«Лекции по дисциплине «История адвокатуры»»

§ 2. Участие присяжной адвокатуры в общественно-политических процессах 

 

Вопрос о социальной миссии адвокатуры, ее служении общественным интересам являлся одной из важнейших проблем, занимавших умы поверенных на протяжении всего периода существования присяжной адвокатуры. Действительно, одним из главных направлений адвокатской практики является обеспечение личных и гражданских прав, правозаступничество  в широком понимании значения этого термина, и данное обстоятельство не могло не определять и высокое общественное предназначение адвокатской корпорации[1].

Адвокатура в самодержавной России до определенного момента не имела поддержки не только со стороны государства, но и со стороны общества. Основания для этого были: во–первых,  общество об адвокатуре судило,  сравнивая ее деятельность с дореформенным ходатайством, во-вторых,  даже в число присяжных поверенных нередко попадали люди, которые смотрели на адвокатуру как на «торговлю словом» и давали повод обществу судить о ней подобным образом. Конечно, присяжные поверенные с такой репутацией, как у В. Д. Спасовича, Д. В. Стасова, П. А. Александрова, А. И. Урусова, В. Н. Герарда. С. А. Андреевского, В.И. Танеева  или А.М. Унковского, не только не пятнали чести своего сословия, но и умели постоять за него.

Общеизвестным фактом является то, что до конца 1870-х годов общество относилось к адвокатуре неприязненно.  Корифеи адвокатуры делали все, чтобы склонить передовое общественное мнение на свою сторону, но лишь с  участием в политических процессах  1877 – 1878 гг. авторитет адвокатуры  возрос. По утверждению исследователя Ю. И. Стецовского, «..они (адвокаты – А.Г.) сумели показать такие образцы политической защиты, которые… разбили лед недоверия к адвокатуре со стороны общества».

В первую очередь данный негатив отражался в черносотенной прессе - в первую очередь, в газете М. Н. Каткова «Московские ведомости», которую адвокат К.К. Арсеньев в 1871 г. назвал «русской литературной полицией».  Катков громил адвокатов за то, что они «возводили ряд об­винений на правительство», и считал полезным вообще за­ткнуть им рот адвокатам при судоговорении о революционерах, причастных к цареубийству, ибо, мол, в таких делах «защит­ники должны исполнить возложенную на них обязанность единственно возможным образом: не говоря ни слова, покло­ниться суду и занять свое место»[2]. Можно много назвать метафор по отношению к адвокатуре, которые встречались в официозной прессе: «гнусное сословие», «присяжное жулье»,  «блудливый адвокатский язык», «прелюбодеи мысли», «брехунцы», «про­каты», «двукаты».

Журнал Н. А. Некрасова и М. Е. Салтыкова-Щедрина «Оте­чественные записки» только за 1875 – 1877 гг. посвятил адво­катуре два специальных очерка Щедрина («Между делом» и «Отрезанный ломоть»), около десятка статей и заметок   Г. 3. Елисеева и анонимный фельетон «Перехваченные пись­ма петербургского адвоката»  - все в остро критическом духе. Газеты и журналы разных направлений печатали злоб­ные пасквили на адвокатов, предлагали даже (как, например, «Неделя» в № 7 и «Голос» в № 136 и в № 137 за 1875 г.) во имя общественного блага упразднить адвокатуру, «избавить нас от саранчи и адвокатов»[3].

Суждение об адвокатах исключительно как о рыцарях на­живы было в 70-е годы обычным делом. Вот как наставлял юного Б.Г. Короленко, только что окончившего гимназию, обыва­тель с жизненным опытом: «Сразу, значит, на проторенную дорожку? В чиновники? Нет? А куда же? В адвокаты? Гм... Это еще лучше... Куши, значит, хотите огребать? Правильно-с, молодой человек, очень правильно. Адвокаты действитель­но... народ благополучный»[4].

Следует отметить, что вопрос об адвокатских гонорарах имел[5] помимо чисто финансовой стороны и серьезную нравственную подоплеку. В условиях отсутствия в Российской империи элементарных гражданских прав и свобод, традиций гражданского общества, в условиях громоздкости и неповоротливости судебной бюрократической машины, успех адвокатской деятельности, а, следовательно, и размер гонорара зачастую определялся не только профессиональными познаниями, но и хитростью, изворотливостью, а зачастую и умением обойти закон.

Архивные материалы и публицистика начала ХХ столетия свидетельствуют, насколько остро проблема нравственного выбора занимала умы присяжных поверенных. Весьма любопытное с точки зрения художественного описания юридической практики начала прошлого века беллетристическое эссе «Записки помощника присяжного поверенного» так описывает нравственные страдания молодого адвоката: «Что же такое, наконец, адвокатская деятельность? С тревогой спрашивал я себя. Неужели длинный путь саморазвращения?.. Но это ужасно! Если бы мне несколько месяцев тому назад сказали, что я продам свое научное убеждение, я глубоко возмутился бы чудовищной, нелепой клеветой. А тут я пишу за хорошее вознаграждение какую-то ерунду, в которую сам не верю ни на йоту, пишу спокойно, как будто так и должно быть. Мало того, вместо отвращения и негодования я хладнокровно рассуждаю, признаю себя еще правым… Боже мой! Что же это такое?»[6].

В одном из архивных дел, содержащем протокол общего собрания членов томской юридической консультации, подшито написанное от руки стихотворение «Макариада», происхождение которого для нас осталось загадкой. В нем адвокатский труд охарактеризован следующим образом:

«..Вдруг в жидовской голове

Мысль одна мелькнула –

Заработать тысчи две

Мысль та не заснула!

«Брошу я свой жалкий труд

Ради низкой платы!»

И задумал дерзкий плут

Вылезть в адвокаты!..»[7]

Безусловно, фактор погони за наживой в адвокатской практике не стоит абсолютизировать. Кроме того,  тот факт, что сами присяжные поверенные задумывались над отрицательной стороной их деятельности, свидетельствует лишь о наличии серьезного противоречия между механизмом оплаты труда присяжных и этической доминантой их профессиональной деятельности.

До конца 70-х годов весьма распространенным было и уничижительное мнение о талантах русской адвокатуры. В 1875 г. некто В. В. Птицын (сам адвокат, «кислый, как лимон, и ядовитый, как змея», по выражению В. Д. Спасовича[8]) опубликовал в №№ 1-3 журнала «Наблюдатель» статью под на­званием «Древние адвокаты и наши присяжные Цицероны». Корпорация русских присяжных поверенных была здесь ат­тестована в сравнении с древней (а также современной запад­ной) адвокатурой, как «трактир для извозчиков» перед «высо­ким Олимпом, населенным богами». При том отношении, которое питали к адвокатуре в 70-е годы разные слои русско­го общества, такая оценка была в порядке вещей.

Присяжные поверенные болезненно переживали нападки на них общественного мнения. Особенно же ранило адво­катов то обстоятельство, что мнение общества подкреплялось авторитетом национальной литературы в лице таких ее клас­сиков, как Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, Н. А. Некрасов, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Ф. Писемский, позднее –      А. П. Че­хов, и таких острословов, как     Д. Д. Минаев и В. П. Буренин.

 Как правдивый собирательный образ присяжного поверенного был встречен в обществе са­тирический герой эпиграмм Дмитрия Минаева адвокат Подтасович. Его жизненное кредо Минаев уместил в следующее двустишие:

Адвокат толкует: «Куш сорву я крупный;

Только бы попался мне субъект преступный»[9].

Созвучны эпиграммам Минаева и еще более популяр­ные строки из стихотворения-«трагикомедии» Н. А. Некрасо­ва «Герои времени» (1875):

И содрав гонорар неумеренный,

Восклицал мой присяжный поверенный:

«Перед вами стоит гражданин

Чище снега альпийских вершин!..» [10]

 В том же духе рисовал на страницах «Анны Карениной» своего безы­мянного «знаменитого петербургского адвоката» Лев Тол­стой. Этот адвокат «наряден, как жених», мелочен (во время разговора с клиентом ловит моль, беспокоясь о своей мебе­ли), а главное, алчен: «блестит глазами и лаковыми сапожка­ми» в предвкушении «неумеренного гонорара»[11].

Ф. М. Достоевский в «Дневнике писателя» за февраль 1876 г. внушал читателям, что адвокат – это «обреченный на бессовестность человек»[12]. Тип такого адвоката картинно представлен Достоевским в образе «знаменитого Фетюковича»[13], который блудословит на суде, описанном в четырнадцати главах заключительной книги романа «Братья Карамазо­вы», и речь которого выделена в особую главу под названи­ем «Прелюбодей мысли».

Больше же всего натерпелись русские адвокаты от М. Е. Салтыкова-Щедрина, который, хотя и дружил с некото­рыми присяжными поверенными (А. М. Унковским, В. И. Та­неевым, А. Л. Боровиковским, В. П. Гаевским) адвокатуру не любил и злословил в ее адрес.  В сочинениях Щед­рина 70-х (отчасти и 80-х) годов выставлена на посмешище галерея продажных и алчных адвокатов, которые «такие куши рвут, что даже евреи-железнодорожники зубами скрипят»[14]. 

При этом и Достоевский, и Щедрин не ограничивались художественным осмеянием адвокатуры, а выступали в 70-е го­ды как публицисты против ее отдельных ошибок и от­дельных же представителей (даже из числа самых авторитет­ных), когда эти последние соглашались защищать людей с репутацией, сомнительной в глазах общества.

Революционеры до конца 70-х годов тоже были предубеж­дены против адвокатуры, считая ее полностью зависимой от судебных властей, послушной им и, в конечном счете, выгод­ной (особенно на политических процессах) не столько для об­виняемых, сколько для обвинителей, как чисто формальное прикрытие беззакония. С этой позиции редакция газеты «Ра­ботник» в 1875 г. разоблачала «пошлость защитительных речей наших доморощенных Гамбетт и Жюль-Фавров - Спасовичей, Утиных, Урусовых и К⁰»[15].

 Итак, первым русским адвокатам довелось не только изыскивать возможности для действенной политической за­щиты в жестких рамках самодержавного «правосудия», но и преодолевать  недоверие, которым окружали их буквально все слои общества. При этом власть, естественно, учитывала и старалась использовать отношение общества к адвокату­ре. 

Корифеи адвокатуры многое делали тогда для того, чтобы склонить передовое общественное мнение на свою сторону. Некоторые из адвокатов, несмотря на занятость, принимали у себя учащуюся молодежь, помогали ей советами.   К числу таких  адвокатов можно отнести Утина, Спасовича, Герарда, Люстига, Потехина, Ольхина. 31 октября 1877 г. 16 петербург­ских адвокатов вместе с другими представителями либераль­ной интеллигенции (издатель М. М. Стасюлевич, журналист B. Ф. Корш и др.) заключили договор «товарищества на вере» об   издании   ежедневной  газеты   «Северный вестник». По этому договору присяжный поверенный Е. В. Корш  (сын B. Ф. Корша) стал «ответственным полным товарищем», издателем газеты, а все остальные – вкладчиками. В число вкладчиков вошли В. Д. Спасович, К. К. Арсеньев, В. Н. Герард, А. М. Унковский, В. И. Танеев, П. А. Потехин, Г. В. Бардовский, А. Я. Пассовер, Е. И. Утин, А. А. Герке, К. Ф. Хартулари. «Газета права, политики и литературы», как определили профиль «неверного вестника» адвокаты, выходила недолго: уже 6 апреля 1878 г. царизм закрыл ее. Но за 5 месяцев своего существования она успела поднять и правовое (а также поли­тическое) сознание своих читателей, и авторитет отечествен­ной адвокатуры, за что, собственно, и была закрыта.

Кстати, через два десятилетия, в 1898 г. адвокаты Петер­бурга по аналогичному договору «товарищества на вере» на­ладили издание юридического и политического еженедельни­ка «Право», который выходил 19 лет и сыграл выдающуюся роль в распространении объективной информации о полити­ческой и правовой обстановке в стране, об адвокатуре вообще и ее выступлениях на политических процессах, в частности. В состав пайщиков этой газеты вошди все светила петер­бургской адвокатуры: Герард, Люстиг, Карабчевский, Ми­ронов, Пассовер, Потехин.

Главное же, адвокатура завоевала признание обществен­ности и печати своими выступлениями на больших полити­ческих процессах 1877 – 1878 гг. (участников Казанской демон­страции, «50-ти», «193-х») и по делу Веры Засулич. После этих процессов авторитет адвокатуры, как мы увидим далее, не­обычайно возрос. Нападки на нее в обществе и в печати  прекратились. Правда, писатели-беллетристы (включая классиков) про­должали изображать адвокатов в традициях Достоевского и Щедрина – сатирически, уничижительно, зло. Но таких писателей стало гораздо меньше, если не считать деятелей так называемой «антинигилистической литературы», которые настойчиво разобла­чали адвокатуру как явление отталкивающее, ущербное, вред­ное, не касаясь, однако, ни в малейшей степени ее участия в политических процессах. С другой стороны, и в художественную литературу начали входить положительные образы адвокатов.

Очень сочувственно, по материалам и личным впечатлени­ям от судебных процессов над революционерами 70 – 80-х годов описано выступление группы адвокатов на политичес­ком процессе в повести С. В. Ковалевской «Нигилистка» (1892): «Не легкое дело быть защитником в политическом процессе. Но к чести адвокатского сословия надо сказать, что в его среде всегда находились люди, достаточно великодушные, чтобы отдать себя в распоряжение обвиняемых без всякой даже надежды на вознаграждение. Так было и в данном слу­чае... Они и не думали о том, чтобы выгородить своих клиен­тов, отрицая всякое их участие в революционном движении. Они довольствовались тем, что рисовали в самом выгодном свете мотивы их действий, развивали смелые теории и нередко позволяли себе выражения, которые были бы немыслимы во всяком ином процессе, кроме политического. Председатель суда не раз пробовал прерывать их. Но все усилия его были тщетны: минуту спустя они возвращались к прежнему и вы­сказывали мысли, еще более смелые и решительные»[16].

Публицистика (исключая официозную) вообще перестала критиковать адвокатуру. Более того, с конца 70-х годов ради­кальные круги общества уже не стеснялись открыто выражать адвокатуре свои симпатии.  Авторитет адвокатуры становится настолько высок, что в нее вступают прогрессивно мыслящие и разносторонне ода­ренные люди, причем иногда не юристы, а деятели науки, литературы, искусств.

История отечественной адвокатуры должным образом еще не отметила факт, который украшает ее: 16 июля 1866 г. на заседании военно-полевого суда по делу рядового Васи­лия Шабунина, оскорбившего действием офицера, выступил как защитник – единственный раз в своей жизни – Лев Толстой[17]. Его защитительная речь была строго юридической, но и достаточно эмоциональной (сам Лев Николаевич рас­плакался в конце ее), однако суд не внял ни доводам, ни чув­ствам защитника – солдат был расстрелян. Почти полвека спустя, в 1908 г. Толстой вспоминал: «Случай этот имел на всю мою жизнь гораздо более влияния, чем все кажущиеся более важными события жизни: потеря или поправление со­стояния, успехи или неуспехи в литературе, даже потеря близ­ких людей»[18].

Общеизвестен, но до конца еще не исследован другой феномен, вписанный в историю российской адвокатуры, – деятельность В. И. Ленина как адвоката. По окончании (экстер­ном) юридического факультета Петербургского университета Ленин 30 января 1892 г. был зачислен в корпорацию адвока­тов по Самарскому округу помощником присяжного поверен­ного А. Н. Хардина и за 1892 – 1893 годы провел на Самарщине 19 защит по уголовным и гражданским делам (почти исключительно крестьян и рабочих)[19]. В. К. Шелагинов недавно устано­вил, что в Петербурге Ленин (уже в качестве помощника при­сяжного поверенного М. Ф. Волькенштейна) вел, «по преиму­ществу, увечные дела рабочих» и - первым в России – стал давать бесплатные юридические консультации для рабочих (только для них). Адвокатскими делами Ленин занимался и позднее, в сибирской ссылке 1897 – 1899 гг.

Очень многие адвокаты имели плодотворные личные (а то и родственные) связи во всех сферах отечественной куль­туры. Широтой таких связей особенно выделялись Д. В. Ста­сов, Н. П. Карабчевский, В. И. Танеев, Ф. Н. Плевако, Л. А. Куперник.

Дмитрий Васильевич Стасов пользовался уважением и влиянием в художественном мире отчасти благодаря своему брату Владимиру Васильевичу Стасову. Братья были очень дружны. Но Д. В. Стасов и сам по себе имел разносторонние интересы и дарования. Он был одним из основателей Петербургской консерватории и Общества помощи литераторам и ученым, Русского музы­кального общества и женского Медицинского института в Петербурге, собрал ценную коллекцию произведений русских художников («Тройка» В. Г. Перова, «Осужденный» В. Е. Ма­ковского, портреты И. Е. Репина, И. Н. Крамского, В. А. Серо­ва, бюсты М. М. Антокольского и др.). Крупнейшие мастера русской живописи и музыки были его друзьями. М. И. Глинка называл его за большой рост «мой любезный великан». В доме Д.В. Стасова на Фурштадтской улице в Петербурге (ныне улица Петра Лаврова, 20) каждый четверг собирались на музыкальные вечера М. П. Мусоргский и А. П. Бородин, А. Г. Рубинштейн и М. А. Балакирев, А. К. Лядов и А. К. Гла­зунов, известные певцы, скрипачи, пианисты.

Еще большим размахом, граничившим с помпезностью, отличались театральные вечера, которые устраивал                                 Н. П. Карабчевский в своем особняке на Знаменской улице Петербурга. Этот особняк, воздвигнутый еще знаме­нитым В. В. Растрелли, Карабчевский получил в приданое, когда женился в 1904 г. на дочери миллионера К. А. Варгунина. Раз в год друзья Карабчевского артисты да­вали концерт в пользу одного из благотворительных учреж­дений. Посетители платили огромные деньги за билеты, так как могли увидеть в необычайной, часто шутливой программе всех знаменитостей города. Этому вечеру-концерту предшествовали репетиции. По субботам собирались артисты всех направлений. 

В. И. Танеев собирал широкий круг своих друзей – уче­ных, писателей, мастеров искусств — на ежемесячные обеды, но уже не у себя дома, а в московском ресторане «Эрмитаж». Здесь по ходу застолья велись и живые дискуссии на разные (вклю­чая политически злободневные) темы. Постоянными участ­никами этих обедов были корифеи науки, литературы, театра, музыки.  Часто бывали здесь М. Е. Салтыков-Щедрин, П. И. Чайковский и брат адвоката С. И. Танеев, иногда –  И. С. Тургенев[20].

Ф. Н. Плевако  не устраивал регулярных встреч, но время от времени мог организовать и концерт, мало уступавший тем, что славились у Карабчевского, и обед, несравненно грандиознее танеевских обедов. В круг его друзей и близких знако­мых входили десятки художников и артистов, среди них — Б. И. Суриков, М. А. Врубель, К. А. Коровин, К. С. Станислав­ский, Ф. И. Шаляпин.

Л. А. Купернику, который последние 28 лет своей жизни, с 1877 по 1905 г., прожил в Одессе и Киеве, труд­нее было, чем Стасову или Плевако, поддерживать личные связи с деятелями отечественной культуры, жившими пре­имущественно в столицах. Тем не менее он не только перепи­сывался, но и часто встречался и с П. И. Чайковским, и с Н. Г. Рубинштейном, и с Ф. И. Шаляпиным, а в своем киев­ском доме охотно и щедро принимал, кроме наезжавших сто­личных знаменитостей, местную артистическую молодежь[21].

Активно были связаны с художественным миром и  многие другие адвокаты.  Все это помогало адвокатуре утвердиться в национальном сознании как институту не только разумному и полезному, но и привлекательному, обрести доверие и симпатии разных сло­ев общества. Еще выше поднимала общественную репутацию адвокатуры ее нараставшая политическая активность, которая проявлялась главным образом, конечно, в защитительных вы­ступлениях адвокатов перед царским судом, но, кроме того, и во внесудебных, просто гуманных или оппозиционных, даже антиправительственных акциях.

Политический, антиправительственный характер обрета­ли в 70 – 90-е годы многие из застольных речей В. Д. Спасовича на ежегодных собраниях корпорации адвокатов Петербур­га. В этих речах Спасович открыто провозглашал: «Всех нас давит одинаково толстый слой всемогущей бюрократии, иными словами — у нас царят рутина и застой»; «мы умудри­лись самый наш патриотизм сделать чем-то омерзительным; столько безобразий совершается во имя твое, святая Родина, что мы дошли, так сказать, до чертиков»; «все опостылело» под «нависшим сводом реакции»; необходимо, чтобы, «во-первых, было приложено старание к примирению всех наци­ональных розней, которые кроются в недрах теперешнего по­рядка вещей, и, во-вторых, были обновлены и пересозданы все политические упреждения»[22].

С 80-х годов русские адвокаты отваживаются и на политические акции коллективного характера. В преддверии революции 1905 г. политическая активность адвокатуры резко возросла. Так, в числе 95 лиц, подписавших заявление на имя министра внутренних дел Д. С. Сипягина с протестом против разгона и избиения студенческой демон­страции в Петербурге 4 марта 1901 г., были – наряду с ака­демиками Н. Н. Бекетовым и А. А. Шахматовым, Н. К. Михайловским, В. В. Вересаевым и др. – девять адвокатов:            Д. В. Стасов, Н. П. Карабчевский,            В. Н. Герард, В. О. Люстиг, К. К. Арсеньев, В.В. и М. В. Беренштам, А. А. Вейнберг, Н. Н. Шнитников. Участие группы адвокатов в этой акции явилось своеоб­разной прелюдией к бурным выступлениям фактически всей российской адвокатуры в конце  1904 г.

Власти еще были заняты расследованием этого события, когда по городам страны прокатилась волна антиправитель­ственных выступлений адвокатуры с участием других слоев интеллигенции по случаю 40-летия Судебных уставов 1864 г. 20 ноября собрание 676 «представителей интеллигентных профессий» в Петербурге под председательством В. Г. Короленко приняло резолюцию с требованием, «чтобы весь госу­дарственный строй России был реорганизован на конститу­ционных началах... чтобы было немедленно созвано Учреди­тельное собрание из свободно выбранных представителей от всего населения Российского государства и чтобы немедленно же, до начала избирательного периода, была объявлена полная и безусловная амнистия по всем политическим и ре­лигиозным преступлениям». Резолюцию подписали, наряду с литераторами  и деятелями искусств десятки адвокатов, в том числе Д. В. Стасов, А. Н. Тур­чанинов, Е. И. Кедрин, О. О. Грузенберг и Б. Г. Барт.

В тот же день аналогичное собрание в Москве с участи­ем 450 человек (среди них были присяжные поверен­ные П. Н. Малянтович, В. А. Маклаков, А. Р. Ледницкий, Н. М. Жданов и др.) по предложению Малянтовича и под возгласы «Долой самодержавие! Долой войну!» единогласно приняло резолюцию, которая требовала «представительного образа правления, свободы личности, мысли, слова, печати, вероисповеданий, собраний, союзов».

Даная «банкетная» кампания  была характерна и для провинции. В Саратове на банкет собрались около 700 человек, включая ад­вокатуру почти в полном ее составе. Из них 468 — подписа­ли телеграмму на имя министра юстиции с требованием «за­конодательных гарантий свободы личности, совести, слова, печати, собраний и союзов». Главными фигурами на банкете были «известные своей неблагонадежностью» присяжные по­веренные А. М. Масленников и А. А. Токарский. По данным местных властей, такие же банкеты и собрания с резолюция­ми и речами «преступного направления» прошли 20 ноября в Одессе с участием 500 человек, в Киеве (360 участников, ора­торы — присяжные поверенные: Л. А. Куперник и М. Б. Ратнер, историк И. В. Лучицкий), в Самаре (200-300 чел.), в Нижнем Новгороде (до 200 чел.), в Чернигове (120 чел.), в Смоленске и Владимире[23].

Тем временем политические демонстрации адвокатуры в честь 40-летия Судебных уставов по стране продолжались: 28 ноября – в Екатеринославе (около 300 участников, пред­седатель – А. М. Александров), 1 декабря — в Новочеркасске, 2 декабря – в Орле (более 200 человек), 3 декабря – в Ко­строме (до 300 чел.), 5 декабря – в Ростове-на-Дону (почти 600 чел.) и Харькове (около 400 чел., ораторы – Б. П. Кули­ков, Е. И. Рапп, Б. Я. Вальц)[24].

В этот период адвокатура приняла участие и в полити­ческих демонстрациях по другим поводам. Таким образом, адвокатура накануне революции 1905 г. представляла собой оппозиционно настроенную организацию по отношению к самодержавию и неправосудностью, творившеюся в этот период в стране. Здесь уместно подчеркнуть, что политическая активность адвокатов, столь живо проявившаяся уже в преддверии революции, с началом ее продолжала на­растать и привела к созданию 30 марта 1905 г. Всероссийского союза адвокатов, который объединил 2,5 тыс. присяжных по­веренных и их помощников из 64 городов Европейской Рос­сии, включая Закавказье.

К революционному движению адвокатура относилась,  естественно, не всегда и не вся одинаково. В 60-х годах ее пер­вые кадры только определялись идейно и политически.  С 70-х годов либерализм адвокатуры становится отчетли­вее, радикализм – острее, зреет тенденция к ее сближению с революционным лагерем. Более или менее влияли на это частые и близкие  личные сношения адвокатов с революционерами, дружеские и даже родственные связи.

Отчасти из родственных и дружеских, но частью из идей­ных побуждений, с целью создать в России возможно бо­лее широкий антиправительственный фронт, многие адвока­ты помогали революционерам. Формы этой помощи были разные: информация, укрывательство, денежные взносы. Уже в 1874 г. после суда над долгушинцами В. Д. Спасович и Е. И. Утин собирали пожертвования в пользу осужденных. Спасович в 1895 г. жертво­вал деньги на революционное дело. То же делали Д. В. Стасов, Г. В. Бардовский, Е. И. Кедрин, А. А. Ольхин[25]. Очень часто адвокаты брали на поруки под денеж­ный залог своих подзащитных «государственных преступни­ков» до, во время или после суда. Дома у Стасова «постоянно жили взятые им на поруки его подза­щитные» [26].

Адвокаты составляли едва ли не самую активную часть укрывателей», среди которых были люди всевозможных положений от аристократов до мелких чиновников, сочувствовавшие освободительному движению и отважившиеся скрывать у себя в случае надобности как опасных людей, так различного рода  опасные документы.

Необходимо также отметить, что российские адвокаты не только сочувствовали и содействовали освободительному движению, но и прямо участвовали в нем. В данном случае речь пой­дет не о сочувствии и содействии, а об участии адвокатуры в организациях и отдельных акциях освободительного, революционного, и либерально-демо­кратического движения.

С начала XX в., по мере того как создавались в России мас­совые политические партии, адвокаты вступали в каждую из них, но большей частью – в конституционно-демократичес­кую, которая объединяла, главным образом, буржуазную ин­теллигенцию. В первом составе ЦК этой партии из 54 человек было 10 адвокатов, в том числе такие корифеи адвокату­ры, как С. А. Муромцев, В. А. Маклаков, Н. В. Тесленко, М. Л. Мандельштам, М. М. Винавер, Ф. И. Родичев, А. Р. Ледницкий[27]. Из выдающихся адвокатов кадетами стали также К. К. Арсеньев, И. Е. Кедрин, А. М. Александров, А. А. Нико­нов. К партии октябристов, представлявшей крупную торго­во-промышленную буржуазию и помещиков, примкнули не­многие адвокаты, но среди них –             Ф. Н. Плевако, В. О. Люстиг, П. А. Потехин и Н. П. Шубинский, а присяжный пове­ренный А. В. Бобрищев-Пушкин стал даже товарищем председателя партии    (А. И. Гучкова). Не к чести адвокатуры, ряд ее деятелей оказался и в черносотенных союзах – П. Ф. Булацель, А. С. Шмаков, Г. Г. Замысловский.

Из социалистических партий больше других привлекала адвокатов партия социалистов-революционеров. В ней участ­вовали И. 3. Штейнберг (в 1918 г. нарком юстиции РСФСР), А.Ф. Керенский,     С.Е. Кальманович, Д.Г. Богров (убийца  П. А. Столыпина), Г.Д. Сидамонов-Эристов, К. Я. Загорский, Н. В. Святицкий и многие другие. Были среди адвокатов и от­коловшиеся от правого крыла эсеров народные социалисты, энесы      (А. С. Зарудный, А. А. Демьянов, В. А. Плансон) и тру­довики (П. Н. Переверзев, В. И. Лунин, Л. А. Базунов).

Десятки адвокатов (преимущественно молодых) вступали с 1903 г. в РСДРП. Меньшевиками стали Н. Д. Соколов,                           П. Н. Малянтович, А. М. Никитин (министр внутренних дел в последнем составе Временного правительства 1917 г.),                         И. Н. Мошинский (Конарский), Е. П. Гегечкори (в 1918-1921 гг. министр иностранных дел независимой республики Грузии), Г. С. Носарь (Хрусталев),      В. И. Браудо, Б. И. Алек­сандровский,              Г. И. Бердичевский, Г. Д. Георгадзе,       А. Я. Гальперн, А. Я. Вышинский (будущий прокурор-палач сталинщины, вступивший в адвокатуру помощником присяжного поверенного 8 июля 1915 г.). 

Адвокатов-большевиков было свыше 40, в т. ч. и будущие видные деятели Коммунистичес­кой партии и Советского государства[28] (перечислены наиболее известные):

Николай Николаевич Крестинский (1883 – 1938) – член Политбюро и секретарь ЦК РКП(б); Григорий Яковлевич Сокольников (Бриллиант) (1888 – 1939) – кандидат в члены Политбюро, зампред Госплана и наркомфин СССР; Вячеслав Рудольфович Менжинский (1874 – 1934) – первый советский наркомфин и второй (после Ф. Э. Дзержинского) председа­тель ОГПУ; Петр Иванович Стучка (1865 – 1932) – наркомюст и председатель Верховного суда РСФСР, глава первого совет­ского правительства Латвии (один из первых, кто предложил в первый же год после Октябрьской революции упразднить всю дореволюционную правоохранительную систему, в т.ч. и адвокатуру); Дмитрий Иванович Курский (1874 – 1932) – первый советский Генеральный прокурор и наркомюст РСФСР; Георгий Ипполитович Ломов-Оппоков (1888 – 1938) – первый советский наркомюст, зампред ВСНХ; Красиков Петр Ананьевич (1870  – 1939) – прокурор и зампред Верховного суда СССР; Михаил Иванович Васильев-Южин (1876 – 1937) – зампред Верховного суда СССР; Александр Фе­дорович Мясников (Мясникян) (1886 – 1925) – председатель СНК Армении и первый секретарь Закавказского крайкома РКП(б); Владимир Павлович Антонов-Саратовский (1884 – 1965) – наркомвнудел УССР, член Верховного суда СССР и Президиума ВЦИК; Александр Исаакович Хмельницкий (1889 – 1919) – первый наркомюст Украины; Мечислав Юльевич Козловский (1876 – 1927) –  председатель Малого Совнаркома РСФСР; Виргилий Леонович Шанцер (Марат) (1867 – 1911), Иван Адамович Саммер (1870 – 1921) и Дмитрий Семе­нович Постоловский (1876 – 1948) – члены ЦК РСДРП; Миха­ил Сергеевич Кедров (1878 – 1941) – председатель Особого от­дела ВЧК, позднее член Президиума Госплана РСФСР; Петр Александрович Лебедев (1877 – 1952) – член коллегии Верхов­ного суда СССР; Юрий Михайлович Стеклов (Невзоров) (1873 – 1941) – редактор газеты «Известия», член Президиума ВЦИК; Борис Павлович Позерн (1882 – 1939) – секретарь Ле­нинградского обкома и член ЦКК ВКП(б).

Об адвокатской деятельности большевиков (в особенности до революции 1905 г.)  почти ничего неизвестно, хотя  некоторые из них выступали защитни­ками даже на политических процессах. Главной для них была революционная работа, за которую некоторые заплатили жизнью, а многие другие – годами неволи (тюрь­мы, ссылки, каторги). Никто из них не предполагал, что после победы революции, которой они так самоотверженно служили, им доведется испытать еще более тяжкие репрессии. При Николае II погиб один Тарары­ков[29], а при Сталине только из  первого ряда – шестеро: Крестинский, Сокольников, Ломов-Оппоков, Кедров, Васи­льев-Южин, Позерн. 

Кроме того, среди более чем со­рока адвокатов-большевиков не было ни одного корифея отечест­венной адвокатуры. В других партиях (кадетов, октябристов, эсеров, энесов, трудовиков, даже меньшевиков) они были, но в малом числе и все-таки не самые крупные. Большая же   часть   наиболее   выдающихся   адвокатов – такие,   как В. Д. Спасович,             Д. В. Стасов, П. А. Александров,                  Н. П. Карабчевский,    С. А. Андреевский,    А. И. Урусов,  В. Н. Герард, А. М. Унковский, П. А. Потехин, В. И. Танеев,           А. Я. Пассовер, Е. И. Утин, Л. А. Куперник, А. Н. Турчанинов, В. И. Жуков­ский, А. Л. Боровиковский, В. О. Люстиг,        Н. К. Муравьев, О. О. Грузенберг, – принципиально отказывались от участия в каких бы то ни было политических партиях, гордясь тем, что они, как любил говорить Карабчевский, «не политики, а судебные  деятели»[30],  потому и  независимы в исполнении своего адвокатского долга и сильны.

Но даже те адвокаты, которые никогда не состояли в каких-либо партиях или организациях, тем не менее участвовали в различных акциях антиправительственного, хотя и не всегда революционного характера.  Хотя, в прямых революционных акциях разного времени участ­вовали очень многие адвокаты.

Можно считать, что не только среди корифеев (главным образом), но и во всей корпорации адвокатов преобладали люди оппозиционных по отношению к царизму воззрений, с большим разбросом от туманно либеральных до отчетли­во революционных. Адвокаты-реакционеры теряли уваже­ние и вызывали устойчивую антипатию в обществе и даже в собственной среде (например, относились с антипатией к  черносотенцу A. С. Шмакову, а                  А. В. Бобрищеву-Пушкину после его реакционной речи на процессе Г. А. Гершуни отказывались подавать руку).

Естественно, что революционеры относились к прогрес­сивным адвокатам с доверием и, пользуясь своим правом на приглашение защитников, выбирали именно таковых. Взаимоотношения подсудимых-революционеров с их ад­вокатами во время политических процессов и после них, как правило, были уважительными.

Таким образом,  участие адвокатуры в общественно-политической жизни страны можно охарактеризовать как борьбу за право существования, «за место под солнцем». За весь рассматриваемый период адвокаты  добились уважения со стороны общества, и, в первую очередь, своим участием в политических процессах, показали  профессиональное мастерство  и доказали, что адвокатура – это не «помойная яма», а адвокат – это не «обреченный на бессовестность человек». Постепенно завоеванное уважение передовой части русского общества воодушевляло адвокатов исполнять их профессиональный долг как защитников права, гуманности, справедли­вости.

 

 

§ 3 Участие адвокатуры Западной и Восточной  Сибири  в политической жизни в начале XX столетия

 

 В предыдущем параграфе  отмечалось, что  для деятельности адвокатуры в 1870 – 90-е гг., характерно активное  участие не только в политических процессах, но во внесудебных, просто гуманных или оппозиционных, даже антиправительственных акциях. Антиправительственный характер проявлялся в различных акциях адвокатов,  а в преддверии революции 1905 г. политическая активность адвокатуры резко возросла.

 Тенденция политизации деятельности адвокатуры особенно рельефно прослеживается на территории западносибирского региона. Столь долгое ожидание начала реформирования судебной системы[31], а в дальнейшем незавершенность судебных преобразований в Сибири и, в первую очередь, долгое отсутствие здесь суда присяжных, пробелы в законодательстве об адвокатуре и наличие в нем принципов, противоречащих духу Судебной реформы 1864 г.  – изначально способствовали превращению западносибирской адвокатуры в оппозиционную политическому режиму силу, мировоззрение которой в целом не выходило за пределы идей либерализма с оттенком областничества.

Сибирское областничество представляло собой общественно-политическое движение второй половины XIX – XX вв., основоположники которого Г. Н. Потанин и Н. М. Ядринцев, рассматривая Сибирь как политическую и экономическую колонию России, а сибиряков, как новую «сибирскую нацию», отстаивали идею автономии сибирского региона. К началу ХХ века это мнение поддерживает большая часть представителей научных и творческих кругов, преподаватели Томского университета и Технологического института, судебные чиновники и поверенные, которые в ультимативной форме требовали от правительства автономии. Известный представитель областнического движения Р. Л. Вейсман был томским присяжным поверенным и, по сути дела,  основателем его правовых основ. Все чрезвычайно разнообразные требования областников он обобщил и свел к двум главным пунктам: уравнение Сибири в правах на правосудие с метрополией и внесение в процессуальное и материальное право, действующее на территории сибирского региона, начал индивидуализации правовых норм, вытекающих из особенностей условий жизни этого региона.

1904 – 1905 гг. отмечены радикализацией политических воззрений сибирских адвокатов. Помимо общего роста революционных настроений в российском обществе на возникновение данной тенденции повлияло осознание присяжными поверенными тщетности своих усилий по продвижению мероприятий Судебной реформы в регионе.

Типичным примером радикализации общественных настроений являлась так называемая «банкетная кампания» 1904 –1905 гг., непосредственное участие в которой приняли представители западносибирской адвокатуры.

Истоки банкетной кампании восходят к планам «Союза освобождения» – нелегальной либеральной организации, из которой впоследствии, как известно, выросла партия конституционалистов-
демократов. 8 октября 1904 г. на заседании Совета «Союза освобождения» был решен вопрос о сроке начала кампании. Смысл ее заключался в проведении легальных собраний представителей провинциальной и столичной интеллигенции, земского движения, на которых предполагалось объявить политические требования либеральной оппозиции.  Начаться акция должна была после земского съезда, запланированного на ноябрь 1904 г.: решение об этом было окончательно закреплено на втором съезде «Союза освобождения»(20-22 октября 1904 г.)[32].

Примечательно, что непосредственным поводом для банкетной кампании был определен юбилей Судебных Уставов – 20 ноября 1904 г., когда исполнялось 40 лет их введения в России. В этот день во многих российских городах прошли либеральные «банкеты». Как показал в своей работе Т. Эммонс, «банкетная кампания» конца 1904 – начала 1905 гг. прошлась по 34 крупным городам России (Петербург, Москва, Екатеринославль, Новочеркасск, Орел, Кострома, Ростов-на-Дону, Харьков и т. д.) [33] и в ходе нее произошло более 120 банкетов и собраний[34].

Таким образом, «банкет-митинг», состоявшийся в Томске 12 января 1905 г., являлся не исключением, а достаточно распространенным явлением для городов, имевших высшие учебные заведения, проявлением легальной оппозиционной кампании, продолжавшейся вплоть до середины января. Тем не менее, он имел свои характерные особенности, главными из которых являлись радикализм идеологических установок участников собрания и использование в качестве достаточно невинного их прикрытия идей областничества.

Томский «банкет» был приурочен к празднованию университетского праздника Татьянина дня – открытия старейшего в России Московского университета[35]. В мероприятии приняли участие около 400 человек, среди которых были западносибирские адвокаты: А. М. Головачев,               Р. Л. Вейсман,  Е. Д. Лури, А. А. Кийков и др., представители областнического движения, литераторы, доценты, а также студенты Томского императорского университета и Технологического института.

 С самого начала собрание приобрело ярко выраженную антиправительственную направленность[36], а либеральные идеи трансформировались в экстремистские лозунги радикальной оппозиции: «наша задача в ниспровержении монархии и достижении полной свободы народа»; «наша сила в плотной организации революционного союза, которую мы можем противопоставить правительству»;  «нужно воспользоваться настоящим благоприятным моментом и добиваться следующего: 1) всеобщей уличной демонстрации в Томске; 2) восстаний по всей линии Сибирской железной дороги; 3) образования Сибирского революционного отдела».      

Во время выступлений ораторов был организован сбор средств на борьбу, побеги и помощь ссыльным, распространялись прокламации революционного содержания[37].

Либеральные идеи, звучавшие на данном собрании, полностью совпадали  с резолюциями по итогам «банкетов» в других городах[38].

В реальности данные «банкетные» кампании могли служить одной цели – дальнейшей эскалации революционных настроений,  как на уровне европейской России, так и в Западной Сибири, не просто путем распространения умеренных воззрений, а путем консолидации радикально – революционных идей с либеральными.

Отличительной особенностью политической деятельности западносибирской адвокатуры в период революционных событий 1905 – 1907 гг. стала их первая практика защиты по политическим делам. Газета «Сибирские вопросы» в 1909 г., давая оценку деятельности присяжных поверенных и политических процессов, писала: «Суду при всем его искреннем желании угодить министру не удалось натянуть по политическим обвинениям более 50-60% обвинительных приговоров»[39].

Заметим, что в Западной Сибири также как и в империи в целом, адвокат, приняв участие в политическом процессе, автоматически становился политически неблагонадежным. В 1905 – 1906 гг. Томскому губернатору регулярно докладывалось о политически неблагонадежных адвокатах:  П. В. Вологодский, С. А. Арцишевский,  Н. А. Якушов и др. Тем не менее, взять адвокатов «в ежовые рукавицы» властям было не по силам, поскольку это неизбежно привело бы к еще большему возмущению общественности. Дело в том, что подавляющее большинство адвокатов были хорошо известными в регионе общественными деятелями. Присяжные поверенные  Западной Сибири  активно участвовали в мероприятиях, проводимых в Томским юридическим обществом, где вместе с профессурой юридического факультета университета обсуждали многие вопросы правового характера, проявляли законодательную инициативу не только на губернском уровне, участвовали в движениях по ликвидации безграмотности, состояли членами комитета общественной помощи голодающим,  обществ по изучению Сибири и оказанию помощи приютам.

Для присяжных поверенных Восточной Сибири  также характерно активное участие  в политической жизни как региона, так и страны в целом. Представители присяжной адвокатуры Восточной Сибири отлично понимали, что  бороться с произволом и несовершенством законов возможно не столько частичным преобразованием законодательства, сколько  проведением целого ряда демократических преобразований, таких как: всеобщее, равное, прямое избирательное право, свобода совести,  печати, слова, неприкосновенность прав личности.

Зачастую  на общественных собраниях, банкетах и вечерах  присяжные поверенные выступали с радикальными речами, критикующими действия правительства.

Революционные события 1905 г. не могли не отразиться на политизации присяжной адвокатуры Восточной Сибири, результатом этого явилось образование различных движений, союзов, где единственной целью было  добиться демократического устройства страны и соблюдения демократических прав.

В мае 1905 г. на всероссийском съезде присяжных поверенных был учрежден союз адвокатов с целью объединения общественно- профессиональной деятельности адвокатов и достижения политического освобождения России на началах демократической конституции. Союз обратился ко всем представителям местной адвокатуры объединиться с целью решить  поставленные задачи путем  всеобщей забастовки. На собрании 15 октября иркутские присяжные поверенные  и их помощники решили присоединиться к забастовке, было составлено обращение к судьям, следователям и нотариусам с призывом присоединиться к забастовке.

16 октября забастовка охватила весь город. В данном эпизоде следует отметить активные действия одного из присяжных поверенных Восточной Сибири А. А. Карелина, который принадлежал к партии социалистов-революционеров[40], принимал активное участие в революции 1905 г., призывал к установлению демократической республики с неотъемлемыми правами человека и гражданина.

Помимо Карелина в данной забастовке активно принимали участи такие присяжные поверенные Восточной Сибири как: Г. Б. Патушинский, И. С. Фатеев, В. А. Харламов, Г. П. Устюжанинов,       Л. С. Шапиро, А. В. Тарасов, Б. С. Орнштейн и др., большинство из которых являлись политически «неблагонадежными».

19 октября 1905 г. Г. П. Устюжанинов  в составе бюро собрания служащих и учителей, призывал к установлению конституционной монархии, прогрессивного избирательного права и т. д. В тот же день он вместе И. С. Фатеевым были арестованы как наиболее  опасные преступники, 21 октября были арестованы Л. С. Шапиро, А. А. Карелин, А. В. Тарасов, Г. Б. Патушинский, однако вскоре они были освобождены в связи с принятием манифеста от 17 октября. С завершением всеобщей забастовки 24 октября  1905 г. присяжные поверенные Восточной Сибири прекратили свою деятельность. Однако забастовочный комитет не прекратил своего существования. Так, 11 ноября состоялось собрание (непосредственное участие в нем приняли И. С. Фатеев, Г. П. Устюжанинов, Б. С. Орнштейн),  где на повестке дня был вопрос об организации выборов в городскую думу на началах прямого, тайного и равного голосования. Собрание было разогнано, все трое присяжных поверенных арестованы. Следствие по данному делу продолжалось до 1914 г., и 14 мая состоялось слушание о «Союзе союзов», по которому И. С. Фатееву,  Б. С. Орнштейну, Л. С. Шапиро вместе с другими подсудимыми вменялось в вину участие в забастовочном комитете[41]. Благодаря работе их коллег М. С. Стравинского, М. А. Кроля, Н. П. Каретникова, А. С. Серегина, а также приезжего П. Н. Переверзева (СПб) они были оправданы ввиду отсутствия в их действиях состава преступления.

После событий 1905 – 1906 гг.  многие присяжные поверенные Восточной Сибири самоустранились от политической жизни и занялись исключительно  профессиональной деятельностью. Однако активное меньшинство продолжало участвовать в политической жизни региона. Прежде всего, это выразилось в создании местных отделов Конституционно-демократической партии (Партии Народной Свободы). Первая группа партии кадетов была образована в Красноярске. Создание иркутского отдела партии кадетов пришлось на 10 мая 1906 г., в члены партии вступило много присяжных поверенных  и их помощников, в том числе   Б. С. Орнштейн, Л. С. Шапиро, В. В. Косенко и И. С. Фатеев[42].

Присяжные поверенные Западной Сибири также вступали в различные политические партии и занимались политической деятельностью. При этом далеко не все из них оказались в рядах либералов. Так, томский поверенный Н. А. Якушов, представлял РСДРП(б) и участвовал во всех ее мероприятиях, в то время как помощник тобольского присяжного поверенного А. Н. Конюхович, в 1914 – 1916 годы, входивший в число доверенных лиц Г. Распутина, являлся членом Союза Русского народа.

Историки до сих пор не могут определиться с партийной принадлежностью томского присяжного поверенного                            П. В. Вологодского. В Томске он вместе со ссыльными народниками С. П. Швецовым и А. Н. Шипициным принимает участие в создании нелегальной эсеровской организации. По утверждению исследователя М. В Шиловского, на протяжении всего периода революции 1905 –1907 гг. П. В. Вологодский оставался активным членом ПСР и  одним из руководителей ее томской организации. В дальнейшем участие П. В. Вологодского в работе эсеровской партии фактически прекращается. Кроме того, к  ПСР принадлежал  один из наиболее активных защитников идей областничества присяжный поверенный М. Б. Шатилов.

В 1907-1914 г.г. успешно занимался политической деятельностью западносибирский присяжный поверенный                 А. М. Головачев, который от партии кадетов вошел в состав депутатов губернского земского собрания. Следует при этом отметить, что, несмотря на сказанное выше, большая часть сибирских адвокатов была аполитична и принципиально отказывалась от участия в политических партиях.

Период политической стабилизации, последовавший вслед за революционными событиями, наложил свой отпечаток на общественную деятельность адвокатуры, ее политическое лицо. С этого момента уже можно говорить о начале нового этапа социальной активности присяжной адвокатуры, отказавшейся от революционного экстремизма и сделавшей ставку на легитимные формы политической борьбы.

Рост патриотических настроений в среде адвокатуры и ее некоторая самоустраненность в период I мировой войны от непосредственного участия в политической борьбе на протяжении достаточно длительного периода привела к тому, что февральские революционные события начались фактически без участия адвокатов. Однако некоторая их растерянность в первые дни после свержения самодержавия вскоре сменилась бурной политической деятельностью. После Февральской буржуазной революции большинство присяжных поверенных поддержало Временное правительство. Некоторые присяжные поверенные приняли участие в местных учреждениях Временного правительства.

Благодаря их участию новое дыхание обретают идеи областничества. В 1917 г. адвокат эсер М. Б. Шатилов был назначен помощником томского губернского комиссара Временного правительства, он редактировал газету «Голос свободы», а 18 мая 1917 г. на первой сессии Томского Губернского народного собрания был избран одним из членов Исполнительного комитета. Именно он организовал особую комиссию по областному самоуправлению, внес предложение о созыве общесибирского съезда по вопросу о сибирской автономии.

Одной из самых серьезных фигур в политической жизни Сибири становится тобольский адвокат В. Н. Пигнатти. Близкий знакомый      А. Ф. Керенского, уже в марте он становится губернским комиссаром и фактически возглавляет всю тобольскую администрацию.

Представители адвокатской корпорации активно участвуют в деятельности политических партий, движений и объединений, принимают самое непосредственное участие в работе разного рода комиссий по пересмотру Судебных Уставов 1864 г., под руководством нового министра юстиции   А. Ф. Керенского активно взаимодействуют с комиссарами Временного правительства в сфере реорганизации судебной системы России. 

Таким образом,  анализ общественно-политической деятельности сибирской адвокатуры с момента начала реализации на территории региона мероприятий Судебной реформы, свидетельствует о том, что, несмотря на постепенную трансформацию средств и приемов политической борьбы, она всегда выступала одной из наиболее влиятельных политических сил, обеспечивающих демократизацию системы местного управления и сибирского судоустройства. Кроме того,  если присяжная адвокатура европейской части России была вынуждена добиваться своего признания со стороны общества с момента проведения Судебной реформы (1864 – 66 годы) и, в первую очередь, их деятельность была направлена  на участие в политических процессах, то общественно- политическая деятельность адвокатуры Сибири изначально была направлена на реализацию судебной реформы в Сибири (1896 г.), затем на реформирование законодательства об адвокатуре. Помимо этого, ее политическая деятельность в период  назревшей революционной обстановки в стране параллельно пересекалась с участием  в областническом движении региона как одной из главной задач, связанной с автономией Сибири и уничтожением статуса «полуколонии».