«Российское общество и имперское мышление»

Начнем с  того, что  смысл имперского начала  -  в самой  природе человека. Характерная  для  нашего  времени абсолютизация    демократического   начала  в   природе  общества   приводит  к убеждению  в  том,  что мир  якобы движется  от  авторитаризма  к  этой самой  демократии.  Все  оказывается  на  деле не  так  просто.  Цикличность процесса, вызванная   бессознательным   в  природе  человека,  кажется  мне  более убедительной   картиной   развития  общества   и    государственности.   Империя же  -  как идеальный  тип -  в наибольшей   степени   соответствует   природе людей.   Ведь   империя   построена  по  образу  большой  семьи, что  очень привлекательно  для  человека,  который  в массе своей все еще  не готов  к самостоятельному,  в  полном  смысле  слова, существованию  в  этом  мире.  А  потому  свой социум  он строит  по иерархической   схеме.  По   убеждению, автора

 имперское  начало  в той  или  иной мере сидит  а  каждом  человеке  -   даже  в гражданине   общества   безбрежной   демократии  и   развитого  парламентаризма. Что уж тут говорить о России.

    Правда,  если  обратиться  к имперским   особенностям   нашего  отечества, то  тут  надо   подчеркнуть  следующее. Империя   как  явление   тесно  связана прежде  всего  с  культурой.  Империя - это  не  столько   авторитарное  начало или  экспансия,   сколько  определенный  культурный  код.  Стало   общим  местом говорить  о  каком-то особом  типе российской   цивилизации   или   культуры. Все   обстоит  по-иному:   на  огромном пространстве  одной  шестой   мира  еще просто    не    сложился   определенный культурный  тип.   Колоссальный  объем, насыщенный    гениальными    культурными  находками  и  “патологически талантливыми”  людьми,  еще   предстоит  заполнить  определенного   типа  культурой, организовав космос из  этого многообещающего хаоса. А поскольку человек слаб,  а просторы велики и  суровы, то  историей последних  десяти столетий  русской истории  становится   поиск  организующего  начала -  в лице  покровителя, властителя,  монарха,  с   непременным  сакральным     обеспечением    авторитета власти. Этим  поиском и  были обусловлены  все  особенности  нашей государственности,  которую иначе  как имперской  не  назовешь.  Причем  надо сказать, что лики имперства  могут быть самыми  разными,  но  основа  их  одна - сакральная  форма власти-подчинения.

    Однако   под   покровом   имперского благолепия  всегда  таился  первозданный  хаос.  Отношение  людей  к власти в  равной  мере  было  чревато взрывами  и “расколами”.  Неудивительно, что в этих  условиях  складывался особый, малопонятный  для  европейца  или азиата  тип  мышления. Его  можно назвать и  системно-целостным,  и  символически-образным,  и   “максималистским”  - ведь   его   постоянно   провоцировала потребность    упорядочения   безбрежных   пространств   и   многочисленных этносов. В  отличие  от европейца,  со здоровым  цинизмом  усвоившего,  что  мирскую  совокупность   неустранимого  зла полезно  разграничить   и  сбалансировать для того, чтобы обратить  в орудие “прогресса”, россиянин, отталкиваясь от ужасающих ликов реального   имперства, в душе  порешил, что  жить стоит только  в “пространстве  добра”. Именно поэтому он всегда  отчаянно хватался за идею  всеобщего согласия  и гармонии.

    Российскую империю надо рассматривать в  контексте авторитаризма,   специфики   русской   самодержавной  власти.  Империя  в  этом смысле  вторична.  Россия воплотила  в себе обе  стороны  имперства  -  и географическую  экспансию,  и   особую  природу  авторитарной  власти. Некое  видовое западное имперство внедрил в России Петр, “втиснув” тело страны в европейский камзол. Но и Петр, строго говоря, не был слишком оригинален в  своем стремлении к жесткому огосударствлению   и   унифицирующей   централизации.  Борьбой двух  извечных тенденций - центробежной, сепаратистской и центростремительной,              

объединяющей - полнилась вся русская история начиная с Киевской эпохи.   Каждый  раз   ослабление  авторитаризма  неизбежно  вело  к  распаду,  разрушению   того,   что   созидалось сто, двести, тысячу лет. Так что власть была не только  носителем каких-то геополитических или экспансионистских устремлений. Она была главным и едва ли не единственным хранителем русской государственности. И во время собирания этой грандиозной, многоэтничной территории, и в эпоху уже сложившейся  империи  и  ее  инерционного существования  именно  власть   была  основным  гарантом  государственного  существования России. И когда критики якобы особой агрессивности российского  самодержавия   вопрошают:  что мол, искала Россия в Корее, в русско-японской войне? - хочется в ответ спросить: а что искала Германия в Китае? или Америка на Филиппинах? Да  просто  есть логика  имперского  бытия. Логика особая, в которой много иррационального, внепрагматического. Сама идеология имперства очень мифологична. Русское  же     сознание

 вообще крайне восприимчиво к мифу. Поэтому-то   и  империя   со  всеми   ее  атрибутами   -   грандиозность    пространства,  величие государственности,  святость верховной власти - нашла глубокую   опору   в   самом  надежном   месте -  в умах  и душах  русских людей.  И  поселилась в них всерьез и надолго. Петр Струве:  еще  в 1918  году   высказал  мысль о  том,   что  все   заметные  недостатки  самодержавия    не    определяли   облик имперского   государства   и   социальной среды  России,   а   были  продолжением, “калькой”  той специфики,  которая отличала   народную   жизнь   страны.   Все несовершенства системы - ее антиевропеизм, архаика, деспотизм - отражали характерные черты русского сознания и русской социальной стихии вообще.    Власть, именно власть традиционная, воплощенная в реальности самодержавия, больше и лучше понимала и чувствовала  почву, чем  любые “генераторы  идей” и  либеральные реформаторы.

    Однако ближе к 20 веку ситуация качественно поменялась. Существовал важный  момент, подмеченный     зарубежными    исследователями: с  1881 года  происходит резкое  изменение  мифа  о царе.  Если ранее  в  глазах  образованного  общества он   представал   богоизбранным   носителем западных идей,  а в  глазах народа   -   властелином,   способным  дать волю  вопреки  помещикам,  то  в  правление  Александра III  положение  изменилось.  Основной  упор  был  сделан на  единение  царя  с  народом.  Николай II пытался  выглядеть  в  глазах подданных как   примерный   семьянин,   смиренный богомолец и неприхотливый солдат. Но  новая  харизма   не  состоялась: царь   имел   странноватую  жену (отнюдь не  “матушку”),  увлекался  теннисом  и автомобилями.  На  этом   фоне  нескончаемая  череда   канонизаций  святых давала обратный   эффект,   не добавляя  ни авторитета  монарху,  ни  религиозности народу. Православный ритуал, откровенно поднятый на общегосударственный  уровень,   вел  к дальнейшему отторжению образованных слоев от императора. Контраст   между   императором полуиностранцем    и    царем-послушником  рано  или  поздно должен  был сыграть  взрывную  роль.  Это  и произошло в  годы  первой  мировой  войны,  когда оппозиция (не только левая, но  и часть правой)  перехватила  у   власти  знамя патриотизма. Образ    объединяющего носителя  имперской  идеи  рухнул,  харизма “выдохлась”,  затем последовал всеобъемлющий кризис.

    Куда запутанней   выглядит  вопрос об  устойчивости   исторических  воплощений   имперства.  Хорошо   известно (даже  без  помощи  Л.  Гумилева),  что империи   склонны   переживать “дугообразный” цикл развития - от триумфального взлета   до  маразматического  угасания  и   поглощения  внешней силой.  Причем  имперство так  или иначе  сопрягается  с  феноменом  культуры (в терминах Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера,  А.  Тойнби).   Если  под культурой  разуметь   организацию  тонкой  материи  человеческого  бытия,  то можно  -  с  некоторой натяжкой  - сказать: империя жива до тех пор,  пока ее тело не покинул дух, откочевав в более достойное   обиталище.  Если допустить,  что  ведущей  фигурой человеческой истории  является созидатель,  а не торговец, мыслитель,  а не  инженер, то империя  и  культура  составили  бы неразделимое и неуничтоженное целое.     

    Говоря  об  идеях,   которые  правят империями  (а  именно  идеи-то  и  есть главный   фактор,    образующий   империю),  то надо  учитывать, что  идеи на автохтонной  почве,  как   правило,  не возникают.  Это  всегда  облучение  извне,  с  Запада,  с  Востока.  При этом  проводниками   идей   являются   маргиналы,  а  не  встроенные в  социум личности.   Идея   возникает где-то за пределом данной  империи,  овладевает  маргинальными личностями,   а затем  массами,  и  с  этого  начинается  конец  империи  или то,  что кажется  таким  концом.  На  самом  деле империя   таким   вот  образом   -  через новую  идею  -  себя  обновляет,  “Призрак”  погулял  по Европе,  а воплотился  во  властном  порыве   Ленина,  сокрушившем   империю, и деспотическом  инстинкте  “отца  народов”,  через которого  империя  всего-навсего восстановила самое себя.              

    Конечно,   империи   как   идеальной модели   в  большей   степени  соответствует   феодальная   организация   общества.  Однако,  если  всмотреться  в недавнюю     советскую     действительность,  то  можно  отметить  следующее. Этнопрофессионализм или  этническое   разделение   труда,  функциональное включение   народов   в тело  империи  воспроизводили ту же самую феодальную архаику. Что такое секретарь обкома, как не средневековый феодал? Ретроспективно оглядывая   духовную  и   интеллектуальную жизнь  России, можно  заметить,  что на  статус имперских идей в ней “тянуло” буквально все. Даже “сверхсовременная” идеология рынка  вполне “тянет”  на  этот  самый имперский  статус.  Когда тебя  едва ли не  принудительно  погоняют   в  рыночную   стихию  и   вынуждают  наделиться  собственностью  -  исходя  из  умственной посылки, а не по  конкретной экономической  потребности,  -  то   в  этом трудно   не   усмотреть деспотию  имперской  тотальной  увлеченности  идеей. К тому  же  такая  увлеченность  - сродни вере.  Империя  же в  значительной степени есть вера, вид  светской религии. И дело не  только в  сакральной личности, стоящей во  главе ее:  сама природа власти  сверху  донизу  становится сакральной.  Коммунистическая   идея  “все для блага  человека”, взятая  на вооружение  одноименной  властью,  есть  имперская  идея  девяносто шестой пробы. Стихийная   религиозность  человеческой  натуры  и стала  самой надежной опорой режима.                       

    Всякая доктрина  в  нашем  социокультурном    пространстве    автоматически  становится  имперской.  Спор западников и  славянофилов, изрядно поднадоевший своей исторической повторяемостью и  особенно   игрой  на “интеллектуальное   понижение”   в  нынешней    полемике “демократов”    и “патриотов”,  также   является  борьбой двух  имперских доктрин.  А так  как многим   постулатам   этих   доктрин  было  суждено  меняться  местами   и  политическими принадлежностями, то будет не удивительно и всенародное  “демократическое”  избрание  монарха  на  российский  престол.  От  великого  ума доживем  и  до  этого.  Поскольку  государственнический, патерналистский,     имперский  настрой  свойствен едва  ли не большинству  нынешних  политических сил.  Атеистическое общество  во главе с  монархом -  это страшно.  С обществом, “освобожденным”  от  самостоятельности  и   ответственности  за принятие  решений,   властный  регент при сакральной  монаршей особе,  да с опорой     на     военно-промышленный комплекс, может делать  что угодно. Так  что  игры  в монархию  отнюдь не безобидны!                          

    И вот ведь что важно: дело не в содержании идеи, а в том, что она идея. Любой  маргинал,   группа  маргиналов или очередной “передовой  отряд”, одержимые  идеей  (любой!),  запросто “вгонят”  народ в  очередную империю, причем  худшего   свойства,  учитывая  серьезные  потери  культурного  фонда и  экономического  потенциала.  Именно таким  может быть  исход очередного кризиса  империи, который  за последние  годы  приобрел  характер “вялотекущего”.  Автор  в принципе  не согласен  с теми  исследователями, которые

заявляют,  что раз мы шли  от авторитаризма  к тоталитаризму,  то  сейчас  должны пройти  обратный  путь  - от  тоталитаризма к авторитаризму.   Российский   имперский  алгоритм  иной.  Империя  - кризис - империя -  и снова  кризис, через  который  империя  возрождает самое себя  в новом  обличье. Прирастание же  положительных свойств  в новой  империи   каждый    раз   достигается (если  достигается)   настолько,  насколько  в  период  кризиса  общество успевает “повзрослеть”,   развить  в себе чувство ответственности  за собственную  судьбу и  поступки, обрести вкус к самостоятельности.   

Список использованной литературы:

1.     Зубкова Е.Ю., Куприянов А.И. Ментальное измерение истории: поиски метода // Вопросы истории. - 1995. - №7

2.     Каганов Г.З. Среда обитания и образы истории // Человек. - 1997. - №1

3.     Плимак Е.Г. Новое мышление и перспективы социального обновления мира // Вопросы философии. - 1987. - №6