«Задачи по международному частному праву»

Взгляды Р. Иеринга на государство и право /

Завьялов, Ю. С.
 

Прошло уже более трех четвертей века со дня смерти видного представителя немецкой правовой теории, основателя «юриспруденции интересов» Р. Иеринга (1818—1892 гг.), но его правовые воззрения все еще оказывают влияние на развитие буржуазной правовой мысли. Об этом, в частности, свидетельствуют произведения главы американской социологической юриспруденции Р. Паунда,[1] а также работы ряда западногерманских ученых.[2] Да и сам факт издания в 1965 г. в ФРГ одной из книг Иеринга[3] подтверждает неослабевающее внимание буржуазных правоведов к его идеям. Сказанное, а вместе с тем и то обстоятельство, что учение Иеринга не получило полного раскрытия в советской юридической литературе, побудило нас обратиться к критическому анализу его идей.[4]

В советской юридической литературе правовая концепция Иеринга рассматривается, по крайней мере, двояко: как реалистическая теория права[5] и как одна из разновидностей буржуазных социологических концепций.[6] Сам Иеринг считал свое учение реалистическим.[7] Право, по его взгляду, есть проявление силы и возникает не в результате мирного развития национального духа, как это пыталась представить историческая школа права, а в результате напряженной борьбы индивидов за

107

обеспечение собственного существования. Иеринг движущим мотивом человеческой деятельности признавал эгоистический интерес (пользу, благо, выгоду), обеспечению и защите которого должно служить право. Такой постулат вплотную смыкается с философией прагматизма,[8] поэтому учение Иеринга о праве можно именовать социолого-прагматическим и считать одной из разновидностей общего социологического направления в буржуазной правовой науке. Видимо, не случайно американская социологическая юриспруденция, которая покоится на прагматической философии, так много заимствовала из идейного наследия основоположника юриспруденции интересов.[9]

Учение Иеринга, основным положением которого является обоснование связи интересов с правом, зависимости возникновения права от борьбы людей за свои интересы, знаменовало собой новый этап в развитии буржуазного правоведения. Оно было переходом от юридического позитивизма к социологическому изучению права и содержало поэтому некоторые положительные моменты, в частности указание на то, что возникновение и развитие права обусловлено борьбой людей за свои интересы, их потребностью в защите собственных интересов. Правда, Иеринг ограничился общими рассуждениями и не сказал, интересами какого класса обусловлено возникновение права. Но по тем временам для буржуазных юристов и это было открытием.

Развитие основных идей Иеринга приходится на вторую половину XIX в., когда были изданы его «Der Zweck im Recht» и «Der Kampf urns Recht». Это был период интенсивного подъема капиталистической промышленности, возрастания роли банков, трестов, синдикатов, картелей, прибирающих к своим рукам все главные отрасли экономики. Идеологи крепнущей в экономическом и политическом отношении буржуазии отражают в своих теориях происходящие социальные изменения. В учениях о государстве и праве начинают доминировать идеи, восхваляющие силу. На арену общественной борьбы все больше выдвигается экономический интерес буржуа, который требует своего удовлетворения и теоретического обоснования, а также защиты со стороны государства и права.

В этих условиях Иеринг со своей теорией о праве как защищенном интересе выступил сторонником возвышения государственной власти. Промышленный капитал в сферу своего влияния втягивал все большую и большую массу производительных сил, посредством чего обеспечивалось постоянное приращение прибавочной стоимости. В результате такой тенденции крупному капиталу подчиняются мелкие и средние собственники, имущество последних часто экспроприируется, иногда даже без соответствующего вознаграждения. Но «смотреть на экспроприацию, — пишет Иеринг, — как на захват собственности, как на ненормальность, противоречащую идее ее, значит совершенно не понимать значения экспроприации».[10] Не может быть сомнений в том, кому на пользу были такие высказывания.

В основе учения Иеринга лежат философские посылки, которые характеризуются отсутствием единого принципиального подхода к явле-

108

ниям природы и общества. Он полагает, что в природе действует закон причинности, закон механического свойства, в обществе — целевой закон, закон психологического свойства, который гласит: «нет хотения, нет деяния без цели».[11] «Хотение», по Иерингу, есть внутренний процесс образования воли, не подчиненный закону причинности. Основанием этому процессу служит не причина, а цель. Последняя не раскрывается Иерингом, но зато его трактовка воли позволяет сделать вывод, что он стоит на идеалистических позициях. Считая внутренней стадией проявления воли способность к представлению, он пишет, что причина возникновения представления, а также возможность первого побуждения к деянию обусловлена данной индивидуальностью субъекта и в индивидуальности субъекта заложено главное основание побуждения к действию.[12]

Закон причинности, проявляющийся в природе, по Иерингу, не имеет никакой власти над волей. По отношению к природе воля сво­бодна, не подчинена ее законам, она (воля) определяется лишь своим целевым законом и понимается как способность к собственной причинности, существующей независимо от явлений внешнего мира. «Воля, — говорит Иеринг, — должна быть признана поистине творческой, т. е. из самой себя зиждущей силой в мире — такова она в боге, такова, по подобию его, в человеке... Двигателем этой силы представляется цель»,[13]причина которой — в самом субъекте.[14]

В этих рассуждениях Иеринг допускает две ошибки. Во-первых, причины цели находятся не в самом субъекте, а в объективном мире. Человеку только кажется, «что его цели вне мира взяты, от мира независимы („свобода")».[15]Во-вторых, он возводит непроходимую стену между природой и обществом и отрицает тот факт, что в обществе также действуют законы независимо от воли и сознания людей. И это в то время, когда здание материализма было окончательно выстроено к законы материалистической диалектики К. Марксом и Ф. Энгельсом были распространены на историю, когда идеализм был изгнан из своего последнего убежища, из понимания общественного развития и был найден путь для объяснения сознания людей из их бытия, а не бытия из их сознания.[16]

Истолковав происхождение воли и цели с позиций субъективного идеализма, Иеринг переходит к выяснению факторов, обусловливающих человеческую деятельность. Сначала он обращается к цели природы, главной задачей которой является-де поддержание и сохранение человеческой жизни. «Природа, — пишет Иеринг, — желает, чтобы человечество существовало».[17] Самосохранение и поддержание человеческого рода Иеринг считает необходимыми условиями для достижения цели природы, и природа вербует человека для своих целей, затронув в нем его собственный интерес, который, по плану природы, заключается для человека в получении наслаждения и в устранении страдания. Посред-

109

ством этих чувств природа вынуждает людей идти по надлежащему пути, ими связывает она человеческие интересы с собственными целями.[18] Так, телеологизм приводит Иеринга, пользуясь выражением Ф. Энгельса, «к сознательно мыслящей и сознательно действующей природе...».[19]

Все цели человеческого существования Иеринг делит на две группы: цели индивида и цели общества. Первые — те, при которых, личность имеет в виду исключительно самое себя. Это эгоистические цели индивида для поддержания собственной жизни. Цели второго рода названы Иерингом общественными. Деятельность индивида для достижения этих целей именуется им социальной.[20] По Иерингу, она имеет место, во-первых, в результате осознания субъектом этического назначения бытия, т. е. осознания того, что бытие существует не только для субъекта, но и для служения человечеству; во-вторых, в результате сознательного самоотречения[21] индивида на благо общества.

Признавая основным мотивом человеческой деятельности эгоизм,[22] Иеринг считал, что, достигая эгоистические цели, тот или иной индивид одновременно своей деятельностью способствует удовлетворению некоторых потребностей других членов общества и этим самым содействует достижению целей общества, направленных на поддержание жизни индивидов.

Таким образом, социальная деятельность, направленная на достижение целей общества, по Иерингу, обеспечивается двумя факторами (он их называет двигателями социальной деятельности) — эгоизмом и самоотречением. Но цели общества для индивидов, действующих в своих интересах, имеют второстепенное значение, а потому деятельность каждого собственника исключительно ради своего интереса могла привести и приводила к нежелательным для общества последствиям. Иеринг пытался указать способ преодоления такого противоречия. Этим объясняется его призыв к самоограничению эгоизма, самоотречению индивидов и к этическому осознанию бытия, что, по мнению Иеринга, могло содействовать достижению целей общества и каждого отдельного индивида. Но этот призыв не мог избавить капиталистическое общество от всех бед, его преследующих. Периодические кризисы, безработица, постоянные разорения мелких и средних собственников — все это — результат внутренней логики развития капитализма. А развитие капитализма таково, что оно ведет к уничтожению мелкого производства и накоплению огромного богатства в руках немногих. Несмотря на это, регулирование производства по-прежнему происходит посредством стихийно действующего закона стоимости.[23]

Одним из противоречий капиталистического общества является также постоянная борьба между индивидами за свои интересы. Она порождена разобщенностью интересов, что вызвано разделением труда и господством частной собственности. «Дело в том, что как только появляется разделение труда, каждый приобретает свой определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти...».[24]

Следовательно, суть вопроса состоит не в том, что думает тот или

110

иной индивид о своей деятельности (противоречит она целям общества или нет) и целях общества, как это полагает Иеринг, а в том, что согласно своему историческому общественному бытию он вынужден предпринимать.[25] Ясно поэтому, что призыв Иеринга к самоограничению эгоизма и самоотречению в условиях капитализма не может достичь цели. К. Маркс не случайно писал, что речь может вестись о лицах лишь в пределах экономических категорий, олицетворением которых они являются.[26]

Заставить эгоистического индивида действовать в направлении целей общества Иеринг считал возможным двумя средствами: вознаграждением и принуждением (наказанием).[27] Вознаграждение осуществляется в сфере гражданского оборота, наказание — государством. В основе вознаграждения лежит возмездность услуг, оказываемых друг другу участниками гражданского оборота. Возмездное вознаграждение составляет сущность гражданского оборота, функционирующего в двух основных формах: мены, основывающейся на различии интересов,2 и товарищества, основывающегося на[28]тождестве взаимных интересов.[29] Обе формы оборота возмездны: в первой — за услугу предоставляется эквивалент, во второй — сотрудничество вознаграждается облегчением достижения собственного интереса участников товарищества. Оборот осуществляется сам по себе и столкновение различных интересов непосредственно уравновешивается свободной конкуренцией, которая и является общественным саморегулятором эгоизма.[30] Здесь налицо капиталистические отношения частной собственности, существование которых Иеринг оправдывал всем своим учением.

После исследования общественных отношений и факторов, вызывающих социальную деятельность индивидов, Иеринг переходит к анализу происхождения, функций и социального назначения права и государства, которые, как он полагал, должны обеспечить спокойное, без всяких потрясений, существование и функционирование современного ему общественного порядка. Но в понимании сути и этих социальных явлений Иеринг далек от истины.

С того момента, когда природа перестала доставлять без усилий со стороны человека, пишет Иеринг, достаточное количество средств для поддержания его жизни, возник первый человеческий мотив, направленный на приобретение имущества с целью обеспечения его собственного существования.[31] Жизнь и имущество обусловливают возникновение права,[32] без которого «нет обеспечения ни для жизни, ни для имущества».[33] Так, право, вопреки действительному процессу его возникновения, по Иерингу, вытекает из природы человека и вещей. Гарантом права представлена сила индивида, посредством которой он при столкновении с себе подобными решал исход борьбы в свою пользу благодаря физическому превосходству. И только на высших ступенях человеческого развития право, утверждает Иеринг, есть верно понятая политика власти,[34] своего рода опыт, который учит правильному применению силы

111

и власти.[35] Тогда право охраняется посредством силы, превосходящей каждого отдельного индивида, а именно — государственной властью.[36] Несостоятельность такого объяснения права очевидна. К тому времени, когда Иеринг развивал свои взгляды, уже с естественнонаучной точностью было установлено, что право, как и государство, есть продукт непримиримых классовых противоречий.

Касаясь социального назначения и функций права, Иеринг исходит из признания того, что важнейшим двигателем человеческих поступков является эгоизм, который необходимо поставить на службу обществу. Добиться этого можно двумя средствами: вознаграждением и принуждением. Для осуществления принуждения и функционирует право. Оно необходимо для обеспечения обязательств в гражданском обороте[37] и условий существования всего общества.[38] Право позволяет, по мнению Иеринга, внести известный порядок и этим самым гарантировать расчетливому эгоизму практический успех и одновременно обеспечить интересы общества.

Несостоятельность представлений Иеринга о праве видна в его дефинициях. В соответствии с одной из них право — «совокупность действующих в государстве принудительных норм».[39] Иеринг подчеркивает, что такое определение включает в себя два момента: норму и осуществление ее посредством принуждения.[40] Но правильно характеризуя некоторые стороны, свойственные такому многогранному социальному явлению, как право, он не раскрыл его сущности, ибо всерьез считал, что норма есть только результат опыта человеческих отношений и появление с обусловлено лишь способностью, заменяя индивидуальные веления власти, приносить значительные выгоды эгоизму, заключающиеся в экономии силы, облегчении труда и пр. Выгоды эти стольже очевидны, что они побуждают государственную власть менее совершенную форму индивидуального предписания заменить абстрактной нормой и этим самым заставить эгоизм «вступить на путь права». «Таким прогрессом обусловлено возникновение понятия о норме права»,[41] — утверждал Иеринг.

Марксистско-ленинская теория не отрицает, что норма права возникла в связи с потребностью охватить единым правилом повторяющиеся изо дня в день акты производства, обмена и потребления. Но она не ограничивается этим, а идет дальше и доказывает, что правовая норма есть правило, выражающее волю господствующего класса и регулирующее общественные отношения прежде всего в его интересах. Именно в этом кроется сущность права.

В другом месте Иеринг пишет, что «право есть совокупность жизненных условий общества в обширном смысле, обеспечиваемых внешним принуждением, т. е. государственной властью».[42] Обеспечение жизненных условий становится целью общества, а так как общественная цель осуществляется посредством права, а основной признак права есть принуждение, то все это становится предметом принудительного закона. Главным орудием принуждения является государство, что признает и сам Иеринг. При защите чьего-либо интереса решается вопрос, не противоречит ли он целям общества. Общий интерес всегда одерживает

112

верх над частным. Поэтому основной идеей государства является обеспечение якобы общих всем интересов.[43]

Такая роль буржуазному государству Иерингом отведена потому, что это был период заката экономического либерализма, сторонниками которого в свое время были Констан, Бентам, его последователь Милль и др. На смену этому периоду пришло время активного вмешательства буржуазного государства в экономическую жизнь общества. Нужно было теоретически обосновать это вмешательство. Последнее признается необходимым в общественных интересах, тогда как в действительности это было на руку крупным промышленным объединениям. Иеринг провозгласил, что все частные права имеют общественный характер, причем он риторически восклицал: «Пусть каждый осмотрится прежде, нежели он подпишет это положение! Он допускает этим более, нежели он думает».[44] Смысл сказанного ясен. Ничто не может препятствовать росту монополий. Во имя якобы общественной цели все может стать предметом государственного принуждения. Границ вмешательству государства нет никаких. В духе этих рассуждений Иеринга была составлена ст. 905 Гражданского Уложения Германской империи, в которой говорится, «что право собственника поземельного участка простирается как на пространство, находящееся над поверхностью, так и на недра земли, расположенные под нею. Собственник не может, однако, воспретить воздействие, происходящее на такой высоте или в такой глубине, что устранение его не представляет для него интереса».[45]

При определении права Иеринг пользуется категорией «жизненные условия индивида».[46] В нее он включает материальные условия физического существования человека и другие блага, придающие, по мнению субъекта, жизни настоящую цену,[47] и отождествляет ее с интересами, которые являются целью борьбы людей. Эти интересы, обеспечиваемые и гарантируемые государственной властью, и есть, по Иерингу, субъективные права, или, иначе, юридически защищенные интересы.

Два элемента, пишет Иеринг, образуют понятие права: 1) субстанциальный, в котором заключается практическая цель права, а именно: польза, благо, ценность, интерес; они должны быть защищены правом (gewarleisten); 2) формальный, который относится к цели как средство, это — правовая защита, иск. Первый момент есть «зерно» (Kern) права, фактическое состояние пользования, оно в любое время может прекратиться. Второй момент — защищающая право оболочка (Klage), кото­рая предотвращает от случайности состояние пользования. Оно перестает быть случайностью потому, что закон принимает его под свою защиту. Тогда это пользование становится правом. Так, Иеринг приходит к выводу, что права суть юридически защищенные интересы.[48] Здесь верно подмечена тесная связь между интересами и правом. Но сущность последнего остается не вскрытой.

Попытка определить сущность права, руководствуясь только интересами отдельного субъекта, и не могла привести к правильному выводу. Необходим был классовый подход, который Иеринг упорно игнорировал. Только с классовой позиции можно было установить, что

113

сущность права — не благо, интерес, а воля господствующего класса, и не защищенный интерес индивида, а средство выражения и защиты классовых интересов. Игнорирование классового подхода при определении права и привело Иеринга к отождествлению права с жизненными условиями индивидов и общества, обеспечиваемыми принуждением.

Интерес — это то, что влияет на формирование права, но не входит в его содержание. Интерес и право, хотя их и можно объединить одним родовым понятием в качестве социальной реальности, но как ее виды не могут быть отождествлены ни в какой мере, так как интерес — явление объективное, возникающее и существующее независимо от воли и сознания людей, право же — явление идеологического порядка, возникающее в результате сознательной человеческой деятельности. К числу же функций права безусловно может быть отнесена защита интереса. Кроме того, право служит средством достижения и обеспечения пользования различными благами.

Иеринг полагал, что в обществе развивающегося капитализма можно обеспечить посредством права интересы всех индивидов. Ошибка здесь двоякого рода: во-первых, не может быть и речи о единстве интересов всех людей в условиях господства частной собственности;[49] во-вторых, Иеринг, признавая конкуренцию и борьбу интересов в современном ему обществе и считая возможным посредством права поставить границы эгоизму и направить его на пользу обществу, тем самым абсолютизировал роль права в воздействии на экономическое развитие. Экономика, а не право, является главным фактором, определяющим развитие общества.

В заключение несколько слов о взглядах Иеринга на государство. «Подобно тому как лицо и имущество, — пишет он, — необходимо вызывают собою право, так последнее неминуемо приводит к государству».[50] Иеринг объясняет это включением в право системы целей,[51] достижение которых соответствовало бы интересам отдельного человека и целям всего общества.[52] Поэтому в случае нарушения кем-либо установленных правом целей государство должно защищать их и способствовать тому, чтобы общий интерес одержал победу над частным. «Таким образом, — пишет Р. Иеринг, — основной идеей государства представляется обеспечение общих всем интересов, т. е. интересов общества против угрожающего им частного интереса».[53] Не говоря уже о том, что Р. Иеринг игнорирует деление общества на классы[54] и представляет его только как механическую совокупность индивидов, что уже само по себе глубоко неверно, он и без того впадает в неразрешимое противоречие. Ведь в каждом отдельном случае он должен или сказать о том, что интерес определенного буржуа суть одновременно и общий, хотя достижение его зачастую бывает сопряжено с умалением интересов других индивидов, или же, в случае обеспечения интересов этих других лиц,

114

вынужден апеллировать к принудительной власти государства, чтобы охранить от крушения их развивающееся хозяйственное положение.

Раскрывая социальное назначение государственной власти, Иеринг не говорит о ее классовом происхождении и характере. Он определенно демонстрирует свои симпатии к буржуазному государству, стремясь стабилизировать порядки в современной ему Германии. Провозглашая, что государственная власть должна защищать общие интересы, и допуская принципиальную возможность образования союзов с очень большим числом участников, интересы которых могут расходиться с интересами других членов общества, составляющих меньшинство, Иеринг, не изменяя логике своих рассуждений, должен был бы сказать, что государство окажется на стороне большинства. Но нет. Он утверждает, что в таком случае союз превращается в опаснейшего врага государства. Каким образом государство должно предотвратить подобную опасность — это вопрос политики и «выходит из пределов моей задачи»,[55] констатирует Иеринг. Несколькими же строчками раньше он заявлял» что государство должно охранять интересы всех индивидов, а затем, как отмечалось, он призывает государственную власть удерживать за собой командное положение, даже когда ей противостоит большинство населения.[56] Так повисает в воздухе основной тезис Иеринга о том, что государство защищает общие всем интересы.

Необходимость противодействия государства большинству населения Иеринг обосновывает следующим образом: 1) большинство, которое противостоит государственной власти, — временное, «данной минуты»;[57] 2) если бы государственная власть была подвержена резкому влиянию этого большинства, то она была бы обречена «на постоянное колебание и шатание»,[58] следовательно, не была стабильной и крепкой, а это плохо для общества; 3) любое государственное состояние, любая форма государства и тем более крепкая государственная власть лучше безгосударственного состояния, которое приводит к потере права, а возврат к нему является нелегким.[59]

Но благодаря богу, пишет Иеринг, дело поставлено иначе. Прочность государственной власти зиждется на том, что противостоящее ей численное большинство населения подавляется двумя факторами. «Факторы эти — организация средств власти и нравственный момент государственной власти».[60]

Провозглашая сущностью государственной власти «выделенный для определенных социальных целей объем народной силы»[61] и организацию ее, Иеринг думает, что эта хорошо организованная сила способна противостоять любым колебаниям.[62] Но здесь автор впадает в еще большее противоречие. Признавая естественным носителем, власти народ,[63] его самого субстанцией власти,[64] а государство — искусственным носителем ее, он не должен был бы говорить, что хорошо организованной власти всегда обеспечен перевес над неорганизованной силой,[65] ибо там, где подлинным, естественным носителем и субстанцией власти является народ, никогда между ним и государством антагонизма быть не может.

115

Но Иеринг заметил в современном ему обществе противоречия и не обошел их молчанием, хотя выход из них рекомендовал совсем неправильный: постоянное усовершенствование организации государственной власти с тем, чтобы она успешно противостояла угрожающим ей силам.[66] Причем он совершенно не показал ни тех социальных слоев, которые скрывались за термином «народ» и «большинство населения», ни тех причин, которые вызывали их «минутные» выступления против государственной власти.[67]

Вторым фактором, обеспечивающим прочность государственной власти, он считал нравственные моменты, т. е. сознание необходимости государственного порядка, расположение к праву и к закону. Эта идея покоится на зыбком песке. Все дело заключается в том, что решение этической проблемы предполагает решение проблемы социальной. В самой организации общества должна быть устранена почва для конфликта между индивидами, с одной стороны, и правом, государством — с другой. Только тогда апеллирование к нравственному сознанию человека оправдывает себя. Откровенно ратуя за сильную и стабильную государственную власть, Иеринг фактически выступал с позиций интересов прусско-германского юнкерски-капиталистического класса.[68]

Возможно, Иеринг не отдавал себе полного отчета в этом и лишь интуитивно, стихийно чувствовал классовость своих позиций. Только этим можно объяснить теоретическое обоснование необходимости устойчивой государственной власти целесообразностью, предусмотренной богом.[69]

Учение Иеринга в целом отражало потребности развития германской буржуазии и вполне соответствовало ее интересам и устремлениям. Оно было несостоятельной попыткой доказать, что в буржуазном обществе посредством таких социальных инструментов, как государство и право, можно обеспечить и согласовать интересы всех индивидов. В этом состоит апологетическая функция учения Иеринга, пытавшегося теоретически обосновать надклассовый характер буржуазного государства и права, якобы функционирующих в интересах всех слоев современного ему германского общества.

Рекомендована кафедрой теории государства и права Московского университета