«Понятие способа производства. Производительные силы и производственные отношения, их диалектика»

В процессе материального производства люди взаимодействуют друг с другом с целью эффективного воздействия на природу как источник изначальных средств существования и область применения разнообразных предметов труда. Поэтому экономический способ производства включает в себя две сто­роны: производительные силы, выражающие отношение общест­ва к природе, степень овладения ею, и производственные (эконо­мические) отношения, выражающие общественные взаимосвязи и взаимодействие людей в процессе производства.

    В общем виде можно сказать, что про­изводительные силы есть система субъективных (человек) и вещественных (техника и предметы труда) элементов, необходимых для процесса материального производ­ства. Особый интерес представ­ляет их общественный смысл, выраженное в них взаимодейст­вие общества и природы.

    Человек является субъектом производства, решающим элемен­том производительных сил. Речь, конечно, идет не о человеке вообще, а о работниках, выступающих в качестве производителей материальных благ. Требования же, которым должны отвечать люди в социальной роли работника, по мере общественного про­гресса растут. Еще недавно мы совершенно справедливо считали, что производители материальных благ — это люди, приводящие орудия труда в действие благодаря известному производственно­му опыту и практическим навыкам к труду. Сегодня в связи с проникновением науки в производство, в связи с научно-техни­ческой революцией этого уже недостаточно: для того, чтобы про­изводить материальные блага по-современному, человек должен обладать не только производственным опытом и навыками к тру­ду, но и определенным объемом научных знаний.

    Средства труда — комплекс вещей, которые человек поме­щает между собой и природой для воздействия на нее. Среди всех средств труда, применяемых в ту или иную эпоху и типич­ных для нее, К. Маркс выделяет те, которыми человек непо­средственно воздействует на природу — орудия труда. Они составляют, по выражению Маркса, костную и мускульную сис­тему производства и выступают важнейшим показателем отноше­ния общества к природе. В свою очередь орудия производства суть лишь часть всей техники, подразделениями которой явля­ются также бытовая, транспортная, информационная техника.

    Предметы труда — все то, на что направлен труд человека. Иногда можно встретить точку зрения, согласно которой пред­меты труда не должны-де включаться в понятие производительных сил. Аргументация при этом такова: предметы труда, в ко­нечном счете, берутся человеком из природы, следовательно, включая их в состав производительных сил, мы включаем в это понятие и всю природу, стираем грань между природным и об­щественным. Доводы эти неубедительны, поскольку в качестве предметов труда мы включаем в понятие производительных сил только ту часть природы, те ее элементы, которые активно включены человеком в процесс общественного производства. Ска­жем, якутские алмазы были элементом природы и тогда, когда мы о них ничего не знали, а элементом производительных сил нашего общества они стали только превратившись в предмет добычи и промышленной обработки. В этом смысле включение элементов природы в состав производительных сил ничем не отличается от включения в него людей или орудий труда. Если люди выключены из процесса производства (безработные, боль­ные и т.д.), они не входят и в состав производительных сил. Если техника бездействует, ржавеет (а таких случаев, к сожале­нию, пока еще много), то она также отнюдь не является произ­водительной силой общества.

    Двадцатый век — век зримого и быстрого превращения нау­ки в непосредственную производительную силу общества. За­кономерен вопрос; не появляется ли таким образом в лице науки новый, четвертый элемент производительных сил? Очевидно, нет. Процесс “онаучивания” производительных сил идет более сложным, органическим путем — путем внедрения, проникно­вения научных знаний и научных достижений в каждый из трех рассмотренных нами элементом. В результате качественно меняется образовательный и профессиональный уровень про­изводителей материальных благ, появляются принципиально но­вые орудия труда, создаются предметы труда с заранее задан­ными, не имеющими природных аналогов, свойствами.

    Прежде чем рассмотреть вторую сто­рону общественного способа производ­ства, необходимо уточнять понятие и структуру материального производства. Оно и понятно: ведь структура производственных отношений в силу самой своей природы не может не отражать структуру производства.

    Надо различать понятия “материальное производство” и “не­посредственное производство”, которые не являются тождест­венными, а соотносятся как целое и часть. Помимо непосред­ственного производства компонентами этой целостности выступают сферы распределения, обмена и потребления. Процесс производства не может считаться завершенным пока продукт не дошел до потребителя, т.е. не потреблен. Но для того, чтобы это произошло, требуется нормальное функционирование и ос­тальных сфер производства. Любые сбои распределительного или обменного характера тут же вызывают “возмущение” в на­чальном и конечном пунктах производства и — в зависимости от степени своей существенности и продолжительности — мо­гут привести к рассогласованию системы производства в целом.

    Именно под этим углом зрения могут быть адекватно поня­ты экономические проблемы, стоящие сегодня перед нашим обществом. В непосредственном производстве — это прежде все­го проблема резко замедлившегося в последние годы и сузившегося по своим масштабам научно-технического прогресса; проблема демонополизации производства; проблема расхище­ния средств труда и в промышленном, и в аграрном секторе. В сфере распределения мы сталкиваемся с нерешенностью тра­диционных проблем (например, с дискриминацией в оплате труда большинства работников умственного труда) и появлени­ем проблем новых, перестроечных и постперестроечных — све­дение к минимуму так называемых общественных фондов потребления; проедание трудовыми коллективами львиной до­ли получаемой прибыли; небывалый всплеск противоправного перераспределения в форме взяточничества, рэкета, спекуля­ции. В сфере обмена дают о себе знать такие болезненные фено­мены, как разрыв хозяйственных связей (если иметь в виду об­мен деятельностью), отсутствие конкуренции, а также бартер, отбрасывающий нас от цивилизации к первобытности (если иметь в виду обмен результатами производства). В сфере потреб­ления достаточно вспомнить хотя бы такую проблему как про­должающийся диктат производителя по отношению к потреби­телю или, скажем, проблему недопотребления, охватившего се­годня значительную часть населения.

    Даже беглый взгляд на эти проблемы позволяет прийти к двум важным выводам. Во-первых, проблемы, обнаруживаемые в различных сферах производства, между собой неразрывно свя­заны (каузально-генетически либо функционально). Так, стаг­нация научно-техническом прогресса в непосредственном про­изводстве не в последнюю очередь связана с ростом непроиз­водственного потребления прибыли предприятий, ее проеданием. И во-вторых (и это вытекает из первом вывода), подход к раз­работке программ выхода нашей экономики из кризиса должен быть системным, берущим проблемы, накопившиеся в различ­ных сферах производства в их органическом единстве.

    Итак, структура материального производства с учетом всего сказанного может быть

Рис.1

изображена как на рис. 1.

    Таким образом производственные отношения суть экономиче­ские отношения, складывающиеся между людьми в процессе непо­средственно производства, распределения, обмена и потребления материальных благ. От этих, производственно-экономических отношений надо отличать производственно-технологические от­ношения, которые обусловлены технико-­технологическими особенностями производства и его органи­зации.

    Экономические (производственные) отношения представляют собой не конгломерат отношений, а сложную систему. Такая система многомерна и ее можно рассматривать не только по фазам воспроиз­водства, как было показано выше, но и под другими углами зрения: по субъектам отношений, по объек­там присвоения, по степени близости и технологическому базису, по длительности существования в данной экономической систе­ме и т.д. Но под каким бы углом зрения мы ее ни рассматривали, она всегда целостна, проникнута единым началом. Это значит, что в системе производственных отношений есть какие-то ко­ренные отношения, которые ее цементируют, интегрируя в себе все ее стороны и аспекты, т.е. выступают как системообразующие.

    Таким отношением прежде всего выступает основное произ­водственное отношение — отношение собственности на средства производства. Конечно, в каждой экономической системе су­ществует не одна, а несколько форм собственности на средства производства. Например, при капитализме существует капита­листическая собственность, собственность крупных землевладельцев, мелкая трудовая собственность, различные формы коо­перативной собственности. Но среди многообразных форм есть основное отношение собственности, на базе которого произво­дится основная масса совокупного общественного продукта. Все другие формы собственности так или иначе подчинены основ­ному отношению, зависят от него.

    Основное отношение собственности определяет лицо эко­номической системы от ее начала и до конца. В зависимости от конкретной сущности этого основного отношения определяет­ся специфический характер экономической системы, что кон­кретизируется в исторически известных типах производствен­ных отношений — первобытнообщинных, рабовладельческих, феодальных, капиталистических.

    Среди специфических отношений данной экономической сис­темы основное производственное отношение выступает как первичное, ибо оно есть “непосредственное отношение собственни­ков условий производства к непосредственным произво­дителям”1, и следовательно, означает способ соединения вещественного и личного факторов производства. Глубже и фундаментальнее общественно-экономического отношения попросту уже нет. Все другие отношения выступают как вторичные, тре­тичные и вообще производные экономические отношения. Так, при капитализме на базе первичного отношения (между капи­талистом промышленником и наемным рабочим) складывают­ся отношения между самими промышленниками; затем — между ними и торговцами; между промышленниками и торговцами, с одной стороны, и банкирами — с другой; в качестве самостоя­тельного агента производственных отношений все больше высту­пает и государство, а наемные рабочие, кроме того, вступают в отношения и друг с другом и т.д. Естественно, что все эти вто­ричные, третичные и тому подобные отношения происходят и зависят от первичного и сами оказывают на него активное об­ратное воздействие.

    Небезынтересно отметить, что разработанная Марксом кон­цепция роли и места отношения собственности в жизни социума получила сегодня широкое признание и в немарксистском обще­ствознании. Сошлемся на мнение одного из крупнейших истори­ков современности, общепризнанного лидера историографиче­ского направления “Анналы” Фернана Броделя, который пишет: “Маркс прав: разве тому, кто владеет средствами производства, землей, судами, станками, сырьем, готовым продуктом, не принадлежит и господствующее положение? Оста­ется, однако, очевидно, что одних только этих двух координат, общества и экономики, недостаточно. Государство во множестве форм, будучи одновременно и причиной и следствием, навязы­вало свое присутствие, нарушало отношения, вольно или неволь­но вносило в них отклонения. Оно играло свою, часто весомую роль в тех
сооружениях, которые с помощью определенной типо­логии можно сгруппировать в различные социоэкономики мира: одни — с рабством, другие — с сервами и сеньорами, третьи — с деловыми людьми и предкапиталистами. Это значит вернуться к языку Маркса, оставаться на его стороне, даже если отказаться от его точных выражений или слишком строгого порядка, при кото­ром всякое общество должно было бы плавно переходить от од­ной из своих структур к другим”.1

    Будучи системообразующим, основное производственное от­ношение не может быть локализовано в какой-то части эконо­мической системы, а составляет именно ядро, основу, вбираю­щую в себя не только моменты непосредственного производст­ва, но и распределения, обмена и потребления.

    Основное производственное отношение является для дан­ной экономической системы исходным отношением, однако исходным — в широком смысле слова. В узком же смысле в качестве исторически и логически исходного выступает такое от­ношение, которое будучи самостоятельным, в то же время высту­пает как необходимая форма основного производственного отношения. А поскольку основное отношение является для данной экономической системы системообразующим, то и его форма оказывается в системе основной, господствующей и даже все­общей формой организации хозяйства.

    Истории известны три формы организации общественного хозяйства: натуральное хозяйство, товарное хозяйство, планомер­но-регулируемое хозяйство. Эти три формы не только последо­вательно сменяют друг друга, но могут и сосуществовать, при­чем так, что одна из них непременно господствует. Ее господ­ство как раз и предопределяется тем, что такова форма основ­ного производственного отношения, а значит в такой же форме выступает основная масса совокупного общественного продукта. Так, к примеру, при феодализме натуральный характер по­винностей крепостного крестьянина предопределял господство натуральной формы организации общественного хозяйства, хотя рядом с ней развивалась и усиливалась и товарная форма.

    При капитализме, наоборот, купля-продажа рабочей силы, то­варная форма отношения между предпринимателем и рабочим, предопределяет господство в этой экономической системе то­варной формы организации хозяйства.

    Форма организации общественного хозяйства непосредственно отражает уровень производительных сил, общественного раз­деления труда, она, следовательно, генетически связана с соот­ветствующим технологическим способом производства. Этим объясняется тот факт, что одна и та же форма организации хо­зяйства может обслуживать принципиально различные типы об­щественно-экономических систем. Например, натуральное хо­зяйство обслуживало все докапиталистические экономические системы. Но господство той или иной формы предопределяется основным производственным отно­шением. Другими словами, форма организации общественного хозяйства имеет двойное происхождение: генетически она связана и с технологическим, и с экономическим способами про­изводства. В свете этом становится понятным историческое ме­сто переходных форм организации хозяйства, когда наряду с господствующей формой возникает и постепенно усиливается ее собственная  

Рис. 2.

противоположность (см. рис. 2).

    Итак, два отношения выступают в экономической системе в качестве системообразующих: основное производственное отно­шение, раскрывающее наиболее существенное в самом содержании экономической системы, и исходное производственное отноше­ние, раскрывающее наиболее существенное в ее форме. Ведущая роль содержания по отношению к форме объясняет субордина­цию этих двух системообразующих отношений. Так, о капитализ­ме К. Маркс замечает: “Две характерные черты с самого начала отличают капиталистический способ производства. Во-первых, он производят свои продукты и товары. Не самый факт производ­ства товаров отличает его и других способов производства, а то обстоятельство, что для его продуктов их бытие как товаров явля­ется господствующей и определяющей чертой... Второе, что яв­ляется специфическим отличием капиталистического способа производства, — это производство прибавочной стоимости как прямая цель и определяющий мотив производства”.1

    Наличие в экономической системе двух определяющих черт, т.е. основного и исходного производственных отношений, сего­дня признают многие влиятельные школы и в социальной филосо­фии, и в политической экономии. Кэмпбелл Р. Макконнелл и Стэнли Л. Брю, например, пишут: “Вообще говоря, индустриально развитые страны мира в основном различаются по двум призна­кам: 1) по форме собственности на средства производства и 2) по способу, посредством которого координируется и управляется экономическая деятельность”.2 Правда, способ этот цитируемыми ав­торами ставится в зависимость исключительно от вмешательства или невмешательства государства в экономическую жизнь обще­ства, в действительности же, как мы видели, форма организации хозяйства определяется более фундаментальными факторами.

Глава 3. Противоречия между производительными силами и производственными отношениями, как источник и движущая сила общественного развития

    В предыдущий период развития отечественного обществознания упрощенный ответ на вопрос о противоречиях между производительными силами и производственными отношениями в духе марксистско-ленинского понимания этой проблемы выглядел следующим образом.

    Развитие производства начинается с изменения произ­водительных сил. Но производительные силы, как мы знаем, — это и орудия производства, и люди, управляю­щие этими орудиями. Какой же из этих элементов произ­водительных сил развивается прежде всего? Опыт исто­рии говорит о том, что в рамках самих производительных сил прежде всего развиваются орудия производства. Что­бы облегчить труд, получить как можно больше мате­риальных ценностей при наименьшей затрате трудовых усилий, люди постоянно совершенствуют имеющиеся и создают новые, более производительные орудия.

    Развитие и совершенствование орудий производства, технический прогресс являются результатом производ­ственной, практической деятельности людей — работни­ков производства. Но с прогрессом техники изменяют­ся и сами люди. Растет их производственный опыт, повышается квалификация, возникают все новые и новые профессии. С изменением орудий труда и работников производства изменяются и отношения людей в процес­се производства — производственные отношения.

    Таким образом, производительные силы порождают и определяют производственные отношения. Однако следу­ет иметь в виду, что производительные силы порождают не всякие, а лишь определенные производственные отно­шения, отвечающие внутренней природе этих производи­тельных сил, соответствующие их характеру. Так, возник­шая в недрах феодализма капиталистическая мануфак­тура вызвала к жизни именно капиталистические, а не иные производственные отношения.

    Возникая на основе производительных сил, производ­ственные отношения сами не остаются пассивными. Они активно воздействуют на производительные силы, уско­ряя или замедляя их развитие. При этом надо иметь ввиду, что передовые, новые производственные отношения, соответствующие характеру производительных сил, уско­ряют развитие общественного производства и являются главным двигателем развития производительных сил. Старые же производственные отношения, отстающие от развития производительных сил, мешают их движению вперед.

    Соответствие производственных отношений характеру производительных сил — непременное условие развития производства. В той или иной форме оно имеет место во всех общественно-экономических формациях, но в досо­циалистических формациях, основанных на частной соб­ственности и эксплуатации, производственные отношения не могут постоянно соответствовать развивающимся про­изводительным силам. Соответствие производственных отношений характеру производительных сил, а следова­тельно, и роль производственных отношений как главного двигателя в развитии производства имеют здесь место только на начальном этапе существования способа про­изводства. Затем производственные отношения начинают стареть, отставать от развития производительных сил, что приводит к возникновению противоречия между новыми производительными силами и старыми производст­венными отношениями.

    Противоречие это не случайно, а вытекает из внутрен­ней природы различных сторон общественного производ­ства. Производительные силы являются более подвижным элементом производства. Они постоянно изменяются, причем даже в рамках одного и того же способа произ­водства изменения эти могут быть весьма существенны­ми. Что же касается производственных отношений, то они хотя и претерпевают известные изменения, однако оста­ются в рамках данного способа производства в своей основе неизменными. За время существования капитализ­ма, например, его производительные силы претерпели глубокие изменения, тогда как производственные отноше­ния сейчас, как и прежде, основываются на частной ка­питалистической собственности.

    Из-за известной консервативности, устойчивости про­изводственные отношения не поспевают за развитием производительных сил и, отставая, начинают тормозить их развитие, вступают в противоречие с ними. По мере дальнейшего развития производительных сил тормозя­щая роль производственных отношений становится все ощутимее, противоречие между производительными си­лами и производственными отношениями принимает все более глубокий и острый характер, перерастая в конеч­ном счете в конфликт. Назревает необходимость социальной революции, которая уничтожает старые и утверждает новые производственные отношения.1

    Однако в настоящее время при характеристики указанных противоречий необходимо учитывать также ряд обстоятельств. Производительные силы данного общества в их исто­рически конкретном единстве с производственными отноше­ниями образуют, как указыва­лось, экономический способ производства. При этом производительные силы выступают как содержание его, а произ­водственные отношения как та экономическая форма, в которой люди осуществляют производство. Коль так, то и взаимодействие между производительными силами и произ­водственными отношениями подчинено общему диалектиче­скому закону взаимодействия содержания и формы, согласно которому содержание играет определяющую по отношению к форме роль.

    В общественной жизни это находит свое конкретное выраже­ние в общесоциологическом (т.е. действующем во всех формаци­ях) законе соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил. Объективная, матери­альная природа производственных отношений тем и определя­ется, что формируются они не по воле и желанию людей, а в соответствии с состоянием наличных производительных сил.

    Общинная собственность в условиях первобытного строя гос­подствовала именно потому, что соответствовала характеру то­гдашних производительных сил: низкая
производительность тру­да, равно как и неразвитость самого производителя материаль­ных благ, могла компенсироваться только коллективистской организацией труда. В противном случае наши предки не обеспе­чили бы себе самые элементарные условия существования, не говоря уже о производстве прибавочного продукта. Правда, в последние десятилетия ряд историков первобытного общества выступили против упрощенного представления об образе жиз­ни и результатах хозяйственной деятельности людей той эпохи.

    Они считают, что даже отсталые охотники и собиратели голо­дали далеко не так часто и занимались поисками пищи и ее добычей далеко не так много, как раньше считали, а в результа­те их труда образовывались даже определенные излишки по от­ношению к необходимому для жизнеобеспечения продукту. Но эти излишки (“избыточный продукт”) принципиально еще от­личаются от того, что в политической экономии и во всем обще­ствоведении известно как “прибавочный продукт” — производ­ство излишков было нерегулярным и крайне незначительным по объему, в силу чем не могло стать основой для становления эксплуататорской системы производственных отношений и классообразования.1

    Новые производительные силы эпохи позднего первобытно­го общества, возникшие в результате неолитической револю­ции (переход к бронзовым и, в особенности, к железным ору­диям, к культурному земледелию и скотоводству) позволили перейти от присваивающего хозяйства к производящему, в десятки раз повысить производительность труда. И здесь мы встречаемся с разительным историческим примером.

    Решая задачу повышения эф­фективности своего труда, последствия которого могли оцени­ваться, казалось бы, только положительно, первобытные люди не ведали, что произойдет с ними во всех других отношениях. В действительности же революция в технике и связанное с ней изменение типа хозяйствования явились поворотным пунктом истории человечества. Замена коллективистской собственности частной, коллективистской морали индивидуалистической, фор­мирование общественных классов, переход к политической
организации общества (появление государства), генеральная реконструкция семьи — пожалуй, никогда в последующие эпохи человечество не будет переживать такого кардинального пере­ворота.

    Из всех аспектов этого переворота нас сейчас интересует воз­можность и необходимость замены первобытно-коллективной формы собственности частной формой собственности. С одной стороны, возросшая производительность труда породила воз­можность все большей его индивидуализации, локализации про­изводства в рамках семьи и даже отдельного индивида. С другой стороны, сохранение традиционных собственнических отноше­ний тормозило дальнейший прогресс производства, в связи с чем возникает необходимость их замены на частную собствен­ность, позволяющую придать новым видам организации труда соответствующую форму.

    Перестройка собственнических отношений в эту эпоху знает свои этапы, свои переходные формы. Вначале собственность производителя на продукт с правом его обмена носит характер относительной обособленности в рамках данного коллектива, не сопровождаясь, как правило, эксплуатацией других ем чле­нов. Частная же собственность в полном смысле слова появля­ется как логическое завершение эволюции обособленной соб­ственности.

    Частная собственность лежит в основе трех последующих ста­дий исторического развития — рабовладельческой, феодальной, капиталистической. Это значит, что, начиная с разложения первобытного строя, характер производительных сил не менялся (они по-прежнему требовали частной собственности). Что же тогда должно изменяться, чтобы все-таки совершались такие радикальные ломки, как переходы к новым историческим ста­диям?

    Конечно, в каждом из этих конкретных случаев ответ дол­жен быть своим, сугубо конкретным, хотя и лежащим в русле действия закона соответствия производственных отношений ха­рактеру, уровню и потребностям развития производительных сил. Процесс перехода от феодализма к капитализму был обу­словлен качественным изменением уровня производительных сил и потребностями их дальнейшего развития. Иначе обстояло де­ло при переходе от рабовладения к феодализму. Историки тех­ники затрудняются ответить на вопрос, какая техническая революция или по крайней мере качественно новый технический уровень послужили исходным пунктом кризиса рабовладельче­ских отношений. Таких изменений действительно не было. Но ведь потребности развития производительных сил не сводятся к потребностям развития только их вещественных элементов, прежде всего техники. Не менее важное значение имеют по­требности развития личностного элемента производительных сил. Рабовладение на заключительном своем этапе не создало качественно нового уровня техники, но оно обнаружило потребность развития главной производительной силы — челове­ка. Изменение социально-экономического статуса труженика выступало как предварительное условие технического, а на его основе и экономического прогресса. Статус труженика требо­вал коренного изменения еще в одном отношении: раб не имел семьи, и в связи с этим заходило в тупик воспроизводство рабо­чей силы.

    Характер производительных сил вторично меняется лишь в процессе развития капиталистического общества: они вновь при­обретают общественный характер и требуют принципиального изменения собственнических, распределительных, потребительных отношений. И такие изменения действительно происхо­дят, наглядным подтверждением чем выступают процессы со­циализации, набирающие сегодня темп в развитых странах. При­рода этих процессов совершенно ясна, если учесть то, о чем говорилось несколькими строчками ранее. Человек является не только носителем производственных отношений, но и “несу­щей конструкцией” в системе производительных сил. И тот, кто выступает в качестве организатора производства (истинно­го, а не мнимого), кто действительно заинтересован в его эф­фективности, это обстоятельство игнорировать не может: оно сильней его доброй или злой воли. Он вынужден — в своих собственных интересах! — проявить заботу о главной произво­дительной силе, неизбежно приспосабливая при этом всю сис­тему производственных и в целом общественных отношений к потребностям развития производительных сил.

    Сегодня, в условиях развития научно-технической револю­ции, это более необходимо, чем когда бы то ни было. Совре­менное производство предъявляет повышенные требования к психофизическому здоровью работника, его профессионально­му и общеобразовательному уровню, культуре и нравственно­сти Эта объективная необходимость и лежит в мотивационной основе современной социальной политики в странах капитала. Как это ни парадоксально, частный интерес приводит к реали­зации социалистических по своему смыслу целей — достиже­нию более человечного “качества жизни”, большей социальной справедливости. Можно сказать, что на этом этапе человек пе­рестает быть только средством реализации основного закона капитализма — закона прибавочной стоимости. Разумеется, он не превратился в самоцель этого способа производства, но, во всяком случае, выступает уже в качестве подцели.

    Как и всякая форма, производственные отношения непросто пассивно воспринимают те импульсы к изменению, которые исходят от производительных сил: они оказы­вают активное обратное воздейст­вие на их развитие. В наиболее об­щем виде механизм этого воздействия можно представить так. Производительные силы создаются и развиваются, сохраняют­ся или выходят из строя в результате практической деятельно­сти людей, движимых определенными мотивами и конкретным образом организованных для ведения общественного производ­ства.     Все это предопределяется существующими производственными отношениями.

    Активное обратное воздействие производственных отноше­ний на развитие производительных сил может быть двояким. Когда производственные отношения соответствуют характеру, уровню и потребностям развития производительных сил, они выступают в качестве двигателя их развития и ускорителя об­щественного прогресса в целом. Когда же производственные отношения перестают соответствовать производительным си­лам, они превращаются в тормоз, т.е. существенно замедляют развитие их и социального организма в целом.

    История каждой общественно-экономической формации предстает перед нами как история “сдвига ролей”, выполняе­мых производственными отношениями в процессе обратного воздействия на производительные силы. Типичной в этом от­ношении является история капитализма. Вызвав невиданный рост производительных сил в эпоху утверждения и расцвета строя, пришедшем на смену феодализму (середина XVIII — конец ХIХ вв.), буржуазные производственные отношения за­тем все больше приходили в противоречие с общественным ха­рактером производительных сил, две мировых войны, страш­ный экономический кризис конца 20-х — начала 30-х годов, отпадение России, а затем и многих других стран, рельефно обозначили феномен, известный в марксистской литературе как общий кризис капитализма.

    Сегодня нередок вопрос типа “А был ли мальчик?”: “А был ли общий кризис?” Как нам представляется, вопрос этот, зада­ваемый теми, кто апеллирует к нынешним успехам развитых стран Запада, Японии и др., начисто игнорирует принцип исто­ризма. Если мы желаем получить истинную картину, вопрос должен быть поставлен иначе: “Каким образом удалось капита­лизму преодолеть этот общий кризис, оздоровить экономику, прийти к более высокому “качеству жизни”?”. И тогда, сопос­тавляя же возможные факты и аргументы, мы поймем, что глав­ная, генеральная причина лежит в русле оптимизации свойст­венных капитализму производственных отношений (осуществ­ляемое в разумных пределах государственное регулирование экономики, социальное ориентирование рыночного хозяйства, создание массовидного собственника посредством акциониро­вания капитала, внедрение т.н. “человеческих отношений” на предприятиях). В результате произошел новый “сдвиг ролей” — консерватизм и даже реакционность, еще недавно проявляв­шиеся буржуазными производственными отношениями, все больше сменяются прогрессивным воздействием сегодняшних (далеко не “чисто” капиталистических) отношений на произво­дительные силы и через них — опосредованно — на обществен­ную жизнь в целом.

    “Сдвиг ролей”, выполняемых производственными отноше­ниями в порядке обратном воздействия на производительные силы, можно проследить и в послеоктябрьской истории нашего общества. Трагическая противоречивость развития страны, в том числе противоречивость сложившихся после 1917 г. производ­ственных отношений могут быть правильно поняты лишь с уче­том том, что у нас отсутствовала сформировавшаяся и нор­мально функционирующая экономическая система. Деструкция (слом старой системы) и конструкция (возведение новой) ока­зались разорванными во времени. В связи с этим нуждается в существенной корректировке термин “деформация социализ­ма”, которой в последние годы не раз встречался в публицисти­ке и официальных документах. Точнее было бы говорить о деформации переходных к социализму процессов. Вот эта переходность, недостроенность и сделала производственные отноше­ния тридцатых-семидесятых годов ущербно противоречивыми.

    С одной стороны, в этих отношениях несомненно присутствовал значительный социалистический компонент. Государст­венная собственность в плане формально-абстрактном содер­жала в себе все возможности для функционирования в качестве общенародной; такой она и воспринималась массовым созна­нием в течение длительного периода, порождая, пускай и не совсем обоснованное экономически, как выяснилось позднее, чувство хозяина своего предприятия, своей страны. Была соз­дана солидная (если учитывать наши возможности) система со­циальной защиты населения, включавшая в себя бесплатное об­разование и здравоохранение, в целом удовлетворительное пен­сионное обеспечение. Во всяком случае, эту систему изучали и во многом ее перенимали развитые страны, начиная у себя упо­минавшиеся выше процессы социализации. Вот эта сторона производственных отношений, ее социалистический по своему смыслу компонент, порождали искренний энтузиазм масс — гражданский, трудовой, а в нужные моменты и боевой; поддер­живали атмосферу дружбы и взаимопомощи в трудовых кол­лективах.

    Но в наших производственных отношениях всегда присутст­вовала (и с годами все больше брала верх) и другая сторона — известная отчужденность государственной, да и колхозно-ко­оперативной, собственности от своего собственника де-юре — народа. В условиях деформации переходных к социализму процессов ее фактическим владельцем и — соответственно — субъектом управления его стал не народ, а бюрократия, партий­но-государственная номенклатура. Использование ею общест­венной собственности и всего национального богатства в ко­рыстных целях, отчуждение человека от средств производства и результатов своего труда, превращение его в казарменно-рядо­вого исполнителя не могли не сказаться на темпах развития производительных сил, их обновлении на основе научно-тех­нического прогресса, качестве выпускаемой продукции, кото­рая в подавляющем большинстве случаев не отвечала мировым стандартам. Такова печальная диалектика наших производственных от­ношений, тот “сдвиг ролей”, в результате которого они из дви­гателя развития производительных сил превратились в тормоз.1