывают принцип «цель оправдывает средства», не был сторонником полного отказа от учета нравственного содержания средств, используемых для достижения цели.

Правоохранительная деятельность, пожалуй, как ни одна другая, требует научного решения проблемы соотношения цели и средств. Во многом это связано с не всегда положительной оценкой в общественном мнении как используемых в ней средств, так иногда и самих целей, когда они направлены, например, на защиту политических сил, реализующих не государственный, а свой личный или групповой интерес. Но даже наличие благородной цели защиты безопасности личности, общества и государства не ограждает используемые правоохранительными органами средства и методы деятельности от неоднозначной оценки со стороны общественной морали. Понятно, что сотрудники данных государственных органов не могут взять на вооружение ни концепцию макиавеллизма, ни концепцию абстрактного гуманизма, поскольку и та, и другая абсолютизируют крайности при решении вопроса о соотношении цели и средств. Наиболее правильной следует признать позицию, в соответствии с которой цель и средства объективно взаимосвязаны, находятся в состоянии диалектического взаимодействия.

Средства, выбираемые людьми, обусловлены целью, стоящей перед ними. Но в то же время не отрицается и обратное влияние средств на цель, признается, что средства могут искажать благородную цель. Средства должны соответствовать поставленной цели. В этом соответствии цель играет доминирующую роль. Именно она определяет состав средств, обусловливает их нравственное содержание.

Соответствие цели и средств означает, что в своем единстве они дают поступок или поведение, которые могут быть оценены как нравственно положительные, несмотря на то, что цель или средство как самостоятельные явления могут быть отрицательными. Так, скажем, борьба с преступностью сама по себе однозначно оценивается как нравственно положительное явление, а принуждение по отношению к человеку вряд ли может получить такую оценку. Однако когда мы рассматриваем борьбу с преступностью и принуждение как цель и средство, эта однозначность исчезает. Если суд за совершение разбойного нападения назначает преступнику наказание в виде лишения свободы с отбыванием наказания в тюрьме - это справедливая мера наказания, показывающая соответствие средства (тюремное заключение как вид принуждения) цели (борьба с преступностью) и имеющая положительную нравственную оценку, несмотря на использование в принципе негативного средства. И напротив, лишение свободы за переход улицы в неположенном месте рассматривалось бы как несправедливое, поскольку в данном случае нарушен принцип соответствия цели и средства.

Критерием для определения положительной или отрицательной ценности поступка или поведения может быть признан следующий: нравственно допустимым считается поступок, совершение которого повлекло за собой меньшие материальные, физические, нравственные или иные издержки, нежели его несовершение. Или иначе, если результат, достигнутый с помощью данных средств, окажется по своему значению выше, чем ущерб, нанесенный применением этих средств.

По сути этот же критерий положен в основу юридической ответственности в ситуации крайней необходимости, что говорит о единстве нравственной и правовой норм, действующих в подобных ситуациях. Так, не является преступлением деяние, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного уголовным кодексом, но совершенное в состоянии крайней необходимости, т.е. для устранения опасности, угрожающей интересам государства, общественным интересам личности или правам данного лица или других граждан, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена другими средствами и если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный вред.

В правоохранительной деятельности нередко возникают ситуации, когда для достижения благородной цели необходимо использовать средства, связанные с ущемлением прав и свобод личности. Безусловному осуждению подлежат действия, когда из всего наличия средств для достижения цели выбираются заведомо негативные, хотя, возможно, и самые эффективные. Сложнее обстоит дело, когда обстоятельства предоставляют лишь такие средства, которые нельзя однозначно признать нравственно положительными. Если моральные издержки от используемых средств перекрывают нравственную ценность цели, то нужно категорически отказываться от достижения цели. Скажем, если действия в рамках необходимой обороны оцениваются как необходимые и допустимые, то превышение этой меры квалифицируется уже как уголовно наказуемое деяние. В данном случае неправильный выбор средств (при положительной цели) приводит к негативной оценке поступка.

Моральный выбор признается правильным, если будут учтены все или по меньшей мере наиболее значимые последствия, которые может предвидеть человек, выбирающий это средство. В любых действиях учитываются прежде всего их прямые последствия. Однако эти последствия могут иметь значение как для самого человека, так и для других людей, в том числе общества.

С точки зрения морали важно учитывать интересы как отдельной личности, так и социальной группы или общества. В практике деятельности правоохранительных органов бывают ситуации, когда человек, отстаивая свои законные, признанные обществом интересы, причиняет ущерб другим людям и даже целым группам людей (например, при необходимой обороне, в борьбе с несправедливостью и т.п.). Следовательно, не все те действия, в которых преобладают эгоцентрические интересы и возникают соответствующие последствия, являются безнравственными. Безусловно, порочным следует признать лишь такое поведение, когда ущерб от действий человека в названных ситуациях превышает его моральные (и законные) права на защиту своей жизни, чести и достоинства. Скажем, спасая свою жизнь, человек достигает этого ценой гибели других ни в чем не повинных людей. Многие следователи в годы сталинских репрессий понимали, что отправляют в лагерь или на смерть безвинных людей, но отказ любой ценой выполнять установку вождя об усилении борьбы с окопавшейся контрреволюцией мог обернуться теми же последствиями для самих следователей. Наиболее честные, не поступившиеся своей совестью, гражданским и профессиональным достоинством сотрудники правоохранительных органов, которые не пожелали причинять зло другим, разделили участь жертв сталинского режима. Другие же, не смея протестовать против беззакония, фактически раскручивали маховик репрессий, нередко опять-таки сами попадая в число жертв.

В повседневной жизни при принятии, казалось бы, правильного решения или при определении меры ответственности за те или иные действия не так уж редко ограничиваются учетом лишь прямых последствий. Когда не принимаются во внимание побочные последствия этих действий, которые могут иметь возможно большее значение, чем прямые, то это может, в конечном счете, привести к прямо противоположному результату. К таким побочным следует отнести те последствия, которые либо не связаны непосредственно с полученным результатом, но влияют на последующие действия человека (например, безнаказанность при совершении противоправного деяния сотрудником правоохранительных органов помимо прямых последствий от этого поступка оказывает влияние на правосознание нарушителя закона, провоцирует на совершение других подобных поступков, снижает авторитет правоохранительных органов, приводит к недоверию к правовой системе, неверию в справедливость и т.п.), либо имеют значение для тех членов общества, которых этот поступок непосредственно не касается, но чьи интересы он затрагивает. Так, напряженные орошения между начальником и подчиненным сказываются не только на их поведении по отношению друг к другу, но и на взаимоотношениях в коллективе. Нередко внутриколлективные отношения отражаются и на служебной деятельности.

Нравственные последствия чаще всего являются опосредованными, побочными. Но они обладают той особенностью, что внешне, казалось бы, бесполезные, неэффективные, не имеющие непосредственной ценности поступки приобретают высокое социальное значение. Безоружный сотрудник милиции бросается на защиту человека, ставшего жертвой нападения группы вооруженных преступников, заранее зная, что проиграет в этой схватке, но повинуясь требованиям долга. С точки зрения практической эффективности его поступок лишен рациональности, но с позиции высокой нравственности он имеет высшую ценность. Последствия этого поступка по своей опосредованной значимости намного превышают его непосредственный результат своим влиянием на сознание и поведение граждан, обретающих уверенность в своей защищенности; на сознание и поведение преступников, теряющих уверенность в своей безнаказанности, и т.д.

В ситуации определения соответствия цели и средств мы имеем дело с предполагаемыми последствиями от использования тех или иных средств и достижения той или иной цели. Это положение важно как в процессе выбора, так и при оценке результатов выбора. Разница состоит лишь в том, что в первом случае все возможные последствия являются предполагаемыми (возможными), во втором они налицо (действительны).

Таким образом, выбор средств достижения цели может быть признан верным при соблюдении следующих условий:

полное изучение предполагаемых последствий от достижения цели и от использования каждого из имеющихся в распоряжении средств;

изучение возможностей наступления этих последствий, соотнесение предполагаемых последствий от избранного средства с последствиями использования других средств или отказа от достижения цели.

Признание выбора правильным не означает, что при реальном его осуществлении всегда получаются предполагаемые результаты, что связано с наличием случайности, а также со скрытыми от человека, совершающего выбор, объективными обстоятельствами, которые могут повлиять на конечный результат. В таком случае этот человек не подлежит ответственности, поскольку выбор поступка им был сделан правильно, хотя в силу не зависящих от него обстоятельств он оказался неверным.