«Ответы на вопросы по праву»

Верховенство закона и институт альтернативной (невоенной) службы [Журнал "Правоведение"/1998/№ 1]
Колесников Е.В.

Верховенство закона — это принцип правовой системы, означающий исключительную роль и ценность законодательной формы в регулировании общественных отношений и тем самым невозможность (или, по крайней мере, ограничение) государственного произвола. Реализация данного требования предполагает повышенное внимание к содержанию законодательных норм, структуре акта и юридической технике. В законе должны содержаться не любые нормы, а в основном первичные, базисные, имеющие прямое действие и государственную защиту.

Важнейшим проявлением и качественной чертой подобного верховенства является то, что при коллизии законодательных и подзаконных норм предпочтение отдается правилу, которое содержится в законе, что особенно актуально для судов и других правоприменительных органов.

В правовой системе признается безусловное верховенство Конституции РФ, это — юридическая аксиома. В действующей российской Конституции впервые четко зафиксирован принцип верховенства федерального закона (ч. 2 ст. 4; ст. 15, 90; ч. 1 ст. 115). Приоритет закона показывает его уникальную роль и место применительно к массиву многочисленных и противоречивых подзаконных актов.

Учитывая федеративную природу Российского государства и конституционные нормы (ст. 76 Конституции РФ), надо оговориться, что федеральные (общероссийские) законы имеют верховенство не во всех случаях: они превалируют над актами субъектов Федерации, если изданы по предметам ведения Российской Федерации или же по предметам совместного ведения России и ее субъектов.

Содержательный аспект верховенства закона вытекает из суверенитета Российской Федерации, обладающей всеми прерогативами и атрибутами самостоятельного, независимого государства, субъекта не только внутригосударственных отношений, но и международного права. Суверенитет государственной власти во многом предопределил престиж и общеобязательность издаваемых правовых норм.

Можно выделить следующие формы проявления верховенства закона:

1) приоритетность законодательной формы при регулировании определенных, политически и социально значимых общественных отношений; 2) высшую после Конституции юридическую силу закона, что воплощается в его авторитете, непререкаемости, общеобязательности; в иерархии источников права закон занимает высокое место и требует безусловного соблюдения, применения, исполнения, использования; 3) непосредственность его действия (вступивший в силу закон не требует специальной санкции, утверждения со стороны какого-либо государственного органа, учреждения, должностного лица, однако его отдельные положения могут конкретизироваться в подзаконных актах; 4) соответствие закону иных нормативно-правовых и индивидуальных актов (акты правотворческой деятельности главы государства, исполнительной власти, органов субъектов Федерации, министерств и ведомств должны издаваться на основе и во исполнение закона или в пределах прав, предоставленных законодательными нормами, и быть подзаконными, что вытекает из норм РФ ч. 2 ст. 4; ст. 76; ч. 1 ст. 115 Конституции РФ); не соответствующие закону акты подлежат опротестованию, приостановлению, отмене, изменению.

Всю сложность проблемы предпочтения закона подзаконным актам убедительно показывает современная практика, в том числе реализация ч. 3 ст. 59 Конституция РФ, которая вводит новый институт — альтернативную гражданскую службу. В строго ограниченном числе случаев, главным образом если несение военной службы противоречит убеждениям или вероисповеданию призывника, он может требовать направления его для прохождения невоенной — альтернативной — службы. Осуществление подобного демократического института предусматривает существование специального федерального закона, который до сих пор не принят.

В настоящее время действует Закон о воинской обязанности и военной службе 1993 г., также предусматривающий альтернативную службу (абз. 8 ч. 2 ст. 1 и абз. 3 ч. 1 ст. 25). Но 19 мая 1993 г. Верховный Совет России издал постановление о некоторых мерах, связанных с исполнением этого закона, которое приостановило решение данного злободневного вопроса до введения в действие специального закона об альтернативной службе.¹ Тем самым ряд призывников (в основном из числа отдельных религиозных сектантов или пацифистов) оказались в сложном и двусмысленном положении при полном молчании федеральных государственных институтов. Фактически российский Верховный Совет принял подзаконный акт, нарушающий конституционную норму. Непродуманными действиями законодателя и его последующим бездействием под сомнение были поставлены соответствующее конституционное положение (ч. 3 ст. 59) и авторитет новой российской власти.

Абсолютное большинство судов отказывалось направлять подобных призывников на альтернативную службу и выносило обвинительные приговоры из-за нежелания служить в российских Вооруженных Силах. По некоторым данным, в 1993-1994 гг. среди лиц, осужденных за отказ от военной службы, «отказников по убеждениям» было 700 человек,² т. е. судами законное право замены военной службы альтернативной было проигнорировано.

Отсутствие института альтернативной трудовой службы не только негативно сказывается на международном престиже Российского государства, его интеграции в Европу, но и нарушает права граждан. Этот пример, к сожалению, далеко не единственный и еще раз показывает всю сложность реального обеспечения приоритета закона.

* Кандидат юридических наук, доцент Саратовской государственной академии права.

 

1 Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1993. № 9. Ст. 325; № 24. Ст. 859.

2 О соблюдении прав человека и гражданина в Российской Федерации в 1994—1995 гг.: Доклад Комиссии по правам человека при Президенте Российской Федерации. М., 1996. С. 45.

Источник: http://www.law.edu.ru/article/article.asp?articleID=145176

 

Доктринальное и компетентное толкование Конституции [Журнал "Правоведение"/1998/№ 1]
Хабриева Т.Я.

Под доктринальным толкованием понимают научное разъяснение правовых актов, смысла и целей правовых норм, которое дается в результате теоретических поисков, научного анализа права. С формальной точки зрения доктринальное толкование права можно связывать с разъяснением правовых норм лицами, имеющими ученую степень или занимающими преподавательские должности в высших юридических учебных заведениях. То и другое формальное основание условны, так как они иногда совершенно не связаны с глубоким проникновением в существо вопроса, с кропотливой исследовательской работой и даются лицами, которые если и занимались наукой, то совсем в иных областях, нежели та, которая позволяет глубоко и аргументирование констатировать истинное содержание правовой нормы.

Понятие доктринального толкования не дискутировалось в юридической литературе, тем более в связи с реализацией Конституции. Это касается дореволюционной России, где теория толкования права имела солидную базу,¹ но не получила разработки применительно к Конституции. В советский период, в условиях формального действия самой Конституции, ее толкование не имело заметного значения, соответственно не было востребовано и доктринальное толкование. В его теоретической разработке не было предпринято сколько-нибудь серьезного исследования, если не считать статьи В.В. Лазарева.² понятие доктринального толкования давали A.C. Шляпочников³ и A.C. Пиголкин.⁴ Более того, некоторые ученые вообще не выделяли данный вид толкования, говоря лишь об официальном и неофициальном толковании.⁵

С образованием конституционных судов и приглашением в них экспертов эта проблема актуализировалась, что также связано с обновлением законодательства на базе новой Конституции РФ, сменой ценностных ориентиров в правотворчестве, когда на первый план выдвигаются основные права и свободы человека, их обеспечение в свете концепции правового государства, взаимной ответственности государства и гражданина. Возникла острая необходимость в свободной от идеологических шор научной интерпретации юридических понятий, категорий и принципов, сближающих российское право с мировыми стандартами. Как в центре правовой системы стоит Конституция, так соответствующее место должно занять среди других видов правовой деятельности и ее толкование — необходимое условие полноценной реализации Конституции. Ввиду новизны многих ее понятий, их осуществления на фоне переходного периода в обществе, противоречивости и пробельности ряда конституционных положений, постепенной амортизации и прямого устаревания некоторых норм доктринальное толкование должно стать базовым в их преодолении.⁶

Доктринальное толкование права активно учитывается в правотворческой деятельности. Но уже по этой причине уместно прибегать к нему в ходе разрешения юридических дел и, в частности, при разрешении дел в Конституционном Суде. Оно может сыграть важную роль, когда Конституционный Суд дает толкование Конституции по запросу компетентного органа.

Доктринальное толкование права помогает всем, кто осуществляет толкование Конституции, и прежде всего практическим работникам, применяющим действующее законодательство и непосредственно нормы Конституции, что, безусловно, способствует укреплению режима конституционной законности. Обычно доктринальное толкование содержится в неофициальных трудах — монографиях, научных статьях, комментариях и т. д. Трудно найти юриста, который не пользовался бы в затруднительных случаях комментариями нормативных актов. В сложных делах практические работники стараются всегда получить консультацию специалиста, связаться с кафедрой, на которой ведутся соответствующие исследования.

В конституционных судах результаты доктринального толкования используются по меньшей мере двояким образом. Прежде всего каждый конституционный судья для того, чтобы сформировать свою позицию, вынужден ознакомиться со специальными работами в соответствующей области. В тех же целях он может получить консультации ведущих ученых. Однако специфика деятельности Конституционного Суда в том и состоит, что закон допускает участие в заседании эксперта в области права. Это совершенно новое явление. В свое время было высказано соображение о необходимости по усмотрению самого суда вызывать в судебное заседание ученых-юристов для дачи заключений по правовым вопросам.⁷ Но оно оставалось без последствий, поскольку презюмировалось, будто судья сам является специалистом в вопросах права. Исключение допускалось только в отношении норм иностранного законодательства, которое наши юристы толковать не отваживались, поскольку и знали-то его по общим критическим положениям советских учебников. В настоящее время российские процессуальные кодексы в данной части не претерпели изменений. Но Федеральный конституционный закон о Конституционном Суде РФ занял вполне обоснованную позицию. И это притом, что конституционные судьи имеют в своем большинстве ученые степени и обладают гораздо большими познаниями в области права, чем судьи судов общей юрисдикции. В 1996 г. из 23 дел, рассмотренных Конституционным Судом РФ, эксперты привлекались по 9 делам, специалисты — по 3 делам.

Конституционные судьи и сами осуществляют доктринальное толкование права, однако следует подчеркнуть необходимость некоторых ограничений. По Закону судьи Конституционного Суда РФ не вправе высказывать свои мнения по вопросам, которые могут стать предметом рассмотрения в Конституционном Суде. По поводу последних закон не дает ответа. Авторы комментария к Федеральному конституционному закону о Конституционном Суде РФ справедливо полагают, что весьма сложно определить круг вопросов, которые прямо или косвенно в том или ином контексте могут стать предметом рассмотрения в Конституционном Суде. Сам судья должен проявлять осмотрительность. Однозначно, по мнению комментаторов закона, судья не должен публично давать оценку тому или иному акту как конституционному или неконституционному, рассуждать о принадлежности компетенции тому или иному органу в случае возможного спора об этом.⁸ Наверное, это может касаться и комментариев к законодательству. Полагаем, что данная проблема лежит в сфере усмотрения самих судей с точки зрения степени возможного влияния их доктринального (в данном случае) толкования на оценку конституционности тех или иных норм. С одной стороны, представляется не вполне корректным комментирование Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ самими конституционными судьями, ибо то или иное толкование статей закона может предрешить вопрос о конституционности рассматриваемых в Конституционном Суде РФ правовых норм. Кроме того, многие члены Конституционного Суда РФ являются авторами данного закона, а, как известно, никто не может быть судьей в своем деле. Но, с другой стороны, необходимость в интерпретации нового закона о Конституционном Суде РФ очевидна. Она возможна в различных вариантах: 1) аутентичное толкование законодателем (что вряд ли целесообразно, так как проблематично толкование нормативного акта, в большей своей части являющегося процессуально-процедурным документом, неспециализированным органом); 2) толкование официальными субъектами применения Закона, в первую очередь Конституционным Судом РФ; 3) поскольку речь идет о Федеральном конституционном законе, административное толкование, осуществляемое органами исполнительно-распорядительной власти, недопустимо, однако всегда может иметь место обыденное толкование, например, гражданами; 4) доктринальное и компетентное толкование, признакам которых также соответствует толкование, даваемое конституционными судьями, которое, помимо всего прочего, по своему юридическому уровню, безусловно, может выдержать любую конкуренцию. В последнем случае судьи открыто «связывают» себя доктринальным толкованием норм Закона, что является нормальным, так как все равно оно происходит всякий раз в форме уяснения, когда судья применяет соответствующие нормы. Было бы во сто крат хуже, если бы это толкование менялось в зависимости от политических условий, изменения состава суда. Думается, что такой комментарий нужен прежде всего самим судьям в свете укрепления их юридических позиций.

Когда речь идет о доктринальном толковании Конституции, то понимание его только как исходящего «от ученых, ведущих исследовательскую работу в этом направлении»,⁹ узко, так как Основной Закон, в отличие от иных нормативных актов, не имеет одной отраслевой принадлежности и в его интерпретации важно использовать толкование ученых всех направлений. Свидетельство тому — широкий круг ученых различной специализации, привлекаемых в качестве экспертов Конституционным Судом РФ, а не только (хотя и в первую очередь) конституционалистов. Именно в этом видится «оправдание» института правовой экспертизы в конституционном судопроизводстве. Представляется логичным в соответствии с действующим Законом о Конституционном Суде РФ приглашение экспертов «по вопросам, касающимся рассматриваемого дела», (ч. 1 ст. 63). Но считаем дискуссионным предложение отказаться от экспертизы в Конституционном Суде, высказанное Х.Б. Шейниным на научно-практической конференции «Судебный конституционный контроль в России: Уроки, проблемы и перспективы» (14—15 ноября 1996 г.), мотивирущим свою позицию тем, что общие суды обходятся без экспертизы, а Конституционный Суд РФ имеет достаточно квалифицированный состав, а также, тем, что в результате может быть сокращено время процедуры рассмотрения дела в Суде. Отказ от подкрепления позиции конституционных судей доктринальным толкованием других ученых, кроме работающих в аппарате Конституционного Суда и участвующих в работе Научно-консультативного совета, не логичен, поскольку в Конституционном Суде идет спор о праве, а в общих судах — по существу, и чем больше различных подходов будет исследовано, тем лучше для вынесения решений.

Представляется приемлемым понимание доктринального толкования как осуществляемого наукой права (специальными научно-исследовательскими учреждениями, учеными или их группами) в статьях, монографиях, комментариях, публичных выступлениях и т. д. Его сила не в формальной обязательности, а в содержательной убедительности и в авторитете тех лиц и организаций, которые осуществляют это толкование. Будучи тесно связанным с практикой, оно призвано улучшать качество применения закона, укреплять законность.¹⁰

Необходимо подчеркнуть, что только толкование Конституции Конституционным Судом и общими судами в полной мере соответствует назначению и смыслу толкования, тогда как научная интерпретация может их приобрести лишь через признание судебной практикой. В связи с глубинными изменениями в государственной и правовой системе России идет формирование практически новой доктрины конституционного права и мы пока далеки от состояния, когда возможна прямая ссылка на доктринальные выводы в судебном процессе, как, например, в австрийском суде ссылаются на научные взгляды Г. Кельзена.

Приобрел известное значение вопрос различения компетентного и доктринального толкования¹¹ ввиду того, что первое тесно связано и во многом производно от второго. Компетентное толкование дается сведущими в праве людьми (специалистами). Они могут иметь ученые степени, а могут и не иметь их, но если особенность доктринального толкования связана с научной разработкой проблемы, с научным поиском субъекта толкования, то компетентное толкование связано в первую очередь с осведомленностью субъекта толкования в области практики. Можно при этом утверждать, что толкование, даваемое специалистом, человеком, долгое время практикующим в области реализации толкуемых норм, будет более весомым, чем-то, которое дается кандидатом или доктором юридических наук; одномоментное прикосновение к государственно-правовой материи может не дать тех результатов, какие дает постоянная юридическая практика.

То и другое носит неофициальный характер, не является обязательным, т. е. данные рекомендации не влекут формально-юридических последствий. И доктринальное, и компетентное толкование основываются на авторитете субъектов толкования права. К компетентному толкованию относится, например, толкование, даваемое прокурорскими работниками, адвокатами, судьями не в процессе своей судебной работы, юрисконсультами, т. е. всеми теми, кто дает толкование правовых норм, исходя из их глубоких знаний самого права и той практики, которая складывается в связи с реализацией правовых норм.

Вопрос об обязательности компетентного толкования нельзя ставить абстрактно. Если речь идет о казуальном толковании и если субъект толкования правовой нормы одновременно является правоприменителем, если именно от него зависит исход в решении вопроса и если именно к данному должностному лицу обратится тот, кто предварительно обращался за разъяснением правовой нормы, то не подлежит сомнению, что толкование, данное таким специалистом, будет обязательным для истца, для гражданина, который обращается с жалобой, и т. д.

Вместе с тем компетентное толкование не имеет обязательного характера, если оно дается в нормативной форме. Однако и здесь есть свои нюансы: следует иметь в виду, что те же прокурорские работники высокого ранга, могут давать официальные разъяснения нормативных актов, обязательные для нижестоящих подчиненных им работников. Инструктивные письма Генерального прокурора РФ могут служить своеобразным примером того, как компетентное толкование является одновременно и нормативным, и обязательным. Косвенно такое толкование приобретает обязательное значение и для всех остальных субъектов права. Трудно предположить, чтобы гражданин, зная о разъяснениях, содержащихся в таком Инструктивном письме, мог строить свои действия на иных соображениях, на ином толковании правовых норм, поскольку его дело будет рассматриваться прокурором, а прокурор, в свою очередь, будет руководствоваться разъяснением, содержащимся в Инструктивных указаниях Генерального прокурора.

Сказанное о толковании права вообще имеет отношение и к толкованию Конституции РФ. Те же должностные лица — прокурор, юрисконсульт, судья в часы приема граждан за рамками судебного процесса могут интерпретировать конституционные нормы, разъяснять их содержание для широкого круга участников общественных отношений. Наиболее авторитетным с точки зрения компетентности толкования Конституции является толкование, которое могут или могли бы дать судьи Конституционного Суда. Однако существует запрет на высказывание судьями Конституционного Суда собственного мнения до рассмотрения конкретного дела. Поэтому всякое толкование Конституции РФ судьями Конституционного Суда, его Председателем чревато опасностью выйти за рамки запрета и дать такое толкование конституционных норм, которое впоследствии будет использовано заинтересованными сторонами и может явиться основанием для отвода конституционного судьи. Причем речь идет не только о казуальном толковании, но, по-видимому, и нормативное толкование Конституции, не связанное с производством по конкретному делу, находящемуся на рассмотрении Конституционного Суда, может таить в себе такую опасность.

К компетентному толкованию Конституции следует отнести толкование, которое дает Министерство юстиции РФ. Традиционно исходящее от Министерства юстиции РФ компетентное толкование — неофициальное, но обязательное для министерств и ведомств. Некоторым видам компетентного толкования может быть придано официальное значение. Пример тому — Министерство юстиции РФ, дающее по запросам разъяснение законодательства. Указом Президента Российской Федерации от 2 мая 1996 г. № 642 «О мерах по развитию органов юстиции Российской Федерации» на Министерство юстиции РФ возложена функция по контролю за соответствием ведомственных нормативно-правовых актов Конституции РФ, федеральным законам, указам и распоряжениям Президента РФ, постановлениям и распоряжениям Правительства РФ.

Эту работу нельзя выполнить без процесса уяснения конституционных положений. Более того, если Министерство юстиции РФ приходит к выводу о несоответствии ведомственного акта Конституции, оно обязано обосновать свое решение по отказу в регистрации данного нормативного акта, и это обоснование будет непременно включать все соответствующие разъяснения конституционных норм, если по мнению Министерства юстиции РФ норма ведомственного акта расходится с содержанием, смыслом норм Конституции.

Доктринальное толкование не носит обязательного характера, но некую официальность может приобрести в случае, когда его использование регулируется законом, например, в случае приглашения ученого в качестве эксперта в Конституционный Суд РФ (ст. 63 Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ). Это влечет использование доктринального толкования в качестве доказательства в конституционном судопроизводстве со всеми вытекающими последствиями.

Или другой пример, когда научное толкование конституционных норм может явиться одним из оснований запроса о толковании Конституции. В запросе Законодательного Собрания Вологодской области от 3 декабря 1996 г. о толковании ч. 1 и 2 ст. 59 Конституции РФ как доказательство неоднозначного толкования понятия «защита Отечества» приводится разъяснение указанных норм, данное в научном комментарии к Конституции РФ, где сказано, что «это — его оборона в случае возможной агрессии против него или его союзников».¹² Такое понимание конституционной нормы, с одной стороны, по мнению Законодательного Собрания Вологодской области абсолютно исключает возможность применения предназначенных для обороны сил для выполнения полицейских функций, а с другой — существенно ограничивает весь перечень этих сил¹³ и, следовательно, требует толкования ст. 59 Конституционным Судом РФ.

Компетентное и доктринальное толкование могут смыкаться, скажем, при даче разъяснения конституционным судьей Конституции, закона вне рамок дела, рассматриваемого в Конституционном Суде РФ, в интервью, научной публикации. Примером может служить Комментарий Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ, данный членами Конституционного Суда РФ и учеными, работающими в аппарате Конституционного Суда РФ. Он носит неофициальный характер, поэтому представляется очень корректным указание членами Конституционного Суда РФ — авторами комментария — не своего судейского статуса, а своих научных званий.

Толкование Конституции, близкое к доктринальному, дается в особых мнениях конституционных судей. Это прежде всего компетентное (профессиональное) толкование, но, безусловно, переплетенное с доктринальной интерпретацией анализируемых норм и положений Конституции. Полагаем, что основные причины появления особых мнений судей лежат не столько в сфере их политических убеждений, как часто замечается и что запрещено законом, сколько в сфере их научного мировоззрения. Например, в особом мнении по делу о проверке конституционности п. 3 ст. 1 Закона РФ от 20 мая 1993 г. «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие аварии в 1957 году на производственном объединении "Маяк" и сбросов радиоактивных отходов в реку Теча» в связи с жалобой гражданина B.C. Корнилова судья Г.А. Гаджиев дает собственное толкование ст. 42 Конституции РФ, конституционного понятия «благоприятная окружающая среда», а также п. «ж» ч. 1 ст. 72, ч. 1 ст. 7 Конституции, которое позволяет ему сделать вывод о противоречии рассматриваемого положения Закона ст. 19 (ч. 1) Конституции РФ, а не ст. 42, как указано в решении Конституционного Суда.¹⁴

Научная интерпретация права только тогда имеет смысл, когда становится достоянием юридической общественности. В этом смысле толкование Конституции в особом мнении судьи близко к доктринальному, так как носит открытый характер. В отличие от порядка, установленного в гражданском и уголовном процессе, особое мнение судьи в конституционном судопроизводстве приобщается к делу не в запечатанном конверте, а в открытом виде. Оно может быть опубликовано в печати, в том числе отдельно от решения суда. Согласно ч. 1 ст. 76 Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ толкование, содержащееся в особом мнении судьи, носит официальный характер. Оно приобщается к материалам дела и подлежит опубликованию вместе с решениями Конституционного Суда РФ. Но говорить об обязательности такого толкования, конечно, нельзя. В принципе для доктринального толкования не имеет значения, индивидуально оно дается или коллективом авторов. В компетентном — это может влиять на степень обязательности интерпретационного акта. В рассматриваемом случае оно всегда излагается индивидуально, в том числе и в случаях, когда особое мнение высказывают несколько судей по совпадающим позициям.

Сказанное относится к мнению о несогласии с большинством судей неизвестном никакому другому процессуальному законодательству (ч. 2 ст. 76 Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ). Оно также может быть связано с научной позицией судьи и соответственно со своим пониманием разрешаемого правового вопроса, например, по мотивировке принятого решения. Так, судья Т.Г. Морщакова в мнении по мотивировке постановления Конституционного Суда от 31 октября 1995 г. по делу о толковании ст. 136 Конституции РФ расширяет систематическое толкование, из которого исходил Конституционный Суд при обосновании своей позиции. Она уточняет понятие, процедуру принятия и действия Федерального конституционного закона и Закона о поправках, дополнительно аргументирует изложенное судом толкование ст. 136 Конституции РФ.¹⁵

Условно доктринальное толкование также можно подразделить на нормативное и казуальное. То и другое базируются на авторитете субъекта толкования, его познаниях, убедительности аргументации и т. п., ни то ни другое не являются обязательными. Но, в отличие от других видов толкования, казуальное доктринальное толкование имеет большее юридическое значение, так как ему придается сила одного из доказательств (сила экспертного заключения). Анализируя конкретное дело, толкователь объясняет объективное содержание правового акта, уясняет вид и меру должного поведения обязанных лиц, вид и меру возможного поведения лиц управомоченных. Доктринальное казуальное толкование приобретает своего рода нормативное значение, поскольку, во-первых, оно объясняет нормативный акт, во-вторых, нормативный акт рассчитан на типичные ситуации и, в-третьих, в последующем невозможно будет проигнорировать решение, основанное на таком казуальном толковании. Закон о Конституционном Суде РФ требует в обязательном порядке учитывать вынесенные им ранее решения. К тому же и в теории права отношение к судебному прецеденту изменилось. Впрочем, после известной статьи A.B. Венгерова практически никто не возражал против признания в российской судебной практике прецедента толкования.¹⁶

В свете рассматриваемой проблемы интересно определение Конституционного Суда РФ о прекращении производства по делу о толковании ч. 2 ст. 76 Конституции РФ от 19 апреля 1996 г., так как в Постановлении Конституционного Суда РФ от 1 февраля 1996 г. по делу о проверке конституционности ряда положений Устава — Основного Закона Читинской области — данная норма Конституции уже была разъяснена.¹⁷

Конституционный Суд связан данным им толкованием Конституции независимо от того, было ли оно нормативным толкованием, или появилось в ходе проверки конституционности нормативного акта, ибо Суд не может, как в сказке, «поить из одного сосуда то кислым, то сладким». А поскольку официальное толкование основано на доктринальных позициях судей и привлеченных экспертов, то и в этом смысле просматривается связанность определенным доктринальным толкованием норм Конституции Конституционного Суда РФ.

Так, для членов Конституционного Суда РФ небезразличен вопрос о соотношении права и закона. Судя по стенограммам заседаний Конституционного Суда РФ, судьи часто сталкиваются с необходимостью решения того, что выше: объективные социально-исторические закономерности, выражающие некую высшую справедливость в виде определенных ценностей, или конкретные положения закона. Известная естественно-правовая доктрина ставит право выше закона. Но она предполагает такое соотношение в том случае, если первое и соответствующие принципы (в частности, конституционные) нашли отражение в самом законе (Конституции). В данном аспекте интересна дискуссия конституционного судьи, профессора В.О. Лучина с A.A. Белкиным, который полагает, что соответствие или несоответствие определенной норме Основного Закона не всегда может быть критерием конституционности акта текущего законодательства: необходимо учитывать действие всех конституционных норм и решать проблему противоречивости с позиции всего Основного Закона, его социально-политического смысла.¹⁸ По мнению В.О. Лучина, это верно лишь в рамках приоритета основ конституционного строя перед другими положениями Конституции РФ. Во всех остальных случаях подобное предложение способно привести к субъективизму и беззаконию, разрушению конституционной законности. В силу системности конституционных норм, их внутренней согласованности недопустимо положение, когда противоречие одной конституционной нормы другой снималось бы на основе субъективного усмотрения путем установления соответствия другой норме либо общему социально-политическому смыслу.¹⁹

В свете приведенного примера полемики конституционного судьи с ученым-юристом интересен вопрос о связанности судьи своим доктринальным толкованием. Конечно, в отличие от толкования Конституционного Суда РФ, оно не является обязательным, судья в силу развития своих научных воззрений может менять взгляды на те или иные нормы, в частности Конституции. Это вопрос самого судьи, его научных и нравственных убеждений. Полагаем, что это касается и толкования, высказанного судьей в особом мнении по конкретному делу.

В римском праве мнения ведущих юристов, их интерпретации законов признавались в качестве источника права. Во многих средневековых государствах при применении правовых норм признавалось обязательным «общее мнение ученых». Было бы ошибочно распространять такую практику на любую правовую систему без учета ее специфики, политических и многих других факторов той или другой страны в то или иное время. Однако в действительности вне зависимости от официального признания в качестве источника права мнения ведущих юристов так или иначе всегда находили свое отражение в юридической практике. Иначе и быть не могло. Наука даже вопреки обстоятельствам в конечном итоге всегда пробивала дорогу в практику. Закрепление в Законе о Конституционном Суде РФ возможности привлечения в качестве равноправных участников процесса, в том числе и ученых-юристов, — значительный шаг в признании роли и значения юридической науки. Одновременно можно расценить этот шаг как еще одно свидетельство потребности освободить конституционное правосудие от преходящих политических интересов.

Надо иметь в виду, что весьма условным может быть различие между неофициальным доктринальным и официальным толкованием. В идеале каждое официальное толкование должно базироваться на последних научных достижениях, на разъяснениях, исходящих от авторитетных ученых. Ранее И.Е. Фарбер, отрицая необходимость самостоятельного выделения доктринального толкования, указывал, что «деятельность государственных органов по толкованию законов должна исходить из научного понимания права», т. е. уже носит доктринальный характер.²⁰ В действительности то и другое толкование перекрещиваются, но не совпадают. Какая-то часть доктринального толкования находит выражение в актах официального толкования, а другая — остается невостребованной. Некоторые акты официального толкования в силу разных причин игнорируют выводы науки и те разъяснения, которые следовали от научных авторитетов.

Роль доктринального толкования права находит обоснование в современной науке, в частности, в концепции социологической юриспруденции, представители которой не рассматривают право как механическую совокупность писаных норм, как единственно общие правила, принципы и судебные решения; они включают сюда также доктрины, мысли видных ученых, профессиональное мышление правоприменителей и в число материальных источников наряду с законодательством и прецедентом прямо включают мнения юристов (Р. Паунд, Д. Симонд).

В данной связи можно заметить такую черту доктринального толкования, как несвязанность имеющимися официальными разъяснениями законодательства, Конституции РФ. Последнее — скорее, база для дальнейшего развития доктринального толкования соответствующих норм Конституции, поле для дискуссий. Нельзя не заметить в сфере именно доктринального толкования появление «нового жанра», открытого профессором A.A. Белкиным, — «комментариев решений Конституционного Суда РФ».²¹ Кстати, в связи с возможностью или необходимостью толкования решений Конституционного Суда РФ возникают некоторые вопросы. Поскольку решения Конституционного Суда уже заняли свое место в отечественной правовой системе и являются частью механизма полноценной реализации Конституции, основных прав и свобод граждан, то они привлекают большое внимание различных субъектов толкования, в первую очередь ученых. Интерпретация последних как наиболее квалифицированная не только обогащает науку, пополняя ее практическим материалом, но и, в конечном итоге, способствует совершенствованию данной практики.

Имеет место толкование субъектами, которые применяют нормы Конституции, интерпретированные Конституционным Судом в его постановлениях: общими судами, юристами различных профилей и т. д. Такое толкование осуществляется «для себя» как руководство к действию, скажем, правоприменителями различного масштаба, так и для последующего ознакомления, объяснения другим (суды, адвокаты). Имеет место истолкование решения Конституционного Суда и соответственно норм Конституции конституционными судьями после вынесения решения в средствах массовой информации, на конференциях, в учебных целях, так как многие судьи продолжают научную и преподавательскую деятельность как совместимую со статусом судьи (ст. 11 Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ). В.О. Лучин считает недопустимым толкование решения Конституционного Суда отдельными судьями в их публичных выступлениях, поскольку этим нарушается закон.²² Разъяснение решения Конституционного Суда РФ регулируется ст. 83 Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ: «Решение Конституционного Суда Российской Федерации может быть официально разъяснено только самим Конституционным Судом Российской Федерации в пленарном заседании или заседании палаты, принявшей это решение». Жесткое ограничение подтверждено и тем, что возбуждение вопроса о разъяснении решения Конституционного Суда самими судьями закон не предусматривает, что объясняется стремлением избежать корректировки ранее принятых решений в угоду политической конъюнктуре, их «подгонке» под новые социальные условия.²³ Отдельные судьи могли бы давать толкование решений Конституционного Суда РФ от имени всего органа при условии официального уполномочивания Судом. Без такового может выступать только Председатель Конституционного Суда РФ или его Заместитель. Остальные ограничения — дело самого судьи и его представлений об авторитете Конституционного Суда РФ и его решений.

Нами ранее отмечалась разноуровневость толкования.²⁴ Сказанное имеет прямое отношение к доктринальному толкованию. Именно оно характеризует целевую программу и содержательную сторону научно-теоретического уровня, хотя может иметь место и на практико-прикладном уровне, как это было показано на примере Конституционного Суда РФ. Деятельность последнего — показатель соединения преимуществ всех уровней толкования права: широты использования всего арсенала современной науки и разнообразия правотолковательной техники. Именно такой подход является наиболее плодотворным в толковании Основного Закона государства. Объективные возможности познания права находят проявление в совокупности приемов и способов толкования.

Применительно к доктринальному толкованию вопросы правотолковательной техники имеют две стороны. С одной стороны, наука, опираясь на практический опыт, разрабатывает систему приемов и способов уяснения законодательной воли с учетом новейших научных достижений, с другой — использует весь их спектр при изучении законодательства, в том числе и практику применения юридических методов.

Примером первого может служить «история» телеологического способа толкования права, одного из важнейших при интерпретации Конституции РФ, так как последняя включает множество целевых норм и толкование ее в целом невозможно без учета «целевой программы» Конституции РФ, изложенной в преамбуле. Прежняя монистическо-идеологическая основа юридической науки отрицала телеологическую (целевую) направленность права, правовых явлений, незаслуженно отвергался и соответствующий юридический метод исследования.

Так, например, П.С. Элькинд, отрицая телеологическое толкование как особый вид интерпретации, писала: «Телеология — религиозно-идеалистическое учение, объясняющее целесообразность жизненных явлений заранее предопределенной целью, сверхъестественными божественными силами и, тем самым, отвергающее научное познание причин, вызывающих такие явления к жизни».²⁵ Подобное определение дается в словарях 40—50-х годов.²⁶ И судя по тому, как там же определяется теология, в то время практически не делалось различия между телеологией и теологией. Даже понятие цели не мыслилось иначе, как в связи с идеалистическим учением, по которому «все в природе целесообразно».²⁷

Телеологию нужно понимать как учение о целесообразности и целях в жизни. Существуют идеалистический (религиозный и светский варианты) и материалистический подходы к изучению целесообразности. Причем выводы различаются и в зависимости от объекта исследования — природы или общества. Телеологическое объяснение широко использовалось в науке. Оно обычно содержало апелляцию к какой-то цели (например, Бога, Вселенной, общества, человека и т. д.). По мере развития науки такое объяснение все более исключалось из области естествознания, но в обществоведении широко и успешно используется и поныне. Философы отмечают, что если в естествознании цели представляли собой всегда некоторые принципиально ненаблюдаемые мистические суждения, то в объяснениях социальных явлений может иметь место апелляция к реальным человеческим целям. Более того, не исключена возможность, что обществознанию со временем удастся установить телеологические законы, т. е. законы, связывающие определенные цели с определенными действиями, «поведениями», другими целями и т. д. (такие попытки уже предпринимаются).²⁸

Философская наука различает в телеологии: 1) онтологические учения о наличии в природе и обществе объективных внечеловеческих целей, целевых зависимостей; 2) приемы познания, в которых используются категории цели и входящие в ее смысловое поле понятия (методологическая телеология); 3) описание поведения, определяемого сознательными целями, структуры и движения этих целей; 4) общую философскую теорию цели и выражаемых ею отношений.²⁹

Таким образом, нельзя ограничивать понятие телеологии, однозначно определяя ее как лжеучение. Это может привести к игнорированию многих содержательных проблем в телеологии. «Издавая нормативные акты, законодатель ставит вполне определенные цели, которые выясняются в процессе толкования, но не подвергаются сомнению относительно их целесообразности. Последнее обстоятельство существенно уточняет содержание понятия "телеологическое толкование"».³⁰ Следовательно, в толковании конкретных норм права возможно обращение к целям, которыми руководствовался законодатель при издании закона. Надо заметить, что в настоящее время учебники по теории права рассматривают телеологическое толкование наряду с важнейшими способами толкования.³¹

Полагаем, что анализ решений Конституционного Суда РФ, основанных на целевой интерпретации Конституции, может составить основу специального исследования. Так, в зависимости от целей Конституции РФ, связанных с укреплением единства страны и уважением ее федеративной природы, Конституционный Суд вставал на определенную позицию при рассмотрении сложных дел. Например, однозначно на унитаристские цели ориентировался суд при правовом обосновании неконституционности ряда статей Устава Алтайского края.³²Примером телеологического толкования Конституции служит также дело о проверке конституционности ст. 560 ГК РСФСР от 16 января 1996 г., в решении которого прямо сказано, что «правила статьи 560 ГК РСФСР ограничивают конституционные права наследодателей и наследников не соответствующим Конституции Российской Федерации образом, несоразмерно указанным в ней целям и в силу этого противоречат Конституции Российской
Федерации».³³

К положительным сторонам доктриналыюго толкования следует отнести использование всего спектра известных науке и практике приемов и способов толкования права, что обусловлено высокой квалификацией интерпретаторов. Систематическое доктринальное толкование, как показывает практика рассмотрения дел в Конституционном Суде РФ, почти всегда связано с привлечением зарубежного законодательства, например, в тех случаях, когда наш законодатель не употребляет какой-либо термин, не вводит какой-то правовой институт и т. д. Так, профессор Г.В. Мальцев по делу по запросу Президента Чувашской Республики о проверке соответствия Конституции РФ ч. 2 ст. 42 Закона Чувашской Республики «О выборах депутатов Государственного Совета Чувашской Республики» ссылался на понятие «избирательная компания», которого нет в действующем российском законодательстве, но которое является организующим понятием в законодательстве многих зарубежных государств.³⁴

Особенно конструктивную роль играет доктринальное толкование права, точнее, его арсенал правотолковательной техники там, где имеется радикальное противоречие в праве, первоначальный или последующий пробел в праве. При этом приходится устанавливать аналогичную норму права, доказывать сходство жизненных ситуаций, выдвигать гипотезы субсидиарного применения права. Еще большее творчество приходится использовать в случаях аналогии права, когда ученый устанавливает общие начала, принципы права, пригодные, в частности, для надлежащего толкования законодательной воли. В толковании Конституции РФ это особенно важно, так как Конституция имеет прямое действие, а сформулированные в ней положения почти всегда носят абстрактный характер.

Главная трудность в использовании результатов доктринального толкования состоит в его дискуссионности. Разные юристы всегда могут иметь разные мнения. За каждым из них будет стоять свое обоснование. Отдать предпочтение одному из них — значит проигнорировать другие. Судьи находятся в этом отношении в затруднительном положении. В то же время это — достоинство доктринального толкования, когда оно вскрывает какие-то закономерности с разных сторон, предоставляя возможность квалифицированным судьям выбрать наиболее обоснованную позицию, совместив при этом многообразные подходы разных авторов. Доктринальное толкование более всего выражает производительную функцию юридической науки, чем непременно следует пользоваться в осуществлении толкования Конституции.

В настоящее время издано три комментария Конституции РФ. Все авторские коллективы достаточно авторитетны, и серьезных расхождений между ними не наблюдается. Однако разница в отдельных комментариях все же просматривается. Так, например, комментируя п. «в» ст. 71 Конституции, авторы комментария, подготовленного коллективом авторов Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, указывают, что этот пункт «отнес к ведению Российской Федерации регулирование и защиту прав и свобод человека, прежде всего, конечно, тех, которые указаны в самой Конституции и общепризнанны в международных документах, обычно называемых Биллем о правах».³⁵ Иначе комментируется данный пункт ст. 71 Конституции РФ авторским коллективом под руководством Б.Н. Топорнина, Ю.Н. Батурина, Р.Г. Орехова (автор Б.М. Лазарев): «В пункте "в" комментируемой статьи говорится прежде всего о регулировании и защите прав и свобод человека и гражданина. О том же идет речь в пункте "б" статьи 72 (а данная статья посвящена совместному ведению Федерации и ее субъектов). Сопоставление упомянутых пунктов ст. 71 и 72 позволяет сделать вывод о том, что закрепление прав и свобод человека и гражданина — дело, прежде всего, Федерации. Это подтверждается уже самим фактом наличия в Конституции Российской Федерации главы 2 "Права и свободы человека и гражданина". Согласно статье 55 ограничение прав и свобод человека и гражданина может производиться федеральным законом и лишь по основаниям, в этой статье упомянутым... Субъекты Федерации своими законами и другими нормативными актами могут расширять права и свободы, по сравнению с тем, как они определены Конституцией Российской Федерации и текущим федеральным законодательством, но никак не сужать их».³⁶

Итак, в одном комментарии регулирование и защита прав и свобод человека и гражданина не разделяются, в другом — термин «регулирование» рассматривается отдельно и раскрывается как «закрепление» прав и свобод человека. Причем п. «в» ст. 71 и п. «6» ст. 72 Конституции РФ здесь не различаются. И главное: один комментарий допускает регулирование прав и свобод человека и гражданина субъектами Федерации, а другой — нет.

Можно с уверенностью утверждать: если в Конституционном Суде РФ будет рассматриваться дело, связанное с пониманием ст. 71 и 72 Конституции РФ, экспертами будет дан и третий комментарий, заметно отличающийся от названных, и необязательно, что он совпадет с тем, который дан в комментарии Конституции РФ, подготовленном сотрудниками аппарата Конституционного Суда РФ. Они, комментируя названные нормы, с одной стороны, признают, что забота о правах человека — дело Федерации и каждого из ее субъектов; с другой — констатируют исключительное полномочие Федерации регулировать права и свободы человека и гражданина. Аспект регулирования в защите прав и свобод конституциями, уставами и другими правовыми актами субъектов Федерации отмечается лишь с точки зрения невозможности сужения установленного на федеральном уровне круга прав и свобод человека.³⁷

Еще больше противоречивых суждений можно найти, читая монографии и научные статьи, в которых интерпретируются нормы самой Конституции или нормы других конституционных законов. Наиболее рельефно проявляются разные подходы в толковании одних и тех же правовых норм в полемике ученых, представляющих в Конституционном Суде РФ разные стороны. Полагаем, что широта и разнообразие научных изысканий являются гарантией развития не только самой науки, но и судебной практики толкования Конституции, права.

Анализ доктринального толкования применительно к деятельности Конституционного Суда РФ позволяет сделать следующие выводы:

1. Доктринальное толкование заслуживает того, чтобы по возможности и в известных пределах (с определенными оговорками) использоваться в официальной практике, объективируясь в решении Конституционного Суда по конкретному делу или в постановлении о толковании Конституции.

2. Необходимо провести различие между понятиями «имеет юридическую силу» и «имеет юридическое значение», связав последнее с казуальным доктринальным толкованием, даваемым непосредственно в юридическом процессе.

3. Следует принимать во внимание в качестве доктринального толкования не всякое исследование о правовых нормах, а только то, которое ставит своей специальной целью дать научное разъяснение соответствующих правовых норм и приобретает признаки толкования через признание судебной практикой.

4. Заслуживает поддержки дальнейшее расширение практики Конституционного Суда РФ по приглашению в качестве независимых экспертов ведущих ученых в соответствующей области знания.

5. Целесообразно по инициативе Конституционного Суда РФ, используя его по возможности, и далее практиковать проведение совещаний, «круглых столов», конференций по проблемам конституционного права.

* Доктор юридических наук, заведующая сектором теории конституционного права Института государства и права РАН.

1 См., напр.: Васъковский Е.В. 1) Учение о толковании и применении законов. Одесса, 1901; 2) Руководство к толкованию и применению законов. М., 1913; Люблинский П.И. Техника толкования и казуистика уголовного кодекса. Пг., 1917. — Хотя и эти исследователи немного внимания уделили доктринальному толкованию. Е.В. Васьковский упоминает его, но полагает, что оно имеет место при отсутствии обязательного разъяснения, и относит к нему толкование юристами-теоретиками и судебными учреждениями при разрешении дела, отождествляя научное и судебное толкование (см.: Васьковский Е.В. Руководство к толкованию и применению законов. С. 30).

2 О роли доктринального толкования // Советская юстиция. 1969. № 14.

3 Толкование уголовного закона. М., 1960. С. 445—448.

4 Толкование нормативных актов в СССР. М., 1962. С. 160—162.

5 Недбайло П.E. Применение советских правовых норм. М., 1960. С. 345—464.

6 Хотя само понятие «доктринальное» носит условный характер, ввиду ряда причин, в первую очередь, как сказано выше, новизны Конституции, нельзя еще говорить о сформировавшейся классической теории Конституции, нет установившихся представлений о всех ее понятиях, иными словами, — доктрины. Но есть активно разрабатываемые научные взгляды, большинство из которых находится в поиске оптимального звучания новых конституционных категорий и имеет важное значение для Конституционного Суда РФ. Тем более сам Конституционный Суд, состоя из ведущих ученых-юристов, внесших большой вклад в развитие отечественной юриспруденции, являет собой пример соединения науки и практики.

7 Лазарев В.В. Применение советского права. Казань, 1972. С. 96.

8 Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации». Комментарий. М., 1996. С. 72.

9 Общая теория права и государства / Под ред. В.В. Лазарева. М, 1994. С. 179.

10 Общая теория права / Под ред. А.С.Пиголкина. М., 1995. С. 293.

11 В науке права это различие в основном проводится, хотя и без глубоких пояснений (см., напр.: Общая теория права и государства. С. 179; Общая теория права. С. 293. — Некоторые авторы смешивают доктринальное и компетентное толкование (см.:Хропанюк В.Н. Теория государства и права. М., 1995. С. 282—283).

12 Конституция Российской Федерации. Комментарий / Под ред. Б. Н. Топорнина, Ю. М. Батурина, Р. Г. Орехова. М., 1994. С. 299.

13 Текущий архив Конституционного Суда Российской Федерации. 1996 г.

14 Вестник Конституционного Суда РФ. 1996. № 2. С. 32—33.

15 Там же. 1995. №6. С. 15—17.

16 Венгеров А.Б. О прецеденте толкования правовой нормы // Учен. записки ВНИИСЗ. М., 1966. Вып. 5. С. 3.

17 Вестник Конституционного Суда РФ. 1996. № 1. С. 34—43.

18 Белкин A.A. К соотношению Конституции и государственно-правовых актов (производное нормотворчество) // Правоведение. 1985. № 5. С. 8.

19 Лучин В.О. Конституция России: анализ нормотворческого состава // Конституционный строй России. М., 1996. Вып. 3. С. 25.

20 Фарбер И.Е. Вопросы толкования советского закона // Учен. записки Саратовского юридического института. 1956. Вып. 4. С. 42.

21 Комментарии к решениям Конституционного Суда Российской Федерации. 1992— 1993. СПб., 1994.

22 Лучин В. Дело о пересмотре дела // Правда. 1996. 20 июня.

23 Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации». Комментарий. С. 255.

24 Насырова Т.Я. Телеологическое (целевое) толкование советского закона. Казань, 1988. С. 10.

25 Элькинд П. С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права. М., 1967. С. 103.

26 Краткий философский словарь / Под ред. М. Розенталя, П. Юдина. М., 1940. С. 274; Краткий словарь иностранных слов / Под ред. Н. В. Лехина, Ф. Н. Петрова. М., 1950. С. 369.

27 Краткий философский словарь. С. 274.

28 Никитин ЕЛ. Объяснение — функция науки. М., 1970. С. 98—100. ²⁹ Философская энциклопедия / Под ред. Ф. В. Константинова. М., 1970. Т. 5. С. 194— 195.

30 Лазарев В.В. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974. С. 66—67.

31 См., напр.: Общая теория права и государства. С. 178.

32 Вестник Конституционного Суда РФ. 1996. № 1.

33 Там же. С. 5.

34 Стенограмма заседания I палаты Конституционного Суда РФ от 30 июня 1995 г. по запросу Президента Чувашской Республики Н.В.Федорова по делу о проверке соответствия Конституции РФ ч. 2 ст. 42 Закона Чувашской Республики «О выборах депутатов Государственного Совета Чувашской Республики» // Текущий архив Конституционного Суда РФ. 1995 г.

35 Комментарий к Конституции Российской Федерации. М., 1994. С. 227.

36 Конституция Российской Федерации. Комментарий / Под ред. Б. Н. Топорнина, Ю. М. Батурина, Р. Г. Орехова. С. 340—341.

37 Комментарии к Конституции Российской Федерации /Под ред. Ю. В. Кудрявцева. М., 1996. С. 299.

Источник: http://www.law.edu.ru/article/article.asp?articleID=145120