«Трансформация дореволюционной экономической мысли в пролетарскую экономическую теорию»

    Экономическая программа передовой части дворянства России представлена в трудах видного экономиста Николая Семеновича Мордвинова (1754—1845) и в про­ектах известного государственного деятеля Михаила Михайловича Сперанского (1772—1839), которых можно назвать русскими представителями классической эко­номической школы. Писатели и философы А.Н. Радищев, А.Н. Герцен, Н.Г. Черны­шевский, Н.А. Добролюбов также не чурались достаточно революционных для своего времени экономических воззрений.

    Так, в материалах и исследованиях, принадлежащих перу А.Н. Радищева (1749—1802), можно найти высказывания о стимулирующей роли торговли для промышленного развития России, о видах цен и их связи с полезностью, о видах договоров при торговых сделках, о стимулирующей и дестимулирующей роли налогообложения, о содержании продажи, покупки, мены, услуги, уступки, займа, лотереи, выкупа, торга, о займах (кредитах), процентах и их норме.

    Основоположник русской статистики А.А. Чупров (1874—1926), член-корреспондент Петербургской Академии наук, известен как автор работ по проблемам политической экономии, экономической статистики, сельского хозяйства, денежного обращения и цен.

    Марксистские идеи научного социализма были глубоко восприняты в России, анализировались и обсуждались народником Михаилом Александровичем Бакуниным (1814—1876), теоретиком Георгием Валентиновичем Плехановым (1856—1918), экономистом Петром Бернгардовичем Струве (1870—1944) и, конечно же, крупнейшим последователем и продолжателем марксистских идей Владимиром Ильичем Лениным (1870—1924).1

    В.И. Ленин выдвинул концеп­цию империализма как “высшей и последней стадии” капитализма, на которой монополистические промышленные гиганты почти полностью ликвидируют свободу конкуренции. Основными источниками прибыли становятся монопольное вздувание цен на готовую продукцию, контроль за источниками сырья. Захватив господствующее положение в том или ином секторе экономики монополии не проявляют интереса них обновлению продукции, ни к по­вышению ее качества, ни к снижению издержек производства. Пытаясь задавить потенциальных конкурентов, они сознательно тормозят использование научно-технического прогресса в эконо­мике. Эти возможности тем сильнее, чем больше промышленный капитал сливается с банковским и образует финансовую олигар­хию. Возникновение финансовой олигархии — признак паразитиз­ма и загнивания капитализма, расцвет которого приходится на эпо­ху свободной конкуренции.

    Глубокий след в российской экономической науке ХХ века оставил ученый-энциклопедист Михаил Иванович Туган-Барановский (1865—1919). Он стал первым российским ученым-экономистом, провозгласившим необходимость соединения трудовой теории стоимости с теорией предельной полезности. Наибольший вклад внес М.И. Туган-Барановский в теорию рынков и кризисов, анализ развития капитализма и формирования социализма, разработку социальных основ кооперации. Не будучи твердым приверженцем единого направления в экономической науке, Туган-Барановский частично примыкал к марксизму. В то же время ему не были чужды и другие воззрения, в частности он признавал теорию предельной полезности, опирал­ся на субъективную психологию, которые, как известно, находятся в стороне от стол­бовой дороги марксистского учения. В.И. Ленин неоднократно ссылался на исследования М.И Туган-Барановского. К числу наиболее крупных и известных научных работ Туган-Барановского относятся: “Учение о предельной полезности”, “Промышленные кризисы в Англии”, “Рус­ская фабрика в прошлом и настоящем. История развития русской фабрики”, “Теоретические основы марксизма”, “Очерки из новейшей истории политической экономии и социализма”, “Современный социализм в своем историческом развитии”, “Соци­альные основы кооперации”, “Социализм как положительное учение”. Этот пред­ставительный список служит дополнительным свидетельством огромного и чрезвы­чайно разнообразного вклада ученого в экономическую науки.

    Из числа ученых-экономистов и практиков, пытавшихся построить теорию социалистического планового хозяйства, сочетал представления о плане и рынке, исходящих из возможности взаимодействия планового и рыночного хозяйства, упомянем таких, как Владимир Александрович Базаров (В.А. Руднев, 1874—1939) и Евгений Александрович Преображенский (1886-1937). Естественно, что их участь в эпоху стали­низма была печальной.

    Следует особо выделить имена двух ученых-экономистов советского периода российской истории. Это Александр Васильевич Чаянов (1888-1937) и Николай Дмит­риевич Кондратьев (1892-1938).

    А.В. Чаянова справедливо называют заслуженным представителем организаци­онно-производственного направления в российской экономической мысли, теоретиком семейно-крестьянского хозяйства. Никто в России первой половины ХХ века может сравниться с Чаяновым по значимости научного вклада в прикладную агроэкономическую теорию. В числе более двухсот научных работ, принадлежащих перу А.В. Чаянова, ведущее место занимают такие, как “Очерки трудового хозяйства”, “Организация крестьянского хозяйства~, “Основные идеи и методы общественной агрономии”, “Краткий курс кооперации”, “Основные идеи и формы организации сельскохозяйственной кооперации”.

    А.В. Чаянов был убежденным сторонником разнообразных типов сельской кооперации.  Необходимость перемен не вызывала сомнения у многих людей. Вопрос – каких перемен. У аграрной экономики в 20-е годы было несколько альтернатив развития. И тут предлагалось много путей: от иного чем был принят пятилетнего плана до варианта углубления нэпа. Но была избрана, как считает известный ученый профессор Манчестерского университета, один из создателей исторической социологии Теодор Шанин, худшая, а самой перспективной была как чаяновская.1 В чем заключается ее суть? Прежде всего – в признании прогрессивности “хозяйствующей семьи”, ее жизнеспособности и устойчивости. Этот вывод противопоставляется господствующему в свое время в литературе мнению, что крестьянское хозяйство всегда буде идти в хвосте прогресса. В действительности же оно обладает большими возможностями и преимуществами. Семья выполняет работы рационально, своевременно, и это значительно увеличивает продуктивность труда. Обладая способностью к интенсивному предпринимательству, основанному на наемном труде, оно в состоянии сохранить свои позиции и в социалистическом сельскохозяйственном производстве. Определяющим ядром крестьянского хозяйствования, по мнению Чаянова, является его организационный план. Именно через него раскрывается структура хозяйства, распределение трудовых затрат семьи во времени и по видам деятельности, соотношение затрат труда и потребления.2 Однако Чаянова нельзя считать апологетом малых форм организации крестьянского труда. Чаянов отдавал приоритет комбинированию самых различных форм, в том числе больших и малых. Комбинация форм – в этом суть его идей. Другое дело, что семейное хозяйство Чаянов считал одной из самых жизнеспособных и перспективных форм. Ту форму, которую и уничтожили.

    Важный момент – интегрированные связи с кооперацией, которая могла бы развиваться также многообразно. Сила Чаянова и его единомышленников в том, что они исходили не из умозрительных теорий или желаемого, а из реальностей нэповской России, где в то время три четверти крестьян состояли в различных кооперативах. Чаянов глубоко изучил зарубежный опыт. Прежде всего Дании, где было наиболее развито на тот момент кооперативное движение, и Германии с ее крепкими традициями семейных крестьянских хозяйств. Сумел сопоставить этот опыт с практикой и возможностями советской агрокультуры. Предложил очень проработанную и убедительную модель развития. Сегодня видно, как гениально он предвидел перспективы и отечественной и западной агрокультуры. Сейчас ясно, что в основном именно по Чаянову шло бы это развитие естественным путем, если бы не было  нажима, деформаций сверху.  Для правильного понимания позиции Чаянова в вопросах кооперативного движения, современного ему положения кооперации и перспектив ее развития важное значение имеет “Краткий курс кооперации”, вышедший четвертым изданием в 1925 году. Эта книга была не просто механическим переизданием предыдущих лекционных курсов, но отличалась от них самим духом нового времени, ибо отвечала на конкретные вопросы, которые ставила перед кооператорами практика реальной повседневности. Начиная книгу, Чаянов писал: “Когда в наши дни говорят о будущем деревни, то чаще всего возлагают свои надежды на кооперацию. Само слово “кооперация” стало теперь одним из самых ходовых в нашем обиходе. В любом газетном листе вы встретите его десятки раз, им пестрят страницы книг, его произносят на собраниях, конференциях и съездах, и после двух предсмертных статей Ленина, ей посвященных, кооперация делается одной из основ нашей экономической политики”1.И далее он иллюстрирует свою мысль конкретными примерами – простыми и доходчивыми. Для нас сегодня, в частности, чрезвычайно важно утверждение А.В. Чаянова, что на селе нужно создавать небольшие перерабатывающие предприятия, которые не позволяли бы пропадать выращенным плодам и овощам: создавать картофелетерочные заводики для производства крахмала и патоки, для переработки яблок, груш, винограда и т.п.2 Растолковывая своим читателям, что такое потребительское кооперативное общество, объясняя, как организовать кооперативный сбыт продуктов, как устроить на селе маслодельную артель или же какой-либо другой производственный кооператив, Чаянов отвечал на вопросы, которые ставила жизнь. Заканчивая книгу, Чаянов с гордостью писал: “Теперь, по размаху своей работы, русская кооперация первая в мире… На 1 января 1924 года сельскохозяйственная кооперация РСФСР насчитывала… около 25000 кооперативов всех видов… в которые входило около полутора миллионов крестьянских хозяйств, по преимуществу средних и бедных слоев деревни”3. Однако это равнялось лишь 12 процентам всех крестьянских хозяйств. Чаянов предупреждал, что “чрезвычайно распространенное” заблуждение о прогрессивности перехода от частичной кооперации к “коммунизации” может принести сельскому хозяйству большой вред. Неверно считать, говорил Чаянов, “будто существующее частичное кооперативное хозяйство есть только переходная фаза  и что со временем все процессы сельскохозяйственного производства будут кооперированы в интегральную
земледельческую артель, своего рода коммуну. Трудовая коммуна всегда будет слабее трудового кооперативного хозяйства, т.к. по своей структуре она принуждена организовывать в крупных формах не только те отрасли хозяйства, которые ей выгодно так организовывать, но также те, в которых мелкое производство технически всегда более совершенно”.1 Не согласовывались с устремлениями административно-бюрократического аппарата и взгляды А.В. Чаянова на кооперацию как на “основу” нового общественного строя деревни. Сама суть кооперации – самоуправление, независимость от государственных органов – снимала проблему административно-бюрократического управления. В этом же направлении работала и идея “оптимальности” размеров сельскохозяйственного предприятия: чиновничье манипулирование “сверху” было бы существенно затруднено, столкнись оно с хозяйствами, которые были бы оптимально сбалансированы в соответствии с почвенно-климатическими и природными особенностями, а также самоуправлялись и планировались снизу.

    А.В. Чаянов был настолько эрудированным, глубоко культурным и разносторонне развитым человеком, что, будучи занят крупнейшими исследованиями в области теории крестьянского хозяйства и огромной практической работой, он тем не менее успевал писать, литературные произведения, повести приключенческого жанра, делать научные доклады об истории Москвы. В одном гениальному ученому явно не повезло: его научные идеи о развитии крестьянского хозяйства в России, о кооперировании расходились со сталинскими установками на принудительную коллективизацию сельского хозяйства. Этого было достаточно, чтобы объявить талантливого ученого буржуазным экономистом, оборвать его научную карьеру и саму жизнь. В 1930 году А.В. Чаянова после длительной травли арестовывают, предъявив ему ложное обвинение в принадлежности к некоей мифической трудовой крестьянской партии, о которой он и представления не имел. В результате надуманного судебного процесса — четыре года тюрьмы с последующей ссылкой. В 1937 году ученого ждал новый арест, новое нелепое обвинение, приговор к расстрелу, исполненный в день приговора в 1939 году.

    Не менее печальна и судьба Н.Д. Кондратьева. В настоящее время имя Н.Д. Кон­дратьева вошло в мировую экономическую науку он стал широко известен как один из создателей теории больших циклов, длинных волн, представляющей по существу новое направление экономической мысли. Увы, признание пришло практически после полувекового замалчивания его имени, обусловленного тем, что в 30-е годы выдающийся экономист попал под колесо сталинской тирании.

    Первые крупные исследования ученого относятся к области экономической ди­намики, конъюнктуры, планирования. В 1926 году Н.Д. Кондратьев завершает создание теории больших циклов в экономике, которая в тот период еще не была воспринята его соотечественниками и коллегами. Дальнейшая научно-организационная деятельность ученого вплоть до 1928 года, когда он по навету был отстранен от рабо­ты, связана с Институтом народнохозяйственных конъюнктур. К этому времени Н.Д. Кондратьев уже сформировался как ученый с мировым именем, был избран членом ряда иностранных научных обществ, стал автором десятков научных статей.

    Печальную роль в судьбе замечательного ученого-экономиста сыграло то обсто­ятельство, что в 1927 году он выступил с резкой критикой проекта пятилетнего пла­на, отстаивая мысль, что перспективные планы должны содержать не конкретные количественные показатели; а общие направления развития. С этого момента и вплоть до 1930 года, когда он был арестован, Н.Д. Кондратьев подвергался незаслуженным нападкам в печати как “вредитель”. За приписанное ему участие в создании трудовой крестьянской партии ученый-экономист был осужден на восемь лет лишения свобо­ды. Но и в этих тяжелых условиях нашел в себе мужество продолжать исследования. В 1938 году, когда должен был закончиться срок заключения, пришел новый, по­вторный приговор. На этот раз — смертный. Спустя более 60 лет оба приговора по делу Н.Д. Кондратьева отменены, и имя его возвращено большой экономической науке.

    Российская экономическая наука второй половины ХХ века известна своими до­стижениями в области экономико-математического моделирования. Весомый вклад в это направление внес академик Василий Сергеевич Немчинов (1894—1964), известный своими работами в области статистики и математического моделирования эко­номических процессов. Человек огромной работоспособности и обширной эруди­ции, он был не только баловнем судьбы, но и умел достичь значительных успехов даже на, казалось бы, неблагодатной почве. Ряд его работ (а всего Немчиновым на­писано их более 350) посвящен специальным статистическим методам. Главная ра­бота этого направления — “Статистика как наука” (1952). Значительная часть его эко­номических исследований посвящена проблеме развития производительных сил и анализу хозяйственных явлений с применением математических методов. В 1957 году В.С. Немчинов начал систематическую подготовку исследований в области экономико-математических методов, а в последние годы жизни проявил себя незаурядным организатором этого направления экономической науки.

    Многие идеи ученого, а именно “планировать конечные, а не промежуточные результаты”, “преодолеть концепцию бесплатности основных фондов”, “придать уров­ню рентабельности значение важнейшего критерия оценки качества работы предприятия”, будучи своевременно реализованными, помогли бы ослабить кризисные явления в российской экономике.

    В числе лауреатов Нобелевской премии по экономике наряду с выходцем из Рос­сии Василием Леонтьевым значится и академик Леонид Витальевич Канторович (1912—1986). Л.В. Канторович обратил на себя внимание как вундеркинд еще в раннем детстве своими выдающимися математическими способностями. С опережением на несколь­ко лет окончил Ленинградский университет и вскоре стал профессором. Еще в юно­шеском возрасте выполнил фундаментальные исследования в области теории при­ближенных вычислений и функционального анализа. Но вершиной его творчества стало создание новой ветви математики, именуемой линейным программированием и имеющей непосредственное приложение к экономике. В конце 30-х годов молодой профессор продемонстрировал возможность исполь­зования теории линейного программирования при решении задачи оптимального раскроя материала. По сути, этим были заложены основы математической теории оптимального планирования и использования ресурсов, которой Л.В. Канторович по­святил свою жизнь. Его работы в области приложения математических методов к ре­шению экономических задач были отмечены Государственной и Ленинской премия­ми. В 1964 году Л.В. Канторович избирается академиком и становится лидером советской экономико-математической школы. Как одному из отцов теории линей­ного программирования и приложения методов математического программирования к решению экономических задач ему в 1975 году присуждается Нобелевская премия по экономике (совместно с американцем Т.Ч. Купмансом). Работы Л.В. Канторовича в области математической экономики широко известны во всем мире, используются в макроэкономических исследованиях.

    Безусловны и выдающиеся заслуги, значительный вклад в развитие экономико-математической теории академика Александра Ивановича Анчишкина (1933—1987), известного своими работами в области макроэкономического прогнозирования.1

    Таким образом, предметом политической эко­номии России в рассматриваемый период являлось изучение в свете марксистской идеологии отношений между людьми, складывающихся в процессе производства, рас­пределения, обмена и потребления материальных благ, эконо­мических законов функционирования и развития исторически определенных общественно-экономических формаций. Причем экономические отношения исследовались прежде всего и глав­ным образом как отношения между классами. На последнем обстоятельстве и покоилось строгое разграничение между по­литэкономией капитализма как наукой, в центре которой стоят проблемы эксплуатации, и политэкономией социализма, утвер­ждавшей, что общественная собственность на средства произ­водства и руководящая роль рабочего класса в государстве закрывают путь к классовым противоречиям и обеспечивают растущее благосостояние и свободное всестороннее развитие всех членов общества.

    Такой подход обусловливал и все остальное. Если попробо­вать вычленить исходные принципы экономической мысли России в 50-х — первой половине 80-х годов, то они могут быть сведены к следующему.

    Во-первых, опираясь на классовый, партийный характер, российская политэкономия претендовала на то, чтобы быть “единственно научной политической экономией”.

    Во-вторых, подчеркивалось, что условие достижения “свет­лого будущего” — “революционная смена одной формы соб­ственности на средства производства другой”, более прогрес­сивной.

    В-третьих, игнорировалась трактовка общественно-произ­водственных отношений с точки зрения экономической эффек­тивности и экономического прогресса

    В-четвертых, провозглашалась воинствующая непримири­мость к немарксистским, “идеалистическим” взглядам, которые, якобы, заведомо “неправильны. Они несут по существу одну службу — защиты капиталистической собственности на средства производства, мешают прогрессивным силам современного об­щества познать подлинные тенденции”.1

    В-пятых, резко противопоставлялись категории причины и следствия, сущности и явления, содержания и формы при исследовании экономических отношений. Так, российские эко­номисты-марксисты указывали только на “несовпадение сущ­ности и явления”, но не замечали, что сущность является, а явление существенно. Это породило массу недоразумений, при­крывавшихся выражениями: обманчивая видимость вещей “кажущаяся действительность”; “поверхностная форма, маски­рующая сущность” и т.п.

    При проникновении в сущность изучаемых явлений эконо­мисты руководствовались марксистским методом исследования — методом диалектического и исторического материализма. Как известно, марксистская диалектика является материалистичес­кой потому, что она исходит из признания материи единствен­ной причиной возникновения и развития объективного природного и социального — мира, отводя сознанию функцию лишь отражения действительности.

    Исторический же материализм, представляя собой распрост­ранение принципов диалектического материализма на область общественных явлений, абсолютизировал первичность произ­водительных сил (по отношению к производственным отноше­ниям) в развитии экономики.

    Такими, в нескольких штрихах, стали предмет, метод и важнейшие принципы исследования новой, марксистской по­литэкономии в России.

    90-е годы в России являются временем дальнейшего обновления российской политэкономии, приведения ее в соответствие с процессами рыночных преобразований в нашей стране, раз­витием экономической науки в индустриальных странах Запа­да. Чтобы успешно справиться с этими задачами, потребова­лось серьезное переосмысление прошлого опыта, признание имевшего место отступления от принципов подлинной научности, их искажения. Российским ученым приходится преодо­левать немалые трудности, чтобы завершить прорыв в области политической экономии.