«Проблема сознания в философии. Проблема идеального»

Глава 1. Проблема сознания как феномена человеческой культуры

    Уже  в  античный   период  выделились   две  линии  исследования сознания.  Одна из  них восходит  к Сократу, другая связана с именем  его ученика   –   Платона. С  точки  зрения  Сократа  сознание человека  не тождественно  материальному  бытию  вещей, более  того, сознание  может  на  основе  присущей ему  диалектики дать противоречивое  представление  о  изучаемых  вещах. Отсюда  знаменитый  вывод  Сократа  «Я  знаю,  что ничего  не знаю».                                            Платон  считал,  что   помимо  мира   вещей  существует особый  мир  идей,  которым  движет  бестелесный разум, а в душе каждого  человека ум  созерцает самого  себя и  этим активно воздействует на жизнь человека.  Душа бессмертна и имеет способность,  по возвращении  на землю в человеческом теле, вспоминать  то, что  она видела «там».  Таким образом,  уже античность  поставила вопрос  о том, откуда  взялось сознание,  – принадлежит  ли оно конкретному  человеку,  являясь именно  его достоянием, или  же  сознание  человека  является  частью  мирового разума. На  протяжении  всего   Средневековья  в   Европе  был  распространена   именно   эта   вторая  точка   зрения,  поскольку   она  совпадала   с  основными   догматами  христианства.   Христианство   считало,  что   сознание  представляет  собой  Бога,  то  надмировое  начало,   которое  существует  до  всего  и затем  творит весь  мир и  самого человека.  С  точки  зрения  Блаженного  Августина  все  знания о  мире  заложены  в  душе.  Однако  главное  в   жизни  человека  –  его единение  с богом,  чистая вера,  которая по его мнению выше любого знания. На  протяжении  столетий  в   христианстве  существовало  представление  о  том,  что  бессмертная  душа  человека  обременена  не  только  телесной  оболочкой,  которую называли  «сосудом  мерзости  и греха»,  но и  разумом, подарком  дьявола,  который  в  своей  гордыне  пытался противостоять  бессмертной  душе,  несущей  дыхание  самого  бога. Именно  поэтому  на  протяжении  многих  столетий  все  попытки   «умствования»   оценивались    церковниками   резко отрицательно,   а   авторы  таких   «умствований»  приговаривались  к  церковным  покаяниям  и  другим,   более  устрашающим наказаниям. Эпоха   Возрождения   возродила  интерес   к  человеку и  к  его  сознанию,  а  философия  Нового  времени  в лице Р.  Декарта,  Ф.  Бэкона,  Д.  Локка поставила  ряд фундаментальных   вопросов,   связанных   с   общими  проблемами сознания и познания.

    В настоящее время представления о сознании также весьма различны, завися от разнообразия жизненного опыта людей, формирующего далеко не тождественные между собой его трактовки, понимание сознания, его сути, содержания, масштабов проявления определяется во многом культурными традициями людей, их религиозной, общественной ориентацией. Писатель В. Тендряков рассказывает в своих «Проселочных беседах» о том, как обсуждал с известным советским психологом А.Н. Леонтьевым тему сознания, психики, личности. Говоря о голове профессора Доуэля, отрубленной и оживленной фантазией писателя А. Беляева, в частности, о том, способна ли она думать, размышлять, вообще делать что-либо в отрыве от тела, собеседники задались вопросом, издавна интересовавшим ученых: чем думает человек, где обитает его душа? Кажется, ответ ясен: конечно же, думает головой, и, значит, в деятельности мозга следует искать истоки «души». Но такой ответ правилен  лишь постольку, поскольку голова  действительно является вместилищем мозга, а последний есть материальный субстрат мышления. Однако это лишь начало разговора о человеческом сознании, о человеческой психике. В ходе беседы А.Н. Леонтьев, по воспоминаниям Тендрякова, сформулировал свой ответ на поставленный вопрос следующим образом: «Носитель разума – не мозг, не отдельный орган, вырабатывающий духовную эманацию, а целиком человек с руками, ногами, деятельный, как никто на земле». И сущность человеческого сознания, вообще всей его индивидуальности, личности как общественного явления заключена не внутри, а вне нас. Вот и получается, подытожил свои размышления А.Н. Леонтьев, что объект субъективен, а субъект объективен. Можно ли просто делить мир на эти противостоящие категории?1

    Покойный ученый не хуже нас знал, что такое деление имеет глубокий философский, мировоззренческий смысл и, следовательно, смешивать, путать и переставлять их местами весьма опасно. Но коль скоро основной вопрос философии решается материалистически, взаимосвязь объекта и субъекта (в интересующем нас плане – «жизни» и «сознания» личности) выступает как взаимопроникновение, нередко очень неожиданное, причудливое. Попробуйте, скажем, любого субъекта представить вне объекта, то есть живущим и действующим независимо от окружающего его мира. Ничего не получится: вы его не познаете, ничего существенного о нем не скажете. Более того, человек становится субъектом именно тогда, когда он является выразителем объективного, то есть социальной действительности. Значит ли это, что лишено смысла противопоставление субъекта (личности, «Я») объекту (окружающему человека миру)? Нет, такое различие разделение очень важно в этическом плане хотя бы для того, чтобы, с одной стороны, защитить интересы личности, а с другой – не дать ей ссылкой на давление объективного (тех же условий, обстоятельств) снять с себя ответственность за свои поступки. Но там, где интересы и потребности личности не подвергаются сомнению и учитываются на деле, это различие превращается формальность.

    Многогранность сознания делает его объектом изучения множества наук, среди которых философия, психология, история, биофизика, информатика, кибернетика, юриспруденция, психиатрия. Вследствие объективной своей многосистемности сознание с большим трудом поддается общесистемному определению и любое его определение, если не оговорить специального назначения этого определения, оказывается неполным, односторонним, вызывающим к себе скептическое отношение, ведущее к попыткам его заменить или дополнить.

    Тем не менее, если попытаться ответить на вопрос о сущности сознания, то можно отметить, что среди философско-гносеологических концепций сознания, разработанных за последнюю четверть века в нашей стране, и обладающих в перспективе значительным потенциалом для дальнейших исследований, как считает автор контрольной работы, выделяется концепция А.Г. Спиркина. Под сознанием, по А.Г. Спиркину, имеется в виду способность идеального (психического) отражения действительности, превращения объективного содержания предмета в субъективное содержание душевной жизни человека, а также специфические социально-психологические механизмы и формы такого отражения на разных его уровнях. Именно в субъективном мире сознания осуществляется воспроизведение объективной реальности и мысленная подготовка к преобразующей практической деятельности, ее планирование, акт выбора и целеполагание. Под сознанием понимается не просто психическое отражение, а высшая форма психического отражения действительности общественно развитым человеком. Оно представляет собой такую функцию человеческого мозга, сущность которой заключается в адекватном, обобщенном, целенаправленном и осуществляющемся в речевой (или вообще в символической) форме активном отражении и конструктивно-творческой переделке внешнего мира, в связывании вновь поступающих впечатлений с прежним опытом, в выделении человеком себя из окружающей среды и противопоставлении себя ей как субъекта объекту. Сознание заключается в эмоциональной оценке действительности, в обеспечении целеполагающей деятельности – в предварительном мысленном построении разумно мотивированных действий и предусмотрений их личных и социальных последствий, в способности личности отдавать себе отчет как в том, что происходит в окружающем материальном мире, так и в своем собственном мире духовном. «Объективность» познавательного опыта человека, его сознания, как показал В.А. Лекторский, заключается помимо всего прочего в способности субъекта относиться к себе как к особому объекту, обладающему сознанием, без чего невозможен самый элементарный акт самосознания. «...Индивид, не относящийся к себе как особому объекту, включенному, с одной стороны, в мир материальных предметов, а с другой стороны, в мир межчеловеческих отношений, не обладает сознанием и самосознанием, т.е. попросту не отличает себя от остальной действительности».1 При этом надо учитывать, что «субъект сознает не только свою включенность в объективную сеть отношений, но и уникальность собственной позиции в мире. Последняя выражается, во-первых, в том, что его тело занимает такое место в системе пространственно-временных связей, которое не занимает никакой другой субъект, во-вторых, в том, что только он имеет «внутренний доступ» к собственным субъективным состояниям».2

    Сознание, живущее в отрыве от жизни, ее реальных проблем, либо связанное с нею лишь формально, либо возвысившееся над действительностью чисто интеллектуальным  способом, такое сознание может быть легко «коррумпировано», оказаться запроданным чему-то или кому-то ценою отказа от собственной сущности и функции. Один из вариантов коррупции сознания представлен Р. Дж. Коллингвудом. Это – подыгрывание человека своим инстинктам и эмоциям, вместо того чтобы их контролировать с помощью разума. Само сознание в этом случае вовлекается в вязкое болото иррациональности, ибо вся сила его тратится на изыскание средств для достижения целей, которые диктуются биологическими импульсами, а не свободно-разумным самоопределением субъекта. Порабощенное инстинктами и эмоциями коррумпированное сознание, как правило, никому (в том числе и себе) в своей «несвободе» не признается и будет изо всех сил доказывать, что оно вполне свободное, самодеятельное и творческое сознание. Оно будет питаться обманом  угодливо льстивых представлений о самом себе, культивировать и внушать другим собственные утешительные иллюзии, заботливо предохраняя их от столкновения с правдой, истиной.3

    Образ жизни и поведение, направляемые такого рода сознанием, характеризуются косностью, беспомощностью, беспамятством и на языке морали называются обывательскими. «Чем решительнее и грознее изменяется окружающий мир, тем чаще человек стремится не заметить этого, заткнуть уши, потушить сознание и притвориться, что ничего особенного не происходит. В этой косной спячке человек надеется выиграть время, протянуть его незаметно и всегда, между прочим, проигрывает, как жук, притворяющийся мертвым слишком долго, до тех пор, пока его не клюнет птица».1 Для чего нужно сознание, если дело человека вынесено за пределы настоящей жизни, а настоящими радостями оказывается бесцельное проведение времени? В лучшем случае для того, чтобы плыть по течению заранее распределенных ролей, функций, всецело подчиняясь требованиям внешней необходимости. Сознания как такового здесь и не требуется, ибо разум замечает, отмечает и сообщает его владельцу лишь то, что он хотел бы заметить, зафиксировать, узнать, не более того. Как правило, именно главное, существенное (то, что называют правдой) он обходит стороной, потому что встреча с сутью, истиной требует готовности к ответственным решениям. Разум, так и не ставши сознанием и самосознанием, бежит от истины, правды, как черт от ладана.

    Безусловно, очень важно, чтобы человек сознавал свои поступки, понимал, что он делает. Однако зачастую у человека наступает противоречие или несоответствие содержания сознания и содержания поступков. Прогнозировать поведение людей в подобных условиях крайне затруднительно. Мы провозглашаем одни правила и ценности, обычно социально одобряемые, приветствуемые другими, а в реальном поведение придерживаемся других, чаще всего тех, которые выгодны. Такова особенность массового поведении: думаем одно, говорим другое, а ведем себя в соответствии с третьим. Специалисты полагают, что у реальных фактов своя логика, а у фактов сознания – своя. И вполне возможно то, что с точки зрения наблюдаемых фактов кажется противоречивым и нелогичным, с точки зрения фактов сознания выглядит последовательным и логичным. Для того, кто решил проникнуть во все тайны человеческого поведения, оно предстает запутанным, сложнейшим лабиринтом. Надо проводить различие между тем, что человек думает и говорит о себе, и тем, что он делает. Но и то, что он делает, также способно завести исследователя, ограничивающего себя наблюдаемым поведением, в тупик. В отличие от животного, человек способен маскировать своими действиями инстинктивные намерения. Получается, что ни мысли, ни слова, ни поступки – три кита человеческой активности – ни порознь, ни в сочетаниях не могут сказать всей правды о человеке. Ведь каждый из них подчиняется собственной логике.

    Психолог А.Н. Леонтьев так объясняет ситуацию. Индивид не имеет собственного языка. Он пользуется готовым – общественным. А значения общеупотребительных слов слишком грубы и абстрактны, чтобы выразить тонкий мир индивидуальных переживаний. В результате нашему сознанию навязываются искаженные или фантастические представления и идеи, в том числе и такие, которые не имеют опоры в реальном жизненном опыте индивида.1 Человеку, всю жизнь прожившему в глухой деревушке, непонятно, что такое «цивилизация», «интернационализм», «эмансипация» и другие абстрактно-философские понятия. Естественно, что возникнет рассогласование мыслей и словесной (вербальной) формы выражения. В конечном итоге у любого человека формируются как минимум две цепочки искажений и рассогласований. Во-первых, мы чаще всего неадекватно осознаем свои желания, потребности, побуждения. Во-вторых, осознанные желания мы неадекватно вербализуем, неважно ограничивается оформление мыслей в слова во внутренней или внешней речи, но, как доказано, мышление без слов невозможно. В-третьих, вербализованные мысли мы неадекватно воплощаем в поступках и действиях. Такова первая цепочка рассогласований, берущая свое начало в нашем «биологическом Я». Вторая цепочка исходит из общества. С детства мы усваиваем определенные идеалы, ценности, нормы приличествующего поведения, социальные стереотипы и т.п. Усвоив их, превратив в часть своего «Я» (этот процесс называется интертериоризацией – формирование внутренней структуры личности благодаря усвоению структур внешней деятельности), мы используем их как некое мерило, при помощи которого оцениваем свои и чужие поступки. Но вот парадокс: себе мы чаще позволяем нарушать или отклоняться от социальных норм, а с других взыскиваем по всей строгости, причем в тех же самых ситуациях. Так возникает еще одно рассогласование между оценкой чужих и собственных поступков с точки зрения одних и тех же эталонов (идеалов, ценностей).

    При выборе одежды мы поступаем избирательно: покупаем из имеющихся в наличии только то, что а) соответствует нашему вкусу, б) могут позволить наши финансы. Мы ведем себя также и тогда, когда из культурного фонда норм, ценностей и идеалов, созданных человечеством, выбираем себе только то, что а) соответствует нашему вкусу, взглядам, представлениям, б) по силам выполнить. Таким способом мы поддерживаем из разных систем ценностей отдельные элементы или части, составляем из них новую мозаику, к тому же, подбирая элементы мозаики, умудряемся их частично или полностью исказить. Естественно, что в новой системе возникает масса несогласованностей и противоречий. Мировоззрение современного человека часто бывает соткано из обрывков буддизма, христианства, индивидуалистических ценностей, грубого прагматизма, стадного коллективизма, альтруистических идеалов и т.п. Как следствие, поведение индивида, управляемого такой неоднородной (гетерогенной) системой ценностей крайне непредсказуемо, противоречиво.

    Добавим еще одно звено во вторую цепочку: надерганные отовсюду ценности усваиваются нами неодинаково глубоко. Одни ценности мы бережем напоказ, но им никогда не следуем; другие действуют в одних ситуациях и не действуют в других (когда нам это не выгодно либо трудно реализовать); третьи укоренились так глубоко, что стали жизненными принципами. Итак, одни ценности (нормы, идеалы) суть элементы демонстративного поведения, другие функционируют как мотивы (чтобы оправдать свое поведение), третьи превратились в потребность и нравственное убеждение (это то, от чего мы при любых обстоятельствах отказаться не можем). Рассогласования встречаются у человека на каждом шагу. Например, он может четко осознавать, каковы его действительные интересы, он адекватно их выражает словами, но в поступках не реализует. Другой пример: действительные интересы реализуются в поступках, но неадекватно осознаются и вербализуются. Третий случай. Действительные интересы человека осознаются, реализуются в поступках, однако их вербализация (осознание либо неосознание) блокируется, подвергается своего рода речевому табу.1 Причиной могут служить недостаточный уровень образования, интеллекта, противоречие между потребностями и ценностями либо действие защитных механизмов, которые блокируют осознание тех целей, потребностей и влечений, которые не соответствуют имиджу. 

    Сознание и сознательность человека не исчерпываются познавательными задачами. Сознание должно открывать жизнь во всей ее сложности, противоречивости, давая возможность человеку поступать со знанием дела и быть господином своих решений и действий. Быть умным, «с головой» – это не только способность производить и воспроизводить что-либо в мысленной форме. Сознательность начинается с того самого момента, когда эта чисто человеческая способность используется для того, чтобы устремления, цели  и интересы личности нашли себя (в идеале – совпали) в общественном движении своего времени, эпохи. Сознательность, таким образом, есть признак развившейся общественности человека, его самоопределения в системе реальных общественных отношений.

    Таким образом, сознание – не просто образ, а идеальная (психическая) форма деятельности, ориентированная на отражение и преобразование действительности. Из отмеченных А.Г. Спиркиным характерных признаков сознания вытекает следующее определение сознания: «Сознание – это высшая, свойственная только человеку и связанная с речью функция мозга, заключающаяся в обобщенном, оценочном и целенаправленном отражении и конструктивно-творческом преобразовании действительности, в предварительном мысленном построении действий и предвидении их результатов, в разумном регулировании и самоконтролировании поведения человека».1

Глава 2. Проблема идеального

    Важнейшим свойством индивидуального, да и общественного, со­знания является идеальность. Идеальное – характерная черта, главней­ший признак сознания, обусловленный социальной природой человека. Сложность существа и состава идеального, разнообразие его детер­минирующих факторов, проявлений, функций в жизни и деятельности человека – все это (как и многое другое) обусловило трудности его познания, широкое разнообразие представлений философов о сущно­сти идеального и его предназначении от различных точек зрения внутри той или иной философской школы до глубоко дивергированных на­правлений в рамках всей философии – материализма и идеализма (сам термин «идеализм» в своем генезисе восходит к «идее» и «идеальному»). Иначе говоря, идеальное выступает как одна из вечных и в то же время всегда актуальных проблем философии.

    Несмотря на то что проблема идеального возникла еще в античную эпоху, по крайней мере со времен Платона, в ХХ столетии после нескольких десятилетий забвения она вновь заявила о своем сущест­вовании, став едва ли не новой. Бесспорная заслуга в ее возрождении принадлежит Э.В. Ильенкову.

    Идеальное, с его точки зрения, не тождественно субъективной реальности, всему тому, что имеется в индивидуальном сознании. Это не столько часть индивидуального сознания, сколько компонент обще­ственного сознания, к которому приобщился индивид, это такие эле­менты общественной культуры, которые непосредственно связаны с деятельностью индивида. Идеальное – это образы, подлежащие опред­мечиванию или духовной объективации. Идеальное широко представлено в трудовой практической деятельности. От практики оно отличается тем, что в нем самом нет ни одного атома вещества того предмета, который подлежит созданию. Когда у инженера появляется идея новой машины, он создает при этом не реальную, а идеальную машину. Идеальная форма – это форма вещи, но существующая вне этой вещи, в сознании человека, в виде его активной жизнедеятельно­сти. Идеальное – это то, чего в самой природе нет, но что конструи­руется человеком в соответствии с его потребностями, интересами, целями, что подлежит реализации на практике. Идеальное как форма человеческой деятельности существует только в деятельности, а не в результатах, ибо деятельность и есть это постоянное, длящееся «отри­цание» наличных, чувственно воспринимаемых форм вещей, их изме­нение, их «снятие» в новых формах. Когда предмет создан, потребность общества в нем удовлетворена, а деятельность угасла в ее продукте, – умерло и само идеальное. Идеальный образ, например, хлеба, возникает в представлении голодного человека или пекаря, изготовляющего этот хлеб; в голове сытого человека, занятого строительством дома, не возникает идеальный хлеб. Но если взять общество в целом, в нем всегда наличествует и идеальный хлеб, и идеальный дом, и любой идеальный предмет, с которым реально имеет дело реальный человек в процессе производства и воспроизводства своей материальной жизни. Отличие деятельности человека от деятельности животного состоит в том, что ни одна форма этой деятельности, ни одна способность не наследуется вместе с анатомической материальной организацией его тела. Эти формы деятельности (деятельные способности) передаются здесь толь­ко опосредованно – через формы предметов, созданных человеком для человека.

    К идеальному, отмечает Э.В. Ильенков, относятся нравственно ­моральные нормы, регулирующие бытовую жизнедеятельность людей, правовые установления, формы государственно-политической органи­зации жизни, ритуально-узаконенные схемы деятельности во всех ее сферах, обязательные для всех правила жизни, жесткие цеховые регла­менты и т.п., вплоть до логических нормативов рассуждения. Все эти структурные формы и схемы общественного сознания противостоят индивидуальному сознанию в качестве особой, внутри себя организо­ванной действительности, в качестве внешних форм его детерминации. «Идеальность» предстает как форма сознания и воли, как закон, управ­ляющий сознанием и волей человека, как объективно-принудительная схема сознательно-волевой деятельности.

    Общественное сознание выступает как исторически сложившаяся и исторически развивающаяся система независимых от индивидуаль­ного сознания форм и схем «объективного духа», «коллективного духа», «коллективного разума» человечества (непосредственно «народа» с его своеобразной духовной культурой). Человек обретает идеальное («иде­альный» план жизнедеятельности) только и исключительно в ходе приобщения к исторически развившимся формам общественной жиз­недеятельности, только вместе с социальным планом существования, только вместе с культурой. «Идеальность» и есть не что иное, как аспект культуры, ее измерение, определенность, свойство.

    По отношению к психике, к психической деятельности мозга это такой же объективный компонент, как горы и деревья, как Луна и звездное небо. Вследствие этого объективная реальность «идеальных форм» – это не досужая выдумка злокозненных идеалистов, как это кажется псевдоматериалистам, признающим, с одной стороны, «внеш­ний мир», а с другой – только «сознающий мозг» (или «сознание как свойство и функцию мозга»). Это реальный факт.

    В голове, понимаемой натуралистически, т.е. так, как ее рассмат­ривает биохимик, анатом, физиолог высшей нервной деятельности, никакого «идеального» нет, не было и никогда не будет. Что там есть, так это единственно материальные «механизмы», своей сложнейшей динамикой обеспечивающие деятельность человека вообще, и в том числе деятельность в идеальном плане, в соответствии с «идеальным планом».

    Вне человека и помимо человека никакого «идеального» нет. Но человек при этом понимается, что подчеркивает Э.В. Ильенков, не как отдельный индивид с его мозгом, а как реальная совокупность реальных людей, совместно осуществляющих свою специфически-человеческую жизнедеятельность, как совокупность всех общественных отношений», складывающихся между людьми вокруг общего дела, вокруг процесса общественного производства их жизни. Идеальное и существует только «внутри» человека, понимаемого таким образом.1

    Другой подход к проблеме идеального представлен наиболее полно работами Д.И. Дубровского. Существо этого направления – в неразрывной связи идеального с индивидным уровнем субъекта, с психикой человека. Д.И. Дубровский считает неверным положение, будто идеальное есть принципиально внеличностное и наддичностное отношение, реа­лизуемое не в человеческой голове, а в самой социальной предметности. Несостоятельно представление, будто идеальное абсолютно независимо от мозга, от его состояний. Необоснованным является, с его точки зрения, и отождествление идеального с мыслительным, с рациональ­ными схемами, нормативами, исключительно с теми духовными явле­ниями, которые обладают достоинством всеобщности и необходимости; неверно, будто идеальное несовместимо со случайным, единичным (он обращает при этом внимание на внезапные интуитивные поэтические или теоретические озарения, являющиеся «случайны­ми», сугубо индивидуальными). С его точки зрения, неувязка получается, когда идеальное связывается главным образом с опредме­ченными результатами деятельности (здесь Д.И. Дубровский прав, имея в виду некоторые примеры, приводимые Э.В. Ильенковым в качестве идеального: форму стоимости, икону, формы государственно-­политической организации жизни; но несправедливо считать, что раз у Э.В. Ильенкова идеальное имеет статус объективной реальности, значит, происходит редукция идеального к материальному: оно объек­тивно лишь по отношению к сознанию индивида, оставаясь субъек­тивным в социуме по отношению к природе). У Э.В. Ильенкова идеальность предстает как закон, управляющий сознанием и волей человека, как объективно-принудительная схема сознательно-волевой деятельности. Это положение, считает Д.И. Дубровский, несовместимо с творческой активностью сознания; живая творческая личность тут лишается какой-либо автономии, становится марионеткой, функциональным органом объективно-принудительной схемы.

    По его мнению, из того, что идеальное есть общественный продукт и необходимый компонент социальной самоорганизации, еще не сле­дует, что оно должно быть теоретически «локализовано» в пределах общественной системы в целом, а не в пределах общественного инди­вида, отдельных личностей. Идеальное не существует само по себе, оно необходимо связано с материальными мозговыми процессами. Оно есть не что иное, как субъективное проявление некоторых мозговых нейро­динамических процессов. В этом смысле идеальное непреложно объек­тивировано, ибо иначе оно не существует. Идеальность есть сугубо личностное явление, реализуемое мозговым нейродинамическим про­цессом определенного типа. Этот особого типа процесс актуализирует информацию для личности в форме текущих субъективных пережива­ний. Подобно тому как неактуализированная для личности информа­ция, хранящаяся в нейронных, субнейронных и молекулярных структурах головного мозга, есть лишь возможность идеального, а неидеальное как таковое, точно так же информация, фиксированная в памяти общества (в книгах, чертежах, машинах, произведениях искус­ства, иконах и других материальных системах), не есть идеальное, не будучи актуализируемой в сознании личности.

    Идеальное – это психическое явление; оно представлено всегда только в сознательных состояниях отдельных личностей; записанная на бумаге или на магнитофонной ленте фраза может расцениваться как продукт психической деятельности, однако подобный продукт не со­держит в себе идеального. Идеальное является исключительно субъек­тивной реальностью и существует только в голове общественного индивида, не выходя за ее пределы, хотя это качество и связано с воздействиями внешнего мира, с активной деятельностью человека, обусловлено органической включенностью индивида в функциониро­вание общественной системы. Категория идеального обозначает спе­цифическое для человека отображение и действие в субъективном плане в отличие от объективных действий, непосредственно производящих изменения в материальных объектах. Эта категория обозначает такое свойство деятельности нашего головного мозга, благодаря которому нам непосредственно дано содержание объекта, динамическая модель объ­екта, свободная от всех реальных физических качеств объекта, от его материальной «весомости», а потому допускающая свободное опериро­вание ею во времени. Но субъективный образ отделен не только от субстрата отображаемой вещи, но и от нейродинамического кода, с которым он связан. Он отделен также и от сигналов, сопряженных с информацией. Информация не существует отдельно от сигнала, она необходимо воплощена только в сигнале; однако информация незави­сима от энергетической характеристики сигнала, она независима от конкретных физико-химических свойств своего носителя; одна и та же информация может быть воплощена и передана разными сигналами. Иначе говоря, информация инвариантна по отношению к формам сигналов. Д.И. Дубровский приходит к выводу, что идеальное есть способность личности иметь информацию в «чистом» виде и оперировать ею во времени. Реализация данной способности, отмечает он, и обеспе­чивает самоорганизующейся системе (личности, коллективу, обще­ству), по существу, безграничное расширение диапазона возможностей отображения действительности и управления ею (в том числе – ото­бражения себя и управления собой), так как моделирование в идеаль­ном плане не сковано обычными для всех материальных процессов физическими ограничениями.

    Д.И. Дубровский подчеркивает базисный, основополагающий ха­рактер индивидуального сознания по отношению к общественному сознанию. Единственным источником новообразований в обществен­ном сознании, считает он, служит именно индивидуальное сознание. «Содержание» общественного сознания существует лишь в форме субъ­ективной реальности множества людей, составляет ядро «содержания» множества индивидуальных сознаний. Именно в этом смысле обще­ственное сознание идеально.

    Содержание общественного сознания гораздо шире содержания сознания индивидуального. В то же время данное индивидуальное сознание может быть в ряде отношений богаче общественного созна­ния. В содержании индивидуального сознания всегда остается нечто такое, что не объективируется во внеличностных формах культуры, полностью не опредмечивается или вообще не может быть опредмечено на данном этапе исторического развития, т.е. неотчуждаемо от живой личности, существует только в ней исключительно в форме субъектив­ной реальности данной личности. Надличностное нельзя истолковы­вать как абсолютно внеличностное, как совершенно независимое от реальных личностей (ныне существующих или живших прежде). Сло­жившиеся структуры духовной деятельности, нормативы и т.п. высту­пают для меня и моих современников как надличностные образования, формирующие индивидуальное сознание. Но сами эти образования были сформированы, конечно, не сверхличным существом, а живыми людьми, творившими до нас. Итак, идеальное охватывает весь круг явлений субъективной реаль­ности; это всякое знание, существующее в форме субъективной реаль­ности.1