«Ответы на вопросы по праву»

К дискуссии о вещных и обязательственных правах.
Власов, А. В.

Изменение российского гражданского законодательства повлекло переосмысление целого ряда теоретических проблем. Многие из них в последнее время вызывают споры в юридической литературе, например, проблема деления субъективных гражданских прав на вещные и обязательственные. Различие позиций ученых в этом вопросе обусловлено несколькими причинами: непоследовательностью гражданских кодексов России в отношении выделения вещных прав в самостоятельную разновидность и в отношении перечня прав, причисляемых к данной разновидности, а также отсутствием в цивилистике единой устоявшейся классификации субъективных гражданских прав. В результате по рассматриваемому вопросу сложилось несколько точек зрения: 1) субъективные гражданские права делятся на вещные права, относящиеся к числу абсолютных, и обязательственные права, относящиеся к числу относительных прав;¹ 2) деление субъективных гражданских прав на вещные и обязательственные не имеет смысла, так как отсутствуют основания для такой классификации;² 3) помимо вещных и обязательственных правоотношений (а соответственно, и прав) существуют так называемые смешанные правоотношения и субъективные гражданские права, обла­дающие свойствами обеих групп.³

В юридической литературе вещным традиционно называли право, обеспе­чивающее возможность непосредственного воздействия управомоченного на вещь, а обязательственным — право, предоставляющее возможность требовать совершения определенного действия от другого лица или других лиц.⁴ Поскольку вещное право может быть нарушенным всяким и каждым, оно защищается против любого нару­шителя, в то время как обязательственное право пользуется защитой только против одного или нескольких обязанных лиц. ⁵ Помимо основного свойства вещных прав, проявляющегося в характере корреспондирующей им обязанности и средствах их защиты, выделяют также иные признаки этих прав, а именно: а) право следования, означающее сохранение вещного права на объект при изменении собственника последнего (п. 3 ст. 216 ГК РФ); этот признак присущ всем правам на чужие вещи: сервитуту, залоговому праву, вещному праву нанимателя имущества и др.; б) право преимущества, заключающееся в предпочтении вещного права перед обязатель­ственным в отношении одного и того же объекта в случае коллизии этих прав; оно находит наибольшее распространение в залоговом праве, обеспечивающем преиму­щественное перед другими кредиторами удовлетворение требования (п. 1 ст. 334 ГК РФ); в) право старшинства, означающее большую силу того вещного права, которое первенствует во времени перед другими аналогичными правами. Данный признак также прослеживается в праве залога. Он позволяет кредитору, имеющему более раннее залоговое право, удовлетворить свои претензии к должнику преимущественно перед кредиторами, обеспечившими свое требование более поздним залогом (п. 1 ст. 342 ГКРФ).

Вещные и обязательственные права отличаются друг от друга по следующим признакам: вещные права осуществляются преимущественно действиями самого правообладателя, тогда как обязательственные — главным образом действиями обязанного лица по осуществлению правомочия требования обладателя права; юридическая обязанность, корреспондирующая вещным правам, выступает в форме обязанности поп facere, а обязательственным правам — в форме обязанности facere; управомоченному в вещном правоотношении противостоит широкий круг обязанных лиц, а в обязательственном правоотношении — конкретное обязанное лицо или лица. ^6. Этим объясняется различие в средствах защиты вещных и обязательственных субъек­тивных прав, принятое всеми современными системами гражданского законода­тельства: вещные права защищаются с помощью actiones in rem, а обязательственные — с помощью actiones in personam.

Сказанное позволяет утверждать, что деление субъективных гражданских прав на вещные и обязательственные оправданно. Отмечая его значение для теории и практики гражданского права, Ю. С. Гамбаров писал: «Разделение прав на вещные и обязательственные рассматривалось римскими юристами как omnium actionum summa divisio, т. е. как основное и обнимающее все права... Со времени рецепции римского права это противоположение прав было не только принято, но и признано исчерпы­вающим для всех гражданских прав и европейской доктриной, проникнув затем как в судебную практику, так и в современные законодательства».⁷

Определившись в вопросе о необходимости вышеуказанной классификации субъективных гражданских прав, обратимся к анализу конструкции так называемых смешанных прав.

Родоначальник этой конструкции К. Д. Кавелин называет «юридическими отношениями смешанного характера» такие, при которых «одна и та же реальная вещь, находясь в обладании одного лица, становится в то же время для множества лиц предметом разнообразного употребления и пользования...».^8. В качестве примера подобных отношений К. Д. Кавелин и его последователи называют отношения найма.⁹ Однако авторы упускают из виду, что право нанимателя в отношении вещи в период действия договора найма не является обязательственным, так как наниматель способен осуществлять владение и пользование этой вещью без каких-либо активных действий со стороны обязанного лица (наймодателя). Здесь должное поведение обязанных лиц (всех лиц, включая собственника вещи) выступает в форме воздержания от действий, и только такое поведение удовлетворяет интерес нанимателя в рассматриваемом правоотношении. Нарушить указанное право нанимателя может всякий и каждый, чем и объясняется применение вещно-правовых средств защиты в случае его нарушения. Следовательно, отношения, возникающие из договора найма, представляют собой не смешанные (вещно-обязательственные), а существующие самостоятельно по отношению друг к другу обязательственное правоотношение, складывающееся между нанимателем и наймодателем, и вещное правоотношение, складывающееся между нанимателем и всеми третьими лицами, включая собственника переданной внаем вещи.¹⁰

Равным образом трудно согласиться с утверждением М. И. Брагинского о смешанном характере прав, составляющих содержание отношений доверительного управления имуществом.¹¹ Хотя российский законодатель включает доверительное управление в число обязательственных отношений, у доверительного управляющего возникают не только обязательственные права, но и особое вещное право в отношении переданного ему имущества. Предоставление доверительному управляющему вещных средств защиты его прав (п. 3 ст. 1020 ГКРФ) свидетельствует не о смешанном характере прав доверительного управляющего, а о существовании наряду с обязатель­ственно-правовыми отношениями между управляющим и учредителем управления также и отношений по поводу переданного в управление имущества между управ­ляющим и всеми иными лицами.

Гражданско-правовая защита вещных прав (например, права собственности) осуществляется посредством реализации негаторного или виндикационного притя­заний. Каждое из этих притязаний представляет собой самостоятельное относительное субъективное гражданское право. Это право не является составной частью или особым состоянием нарушенного или оспариваемого права собственности.¹² Поэтому нет оснований говорить о смешанном характере права собственности — абсолютного субъективного права, исходя из относительного характера виндикационного или негаторного притязаний.

Анализ юридического содержания права залога также не оправдывает вывода о наличии смешанных прав. Право залога представляет собой ограниченное вещное право, так как в нем заключена юридическая возможность распорядиться чужим имуществом при определенных условиях с целью получения удовлетворения из стоимости этого имущества (п. 1 ст. 334 ГК РФ), и эта возможность является основной для рассматри­ваемого права.¹³Наличие между залогодателем и залогодержателем обязательственного отношения, вытекающего из основного договора, и обеспечительное назначение залогового отношения ничего не меняет: как в приведенных выше примерах, так и в данном случае имеют место два отличных друг от друга правоотношения — между кредитором и должником и между кредитором (залогодержателем) и всеми третьими лицами. Изложенное доказывает, что о каком-либо проникновении вещных элементов в обязательственное правоотношение здесь не может быть и речи.

Если мы обратимся к другой группе аргументов в защиту концепции «смешанных прав» — к аргументам «о проникновении обязательственных правоотношений в вещные», к так называемым правам на права, то обнаружим следующее. Авторы концепции приходят к выводу о возможности существования права собственности или иного вещного права на обязательственное право: «...объектом права собственности или иного вещного права в ряде случаев может служить обязательственное по своей природе право...». ^14. Если вслед за сторонниками этой точки зрения допустить наличие вещного права на право требования, то необходимо распространить признаки объекта вещного права — вещи — на указанный «специфический объект». Однако правила о материальном объекте невозможно применить к объекту «идеальному» — право требования нельзя вручить, истребовать или потерять. И хотя обязательственное субъективное право в большинстве случаев имеет определенную имущественную ценность, в силу чего способно быть предметом продажи, оно по причине своего идеального характера передается от одного лица другому по правилам об уступке требования (цессии) (ст. 382 ГК РФ), тогда как продажа материального объекта любого вещного права осуществляется по правилам оборота вещей.

Наконец, если допустить существование права собственности на обязательственное право, то необходимо определить юридическую обязанность, корреспондирующую такому праву, выявить содержание такой обязанности. Можно ли в данной ситуации признать наличие «обязанности на обязанность», и могут ли одному праву корреспон­дировать одновременно две различные обязанности — обязанность совершить активные действия и обязанность воздержаться от действий? Очевидно, что поставленные вопросы не получат положительного ответа.

Существование «прав на права» авторы концепции иллюстрируют на примере «комплексных объектов права собственности», к которым относят ценные бумаги, предприятие и имущество юридических лиц. ¹⁵ Этот довод представляется нам также недо­статочно обоснованным, в подтверждение чего обратимся к анализу приведенных примеров.

В теории ценных бумаг принято различать право на бумагу и право из бумаги. Если речь идет о праве на ценную бумагу, то имеют в виду вещное право на мате­риальный объект — документ. Именно этот объект является предметом сделок и может быть истребован из чужого незаконного владения. Если же говорят о праве из бумаги, то имеют в виду иное право (обязательственное — например, право требовать платежа по векселю, корпоративное — право членства в акционерном обществе, и т. п.). Поэтому «бездокументарная ценная бумага», не имеющая документальной формы и лишь фиксирующая обязательственное или корпоративное право, не оформляет никаких вещных отношений.¹⁶

В свою очередь, принадлежащие юридическому лицу права требования могут выступать в качестве объекта вещного права только в составе имущественного комплекса — предприятия (п. 1 ст. 132 ГК РФ). Права требования, долги и исключи­тельные права не являются при этом самостоятельными объектами вещного права юридического лица.^17. Поэтому и объектом купли-продажи может являться пред­приятие в целом как имущественный комплекс (ст. 559 ГК РФ), тогда как отдельные элементы этого комплекса, и в частности права требования, передаются по правилам об уступке прав (цессии). В противном случае пришлось бы признать наличие не только права на право требования, но и права на долг (т. е. права на обязанность), поскольку долги в силу ст. 132 ГК РФ также входят в состав предприятия. Но такого вывода, по-видимому, не допускают и сами авторы оспариваемой концепции.

Наряду с изложенными выше доводами в обоснование «смешанных» прав называют вещно-обязательственными отношения, вытекающие из «вещных дого­воров». Так, анализируя договор дарения, М. И. Брагинский приходит к выводу о том, что «вещные договоры... могут рассматриваться как одно из проявлений проникно­вения вещных элементов уже в обязательственное правоотношение».^18. Не вдаваясь в подробный анализ предлагаемой конструкции «вещного договора», отметим только, что договор дарения является реальным договором: его заключение выражается в передаче вещи, что означает одновременное прекращение вещного права у дарителя и возникновение аналогичного по объему и содержанию вещного права одаряемого. Указанная сделка по распоряжению имуществом не порождает каких-либо обязатель­ственных прав у той или иной стороны договора. При этом нахождение норм о договоре дарения в составе раздела IV ГК РФ «Отдельные виды обязательств» само по себе не свидетельствует о том, что отношения из договора дарения являются обязатель­ственными. Договор дарения порождает только вещное правоотношение. В рассматри­ваемом случае отсутствует какое-либо «смешение» вещных и обязательственных элементов.

И, наконец, сторонники оспариваемой нами точки зрения усматривают наличие «вещно-правового элемента» в содержании требования кредитора о передаче вещи в натуре, возникающего при неисполнении соответствующего обязательства.^19. Однако такой способ защиты прав кредитора — присуждение к исполнению обязанности в натуре — вытекает из принципа реального исполнения обязательства, сформу­лированного в общих нормах обязательственного права (ст. 396 ГК). Это требование кредитора по обязательству может быть адресовано только должнику, а не любому третьему лицу, незаконно владеющему вещью, как это имеет место в случае виндикационного притязания.

Итак, подвергнутые анализу суждения не дают оснований ни для отрицания устоявшейся классификации субъективных гражданских прав на вещные и обязатель­ственные, ни для выделения особой группы «вещно-обязательственных» субъективных прав. При определении видовой принадлежности того или иного субъективного гражданского права необходимо исходить из того, какими юридическими возмож­ностями закон наделяет управомоченное лицо, каков круг обязанных субъектов и посредством исполнения какой юридической обязанности достигается цель право­отношения — удовлетворение интереса правообладателя.

* Кандидат юрид. наук, адвокат Ярославской областной коллегии адвокатов.

   А. В. Власова,2000.

¹ Этой точки зрения придерживаются большинство российских цивилистов (см., напр.: Агарков М. М. Ценность частного права // Правоведение. 1992. № 2. С. 31, 34; Синайский В. И. Русское гражданское право. Киев, 1914. Вып. 1. С. 20; Тархов В. А. Гражданское право. Общая часть. Чебоксары, 1997. С. 139—140; Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию 1907 г.). М„ 1995. С. 57).

² В отечественной цивилистике эта точка зрения связана с именем В. К. Райхера (Райхер В. К. Абсолютные и относительные права // Известия экономического факультета Ленинградского политехнического института. Л., 1928. Вып. 1. С. 273-306). В современной юридической литературе сходную позицию занимает Ю. К. Толстой (Гражданское право: Учебник / Под ред. Ю. К. Толстого, А. П. Сергеева. СПб., 1996. Ч. 1. С. 287).

³ В дореволюционной российской литературе такого взгляда придерживался К. Д. Кавелин (Кавелин К. Д. Права и обязанности по имуществам и обязательствам в применении к русскому законодательству. СПб., 1879. С. 63—68). В последнее время эта точка зрения находит новых сторонников в лице М. И. Брагинского и Л. Г. Ефимовой (Брагинский М. И. К вопросу о соотношении вещных и обязательственных правоотношений // Гражданский кодекс России. Проблемы. Теория. Практика. М., 1998. С. 113-130; Ефимова Л. Г. О соотношении вещных и обязательственных прав // Государство и право. 1998. № 10. С. 35—44).

⁴ Анненков К. Система русского гражданского права. СПб., 1910. Т. 1.С. 133; Гуляев А. М. Русское гражданское право. СПб., 1911. С. 236;Aubry С., Rau С. Cours de droit civil francais. Paris, 1869. P. 50; CarbonnierJ. Droit civil. Paris, 1955. T. 1. P. 133.

⁵ Дернбург Г. Пандекты. Обязательственное право. М., 1900. С. 4; Хвостов В. М. История римского права. М., 1919. С. 89; Flour J., AubertJ.-L. Droit civil. Les obligation. Paris, 1975. T. 1. P. 7-8.

⁶ Выступая против рассматриваемой классификации субъективных прав, В. К. Райхер пытался внести изменения в само понятие обязательственного права, обращая внимание на так называемое внешнее действие последнего. По мнению ученого, это выражается, во-первых, в действии обязательственного права против других кредиторов того же должника, а во-вторых, в его действии против всех третьих лиц в силу присущего этому праву социального характера (см.: Райхер В. К. Абсолютные и относительные права. С. 298, 304). Эти замечания не могут быть приняты нами во внимание по следующим причинам. Гражданское законодательство Российской Федерации не предоставляет кредитору каких-либо прав по отношению к иным кредиторам своего должника, основанных на праве требования этого кредитора к должнику. Что касается «внешнего действия» обязательственного субъективного права по отношению ко всем третьим лицам — «это право обязательно для всех», — то здесь мы имеем дело с явлением именно социального, а не юридического характера, поскольку такого рода «обязанности» не имеют никакого значения для осуществления права кредитора в конкретном обязательстве.

⁷ Гамбаров Ю. С. Курс гражданского права Часть общая. Т. 1. СПб., 1911. С. 425.

⁸ Кавелин К. Д. Права и обязанности по имуществам и обязательствам в применении к русскому законодательству. С. 66.

⁹ Там же; Ефимова Л. Г. О соотношении вещных и обязательственных прав. С. 38.

¹⁰ О вещном характере прав нанимателя (арендатора) в отношении вещи, переданной в наем или в аренду, см.: Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. П. Вольфсон Ф. Учебник гражданского права РСФСР. М., 1925. Ч. 1. С. 55; Крашенинников Е. А. Регламентация защиты гражданских прав в проекте Гражданского кодекса РФ. Ярославль, 1993. С. 21; Тархов В. А. Гражданское право... С. 142.

¹¹ Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. М., 1997. С. 223.

¹² Подробнее об этом см.: Крашенинников Е. А. К теории права на иск. Ярославль, 1995. С. 30—31; Крашенинников Е. А., Бутнев В. В. Защита права собственности // Проблемы совершенствования правосудия по гражданским делам. Ярославль, 1991. С. 4—7; Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. М., 1950. Т. 1, полутом 2. С. 384; Regelsberger F. Pandekten. Leipzig, 1893. Bd. 1. S. 215; Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. М., 1950. Т. 1, полутом 2. С. 384;

¹³ Пытаясь опровергнуть представление о вещной природе залогового права, Л. Г. Ефимова утверждает, что при такой интерпретации залог вещи приводит к передаче залогодержателю одного из правомочий собственника — права распоряжения, а действующее законодательство не лишает залогодателя возможности распоряжаться заложенным имуществом (см.: Ефимова Л. Г. О соотношении вещных и обязательственных прав. С. 42). Однако позиция законодателя в этом вопросе вовсе не отрицает вещной природы залогового права. Напротив, это доказывает, что залогодержателю предоставляется юридическая возможность распоряжения, одноименная той, которая имеется в составе права собственности. Ограниченное вещное право залогодержателя существует наряду с правом собственности, остающимся неизменным по своему юридическому содержанию. Собственник в данном случае ограничивается только в осуществлении возмож­ности распоряжаться имуществом (см.: Власова А. В. Структура субъективного гражданского права. Ярославль, 1998. С. 44-47; Генкин Д. М. Право собственности в СССР. М., 1961. С. 48).

¹⁴ Брагинский М. И. К вопросу о соотношении вещных и обязательственных право­отношений. С. 125. — Дискуссия о возможности выделения права требования в числе объектов субъективных гражданских прав — о существовании прав на права — наиболее полно представлена в немецкой юридической литературе (см.: ЭннекцерусЛ. Курс германского гражданского права. М., 1949. Т. 1, полутом 1. С. 258—259).

¹⁵ Брагинский М. И. К вопросу о соотношении вещных и обязательственных право­отношений. С. 125,129; Ефимова Л. Г. О соотношении вещных и обязательственных прав. С. 41.

¹⁶ Суханов Е. А. Право собственности и иные вещные права. Способы их защиты (комментарий к новому ГК). М., 1996. С. 9.

¹⁷ Об этом правильно говорит А. А. Иванов: «...обязательственные права могут оказаться в составе сложных вещей (имущественных комплексов), скажем, предприятий. А сложные вещи как некое структурированное целое являются объектами вещного права. Однако в этом случае ни права требования, ни права на нематериальные блага, ни объекты и первых и вторых не попадают в число объектов вещного права прямо и непосредственно. Они всего лишь части целого — сложной вещи, соединенные воедино общим хозяйственным назначением» (Иванов А. А. Вещное право // Правоведение. 1992. № 1. С. 117).

¹⁸ Брагинский М. И. К вопросу о соотношении вещных и обязательственных право­отношений. С. 121.

¹⁹ Там же. С. 123; Ефимова Л. Г. О соотношении вещных и обязательственных прав. С. 37-38.

Источник: http://www.law.edu.ru/article/article.asp?articleID=158388