В условиях, когда текст однозначных по предмету регулирования норм Конституции РФ и норм международно-правовых актов не вполне адекватны, решение возникающих проблем целесообразно искать в согласованном толковании и совмещенном применении таких норм.
В связи с десятилетним юбилеем Конституции Российской Федерации заметно оживились дискуссии по поводу тех ее положений, которые явно нуждаются в совершенствовании.
Существенные изменения в обозримом будущем представляются нереальными, поскольку поправки и особенно пересмотр определенных глав обусловлены вряд ли поддающимися процедурами. Однако не только по этой причине, но и по принципиальным соображениям постановка вопроса о пересмотре представляется конъюнктурной и бесперспективной. Противоборство разнополярных сил не обеспечит необходимого консенсуса, породит больше вопросов, чем согласованных решений.
Более конструктивны сегодня поиски методов взаимоприемлемого толкования существующего текста Конституции - от доктринального до официального, в том числе в виде правовых позиций Конституционного Суда РФ.
В перечне основных проблем заметное место занимают нетрадиционные вопросы соотношения норм Конституции и норм международного права.
Не вполне согласованные формулировки можно обнаружить в самом тексте Конституции РФ.
Составной частью правовой системы Российской Федерации провозглашаются общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ (ч. 4 ст. 15). Однако норма о признании и гарантировании прав и свобод человека и гражданина включает ссылку только на общепризнанные принципы и нормы международного права (ч. 1 ст. 17). При этом не учтены международные договоры РФ, в которых могут закрепляться как универсальные, так и региональные нормы, а именно они занимают существенное место в регламентации прав и свобод. Так, в Конвенции о защите прав человека и основных свобод, принятой в рамках Совета Европы, общепризнанные принципы и нормы дополнены европейскими стандартами и особыми механизмами правовой защиты, не имеющими пока универсального характера.
Я не думаю, что преодоление несогласованности двух конституционных формулировок достижимо лишь посредством устранения отмеченного пробела. Вполне действенным средством кажется внутриконституционное сопоставление, подразумевающее интерпретацию нормы ч. 1 ст. 17 в контексте нормы ч. 4 ст. 15.
В условиях, когда текст однозначных по предмету регулирования норм Конституции РФ и норм международно-правовых актов не вполне адекватны, решение возникающих проблем целесообразно искать в согласованном толковании и совмещенном применении таких норм.
Пример, который вошел в учебники международного права и другие публикации, касается понимания ч. 2 ст. 37 Конституции РФ, где сказано: "Принудительный труд запрещен". Здесь нет пояснений, уточняющих смысл этого запрета. Между тем, международно-правовые акты, начиная с Конвенции Международной организации труда, включая Международный пакт о гражданских и политических правах, Европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод и Конвенцию СНГ о правах и основных свободах человека, содержат перечень видов работы или службы, не включаемых в категорию принудительного труда.
Можно считать очевидным, что конституционное предписание должно применяться только в комплексе с положениями названных международных договоров. Сегодня эта задача облегчается, поскольку в новый Трудовой кодекс РФ, принципы которого основаны на международном праве, включена ст. 4 "Запрещение принудительного труда", дополняющая запрет характеристиками, воспроизводящими либо конкретизирующими международные оговорки.
В несколько иных комментариях нуждается предписание ч.1 ст. 50 Конституции РФ: "Никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление". Толкование этой нормы не может не учитывать положения Международного пакта о гражданских и политических правах (п. 7 ст. 14) и Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (ст. 4 Протокола № 7). Привожу текст Пакта: "Никто не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже был окончательно осужден или оправдан…".
Таким образом, при согласованном толковании и применении указанных норм следует исходить из невозможности не только повторного осуждения, но и привлечения к судебной ответственности, причем и в ситуациях первоначального оправдания.
Заслуживает внимания практика Конституционного Суда РФ, около 200 постановлений и определений которого включают ссылки на общепризнанные принципы и нормы международного права, на международные договоры РФ и иные международно-правовые акты.
При этом могут возникать трудности в совмещении положений, содержащихся в Конституции и международных договорах. Такая проблема возникла при выработке правовой позиции в деле о проверке конституционности статей 1 и 21 Закона РФ "О государственной тайне".
Конституция РФ гарантирует каждому право на получение квалифицированной юридической помощи, включая право каждого задержанного, заключенного под стражу, обвиняемого в совершении преступления пользоваться помощью адвоката (защитника), не оговаривая, однако, свободу выбора (ч. 1 и 2 ст. 48).
Традиционным для международно-правовой регламентации является право каждого обвиняемого в совершении уголовного преступления пользоваться помощью "выбранного им самим защитника" (п. 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, п. 3 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод). В постановлении от 27 марта 1996 г. Конституционный Суд РФ квалифицировал указанные предписания в комплексе, обосновав свою правовую позицию ссылками одновременно на ст. 48 Конституции РФ и на ст. 14 Международного пакта (в то время Российская Федерация еще не участвовала в Европейской конвенции). Такой метод совмещения конституционной и договорной регламентации представляется юридически обоснованным, соответствующим формулировке ч. 4 ст. 15 Конституции РФ о составных частях российской правовой системы.
Можно, однако, отметить и такие случаи, когда подобное совмещение кажется сомнительным.
Вот один из новейших примеров - постановление Суда от 30 октября 2003 г. по делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации". Здесь Суд также прибег к комплексному использованию Конституции РФ и двух международных актов.
Цитирую фрагмент постановления: "Исходя из того, что пользование свободой массовой информации - по смыслу статьи 29 Конституции Российской Федерации, пункта 2 статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и пункта 3 статьи 19 Международного пакта о гражданских и политических правах - налагает на организации, осуществляющие выпуск средств массовой информации, особые обязанности и особую ответственность…".
Если данная формулировка как-то соотносится с положением Конвенции и Пакта, то применительно к Конституции РФ более оправданной - именно по смыслу - была бы ссылка на ч. 3 ст. 55, где сформулированы общие основания возможных ограничений прав и свобод, относящиеся и к ст. 29, поскольку непосредственно в этой статье речь идет о запрете определенных видов пропаганды или агитации, а не о тех ограничениях, которые в постановлении касаются освещения избирательных кампаний. Иначе говоря, здесь использование норм Конституции и двух международных актов не обеспечивает комплексного подхода, необходимого при совместном применении.
Источник: http://www.law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1150089