«Ответы на вопросы по социологии»

14. Семья как социальный институт и малая группа

    Семья, по признанию ученых, – одна из величайших ценностей, созданных человечеством за всю историю своего существования. Ни одна нация, ни одна культурная общность не обошлась без семьи и в ее позитивном развитии, сохранении, упрочении заинтересовано общество, государство, в прочной, надежной семье нуждается каж­дый человек независимо от возраста.

    В современной науке нет единого определения семьи, хотя по­пытки сделать это предпринимались великими мыслителями много веков назад (Платон, Аристотель, Кант, Гегель и др.). Выявлено много признаков семьи, но как их объединить, выделив самые су­щественные? Наиболее часто о семье говорят как об основной ячейке общества, которая непосредственно участвует в биологиче­ском и социальном воспроизводстве общества. В последние годы все чаще семью называют специфической малой социально-психологической группой, подчеркивая тем самым, что для нее ха­рактерна особая система межличностных отношений, которые в большей или меньшей степени управляются законами, нравствен­ными нормами, традициями. У семьи есть и такие признаки, как совместное проживание ее членов, общее домашнее хозяйство.

    Итак, семья – это малая социально-психологическая группа, члены которой связаны брачными или родственными отношениями, общно­стью быта и взаимной моральной ответственностью и социальная необходимость в которой обусловлена потребностью общества в физическом и духовном воспроизводстве населения.

    Из этого определения явствует, что внутри семьи различаются два основных вида отношений – супружество (брачные отношения между мужем и женой) и родство (родственные отношения родите­лей и детей, между детьми, родственниками).

    В жизни конкретных людей семья многолика, поскольку меж­личностные отношения имеют много вариаций, широкий диапазон проявлений. Для одних семья – оплот, надежный эмоциональный тыл, средоточие взаимных забот, радости; для других – своего рода поле брани, где все ее члены бьются за собственные интересы, раня друг друга неосторожным словом, невыдержанным поведением. Однако понятие счастья подавляющее большинство живущих на земле связывают прежде всего с семьей: счастливым себя считает тот, кто счастлив в своем доме. Оказывается, что люди, имеющие, по их собственным оценкам, хорошую семью, дольше живут, меньше болеют, продуктивнее трудятся, более стойко переносят жизненные невзгоды, общительнее и доброжелательнее по сравне­нию с теми, кто не сумел создать нормальную семью, сохранить ее от распада или является убежденным холостяком. Об этом говорят результаты социологических исследований, проведенных в разных странах.

    Семья как своеобразная общность людей, как социальный ин­ститут влияет на все стороны общественной жизни, с ней прямо или косвенно связаны все социальные процессы. В то же время семья имеет относительную автономность от общественно-экономиче­ских отношений, выступая одним из самых традиционных и устой­чивых социальных институтов.

    Типы семьи. Проблемы возникновения и развития семьи, семейно-брачных от­ношений, роли семьи в жизни общества и каждого индивида в от­дельности на протяжении многих веков занимали лучшие умы чело­вечества. Тем не менее эти проблемы не являются сегодня доско­нально изученными: в них остается много спорных вопросов. Но одно можно сказать с уверенностью: каждая семья уникальна, но при этом содержит признаки, по которым может быть отнесена к какому-либо типу.

    Наиболее архаичным типом является патриархальная (тради­ционная) семья. Это большая по численности семья, где в одном «гнезде» проживают разные поколения родственников и свойст­венников. В семье много детей, которые зависят от родителей, почитают старших, строго соблюдают национальные и религиозные обычаи. Эмансипация женщин и все ей сопутствующие социально-экономические перемены подорвали основы авторитарности, ко­торые царили в патриархальной семье. Семьи с чертами патриар­хальности сохранились в сельской местности, в малых городах.

    В городских семьях большего размаха достиг процесс нуклеа­ризации и сегментации семьи, характерный для большинства на­родов индустриальных стран. Нуклеарные семьи (преобладающий тип семьи) состоят преимущественно из двух поколений (двухпоко­ленные) – из супругов и детей – до вступления в брак последних. Наконец, в нашей стране распространены семьи, состоящие из трех поколении (трехпоколенные), включающие родителей (или одного из них) с детьми и бабушек и дедушек (или одного из них) послед­них. Такие семьи часто носят вынужденный характер: молодая се­мья хочет отделиться от родительской, но не может это сделать из-за отсутствия собственного жилья.

    В нуклеарных семьях (родители и несемейные дети), т.е. моло­дых семьях, обычно наблюдается тесное содружество супругов в быту. Оно выражается в уважительном отношении друг к другу, во взаимопомощи, в открытом проявлении заботы друг о друге в от­личие от патриархальных семей, в которых по обычаю принято вуалировать подобные отношения.

    Но распространение нуклеар­ных семей чревато ослаблением эмоциональных связей между мо­лодыми супругами и их родителями, в результате снижается воз­можность оказания взаимопомощи, затруднена передача опыта, в том числе и опыта воспитания, от старшего поколения к младшему.

    При этом необходимо учитывать, что «исторический тип семьи – как старый, так и новый, задает лишь общие границы, внутри которых могут реализоваться соответствующие этому типу модели семьи... Это разнообразие имеет двоякое основание. С одной стороны, оно связано с продолжающимся перехо­дом к современному типу семьи, с другой – с постпере­ходным плюрализмом ее форм».

    В последние десятилетия растет число малых семей, состоящих из двух человек: неполных, материнских, «пустых гнезд» (супруги, дети которых «вылетели из гнезда»). Печальная примета нынешнего вре­мени – рост неполных семей, возникших в результате развода или смерти одного из супругов. В неполной семье один из супругов (чаще мать) воспитывает ребенка (детей). Такая же структура материнской (внебрачной) семьи, которая отличается от неполной тем, что мать не состояла в браке с отцом своего ребенка. О количественной предста­вительности такой семьи свидетельствует отечественная статистика «внебрачной» рождаемости: каждый шестой ребенок появляется у незамужней мамы. Часто ей всего 15–16 лет, когда она не в состоянии ни содержать ребенка, ни воспитывать его. В последние годы мате­ринские семьи стали создавать зрелые женщины (возраст около 40 лет и выше), сознательно сделавшие выбор «родить для себя». Еже­годно более полумиллиона детей в возрасте до 18 лет остаются без одного родителя в результате развода. На сегодня в России каждый третий ребенок воспитывается в неполной или материнской семье.

    Функции семьи. Семья – специфический социальный институт, в котором пере­плетаются интересы общества, членов семьи в целом и каждого из них в отдельности. Будучи первичной ячейкой общества, семья выполняет функции (от лат. functio – действие), важные для общества, необходимые для жизни каждого человека.

    Под функциями семьи понимают направления деятельности семейного коллектива или отдельных его членов, выражающие социаль­ную роль и сущность семьи.

    На функции семьи влияют такие факторы, как требования обще­ства, семейное право и нормы морали, реальная помощь государ­ства семье. Поэтому на протяжении истории человечества функции семьи не остаются неизменными: Появляются новые функции, от­мирают или наполняются иным содержание ранее возникшие.

    В настоящее время нет общепринятой классификации функций семьи. Исследователи единодушны в определении таких функций, как продолжение рода репродуктивная), хозяйственная, восстановительная (организация досуга, рекреативная), воспитательная. Между функциями существует тесная связь, взаимозависимость, взаимодополняемость, поэтому какие-либо нарушения в одной из них сказываются и на выполнении другой.

    Функция продолжения рода (репродуктивная) – это биологиче­ское воспроизводство и сохранение потомства, продолжение чело­веческого рода. Единственным и незаменимым производителем самого человека является семья. Заложенный от природы инстинкт продолжения рода преобразуется у человека в потребность иметь детей, заботиться о них, воспитывать. В настоящее время главной социальной функцией семьи становится обеспечение потребности мужчины и женщины в супружестве, отцовстве и материнстве. Этот социальный процесс обеспечивает воспроизводство новых поколе­ний людей, продолжение человеческого рода.

    Слова «семья» и «родительство» стоят обычно рядом, поскольку рождение новой жизни – важнейший смысл супружества. Такова традиция, идущая из глубины веков: раз есть семья, значит, должны быть дети; раз есть дети, значит, при них должны быть родители.

    Репродуктивная функция семьи в настоящее время привлекает пристальное внимание специалистов многих областей знаний: пе­дагогов, демографов, психологов, социологов экономистов, юристов, медиков и т.д. Дело заключается в том, что для поступатель­ного развития человечества важно и количественное, и качествен­ное воспроизводство населения. От семьи непосредственно зависит, возрастет ли численность живущих на Земле людей и каков будет ее качественный вклад в население, что принесут ее дети окружающе­му миру.

    Проблема, которая волнует современное человечество, – это резкое падение рождаемости во всех развитых странах и очень бы­стрый прирост населения в развивающихся странах. «Проблема состоит в том, что вслед за сокращением детской и общей смертности стала падать рождаемость, это привело к тому, что количество детей в семьях стало ниже оптимального (т.е. 2-3 детей)». Рекорд по ко­личеству новорожденных упорно сохраняет Индия, ежегодно по­полняя население Земли на 27,5 млн. малышей (в 1997 г. в России родились всего 1,2 млн. детей). Затем идет Китай – 18,4 млн. новорожденных, хотя там осуществляется многолетняя кампания под девизом «Одной семье – один ребенок». Далее следует Индоне­зия с 5,7 млн. новорожденных.

    На уровень рождаемости оказывают влияние многие факторы, как-то: социально-экономическая стабильность в стране; благосо­стояние семьи, ее обеспеченность жильем, работой; социально-культурные нормы, национальные традиции; образование и здо­ровье супругов, отношения между ними, помощь со стороны род­ственников; профессиональная деятельность и характер занятости женщины; место жительства. Ученые вывели несколько закономер­ностей рождаемости: она ниже в городе (по сравнению с селом), падает с ростом достатка, образования, обеспеченности жильем и т.д. Оказывается, что при более благоприятных условиях дают о себе знать эгоистические тенденции («пожить для себя») и усилия семьи переключаются с деторождения на домашнее хозяйство, уче­бу, потребление, досуг, творчество. А на рождение и воспитание детей не остается времени.

    Вопрос о количестве детей в современной семье имеет не только педагогическое, но и социально-экономическое значение. Вряд ли следует кого-либо убеждать в том, что ориентация современной семьи на одного-двух детей не обеспечивает простого воспроизвод­ства населения. А значит, когда подрастут сегодняшние новорож­денные и вступят в самостоятельную жизнь, на долю каждого при­дется не два-три пенсионера, а значительно больше. Страна «постареет», доля трудоспособных граждан снизится. Перспектива ясна – жизнь станет еще сложнее. Негативными последствиями чре­ват и противоположный вариант: если в каждой семье будет много детей, с лихвой обеспечится воспроизводство населения, страна «помолодеет». Однако многодетность большинства семей окажется тяжелым экономическим и социальным бременем для общества: сколько всего потребуется для того, чтобы накормить, одеть, дать образование, т.е. «поставить на ноги» молодое поколение. А сколько придется работать родителям, чтобы содержать многочис­ленных чад! Тут уж не до воспитания и контроля, в которых нуж­даются подрастающие дети. Мировая статистика показывает, к со­жалению, что современная многодетная семья дает много воспита­тельного «брака»: детей, не желающих учиться, работать, с различными отклонениями в поведении, вплоть до противоправного.

    В последние годы растет число супружеских пар, которые созна­тельно отказываются от рождения детей. Среди них есть люди с эгоистической направленностью личности, озабоченные своей карьерой, не желающие усложнять свою жизнь «детскими» про­блемами и т.д. Некоторые супруги откладывают рождение детей на неопределенный срок, объясняя это жилищными, материальными и иными трудностями. На фоне таких «неродителей» особо отчетли­во высвечивается трагедия бесплодных супружеских пар. По стати­стическим данным, в России значительная часть женщин детород­ного возраста не могут иметь детей по медицинским показателям(чаще всего это последствие аборта). Резко прогрессирует в по­следние годы рост мужского бесплодия, на долю которого прихо­дится 40% бездетных браков. Частично проблема бесплодия реша­ется путем зачатия «в пробирке» (по научному – методом экстра­корпорального оплодотворения и переноса эмбриона в полость матки). Метод, разработанный английскими учеными в 1978 г., ус­пешно внедрен и в нашей стране. Но на всю Россию работают только 15 лабораторий, оказывающих платные услуги, что делает их недоступными для многих тысяч бесплодных пар.

    На потенциал нации влияют не только количественные, но и ка­чественные отклонения в воспроизводстве населения. У современных новорожденных детей низкие качественные показатели – явле­ние достаточно частое. Так, в России из десяти родившихся детей девять имеют те или иные отклонения в развитии. Причин тому очень много. Прежде всего это плохое здоровье рожениц, которое часто подрывается вредными привычками (курением, алкоголем, наркотиками), от которых будущие матери не отказываются даже во время беременности. Кроме того, многие женщины выполняют тяжелую работу, не имеют полноценного декретного отпуска, плохо питаются, пьют некачественную воду, не защищены от инфек­ции, подвержены радиации и т.д.  Наиболее высок риск появления ослабленных детей, имеющих физические и психические отклоне­ния, у часто (с интервалом в 1–1,5 года) рожающих женщин, орга­низм которых не успевает восстановиться от прежних родов.

    Уход за детьми, имеющими различные врожденные или наслед­ственные дефекты, в также их воспитание сопряжены с огромными издержками как нервно-психического, так и материального харак­тера. Семьи с такими детьми оказываются в очень сложном поло­жении. От новорожденных детей с выраженными признаками тя­желой болезни, уродства родители нередко отказываются, взвали­вая заботы о своих малышах на плечи государства. Со стороны общества требуются дополнительные затраты на содержание и ле­чение физически ослабленных, психически неполноценных детей, открытие специальных медицинских или коррекционных учрежде­ний, увеличение пенсионного фонда и т.д.

    Каждая семья вправе самостоятельно планировать деторожде­ние: сколько и когда, с какими интервалами появятся у нее дети. Но необходимо учитывать, что и их количество, а также качество здо­ровья значительно влияют на выполнение семьей ее воспитатель­ной функции.

    Понятие «планирование семьи» сравнительно недавно появилось в научной литературе. Первоначально оно было принято Организацией Объединенных На­ций (ООН), а свое развитие получило в документах других международных орга­низаций, прежде всего Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Мировая общественность обеспокоена, с одной стороны, темпами роста населения Земли, с другой стороны, ухудшением генофонда. В связи с этим Организация Объединен­ных Наций приняла решение о необходимости сдерживания роста населения пу­тем оказания супружеским парам помощи в планировании семьи.

    Эта помощь – одно из важнейших направлений современной демографиче­ской политики многих стран. Супругам оказывается помощь при решении таких проблем семейной жизни, как предупреждение нежелательной беременности, ре­гулирование количества детей и интервалов между ними, контроль времени дето­рождения в зависимости от возраста родителей, лечение бесплодия и т.д.

    В России принята федеральная программа «Планирование семьи», в рамках которой осуществляется санитарное просвещение, консультирование, лечение бесплодия, обеспечение противозачаточными средствами, подготовка молодежи и подростков по вопросам полового воспитания, сексуального и репродуктивного поведения по профилактике заболеваний, передаваемых половым путем, и др.

    Хозяйственная функция обеспечивает многообразные хозяйст­венные потребности собственной семьи. Каждая семья осуществля­ет хозяйственную деятельность, необходимую в повседневной жиз­ни: покупка продуктов и приготовление пищи; уход за детьми, больными и престарелыми членами семьи; уборка и ремонт жили­ща; содержание в порядке одежды, обуви и других предметов оби­хода и т.п. Для многих семей в понятие «домашняя деятельность» входит труд на участке, в личном хозяйстве, дающий возможность производить продукты овощеводства, садоводства, животноводст­ва и др. В настоящее время содержание хозяйственной функции обогатилось новыми формами, такими, как арендный подряд, коо­ператив, индивидуальная трудовая деятельность.

    Одна из предпосылок существования нормальной семьи – ее экономическая общность. Семейная экономика требуем планирова­ния, учета, бережливости, контроля. Поэтому каждая семья сразу после своего образования создает свой самостоятельный семейный бюджет, в котором сбалансированы доходы и расходы семьи, по­требности и возможности их удовлетворения. Бюджет лежит в основе ведения домашнего хозяйства: он диктует стиль жизни семьи, содержание хозяйственной деятельности. В организации домашне­го быта большинства современных семей учитываются интересы не только старших, но и младших членов; забота о детях обычно сто­ит на одном из первых мест. Налаженное денежное хозяйство суще­ственным образом меняет психологический климат семьи, позволя­ет справедливо удовлетворять потребности всех ее членов. Благо­даря этому отпадают поводы для лишних трений, недовольств, скрытых и явных обид. Психологи установили, ч то для мирной се­мейной жизни бывает важнее не столько умелое, сбалансированное ведение хозяйства, сколько совпадение взглядов супругов на то, как его вести: на что тратить деньги и на каких бюджетных статьях экономить.

    Важно, чтобы хозяйственная функция была общей для всех чле­нов семьи, а не считалась прерогативой жены. Справедливое распре­деление домашних обязанностей в семье между супругами, младшими старшим поколениями представляется наиболее благоприятным условием для нравственного и трудового воспитания детей. Именно в условиях повседневной жизни раскрываются подлинно человече­ские отношения людей друг к другу, их привычки, вкусы, формиру­ются черты характера. В ежедневных обязанностях (приготовить пищу, убрать жилище, привести в порядок одежду и т.д.) члены се­мьи имеют возможность проявить заботу друг о друге, оказать вни­мание, выразить уважение к тем или иным особенностям, привыч­кам, вкусам близких.

При ведении домашнего хозяйства приходится принимать раз­личные решения: как отмечать день рождения ребенка, когда ремон­тировать кухню и т.д. В большинстве современных семей складыва­ются эгалитарные (равноправные) отношения, когда власть равно­мерно распределяется между супругами, а следовательно, решения принимаются коллегиально. Постепенное выравнивание положения супругов, их прав и обязанностей – основная социально-психоло­гическая тенденция в современной семье. Тем не менее необходим руководитель, который организует всю деятельность семьи и берет на себя функции управления. Традиционно такого руководителя на­зывают главой семьи. В патриархальных семьях обычно в таком ка­честве выступал старший мужчина семьи, ему принадлежало послед­нее слово при решении домашних проблем. По сравнению с про­шлым во многом изменилась сама роль главы семьи. Главенство се­годня выражается не в проявлении власти над членами семьи, как это было раньше, не в распоряжении ими, а в организации жизни семьи, в устройстве ее быта. Ученые считают, что в условиях современного функционирования семьи речь может идти не о главенстве, а скорее о лидерстве при осуществлении тех или иных планов семейного благо­устройства. При этом в большинстве случаев дело решают личные свойства и склонности взрослых социально зрелых членов семьи (инициативность, твердость характера, авторитетность, эрудирован­ность и т.д.). Возникают так называемые «двуглавые» семьи, когда каждый из супругов, являясь лидером, осуществляет свою инициати­ву в той или иной области быта, к которой он больше всего склонен (приготовление пищи, плодово-ягодные заготовки, организация до­суга, ремонт квартиры, руководство работами на садово-огородном участке и пр.). Лидер включается в дело сам и организует семью на достижение поставленной цели.

    Руководство семьей проявляется в разных формах: авторитар­ной, демократической, анархической. Последняя форма чаще всего приводит к дезорганизации семейного образа жизни, отсутствию в семье порядка, недостаточно четкому выполнению функций от­дельными ее членами, вызывает у них несогласие, непонимание друг друга. При демократической форме руководства право ре­шающего голоса принадлежит тому члену семьи, который более всего компетентен в данном вопросе. Нередки семьи, где муж –главный кулинар, а жена – своеобразный интеллектуальный центр, «руководитель» образовательной деятельности детей.

    Функция организации досуга имеет своей целью восстановление и поддержание здоровья, удовлетворение различных духовных по­требностей. Изучение уровня «социального самочувствия» показа­ло, что в числе основных проблем, осложняющих жизнь современ­ной семьи, чаще всего отмечаются проблемы здоровья, тревога за будущее детей, усталость и отсутствие перспектив.

    Следует помнить, что в условиях различных социально-эко­номических Потрясений, при нарастании в обществе отчужденно­сти, взаимного недоверия, агрессивности и пессимизма семья как психологическое убежище выступает источником стабильности и для конкретного человека и для страны в целом. Так было в годы революций, войн, когда мысли, заботы о близких согревали, при­давали силы, помогали выжить. И сегодня многие семьи, попав­шие в чрезвычайно тяжелые обстоятельства, не опускают руки, не впадают в отчаяние, всеми силами стараясь поддержать близких, заботиться друг о друге, не омрачать детство ребенка. В этом проявляется и любовь к семье, и обостренное чувство ответствен­ности за ее благополучие. но восстановительная роль современ­ной семьи, ее жизнеспособность, стойкость во многом зависят от настроя ее взрослых членов, от целеустремленности, волевых черт характера, которые необходимо воспитывать у себя.

    Восстановительная роль семьи обеспечивается гуманными вза­имоотношениями, атмосферой доверительности, которая распо­лагает и больших, и маленьких членов семьи выразить свое эмо­циональное состояние, высказать сомнения, поделиться радо­стью, горестями, получить совет, наставление. Только в семье, от близких и любящих людей человек получает сложный комплекс сострадания, участия, отзывчивости, без которого не может быть полнокровной жизни. Тем более это важно для детей, особо остро нуждающихся в эмоциональной поддержке взрослых. Уверен­ность в нравственно-психологической помощи близких снимает напряжение, поддерживает бодрое настроение человека. Опти­мистический настрой в семье, шутка, юмор придают семейной атмосфере радостную окраску, благоприятную для повышения жизненного тонуса, помогают преодолеть невзгоды и неудачи.

    Для поддержания здоровья и работоспособности организма, восстановления сил необходимы рациональный режим жизни, пол­ноценное удовлетворение жизненных потребностей, занятия физической культурой и т.д. Здесь прослеживается прямая зависимость восстановительной функции семьи от налаженности домашнего хозяйства, быта. Не последнюю скрипку играют уют, тепло до­машнего очага, которые создаются и его внешним оформлением, удобством, и вниманием, заботой всех членов семьи друг о друге. Если это удалось сделать общими усилиями взрослых и детей, то семья становится настоящим психологическим убежищем.

    Особая роль в восстановительной функции семьи принадлежит умело организованному досугу. Под досугом понимаемся внерабочее (свободное) время, которым человек распоряжается по своему выбору и усмотрению. В русском языке слово «досуг» появилось в ХV в., произошло от глагола «досягать», буквально означало – время, ко­гда можно что-то достичь.

    Досуг выполняет специфическую роль, которая направлена на поддержание семьи как целостной системы. Содержание и формы проведения досуга зависят от уровня культуры, образования, места жительства, доходов, национальных традиций, возраста членов семьи, их индивидуальных склонностей и интересов.

    При оценке полноценности досуга принимается во внимание количество времени, отводимого для него всеми членами семьи, а также характер использования этого времени (сон, вязание, просмотр телевизора, семейное чтение, прогулка на лыжах, посещение музея и т.д.). И тут опять велика зависимость от налаженности бы­та семьи, сбалансированности бюджета. Если ведение домашнего хозяйства – совместный труд и взрослых и детей, то исключается перегрузка женщины, и у нее останется время для отдыха. При пла­нировании расходов всей семьей обсуждается, например, на чем можно сэкономить, чтобы «выкроить» деньги на посещение театра, музея, отложить деньги на летний отдых.

    Досуг современной семьи может быть активным, содержатель­ным, если учитываются интересы и потребности всех ее членов. Но как быть, если папа увлечен коллекционированием марок, мама предпочитает посещение музеев и выставок, а сынишка весь в мире животных? Идеально, когда удается найти точки соприкосновения в интересах и увлечениях всех членов семьи (марки о животных, животные в изобразительном искусстве). Хорошо бы обзавестись общесемейными увлечениями, например воскресные прогулки по родному городу, знакомящие с его историей, архитектурой и т.д. Объединяющим может быть интерес к природе, театру, книгам, спорту и т.д. Важно, чтобы досуг был коллективным, когда ему с радостью предаются все члены семьи. Радость от совместного отдыха может быть разной: сынишка в восторге, что он первый раз сам закинул удочку, папа доволен, что приобщил сына к своим увлечениям, а мама, сидящая с книжкой в сторонке, счастлива от то­го, что ее близкие рядом, что им хорошо, что она разделяет их на­строение.

    Семейный досуг должен оказывать развивающее воздействие на всех ее членов: повышать их образовательный, общекультурный уровень, сплачивать общностью интересов, переживаний. Тогда досуг становится действенным средством семейного воспитания: дети учатся беречь время, любить природу, приобретают культуру восприятия искусства, накапливают опыт общения, остро осознают общность семьи и т.д. Содержательный досуг, доставляющий ра­дость всей семье, препятствует проникновению в нее таких враж­дебных разрушительных сил, как алкоголь, скука, взаимное психо­логическое пресыщение и отчуждение.

    Наиболее популярными формами проведения свободного вре­мени являются хождение в гости и прием гостей, просмотр телепе­редач. Сами по себе эти формы не заслуживают ни порицания, ни восхваления, пока не определено их содержание, степень участия в них взрослых и детей. Одно дело, когда гостей приглашают и сами идут в гости ради застолья. Совсем другое, когда, например, со­брались две-три молодые семьи с детьми, чтобы рассказать о про­веденном лете, посмотреть фотографии, слайды или видеофильм, устроить выставку детских рисунков, поделок. При этом застолье –лишь эпизод приема гостей, но не центральное его звено. Превра­щение телевизора в «теленяньку», когда дети проводят много часов перед экраном, ничего, кроме вреда, не дает. Это, как свидетельст­вуют медики, утомляет зрение ребенка, возбуждает нервную систе­му, особенно когда он смотрит неподходящую для его возраста пе­редачу. Совсем иное дело, если устраивается семейный просмотр передачи, после которого идет неторопливое обсуждение, каждый высказывает свои впечатления.

    В некоторых семьях сохранились прекрасные традиции семейного чтения, домашнего театра, концертов, конкурсов, загородных походов, экскурсий, рукоделия, рисования. Другими словами, до­суг может быть разнообразным и полезным для развития семьи, надо только стремиться жить полнокровной, интересной жизнью, а не по скучному стандарту.

    Воспитательная функция – важнейшая функция семья, заклю­чающаяся в духовном воспроизводстве населения. Семья – вос­питательная колыбель человека. Да, именно человека на всех его возрастных этапах, потому что в семье воспитываются и взрослые, и дети. Воспитание – очень сложный процесс, в котором взаимно влияют друг на друга и те, кто воспитывает, и те, кого воспитыва­ют. Никогда не бывает так, что один человек только дает, а другой только принимает, один поучает, а другой слушает. Воспитание отнюдь не одностороннее движение, оно заключается в сотрудни­честве, когда оба дают и оба чувствуют себя наделенными дарами. Выделяют три аспекта воспитательной функции семьи.

1. Воспитание ребенка, формирование его личности, развитие спо­собностей. Семья выступает посредником между ребенком и обще­ством, служит передаче ему социального опыта. Через внутрисе­мейное общение ребенок усваивает принятые в данном обществе нормы и формы поведения, нравственные ценности. В силу ряда особенностей, присущих семье, она оказывается самым действенным воспитателем, особенно в первые годы жизни человека.

2.          Систематическое воспитательное воздействие семейного коллектива на каждого своего члена в течение всей его жизни. В каждой семье вырабатывается своя индивидуальная система воспитания, основу которой составляют те или иные ценностные ориентации. Ребенок очень рано чувствует, что в его поведении, словах пораду­ет, а что огорчит близких. Затем он начинает понимать «семейное кредо» – так в нашей семье не делают, в нашей семье поступают иначе. Исходя из этого кредо, семейный коллектив предъявляет требования к своим членам, оказывая определенное воздействие. Воспитание, начинаясь с первых дней жизни человека, в дальней­шем уже никогда его не покидает. Изменяются только формы вос­питания. Взрослому сыну вряд ли понравятся прямые замечания матери по поводу некорректного поведения, но он чувствителен к невербальным средствам воздействия (строгий взгляд, непрони­цаемое выражение лица матери или отца и т.д.), способен понять намек, шутку, аналогию с литературным персонажем и т.д.

    Семья представляет собой своеобразную школу, в которой каждый «проходит» много социальных ролей. Появился ребенок, стал сыном, внуком, братом, затем мужем, зятем, отцом, дедушкой. Выполнение ролей требует специфических приемов взаимодействия с окружающими, которые приобретаются в семейном коллективе через подражание примеру близких людей.

    На протяжении всей совместной жизни супруги влияют друг на друга, но характер этого влияния меняется. В первый период се­мейной жизни молодожены входят с грузом своих привычек, вку­сов, особенностями темперамента. Идет, как метко говорят в наро­де, «притирка» характеров: не борьба и война, чтобы переделать друг друга по образу и подобию своему», а изучение особенностей супруга, привыкание к его вкусам, привычкам, реакциям. Прихо­дится что-то принять в человеке, что-то попытаться тактично из­жить, а что-то переделывать в себе. В зрелом возрасте супруги стараются избегать невротизирующих ситуаций, всячески подчер­кивают достоинства друг друга, внушают веру в собственные силы и т.д. Другими словами, во имя общих интересов семейный коллек­тив оказывает созидательное влияние на всех своих членов.

3. Постоянное влияние детей на родителей (других членов семьи), побуждающее их к самовоспитанию. Любой процесс воспитания ос­новывается на самовоспитании воспитателей. Дети не всегда осоз­нают свое влияние на других членов семьи, но интуитивно это дела­ют буквально с первых дней жизни. Д.Б. Эльконин однажды заметил, правда с долей иронии, что не столько семья социализирует ребенка, сколько он сам социализирует окружающих его близких, подчиняет их себе, пытается сконструировать удобный и приятный для себя мир. Чтобы убедиться в истинности этих слов, вспомните, как по-разному «окрашен» плач ребенка, которому от роду 2–3 месяца: он и требовательный, и жалобный, и призывный, и капризный, и хнычу­щий. А как быстро малыш «приучает» родителей к своим вкусам: охотно сосет молоко, но упорно отказывается от кефира, плачет, ко­гда остается один, но спокойно играет, если его манеж поставили так, что он видит маму, слышит ее голос и т.д. И подобные воздейст­вия детей родители будут испытывать постоянно. Уже в конце пер­вого и начале второго года жизни ребенок становится настоящим «экспертом» своих родителей. Он по-разному ведет себя с матерью и отцом, вырабатывает в себе различные «стратегии» влияния на пове­дение родителей. Дети тонко ориентируются в «слабых местах» ро­дителей и умело пользуются ими.

    Желание иметь детей диктуется жизненно важными потребно­стями, которые хотят реализовать родители. Однако потребности и возможности не всегда совпадают, поэтому для удовлетворения первых приходится «работать над собой», расширять свой круго­зор, овладевать умением понимать ребенка, развивать у себя те или иные способности и т.д. Другими словами, чтобы стать хорошим воспитателем своих детей, надо постоянно стремиться к самосо­вершенствованию, заниматься самовоспитанием.

    В человеке заложена потребность передавать свой опыт, свои знания другим людям. Эта потребность побуждает иметь детей, которые так нуждаются в опеке, учении. Но оказывается, что даже элементарный гигиенический уход за новорожденным требует ловкости, многих знаний и умений, не говоря уже о том, чтобы позже толково и интересно ответить на постоянные детские «почему», помочь нарисовать портрет папы, объяснить принцип конструиро­вания игрушки-самоделки и т.д. В заботах о детях родители стано­вятся опытнее, мудрее, самокритичнее. И одновременно с детьми, которые постоянно растут и взрослеют, родители «идут» по сту­пенькам самовоспитания, самообразования.

    Для позитивного развития человек нуждается в общественном признании, общественной оценке. Стремясь хорошо заботиться о детях, дать им полноценное воспитание, родители осознают свою ценность, поднимают свой статус в глазах окружающих, а это по­буждает к новым усилиям на педагогическом поприще.

    Едва появившись на свет, дети расширяют социальный мир роди­телей: появляется круг новых знакомых, имеющих аналогичные «детские проблемы»; существенными становятся контакты с врачом, наблюдающим за развитием ребенка; затем в жизнь семьи входят воспитатели дошкольного учреждения, учителя школы, друзья сына или дочери и т.д. Сколько возникает проблем и вопросов! Напри­мер, почему сын любит играть у соседей, но не приглашает друзей в свой дом? Почему в детском саду он делает все медленно, не укла­дывается в отведенное время? И т.д. Поиски ответов на подобные вопросы сопряжены с анализом домашней воспитательной систе­мы: в чем допущены ошибки? Как их исправить? Как не допустить новых? Любящие родители видят и переживают «промахи» в вос­питании, меняют его тактику, отказываются от неудачных прие­мов, пробуют иные подходы к своим детям.

    Подросшие дети «обогащают» опыт родителей приемами вос­питания, которые узнали в детском саду, школе, семьях друзей, родственников. Связь с детьми вновь оживает в отношениях с внуками, и роди­тели продолжают быть воспитателями, но уже в качестве бабушки и дедушки. И снова за учебу: ведь внуки – это новое поколение. Оказывается, появились иные игрушки, настольные игры, книги, обновился репертуар детских театров, открылся планетарий и т.д. И все это надо узнать самим, чтобы активно использовать в воспи­тании ребенка, помочь ему идти в ногу с жизнью. Бесконечная ра­бота родителей, направленная на обогащение своего кругозора, совершенствование семейного образа жизни, повышение эффек­тивности воспитательной деятельности – залог счастливого детства ребенка.

    Вот и получается, ребенок в семье – неисчерпаемый источник жизненных импульсов, эмоциональных стимуляторов для родите­лей. А желание развить у своего ребенка способности, которые по­могут ему безболезненно вступить в новую жизнь, побуждает взрослых к постоянной работе над собой. Не зря многие великие педагоги считали, что семейное воспитание – это прежде всего самовоспитание родителей: очень сложно привить ребенку те качест­ва, которыми сам не обладаешь, и «отучить» от таких, которые по­стоянно демонстрируешь.

 

15. Город как социально-территориальная общность

    В современных условиях, когда развитие общества подчиненно ориентации на новые представления, необходимо более критично взглянуть на состояние и проблему стабилизации образа жизни населения. Важный вопрос, встающий в этой связи, проблема субъекта городского образа жизни. В научной литературе обычно население города вычленяется в специфическое социальное образование, терри­ториальную общность людей, которая и является субъектом городского образа жизни, в то время как население деревни как социально-территориальная общность становится субъектом сельского образа жизни. И очевидно, что само содержание городского образа жизни невозможно понять без выявления особен­ностей городских условий жизнедеятельности в их отличии от сельских условий. Специфика городских условий жизнедеятельности детерминирована двумя группами факторов и соответственно этому проявляется в двух достаточно автономных аспектах. Во-первых, аспект, который по своему существу есть социально-экологические особенности городских условий жизнедеятельности. Во-вторых, социально-экономические особенности этих условий. Рассмотрим сказанное несколько подробнее, ибо именно на этой основе можно выявить содержание городского образа жизни. Социально-экологические особенности городских условий жизни характеризуют город как особую среду обитания человека, глубоко отличную от среды обитания сельского типа. В свою очередь специфика города  как среды обитания – явление производное от общественного производства, от общественного труда, в частности, от его разделения на сельскохозяйственный и несельскохозяйственный виды.

    Город более автономен, обладает большей возможностью выбора места возникновения, ибо природные факторы оказы­вают на него меньшее влияние. Город более интенсивно осваи­вает территорию, так как городское производство само создает предпосылки для своего функционирования. Оно концентри­рует производственный процесс на ограниченной территории.

    Однако город – это не только новые виды труда, но и каче­ственно новые формы объединения людей, объединения не на основе кровных уз, а на базе общественных отношений, т.е. связей, созданных не природой, а самими людьми, обществом. Город становится формой преодоления ведущей роли природы в развитии человечества, «элементом», созданным обществом. В деревне же сохраняется преобладание природного начала.

Образование города обусловлено эволюцией форм собственности; возникают качественно новые формы связи работников со средствами производства, т.е. появляется «работающий собствен­ник» – ремесленник. Таким образом, различные формы собствен­ности выступают важным и обязательным фактором эволюции как самого производства, так и расселения людей.

    Городская общность является формой включения индивида в общест­венную жизнь, средой его социализации. Она формирует у не­го определенные социальные качества, превращая его в личность. Личность является одним из тех феноменов, которые редко истолковываются одинаково разными авторами. Все определения личности так или иначе обусловливаются двумя противоположными взглядами на ее развитие. С точки зрения одних, каждая личность формируется и развивается в соответствии с ее врожденными качествами и способностями, а социальное окружение при этом играет весьма незначительную роль. Представители другой точки зрения полностью отвергают врожденные внутренние черты и способности личности, считая, что личность – это некоторый продукт, полностью формируемый в ходе социального опыта. Очевидно, что это крайние точки зрения на процесс формирования личности. В подобном анализе, конечно, должны учитываться как биологические особенности личности, так и ее социальный опыт. Вместе с тем практика показывает, что социальные факторы формирования личности более весомы. Сознание, духовный мир человека формируются всем укладом жизни, определенной социальной средой, действующей совокупно с целенаправленными влияниями на личность. Именно конструктивные изменения в социальной среде, создание таких условий жизни в социуме, которые помогают развиться всем задаткам человека, являются объективной предпосылкой успешного развития личности. Представляется удовлетворительным определение личности, данное В. Ядовым: «Личность – это целостность социальных свойств человека, продукт общего развития и включения индивида в систему социальных отношений посредством активной деятельности и общения».

    В соответствии с этим взглядом личность развивается из биологического организма исключительно благодаря различным видам социального и культурного опыта. При этом не отрицается наличие у нее врожденных способностей, темперамента и предрасположенности, значительно влияющих на процесс формирования личностных черт. Для анализа возникновения и развития личностных черт можно выделить мезофакторы, которые относятся к одной из групп условий или факторов социализации. «Мезофакторы (мезо – средний, промежуточный), условия социализации больших групп людей, выделяемых: по  месту и типу поселения, в котором они живут (регион, город, поселок, село).»

    Любой тип поселения – это непосредственная среда жизнедеятельности человека. В данном плане социальная функция города выражает его место в границах общества как целостной системы.

    Но социальную функцию поселения можно трактовать и в узком смысле. Город играет роль фактора, соци­ально дифференцирующего население. Город по экономи­ческим причинам привязан к производству, а работник к городу, но такую связь нельзя рассматривать в плане жест­кой детерминизации. Это положение носит исторически преходящий характер.

Условия, в которых человек трудится, удовлетворяет свои естественные, социальные потребности (в еде, жилье, образо­вании, культуре и т.д.), определяют меру возможностей в конкретном месте поселения – это реальные условия, детерми­нированные профилем поселения, его численностью, админи­стративным статусом. Неоднородность условии жизни порож­дает социально-территориальные различия.

Таким образом, город как непосредственная среда жизнедеятельности человека в широком смысле реализу­ет важнейшую интегрирующую функцию – функцию социаль­ного развития человека, населения. В отличие от предприятия городская общность опосредует почти все сферы жизни и деятельности человека – общественной жизни, культуры, образования, быта и т.д.

Закрепление людей за поселениями разного типа, с различ­ным «набором» социально-экономических условии жизнедея­тельности превращает их в специфическое социальное образо­вание: общность по поселению. Такие специфические биосоци­альные и биопсихические общности можно легко обнаружить на Крайнем Севере и в Уссурийской тайге, в городах­-мегаполисах, на прибалтийских и западно-украинских хуторах, в большом среднеазиатском городе и в кишлаке. Учеными оп­ределена целая группа факторов, формирующих эти биосоци­альные и биопсихические общности. Такие общности имеют прежде всего общий интерес. В силу социально-экономических различий в условиях жизнедеятельности того или иного типа поселения общий интерес жителей деревни будет отличен от общего интереса жителей районного, областного, красного цен­тра. Отсюда общности по поселению – это носители социаль­ных отношений, проявляющихся в территориальном срезе об­щественного целого, т.е. срез социальной структуры общества в территориальном плане, это – первичное звено социально-территориальной структуры общества. Социально-территориальная общность – родовое понятие, социологическая категория, отражающая связь между объективными условиями жиз­недеятельности и социальным развитием.

    Важный аспект, тесно связанный с городской общностью, – проблема удовлетворения духовных запросов, «утоления» информационного голода жителей города. Здесь имеется в виду не только потребление средств массовой ин­формации – телевидения, радио, газет. Вопрос стоит гораздо шире дело в том, что резко увеличилась активность потребле­ния и производства духовных ценностей на базе нового более высокого образовательного уровня населения и новых духов­ных потребностей.

    В связи с этим следует отметить, что в последние годы произошел определенный всплеск участия в религиозной деятельности. Это связано с изменением мировоз­зренческой ориентации. Так, на вопрос об отношении к религии 32,4% работающих жителей Пскова ответили, что они являются верующими, 37,6% – колеблющимися между верой и безверием и только 27,6% – неверующими. Характерно, что не деревня, как это обычно считалось, а именно город становится потенциальным оплотом религии. Несмотря на то, что отнюдь не все считающие себя верующими являются глубоко верующими, среди них немало и отдающих дань моде на религию. Полученное соотношение безусловно удивительно для еще недавно атеисти­ческой страны, в которой религия хотя и не запрещалась, но и не поощрялась. Чем же обусловлено обращение к религии и связанное с этим расходование свободного времени на религиозные дела части граждан? По нашему мнению, на это воздействовали три основных фактора. Во-первых, устранение с на­чалом «реформы» одной господствующей атеистической идеологии, уста­новление свободы мнений и вероисповедания. Открыто называть себя ве­рующим и исполнять религиозные обряды не стало кем-либо осуждаться. Во-вторых, появилась определенная мода на религию, на афиширование принад­лежности к верующим. В-третьих, и пожалуй самое главное – ухудшение материального положения большинства населения. В такие периоды человеческой истории определенная часть населения обращается к религии. Об этом свидетельствуют, в частности, годы Великой Отечественной войны.

    Городская среда порождает уникальное явление – особую территориальную общность людей, объединенных в единое целое прежде всего самим фактором проживания в данном городе. Естест­венно, что городская среда обитания современного человека включает в себя множество различных факторов: концентрацию экономики, вы­сокий научный и культурный потенциал, скопление больших масс людей. Указанные факты обуславливают возникновение особого город­ского образа жизни с присущим только ему типом человеческого обще­ния и поведением, с интенсивностью и напряженностью психической жиз­ни, гетерогенностью культур различных социальных групп и ценностей, экологией , о чем писал еще Г. Зиммель.

    В замкнутых городских системах разрешение этих проблем весьма проблематично. Об этом свидетельствуют факты обострения проблем окружающей среды, ухудшения усло­вий жизни и здоровья людей. Прежняя организация городского организма нуждается в пересмотре и совершен­ствовании.

    В последние годы в ряде стран учеными-медиками и социологами прово­дятся исследования, направленные на изучение причин наследственных болез­ней. Подобные исследования проводятся, например, в республике Башкортостан. Основным материа­лом для них служат данные социологических опросов и изучения медицинских данных на предприятиях нефтеперерабатывающего комплекса Уфы. Они показывают, что, например, лейкозы, стоящие на первом месте в структуре заболеваемости по наследственным болезням, достоверно чаще возникают у детей, матери которых продолжительное время до беременности или даже короткое время, когда уже вынашивали ребенка, работали в контакте с химическими веществами (химики, маляры, врачи, фармацевты, рабочие, занятые в производстве резины, пластмасс). А отцы детей, больных лейкоза­ми, работали в машиностроении, были заняты на химическом производстве или просто имели длительный контакт с маслами, красками, растворителями, охлаждающими жидкостями. Опухоли нервной системы имеют место преимущественно у детей, чьи родители контактировали с бензолом, бензином, углеводородами, фенолом и другими продуктами нефтепере­работки. Установлено, что вредные химические вещества вызывают у работающих изменения различных органов и систем: эндокринных, иммун­ных, кроветворных, репродуктивных. Основную опасность для потомства представляют гормональные мутации. Злокачественные новообразования также возникают у детей, чьи родители подвергались воздействию электро­магнитных полей, т.е. были заняты в эксплуатации, ремонте электронного оборудования, обслуживании линий электропередач. Электромагнитные поля вызывают гормональные мутации или негенетические биохимические изменения в половых клетках, они являются промоторами рака. 

    Действие вредных факторов (химических веществ и электромагнитного облучения) усиливается еще и тем, что большинство работающих на пред­приятиях нефтеперерабатывающего комплекса живут в непосредственной близости от промышленной зоны и пользуются водой и продуктами питания, зараженными вредными веществами. Все это и обусловливает такую высокую степень заболеваемости детей наследственными болезнями и врожденных аномалий развития.

    Среди множества вопросов, изучаемые современными исследованиями, посвященные городу, на первое место выдвигаются традиционные вопросы – со­циальная система и личность, механизмы интеграции личности с систе­мой городской территориальной общности и т.д.

    Тип поселения, степень его урбанизованности в известной мере оп­ределяют соответствующий тип личности, воплощающий в себе су­ществующие там общественные отношения, формы межличностного общения, систему норм и ценностей, обычаев и традиций. Личность – один из структурных элементов территориальной общности как социальной системы. Последняя представляет собой не что иное как сово­купность социальных отношений, социальных взаимодействий между проживающими там личностями, определенным образом интегрированную и дифференцированную. В этом смысле представляется возмож­ным говорить о различных типах личности в зависимости от типа поселения и том влиянии, которое оно оказывает на развитие личности.

    По мнению Н.Н. Измоденовой, городское поселение по отношению к личности выступает как: 1) система условий ее самореализации; 2) культурная среда, обуславливающая свободу выбора деятельности; 3) предел само­реализации личности (поселение выступает как одна из границ лич­ности); 4) система «интерпретированного мира», т.е. определенный тип сознания и идеологии. Однако существующие в нем социальные отношения, как верно отмечает М.Н. Межевич, являются совокупным результатом действия как локальных территориальных связей, так и макросоциальных, определяются господствующими в обществе социально-экономическими и политическими структурами. Следовательно, говоря о зависимости формирования личности от типа поселения, степени урбанизированности его жизненной среды, необходимо прини­мать во внимание включенность индивида в систему более широких социальных связей и отношений, которые в совокупности и определяют духовный мир человека, его ценности и установки.

    Исследования, проведенные в Молдове, где процесс урбанизации происходил весьма интенсивно, показали, что полнота в избиратель­ность культурной деятельности, индивидуальный уровень ее духовного развития зависит от степени урбанизированности поселения. По мере роста масштабов города, насыщенности его культурными учреждениями, численности населения, существенно изменяется структура до­суговой деятельности, заметно возрастает ориентация на эстетическое развитие, увеличивается творческий потенциал личности. Согласно проведенным опросам, 41,3% жителей крупных городов включает в свои занятия в свободное время творческие и общественно-значимые виды деятельности, тогда как в малых городах число таких жителей ниже – 37,4%. Жители малых городов менее устойчивы в своих интеллектуальных и эстетических занятиях, больше времени, по сравнению с жителями крупных городов, уделяют общению с родствен­никами и друзьями. Итак, существует определенная зависимость между уровнем духовных запросов, степенью культурного развития личности, с одной стороны, и урбанизированностью среды, типом поселения. Бо­лее урбанизированная культурная среда отличается большей интенсивностью культурной жизни, более высокой устойчивостью в видах деятельности, связанных с эстетическим и интеллектуальным разви­тием личности.

    Рассмотрение взаимодействия урбанизации и личности в динамичес­ком аспекте позволяет говорить о феномене «урбанизированного созна­ния», под которым понимается определенный уровень овладения жите­лями периферийных районов нормами и ценностями городской куль­туры, сопровождаемый вытеснением традиционных для деревни этало­нов сознания. Процесс этот весьма сложный и противоречивый, ибо ломка традиционной, складывающейся в течение многих веков (патри­архальной) культуры и образа жизни, не может быть безболезненной для сознания и мироощущения жителей села.

    В нашей стране фактически не осталось ни одного поселения, куда бы не проникли различные элементы городской культуры и городских отношений. Исследования новосибирских социологов показывают, что у современных жителей села сформировались две несовпадающие систе­мы ценностных ориентаций. Условно можно говорить и о двух различ­ных типах личности, сформированных в сельских районах под воздей­ствием урбанизации. Первая представлена личностью с «традиционной ориентацией». Она характеризуется положительным отношением к деревне и сельскому образу жизни в целом и отрицательным отно­шением к городскому образу жизни. Вторая, «урбанистическая ориентация», характеризуется отрицательным отношением к деревне и сель­скому образу жизни.

    Процесс урбанизации сознания вовсе не означает полного вытесне­ния традиционных ценностей сельских жителей, ибо они имеют под собой объективное основание, такое как проживание в естественной природной среде, распространенность дружеского, неформального об­щения, спокойный ритм жизни, наличие приусадебного участка. Поэто­му, как справедливо отмечает Р.В. Рывкина, «конечным результатом процесса урбанизации сознания сельского населения представляется формирование ценностных систем, где урбанистские и традиционные элементы увязаны в единое целое».

    Психологические и нравственные аспекты взаимодействия городских и сельских традиционных ценностей, порождаемые ими коллизии, являются предметом пристального внимания и изучения писателей того направления художественной литературы, которое получило название «деревенской прозы» и связано с именами В.М. Шукшина, В.И. Белова, Е. Носова, В. Астафьева и др. Обратимся к творчеству В. Шукшина, известного писателя и кинорежиссера, для которого «непрерывное со­поставление города и деревни, – по словам критика ЛА. Аннинского, – составляло эмоциональный сюжет для осмысления социальной картины мира». По словам самого В. Шукшина, основная тема его произве­дений – «поиск нравственных ценностей людьми, которые столкнулись, сдвинулись с места». Сам он был глубоко убежден в том, что уход деревенского жителя в город не должен вести к утрате традиционных гуманистических ценностей деревни, поверхностному восприятию от­дельных сторон городского образа жизни, таких, как потребительство, мещанство и других. «Мне вообще хочется, чтобы сельский человек, уйдя из деревни, ничего бы не потерял дорогого, что он обрел от традиционного воспитания, что он успел понять, что он успел полю­бить: не потерял бы любовь к природе, чтобы он хранил в себе и нес бы дальше в жизнь». Писатель отчетливо видел, что восприятие вчерашним деревенским жителем городской культуры далеко не столь гладкий процесс, при котором, к большому сожалению, нередко проис­ходит деформация человеческой личности, утратившей моральные нор­мы традиционной, гуманистической сельской культуры и глубоко невпитавшей в себя лучшие образцы и духовные ценности города. «В ду­ше должны остаться те силы, которые не позволяют этим людям, уехавшим из деревни, сегодня пополнять ряды городских обывателей. Это отчасти происходит, и это очень жаль... Я вижу, как вчерашняя деревенская девушка приехала сюда в город, устроилась продавщицей, и, к ужасу нашему, если она догадается ужаснуться, она прежде всего научилась кричать. Почему? Потому, что овладеть традиционной городской культурой – это тоже с налету не сделаешь, это тоже, так сказать, процесс длинный, больной, вековой».

    В социальных исследованиях также фиксируются определенные не­достатки и противоречия в формировании нравственных ценностей и культуры сельских жителей, переехавших на жительство в крупный город. В наибольшей степени трудности адаптации к городской среде испытывают жители отдаленных сельских мест (их доля невелика – 4-5% от общего числа мигрантов), в меньшей – приехавших из близлежащих поселений.

    Для выходцев из отдаленных сельских мест, часто не имеющих квалификации, но обладающих достаточным уровнем образования, трудно найти в современном производстве работу с достаточно высо­кой заработной платой; ритм городской жизни для них слишком на­пряжен; нервные нагрузки норой чрезмерны. Значительная часть таких мигрантов уезжает из города в первый же год после прибытия».

Поэтому неудивительно, что как показывает межпоколенный анализ биографий, например, семей инженеров ВПК позволяет говорить о том, что наблюдаются существенные различия в стратегиях адаптации инженеров – коренных горожан и инженеров – горожан в первом поколении (выходцы из села – «селяне»). У последних заметна межпоколенная трансляция низкого уровня ожиданий, поэтому адапта­ция после увольнения и период перед увольнением протекает по-другому, нежели у горожан. Инженеры-селяне держатся за рабочее место на заводе что называется «до послед­него» (несмотря на мизерную зарплату задержки с выплатой и т.п.), соглашаясь на низкооплачиваемую работу, которая их давно не устраивает, и они это осознают. Однако люди боятся потерять (вследствие ухода с завода) тот минимальный стандарт (статусный, мате­риальный. профессиональный), который они имеют, демонстрируя при этом боязнь перемен, психологическую неготовность изменить, организовать по-новому свою жизнь, что, возможно, является следствием их маргинального положения как горожан в первом поколении. Если этот тип адаптации можно назвать пассивным, то инженеры-горожане (во втором, третьем поколении) демонстрируют активную адаптацию. Не ожидая, как правило, увольнения / сокращения, они уходят с завода сами, пытаясь более активно искать выход из сложившейся тяжелой психологической и материальной ситуации, возникшей в связи с конверсией завода.

    В обоих случаях можно говорить о неудовлетворенности своим положением, и прежде всего невостребованностью прошлого опыта. Важно отметить, что различия в структуре мотиваций членов выделенных групп кроются в ценностях, установках, поведенческих моделях, которые не столько рефлексируются индивидом, сколько транслируются семьей (культурный пласт семьи). Из проанализированных биографий следует, что более богатый социальный опыт общения в разных культурных средах способствует более быстрой и безболезненной адаптации в условиях сегодняшних социально-экономических реалий.

    Таким образом, большая часть мигрантов из села успешно приживается в городах, находит подходящую работу, включается в ритм жизни совре­менного города, осваивает ценности духовной культуры. Вместе с тем, проведенные обследования поведения и образа жизни мигрантов из села свидетельствуют о том, что процесс овладения ими ценностями город­ской культуры оказывается достаточно сложным и длительным, не­редко сопровождается усвоением внешних стереотипов поведения и некоторые традиционные сельские ценности продолжают жить в соз­нании вчерашних колхозников. Так, социологический опрос нескольких групп сельских жителей, работающих на ряде предприятий Кургана, показал, что многие из них «декларируют стремление к культуре», их духовные запросы и потребности недостаточно высоки или четко не сформированы: большинство из них «высказывают почти полную удов­летворенность почти всеми сторонами городской жизни». Наряду с этим отмечается преобладание материальных интересов в сфере трудовой деятельности, пассивное потребление культуры. Эти недо­статки, как правило, преодолеваются в течение двух-пяти лет, когда мигрант становится способным освоить основные ценности городской культуры. Интересно, что вчерашний житель деревни приносит в город некоторые элементы сельской культуры, такие как стремление заго­тавливать впрок продукты домашнего изготовления, собирание ягод, грибов летом с рациональными целями. Эти установки и ценности сельского образа жизни надолго остаются в сознании мигрантов.

    Правомерно говорить не только об адаптации мигрантов к городской среде, но и коренных жителей, ибо последняя (городская среда) пред­ставляет из себя сложную и непрерывно изменяющуюся среду прожи­вания динамизм городской среды, ее постоянное усложнение, нараста­ние культурного потенциала создают определенную диспропорцию не только между центром и периферией, но и внутри социокультурной среды города, заставляя коренных жителей преодолевать разницу в сложившихся стереотипах поведения, культурных установках и новыми условиями городской среды.

    Одной из немногих  концепций нацелен­ных на объяснение особенностей поведения человека под воздействием урбанизации является теория, предложенная В.Д. Парыгиным. По его мнению, важнейшим условием адекватного взаимоотношения человека с окружающим миром является сохранение индивидуальной целост­ности и автономии субъекта, что обеспечивается формированием опре­деленной системы психологических барьеров. Основная их функция – защита личности от чрезмерной перегрузки психики и сознания: «личность, как и общность, стремится при условия развитости самосознания, оградить собственную целостность автономию и непов­торимость от всяких внешних по отношению к ней воздействий целой системой психологических барьеров».

    Какую же роль выполняют психологические барьеры во взаимодей­ствия человека и городской среды? Их главная задача – охранять человека от перегрузки информацией, которой так насыщена городская среда, и излишних контактов с окружающими. Формирование психоло­гических барьеров неразрывно связано со стереотипизацией восприятия, выработкой определенных шаблонов поведения и реакций на окружение. И действительно, многочисленные факты поведения чело­века в городской среде могут быть объяснены под углом зрения форми­рования у них определенных стереотипов восприятия, например, де­персонализация психических контактов в процессе экстенсивного общения. Функционально-ролевое общение в различных областях городской жизни, исключающее стремление понять и сопереживать другому чело­веку, происходит в рамках определенного психологического стереотипа. Этот шаблон поведения, выполняя защитную функцию, вместе с тем является барьером на пути к пониманию духовного мира личности. Таким образом, наблюдаемая в городе деперсонализация социального взаимодействия имеет не только негативную сторону (игнорирование другого как личности), но и позитивную, так как ограждает человека от чрезмерной психической нагрузки.

    Психологические барьеры дают о себе знать в различных формах массового общения, особенно при нахождении человека в толпе прохо­жих, публичных местах и т.д. Шаблонизированная оценка, чаще всего просто игнорирование прохожих и находящихся рядом людей – «ано­нимность общения», является одним из распространенных стереотипов поведения горожанина. Очевидно, что подобный стереотип восприятия выполняет роль защитного механизма в условиях интенсивных прост­ранственных контактов людей в городе и нахождения на «публике».

    Торможение эмоциональной реактивности индивида в городской среде и возникающие на ее основе психологические барьеры дают возможность объяснить и такое распространенное в городах явление как ограничение сферы межличностных отношений, уменьшение числа контактов с друзьями, родственниками, соседям. Тенденция деформа­ции межличностных контактов имеет негативные последствия для развития человеческой личности, ограничивает возможности действи­тельного человеческого общения, взаимопонимания и т.д. Однако с психологической точки зрения ограничение объема межличностных контактов, очевидно, оправдано: свойственное горожанам стремление к уединению в отдельной квартире, акцент на внутрисемейные формы общения безусловно играют защитную роль, являясь важным сред­ством снятия психического напряжения и переутомления.

    Город еще нередко представляется в качестве модели, которая иногда без достаточного учета специфических условии труда и жизни жителем деревни переносится на характер сельского расселения. Это проявляется на наш взгляд, в определенной переоценке роли урбанизации, которая в последнее время получила отражение в научной литературе. Как показывает практика, важнейшая форма расселения людей не в меньшей мере, чем деревня, нуждается в дальнейшем совершенствовании и развитии. «Обедненность» городской среды отрицательно влияют на духовное развитие личности, сужает эмоциональный мир горожанина, не способствует цельности и многоплановости формирования че­ловека в соответствии с духовно-нравственными идеалами нашего общества».

    В связи с этим большое теоретическое и практическое значение имеет вопрос о влиянии пространственного фактора урбанизации на личность, в частности, высокой концентрации и плотности населения. В современном городе люди живут и трудятся в условиях тесной пространственной близости. Каковы ее последствия для человеческой личности? Эта проблема интенсивно исследуется за рубежом. Сформи­ровались особые отрасли науки – «психология среды» и энвиронмента­листская социология, представители которых заняты изучением воздействия различных факторов среды, в первую очередь, высокой плотности и скученности на человеческую личность.

    Исходное понятие для изучения особенностей пространственного по­ведения человека в городе – скученность или перенаселенность употребляется зарубежными учеными неоднозначно. Боль­шинство из них склонно отождествлять его с социальной плотностью, измеренной числом людей на единицу пространства. Изучение влияния социальной плотности на поведение людей обнаружило, что это до­вольно сложное и многогранное явление, имеющее и социальные, и психологические аспекты. Психологи концентрируют свои усилия на изучении субъективных моментов восприятия и переживания чувства «тесноты» и указывает, что оно не обязательно вызывается наличием большого количества людей. Широким признанием среди западных и отечественных психологов пользуется точка зрения, что ощущение тесноты возникает в тех случаях, когда имеет место нарушение другими людьми вашего личного пространства и «приватности», а это может вызывать чувство тревоги, психического напряжения и даже агрессивности. Первый термин введен американским культур-антропологом Э. Халлом и обозначает определенный минимум жизненном пространства индивида, необходимый для нормальных социальных контактов и личной безопас­ности. Понятие «приватности», введенное американским психологом Альтманом, относится к числу базовых потребителей человека, оно выражает присущее ему естественное стремление к уединенности и связано с возможностью контроля над средой. Не способность человека реализовать потребности в приватности (уединенности и интимности) рассматривается как важнейший стрессовый фактор.

    Подобные выводы получены зоопсихологами и экологами в резуль­тате исследования поведения животных, находящихся в условиях повы­шенной плотности. В большинстве случаев отмечается негативное влияние высокой плотности: у животных наблюдались повышенная агрессивность, нарушение нормального жизненного цикла, что нередко вело к полному их вымиранию. Психологические экспери­ментальные исследования, а также наблюдения над определенными категориями людей, проживающих в условиях повышенной плотности или постоянно находящихся в условиях тесных пространственных кон­тактов, привели западных ученых к заключению об отрицательном воздействии скученности на здоровье и благополучие человека. Хотя следует отметить, что в отдельных исследованиях эти отрицательные корреляция не зафиксированы.

    Перенаселенность больших городов объявляется тем универсальным фактором, который объясняет распространенную там заболеваемость, преступность, наркоманию и другие пороки. Их источник – городской «стресс перенаселенности», вызываемый повышенной скученностью людей в городах. Постоянное нарушение чувства «личного простран­ства» и «приватности» ведет к повышенной нервной возбудимости и даже агрессии.

    Обратим внимание на ряд факторов, которые часто упускаются в специальных исследованиях. Во-первых, социально-психологический климат городской среды и его воздействие на личность определяется не только ее экологическими особенностями (перенаселенность, гетеро­генность населения и т.п., на что в первую очередь обращают внимание западные психологи), но и социокультурных компонентами, ти­пом культуры, размерами групп, стилем их жизни. Во-вторых, не под­лежит сомнению, что определенный уровень психологической стиму­ляции, вызываемой взаимодействием личности со средой города, совер­шенно необходим для нормальной жизнедеятельности индивида. Пол­ная изоляция, так же как и информационная пресыщенность, одинаково отрицательно воздействует на человеческую психику. Поэтому для правильной оценки роли высокой плотности населения на личность необходимо знать оптимальные границы этого воздействия. Проблема эта довольно сложная, так как в чистом виде выделить роль простран­ственного фактора практически невозможно. На психологию и поведе­ние горожанина большое значение оказывают уровень его образова­ния, уровень дохода, жилищные условия и т.д.

    Другая важная тема, изучаемая в современных исследованиях, связана с взаимоотношением формаль­ных и неформальных видов общностей на территории города, в городс­кой территориальной общности. Ее обычно кратко именуют «пробле­мой комюнити». Понятием «комюнити» (общность) обозначается опре­деленная совокупность людей, проживающих на одной территории, ха­рактеризующаяся моральным и социальным единством, эмоциональной глубиной, чувством личной привязанности и т.д.

    Исходные положения проблемы коммюнити были сформулированы в трудах Ф. Тённиса, Э. Дюркгейма, М. Вебера, Ч. Кули, Г. Зиммеля. Анализируя изменение структуры общественных отношений под воз­действием процесса индустриализации, усиливающегося разделения труда и капиталистических форм организации производства, они при­шли к выводу о неизбежности «заката коммюнити», т.е. уменьшения роли в общественной жизни первичных социальных групп (семьи, соседской общины и др.), ослабления традиционных механизмов социального контроля, усиления изоляции и отчуждения индивидов от общества, утраты глубины и интимности человеческих контактов.

    Еще Дюркгейм был озабочен проблемой сохранения морального порядка, ибо достаточно ясно сознавал, что экономико-производствен­ная зависимость и разделение общественного труда при капитализме не могут гарантировать сохранение социальной солидарности и ослабление аномии. Дальнейшее развитие этой темы имеется в трудах урбан­социологов, представителей Чикагской школы, столкнувшихся с факта­ми усиливающейся дезорганизации общественной жизни в капиталисти­ческом городе и пытавшихся объяснить ее, исходя из особенностей городской среды.

    Согласно взглядам Л. Вирта, суммировавшего в своей концепции урбанизма наиболее существенные результаты исследований чикагских социологов, экологическая структура города – пространственная организация, присутствие больших масс людей, плотность населения и его гетерогенность – неизбежно подрывают социальную солидарность и моральный порядок в городе, формирующихся в процессе «структурной дифференциации», общественного разделения труда и деятельности социальных институтов.

Реформирование экономики также изменяет стратификацию городского населения, а следовательно, и социально-демографический потенциал города – состав занятого и незанятого населения, структуры ценностных ориентаций, мотивации труда. Так, на основе эмпирической информации можно выделить три группы городского населения современной России.

Первая группа ориентирована на рыночные условия и рыночные ценности, готова найти свою нишу в новой экономической ситуации, нацелена на более интенсивную трудовую деятельность и материальный достаток, проявляет социальный оптимизм. Она составляет примерно пятую часть городского населения, занята преимущественно в негосударственном секторе. Среди них 48,6% при ухудшении материального положения семьи намерены искать дополнительный заработок, 11,1% – заняться ком­мерцией, 19,9% готовы больше трудиться на приусадебном участке.

    Вторая группа горожан ориентирована на традиционные советские ценности: ей свойственны психология иждивенчества, надежды на государство и политических вождей в реализации жизненной программы, профессиональная робость и неуверен­ность, ориентация на труд только в государственном секторе. У нее отсутствует намерение изменить привычный образ жизни. С расширением рыночных отношений численность второй группы будет сокращаться.

    Третья группа состоит из тех, кто некритически воспринимает свои жизненные установки и ресурсы, имеет незначительные шансы на то, чтобы найти свою нишу в новой экономической ситуации, не обладает необходимыми трудовым, интеллек­туальным и профессиональным потенциалом. По данным исследования, 12,7% рес­пондентов не собираются что-либо предпринимать, довольствуясь тем, что имеют. В основном это лица пенсионного и предпенсионного возраста, а также занятые неквалифицированным физическим трудом.

 

16. Социологические теории города

Вся социальная деятельность людей осуществляется в преде­лах определенных социально-территориальных общностей. Они (общности) – важные условия и формы жизнедеятельности ин­дивидов. Социально-территориальные общности обладают системообразующими признаками, такими как устойчивые эконо­мические, социальные, политические, духовно-идеологические и экономические связи и отношения. Эти признаки выделяют социально-территориальную общность как самостоятельную сис­тему пространственной организации жизнедеятельности людей.

    Проблемы расселения и влияния их на формирование личности – область многих научных знаний, которые изучают генезис (происхождение, процесс образова­ния), сущность и общие закономерности развития и функцио­нирования города и деревни как целостных систем в контексте развития личности. Так, например, среди со­циологических теорий среднего уровня (специальных социоло­гических теорий) проблемы изучения города и деревни по пра­ву занимают ведущее место. Социология города и деревни име­ет много общих моментов. Важнейшими из них являются во­просы разработки основных методологических принципов ис­следования города н деревни как целостных систем. В круг проблем социологии города и деревни входят: определение их места в обществе и системах расселения; основные причины появления и факторы, влияющие на их функционирование и развитие; социальная структура населения; особенности город­ского и сельского образов жизни; связь с окружающей геогра­фической средой; городское и сельское управление и проблемы возрождения традиций самоуправления; социальные факторы и следствия миграции населения (село город, город – село) и др.

При изучении города и деревни исследователи чаще всего исхо­дят из того, что функционирование и развитие территориаль­ной общности людей детерминировано природной и матери­ально-вещественной средой. Специальные исследования города и деревни рассматривают города и села как еди­ницы, ячейки социального организма, часть конкретно-исторического общества. В этой части общества воспроизво­дятся целостные общественные структуры, представлены эле­менты и отношения всей структуры (строения и взаимодейст­вия) конкретного социального организма (государства, группы стран). В городе и в деревне существуют производительные силы и производственные отношения, технологические и орга­низационно-управленческие структуры, классы и социальные слои, социальные и идеологически-духовные отношения, своя культурно-нравственная среда и атмосфера.

    При исследовании социально-территориальных общностей мы находим множество сходных проблем. Но специфика функционирования города и деревни – важнейших социальных систем – такова, что они требуют отдельного изучения.

    В нашей стране давно сложились крупные школы социологов, экономистов и других исследователей, занимающихся проблемами города и дерев­ни. Например, известна школа социологов во главе с профессо­ром Н.А. Аитовым (планирование социального развития горо­да); другую школу возглавил О.И. Шкаратан (социальная структура городского населения, социальное воспроизводство городских территориальных общностей). Среди научных школ социологии деревни наиболее популярна (благодаря ориги­нальным методикам и многовариантности подходов) москов­ская школа социологов во главе с профессором В.И. Старо­веровым. Проблематику развития колхозного строя исследова­ла школа П.И. Симуша, социальную структуру села изучает школа профессора Ю.В. Арутюняна. Вопросы сельских поселе­ний (теория неперспективных деревень), миграции населения, трудовых ресурсов села (не люди, а ресурсы), образа жизни сельского населения анализировали Т.И. Заславская, Р.В. Рыв­кина и др.

    Изучение проблем жизни города и села имеет давнюю ис­торию. Известны солидные труды российских ученых М. Туган-Барановского, С. Струмилина. На Западе первые основополагающие публикации по проблемам социологии города появились в начале ХХ в., например книга М. Вебера «Город», в которой автор доказывает, что город способствует развитию индивидуальных черт личности и является, таким образом, инструментом исторических изменений. Известны также рабо­ты западного социолога Г. Зиммеля, раскрывшего социально-психологические аспекты городской жизни, функциональный характер городских контактов.

    Лидеры другой волны социологов-горожан, Р. Парк, Э. Берджесс, Д. Вирт, создатели школы «человеческой эколо­гии», исследовали влияние размеров городов, архитектуры и т.д. на преступность. Сейчас в западной социологии изучается влияние новых технологий (следствие технологической рево­люции) на городское и региональное развитие. Как видно из приведенного схематичного перечня, многие проблемы социо­логии города, исследуемые на Западе, имеют большое практи­ческое и теоретическое значение и для российских ученых и практиков.

    Примерно то же самое можно сказать и о западной социоло­гии деревни. Она изучает проблемы социальных и экологиче­ских последствий внедрения новых технологий в сельском хо­зяйстве (например, А. Андерсон, С. Бруннер и др.). Это на­правление сейчас все более выступает на передний план.   

 

17. Социальная стратификация и социальная мобильность

 

    Когда заходит речь об основных типах стратификационных систем, обычно дается описание кастовой, рабовладель­ческой, сословной и классовой дифференциации. При этом принято отождествлять их с историческими типами обще­ственного устройства, наблюдаемыми в современном мире или уже безвозвратно ушедшими в прошлое. Другой под­ход предполагает, что любое конкретное общество состоит из комбинаций различных стратификационных систем и множества их переходных форм. Можно выделить девять типов стратифакационных систем, которые могут быть использованы для описания любого социального организма, а именно:

q      физико-генетическая;

q      социально-профессиональная;

q      рабовладельческая;

q      классовая;

q      кастовая;

q      культурно-символическая;

q      сословная;

q      культурно-нормативная;

q      этакратическая.

    В основе первого типа – физико-генетической cтрати­фикационной системы лежит дифференциация соци­альных групп по «естественным» социально-демографичес­ким признакам. Здесь отношение к человеку или группе оп­ределяется полом, возрастом и наличием определенных физических качеств – силы, красоты, ловкости. Соответ­ственно, более слабые, обладающие физическими недостат­ками считаются ущербными и занимают приниженное об­щественное положение. Неравенство утверждается в данном случае существованием угрозы физического насилия или его фактическим применением, а затем оно закрепляется в обы­чаях и ритуалах.

    Эта «естественная» стратификационная система господ­ствовала в первобытной общине, но продолжает воспроиз­водиться и по сей день. Особенно сильно она проявляется в сообществах, борющихся за физическое выживание или рас­ширение своего жизненного пространства. Наибольшим престижем здесь обладает тот, кто способен осуществлять насилие над природой и людьми или противостоять такому насилию: здоровый молодой мужчина-кормилец в крестьян­ской общине, живущей плодами примитивного ручного тру­да; мужественный воин Спартанского государства; истинный ариец национал-социалистического воинства, способный к производству здорового потомства. Система, ранжи­рующая людей по способности к физическому насилию – во многом продукт милитаризма древних и современных об­ществ. В настоящее время, хотя и лишенная былого значе­ния, она все же поддерживается военной, спортивной и сек­суально-эротической пропагандой.

    Вторая стратификационная система – рабовладельчес­кая – также основана на прямом насилии. Но неравенство здесь детерминируется не физическим, а военно-юридичес­ким принуждением. Социальные группы различаются по наличию или отсутствию гражданских прав и прав собствен­ности. Определенные социальные группы этих прав лишены совершенно и, более того, наравне с вещами, превращены в объект частной собственности. Причем положение это чаще всего передается по наследству и таким образом зак­репляется в поколениях.

    Примеры рабовладельческих систем весьма разнообразны. Это и античное рабство, где число рабов порою превы­шало число свободных граждан, и холопство на Руси вре­мен «Русской правды», это и плантационное рабство на юге Североамериканских штатов до гражданской войны 1861–1865 гг., это, наконец, работа военнопленных и депортиро­ванных лиц на немецких частных фермах в период второй мировой войны.

    Способы воспроизведения рабовладельческой системы тоже характеризуются значительным разнообразием. Ан­тичное рабство держалось в основном за счет завоеваний. Для раннефеодальной Руси более характерно было долговое, кабальное рабство. Практика продажи в рабство соб­ственных детей при отсутствии возможности их прокормить существовала, например, в средневековом Китае. Там же обращали в рабов и разного рода преступников (в том чис­ле и политических). Эта практика была воспроизведена много позднее в советском ГУЛАГе (хотя рабовладение осуществлялось здесь разве что в скрытых внеюридических формах).

    Третий тип стратификационной системы – кастовая. В ее основе лежат этнические различия, которые, в свою оче­редь, закрепляются религиозным порядком и религиозны­ми ритуалами. Каждая каста представляет собой замкну­тую, насколько это возможно, эндогамную группу, которой отводится строго определенное место в общественной иерар­хии. Это место появляется в результате обособления функ­ций каждой касты в системе разделения труда. Существует четкий перечень занятий, которыми члены этой касты могут заниматься: жреческие, воинские, земледельческие. По­скольку положение в кастовой системе передается по на­следству, возможности социальной мобильности здесь край­не ограничены. И чем сильнее выражена кастовость, тем более закрытым оказывается данное общество.

    Классическим примером общества с господством касто­вой системы по праву считается Индия (юридически эта си­стема была отменена здесь лишь в 1950 г.). «В Индии 4 основные касты: брахманы (священники), кшатрии (воины), вайшьи (купцы), шудры (рабочие и крестьяне) и около 5 тыс. неосновных каст и подкаст. Сегодня, хотя и в более сглаженном виде, кастовая система воспроизводится не только в Индии, но, например, в клановом строе средне­азиатских государств. Явные черты кастовости утверждались в середине двадцатого столетия политикой фашистских госу­дарств (арийцам отводилось положение высшей этнической касты, призванной к господству над славянами, евреями и пр.). Роль скрепляющих теологических доктрин в данном слу­чае брала на себя националистическая идеология.

    Четвертый тип представлен сословной стратификацион­ной системой. В этой системе группы различаются юриди­ческими правами, которые, в свою очередь, жестко связаны с их обязанностями и находятся в прямой. зависимости от этих обязанностей. Причем последние подразумевают обя­зательства перед государством, закрепленные в законода­тельном порядке. Одни сословия обязаны нести ратную или чиновничью службу, другие – «тягло» в виде податей или трудовых повинностей.

    Примеры развитых сословных систем являли феодальные западноевропейские общества или феодальная Россия. «Согласно переписи 1897 г., все население страны, а это 125 млн. россиян, распределялось на следующие сословия: дворяне – 1,5% от всего населения, духовенство – 0,5%, купцы – 0,3%, мещане – 10,6%, крестьяне – 77,1%, казаки – 2,3%. Первым привилегированным сословием в России считалось дворянство, вторым – духовенство. Остальные сословия не являлись привилегированными».

    Таким образом, сословия – это, в первую очередь, юридическое, а не, скажем, эт­ническо-религиозное или экономическое деление. Важно также и то, что принадлежность к сословию передается по наследству, способствуя относительной закрытости данной системы.

    Некоторое сходство с сословной системой наблюдается в представляющей пятый тип этакратической системе (от французского и греческого – «государственная власть». В ней дифференциация между группами происходит, в пер­вую очередь, по их положению во властно-государственных иерархиях (политических, военных, хозяйственных), по воз­можностям – мобилизации и распределения ресурсов, а так­же по тем привилегиям, которые эти группы способны из­влекать из своих властных позиций. Степень материального благополучия, стиль жизни социальных групп, как и ощущаемый ими престиж, связаны здесь с формальными ран­гами, которые эти группы занимают в соответствующих властных иерархиях. Все прочие различия – демографичес­кие и религиозно-этнические, экономические и культур­ные – играют производную роль.

    Масштабы и характер дифференциации (объемы властных полномочий) в этакратической системе находятся под контролем государственной бюрократии. При этом иерархии могут. закрепляться формально-юридически – посредством чиновничьих табелей о рангах, военных уставов, присвоения категорий государственным учреждениям, – а могут оста­ваться и вне сферы государственного законодательства (на­глядным примером может служить система советской партноменклатуры, принципы которой не прописаны ни в каких законах). Формальная свобода членов общества (за исклю­чением зависимости от государства), отсутствие автоматичес­кого наследования властных позиций также отличают этакратическую систему от системы сословий.

    Этакратическая система обнаруживается с тем большей силой, чем более авторитарный характер принимает государственное правление. В древности яркие образцы эта­кратической системы наблюдались в обществах азиатского деспотизма (Китай, Индия, Камбоджа), расположенных, впрочем, отнюдь не только в Азии (а например, и в Перу, Египте). В двадцатом столетии она активно утверждается в так называемых «социалистических обществах» и, возмож­но, даже играет в них определяющую роль. Нужно сказать, что выделение особой этакратической системы пока не тра­диционно для работ по стратификационным типологиям.

    Далее следует шестая – социально-профессиональная стратификационная система. Здесь группы делятся по со­держанию и условиям своего труда. Особую роль выполня­ют квалификационные требования, предъявляемые к той или иной профессиональной роли – обладание соответствующим опытом, умениями и навыками. Утверждение и под­держание иерархических порядков в данной системе осуще­ствляется при помощи сертификатов (дипломов, присвоения разрядов, лицензий, патентов), фиксирующих уровень ква­лификации и способность выполнять определенные виды де­ятельности. Действенность квалификационных сертификатов поддерживается силой государства или какой-то дру­гой достаточно мощной корпорации (профессионального цеха). Причем сертификаты эти чаще всего по наследству не передаются, хотя исключения в истории встречаются.

    Социально-профессиональное деление является одной из базовых стратификационных систем, разнообразные примеры которой можно найти во всяком обществе с более-менее развитым разделением труда. Это строй ремесленных це­хов средневекового города и разрядная сетка в современ­ной государственной промышленности, система аттестатов и дипломов о полученном образовании, система научных. степеней и званий, открывающих дорогу к более престижным рабочим местам.

    Седьмой тип представлен наиболее популярной классо­вой системой. Классовый подход нередко противопоставля­ют стратификационному. Но классовое членение есть лишь частный случай социальной стратификации. Из множества трактовок понятия «класса» мы остановимся в данном слу­чае на наиболее традиционной – социально-экономической.

    В данной трактовке классы представляют собой социальные группы свободных в политическом и правовом отношениях граждан. Различия между этими группами заключены в характере и размерах собственности на средства производ­ства и производимый продукт, а также в уровне получаемых доходов и личного материального благосостояния. В отличие от многих предыдущих типов, принадлежность к классам – буржуа, пролетариев, самостоятельных фермеров и т.п. – не регламентируется высшими властями, не устанавливается законодательно и не передается по наслед­ству (передаются имущество и капитал, но не сам статус). В чистом виде классовая система вообще не содержит ни­каких внутренних формальных перегородок (экономическое преуспевание автоматически переводит вас в более высокую группу).

    Экономически эгалитарные сообщества, где совершенно отсутствует классовая дифференциация – явление доволь­но редкое и неустойчивое. Но на протяжении большей части человеческой истории классовые членения все же носят под­чиненный характер. На передний план они выходят, пожа­луй, только в буржуазных западных обществах.

    Осталось рассмотреть еще две стратификационные систе­мы. Одну из них можно условно назвать культурно-символи­ческой. Дифференциация возникает здесь из различий досту­па к социально значимой информации, неравных возможнос­тей фильтровать и интерпретировать эту информацию, способностей быть носителем сакрального знания (мистичес­кого или научного). В древности эта роль отводилась жрецам, магам и шаманам, в средневековье – служителям церкви, тол­кователям священных текстов, составляющим основную мас­су грамотного населения, в Новое время – ученым, технокра­там и партийным идеологам.     Претензии на общение с боже­ственными силами, на обладание истиной, на выражение государственного интереса существовали всегда и везде. И более высокое положение в данном отношении занимают те, кто имеет лучшие возможности для манипулирования созна­нием и действиями прочих членов общества, кто лучше других может доказать свои права на истинное понимание, владеет лучшим символическим капиталом.

    Несколько упрощая картину, можно сказать, что для до­индустриальных обществ более характерно теократическое манипулирование, для индустриальных – партократичес­кое, а для постиндустриальных – технократическое мани­пулирование.

    Наконец, последний, девятый тип стратификационной си­стемы следует назвать культурно-нормативным. Здесь дифференциация построена на различиях уважения и пре­стижа, возникающих из сравнения образов жизни и норм поведения, которым следует данный человек или группа. Отношение к физическому и умственному труду, потреби­тельские вкусы и привычки, манеры общения и этикет, особый язык (профессиональная терминология, местный диа­лект, уголовный жаргон) – все это ложится в основу соци­ального деления. Причем происходит не только разгра­ничение «своих» и «чужих», но и ранжирование групп («бла­городные – неблагородные», «порядочные – непорядоч­ные», «элита – обычные люди – дно»).

    Благородные манеры джентльмена, праздное времяпреп­ровождение аристократа, самоотверженный аскетизм рели­гиозного подвижника, ораторское искусство идейного вож­дя – не только знаки высокого общественного положения. Они зачастую превращаются в нормативные ориентиры, образцы социального действия и начинают выполнять фун­кции морального регулирования, которое и детерминирует данный тип стратификационных отношений.

    И это касается не только обособления элиты, но и диф­ференциации всех средних и низших слоев. В крестьянской общине, где формально все равны между собой, существу­ют «исправные хозяева», живущие «по обычаю», «по совес­ти», и лодыри, отщепенцы, «перекати-поле». Своя норматив­ная культура, свои образцы поведения и своя «аристокра­тия» есть и на самом «дне», внутри преступного мира. Появление контркультур и так называемого «антиобще­ственного поведения», кстати, тоже во многом продукт мо­рального регулирования и идеологического контроля, осу­ществляемых в данном обществе.

    Список стратификационных систем полностью не исчер­пывается указанными девятью типами. Можно, например, ставить вопрос об особом социально-территориальном типе, где группы дифференцируются местом своего жительства и типом поселений, а различия детерминируются системой гражданства, паспортным режимом, жилищной политикой и т.п. Наш подход дает достаточный простор для творчества.

    Одним из главных водоразделов между стратификаци­онными системами является наследуемость или ненаследу­емость соответствующих позиций в иерархии. Рабовладель­ческая, сословная и кастовая системы включают в себя эле­менты пожизненного и формально-юридического насле­дования. Прочие же системы, по крайней мере, ни формаль­но пожизненного характера статусов, ни их наследования не предусматривают.

    Однако указанный водораздел подвижен. С одной сто­роны, существуют пределы жесткости формально-юридичес­ких стратификационных границ. Так, рабы могут отпускать­ся или выкупаться на свободу. Представители купеческого сословия, разоряясь, опускаются в более низкое мещанское сословие (для России ХIХ в. – это обычный случай). И на­против, при определенных условиях можно заслужить (а иногда и купить), почетный наследственный титул. И даже при наиболее ригидном кастовом строе сохраняются воз­можности для вертикальной социальной мобильности.

    С другой стороны, высшие группы во всех стратификаци­онных системах стремятся закрепить свое положение, сделать его не только монопольным, но и передаваемым по наслед­ству. В классовой системе подобное наследование обеспечи­вается принципом майората (передачи основного имущества старшему наследнику), характерным, скажем, для Древней Индии, Западной Европы ХI–ХIII вв. или России вплоть до 1917 г. (Остальные родственники в этом случае фактически опускаются вниз по классовой лестнице.) В этакратической системе чиновник формально не имеет права передать свое кресло и полномочия собственным детям, но он в состоянии путем протежирования обеспечить им столь же завидное место в учреждении аналогичного ранга. Положение же в со­циально-профессиональных, культурно-символических и культурно-нормативных стратах зачастую передается реаль­но через образование и воспитание, передачу опыта и секре­тов мастерства, санкционирование определенных кодексов по­ведения (профессиональные династии – не единственный, но яркий пример). Что же касается физико-генетической систе­мы, то она стоит несколько особняком, ибо наследование здесь происходит часто, но не в результате каких-то социальных ме­ханизмов, а чисто биологически.

    Еще раз подчеркнем, что все девять типов стратифика­ционных систем – не более чем «идеальные типы». Любое реальное общество является их сложным смещением, ком­бинацией. В реальности стратификационные типы перепле­таются, дополняют друг друга.

    Под социальной мобильностью Питирим Александрович Сорокин, чьи труды являются одними из наиболее известных в области социологии и кто в первые ввел в научный оборот это понятие, в своей работе «Человек. Цивилизация. Общество»  понимает любой переход ин­дивида или социального объекта (ценности), то есть всего том, что создано или модифицировано человеческой деятельностью, из одной социальной позиции в другую. Существует два основных вида социальной мобильности: горизонтальная и вертикальная. Под горизонтальной социальной мобильностью или перемещени­ем, подразумевается переход индивидов или социального объекта из одной социальной группы в другую, расположенную на одном и том же уровне. Под вертикальной социальной мобильностью подразумеваются те отношения, которые возникают при переме­щении индивида или социального объекта из одного социального пласта в другой. В зависимости от направления перемещения су­ществует два типа вертикальной мобильности: восходящая и нисходящая, то есть социальный подъем и социальный спуск. В соответствии с природой стратификации есть нисходящие и вос­ходящие течения экономической, политической и профессиональ­ной мобильности не говоря уж о других менее важных типах. Вос­ходящие течения существуют в двух основных формах: проникно­вение индивида из нижнего пласта в существующий более высокий пласт; или создание такими индивидами новой группы и про­никновение всей группы в более высокий пласт на уровень с уже существующими группами этого пласта. Соответственно и нисходящие течения также имеют две формы: первая заключается в падении индивида с более высокой социальной позиции на более низкую, не разрушая при этом исходной группы, к которой он ранее принадлежал; другая форма проявляется в деградации социальной группы в целом, в понижении ее ранга на фоне других групп или в разрушении ее социального единства.

 

18. Теории социальной стратификации

    Современное общество характеризуется наличием групп, обладающих значительно большими ресурсами богатства и власти, чем другие группы. Границы таких групп трудно определить. Часто сами индивиды, входящие в эти группы, не представляют не только их размеров и границ, но и собственного статуса в этой сложной социальной системе. Однако без знания реальной социальной структуры, характера распределения ценностей между различными группами и степени неравенства между ними невозможно понять, как функционирует и развивается общество. Совокупность знаний, касающихся перечисленных аспектов социальной жизни, относится современными учеными к теории социальной стратификации. По сравнению с простым расслоением социальная стратификация имеет по крайней мере два существенных отличия. Во-первых, стратификация представляет собой ранговое расслоение, когда высшие слои находятся в более привилегированном положении (в отношении обладания ресурсами или возможностями получения вознаграждения), чем низшие слои. Во-вторых, верхние слои значительно меньше по количеству входящих их членов общества. Так, элита, верхние слои составляют, безусловно, меньшинство по сравнению с низшими слоями общества. То же можно сказать и об остальных слоях, если их рассматривать последовательно сверху вниз. Однако в современных, высокоразвитых, благополучных обществах этот порядок нарушается. Неимущие слои в количественном отношении могут уступать слою, составляющему так называемый «средний класс», и некоторым другим слоям населения.

    Таким образом, социологи едины во мнении, что основой стратификационной структуры является естественное и социальное неравенство людей. Однако способ организации неравенства мог быть различным. Необходимо было вычленить те основания, которые определяли бы облик вертикального строения общества. К. Маркс ввел единственное основание вертикального расслоения общества – обладание собственностью. Поэтому его стратификационная структура фактически сводилась к двум уровням: класс собственников (рабовладельцы, феодалы, буржуазия) и класс, лишенный собственности на средства производства (рабы, пролетарии) или имеющий весьма ограниченные на собственность права (крестьяне). Попытки представить интеллигенцию, некоторые другие социальные группы в качестве промежуточных слоев между основными классами оставляли впечатление непродуманности общей схемы социальной иерархии населения. Узость такого подхода стала очевидной уже в конце XIX столетия. Можно вспомнить жизненные ситуации, описанные в художественной литературе: нувориши, сколотившие капитал на финансовых махинациях, не довольствуются положением богатого человека, они стремятся к обретению статуса человека «высшего света», покупают соответствующие титулы, звания, предпринимают иные шаги. Эта проблема соотношения богатства и статуса стала трагедией, к примеру, главного героя известной трилогии Т. Драйзера о Фрэнке Каупервуде. Современные представители теории стратификации утверждают, что понятие класса, вероятно, годится для анализа социальной структуры прошлых обществ, в том числе и индустриального капиталистического общества, но в современном постиндустриальном обществе оно не работает, потому что в этом обществе на основе широкого акционирования, а также выключения основных держателей акций из сферы управления производством и заменой их наемными менеджерами, отношения собственности оказались размыты, потеряли свою определенность. Поэтому понятие «класс» должно быть заменено понятием «страта» (от латинского – слой) или понятием социальная группа, а на смену теории социально-классового строения общества должны прийти теории социальной стратификации. Теории социальной стратификации базируются на представлении, что страта, социальная группа,  представляет собой реальную, эмпирически фиксируемую общность, объединяющую людей на каких-то общих позициях или имеющих общее дело, которое приводит к конструированию данной общности в социальной структуре общества и противопоставлению другим социальным общностям. В основе теории стратификации лежат объединения людей в группы и противопоставление их другим группам по статусным признакам: властным, имущественным, профессиональным, образовательным и т.д. При этом предлагаются различные критерии стратификации. Западногерманский социолог Р. Дарендорф предложил в основу социальной стратификации положить политическое понятие «авторитет», которое, по его мнению, наиболее точно характеризует отношения власти и борьбу между социальными группами за власть. На основе этого понятия Р. Дарендорф делит все современное общество на управляющих и управляемых. В свою очередь, управляющих делит на две подгруппы: управляющих собственников и управляющих несобственников – бюрократов-менеджеров. Управляемая группа также разнородна. В ней можно выделить, по крайней мере, две подгруппы: высшую – «рабочую аристократию» и низшую, низкоквалифицированных рабочих. Между этими двумя социальными группами находится промежуточный «новый средний класс» – продукт ассимиляции рабочей аристократии и служащих с господствующим классом – управляющими. Близкой по критериям к Дарендорфу является теория социальной стратификации, предложенная американским социологом Л. Уорнером. Л. Уорнер провел социологические исследования в американских городах методом включенного наблюдения и на основе субъективных самооценок людей относительно их социальной позиции по четырем параметрам – доход, профессиональный престиж, образование, этническая принадлежность – выделил в правящих социальных группах: высшую, высшую промежуточную, средневысшую, среднепромежуточную, промежуточно-высшую, промежуточно-промежуточную. Американский социолог Б. Барбер провел стратификацию общества по шести показателям: 1) престиж, профессия, власть и могущество; 2) доход или богатство; 3) образование или знания; 4) религиозная или ритуальная частота; 5) положение родственников; 6) этническая принадлежность. Французский социолог А. Турэн считает, что в современном обществе социальная дифференциация происходит не по отношению к собственности, престижу, власти, этносу, а по доступу к информации. Господствующее положение занимают те люди, которые имеют доступ к наибольшему количеству информации.

    Выделение оснований и уровней социальной иерархии дает возможность перейти к определению тех механизмов, которые поддерживают иерархическую структуру, не дают ей развалиться под воздействием несовпадающих и явно противоречивых интересов различных слоев. Как отмечалось выше, первопричиной иерархического строения общества является социальное неравенство, порождаемое объективными условиями жизнедеятельности индивидов. Но каждое общество стремится к организации своего неравенства, иначе люди, движимые чувством несправедливости, снесут в праведном гневе все, что в их сознании ассоциируется с ущемлением их интересов. Для поддержания социальной иерархии в обществе первоначально было найдено простое решение: рожденный в семье раба должен остаться рабом, в семье крепостного – крепостным, в семье патриция или дворянина – представителем высшего класса, и только королевское происхождение могло дать шанс на обладание верховной властью. Вся система социальных институтов: право, армия, суд и церковь следили за строгим соблюдением  правил сословной организации иерархической структуры общества. Самая жесткая иерархическая система была создана в Индии в виде каст, принадлежность к одной из них навечно определяла место человека в обществе. Устойчивость такой иерархической системы могла поддерживаться только силой: либо силой оружия, обладание которым и использование его было исключительным правом высших слоев, либо силой религии, имевшей исключительные возможности воздействия на умы людей, либо силой соответствующих законов, норм, обычаев, на соблюдение которых была нацелена вся мощь государственного аппарата. Иерархическая система современного общества лишена указанной жесткости. Формально все граждане имеют равные права, в том числе и право занимать любое место в социальном пространстве, подниматься на высшие этажи социальной лестницы или находиться в низших эшелонах. Резко возросшая социальная мобильность тем не менее не привела к размыванию иерархической системы. Общество по-прежнему поддерживает и охраняет свою иерархию. Было замечено, что профиль вертикального среза общества не является постоянным. К. Маркс в свое время предположил, что его конфигурация будет постепенно меняться за счет концентрации богатства в руках немногих и значительного роста обнищания основной массы населения. Результатом этой тенденции станет возникновение серьезного напряжения между верхним и нижним слоями социальной иерархии, которое неизбежно выльется в борьбу за перераспределение национального дохода, П. Сорокин, отвергая тезис К. Маркса об абсолютном обнищании масс при капитализме, тем не менее также был склонен считать, что верхняя часть социальной пирамиды имеет тенденцию к возвышению над остальной частью. Но этот рост богатства и власти верхушки не беспределен. Существует, считал он, «точка насыщения», дальше которой общество не может двигаться без риска крупной катастрофы. По мере приближения к этой точке в обществе начинаются процессы по сдерживанию пагубной тенденции, проводятся либо реформы по перераспределению богатства через систему налогообложения, либо начинаются глубинные революционные процессы, в которые вовлекаются широкие социальные слои. Стабильность общества связана с профилем социальной стратификации. Чрезмерное вытягивание последнего чревато серьезными социальными катаклизмами, восстаниями, бунтами, несущими хаос, насилие, тормозящими развитие общества, ставящими его на грань развала. Утолщение профиля стратификации, прежде всего за счет усечения верхушки конуса – явление повторяющееся в истории всех обществ. И важно, чтобы оно осуществлялось не за счет неконтролируемых стихийных процессов, а путем сознательно проводимой государственной политики.

    Описываемый процесс имеет и оборотную сторону, подмеченную П. Сорокиным. Уплотнение профиля стратификации не должно быть чрезмерным, низводящим на нет сам принцип социальной иерархии. Неравенство – не только объективная данность социальной жизни, но и важный источник социального развития. Уравнение в доходах, в отношении к собственности, власти лишает индивидов важного внутреннего стимула к действию, к самореализации, самоутверждению, а общество – единственного энергетического источника развития. Плодотворной представляется идея о том, что стабильность иерархической структуры общества зависит от удельного веса и роли среднего слоя или класса. Занимая промежуточное положение, средний класс выполняет своеобразную связующую роль между двумя полюсами социальной иерархии, снижая их противостояние. Чем больше количественно средний класс, тем больше у него шансов влиять на политику государства, на процесс формирования фундаментальных ценностей общества, мировоззрение граждан, избегая при этом крайностей, присущих противоположным силам. Наличие мощного среднего пласта в социальной в иерархии многих современных стран позволяет им сохранять устойчивость, несмотря на эпизодическое нарастание напряженности среди беднейших слоев. Эта напряженность гасится не столько силой репрессивного аппарата, сколько нейтральной позицией большинства, в целом удовлетворенного своим положением, уверенного в будущем, чувствующего свою силу и авторитет. Размывание среднего слоя, возможное в периоды экономических кризисов, чревато для общества серьезными потрясениями. Обнищание в условиях либерализации цен и падения производства основной массы населения России резко нарушило социальное равновесие в обществе, привело к выдвижению на первый план требований люмпенской части населения, которая, как показывает исторический опыт, несет в себе большой разрушительный заряд, направленный в основном на перераспределение, а не созидание национального богатства.

 

19. Концепции традиционного, индустриального и постиндустриального общества

    Общество традиционное – поня­тие, обозначающее совокупность обществ и общественных укладов, стоящих на разных ступенях развития и не обладающих зрелым индустриальным комплексом. Первоначально употреблялось по отно­шению к архаическим обществ. укладам на до­капиталистичических стадиях развития.

    В основе деления обществ на «традиционное» и «современное», или «индустриальное», лежит апология современного капитализма как «наи­высшего» этапа в развитии человечества. Про­блема О.т. в этом смысле понимается как про­блема «модернизации» его структур, т.е. разру­шения старых форм обществ. жизни и ускоре­ния индустриального развития, приобщения к западной цивилизации

    О противоположности «традиционного» и «современного» обществ в той или иной степени пи­сали все крупнейшие западной социологи – О. Конт, Г. Спенсер, Ф. Тённис, Э. Дюркгейм, М. Вебер; раз­работка проблем О.т. в современной социологии связана с именами Р. Редфилда, М. Леви, У. Рос-Toy, Д. Эптера, С. Эйзенштадта и Ф. Риггса. В сво­ей классической форме теории О.т. опирались на ярко выраженную дихотомию «примитивного» и «раз­вит ого» общества, причем критерии развитости сво­дились к параметрам, связанным в основном с уровнем технологии. В частности, У. Ростоу от­носил к традиционным общества, неспособные поро­ждать и использовать технического новшества, в которых существует предел росту производства про­дуктов на душу населения. М. Леви связывает существование О.т. с отсутствием специализа­ции и дифференциации производственных и об­щественных функций.

    Кризис прежних теорий О.т. привел к некоой модернизации установок теоретиков «модернизации», заставив их пересмотреть свои позиции по вопросу о «гомогенности» О.т.

    В настоящее время ведущими теориями О.т. являются теории многомерных моделей Ф. Риг­и Д. Эптера. Особенностью этих теорий яв­ляется отказ от подчеркивания «цивилизатор­ской миссии» западной технологии, признание неод­нородности О.т., стремление найти новые крите­рии оценки «развитости» общества в т. ч. учесть «человеческие», в основном психологические, факторы.

    Развитием классических теорий О.т. являются также различные теории «плюралистических» О.т., характеризующие его как культурно разнород­ное и социально разобщенное общество, а также «тео­рия патримониального общества» С. Эйзенштадта, описывающая О.т., в котором старые формы жиз­ни разрушены, а новые социально-политические структуры пока не сложились.

    Определяющими характеристиками индустриального общества являются: (1) возникновение целостной на­ции-государства, организованной на основе общем языка и культуры; (2) коммерциализация производства и уход в прошлое существования экономики (натурального хозяйства); (3) преобладание машинного производства и организация произ­водства фабричного; (4) сокращение доли населения, занятого в сельском хозяйстве; (5) урбанизация населения; (6) рост грамотности; (7) расширение избиратель­ных прав населения и институционализация политики на основе массовых партий; (8) применение достижений науки во всех сферах жизни, в особенности в индустри­альном производстве, и постепенная рационализация социальной жизни. Понятие индустриального общества часто соотносится с понятием массового общества. Периоды индустриализации и ее темп значительно варьируются от одном обще­ства к другому. Западная Европа и Северная Америка основной процесс индустри­ализации прошли в период с 1815 по 1914 гг.

    Основные споры в рамках анализа индустриального общества связаны с тем, что является характерным для этих обществ – сотрудничество или конфликт, адап­тация или саморазрушение. В ХIХ в. такие социологи, как Г.Спенсер и Э.Дюркгейм, подчеркивали кооперативную, интегративную природу разделения труда в индуст­риальном обществе. Структурный функционализм позднее рассматривал индуст­риальное общество как высокодифференцированную и целостную социальную си­стему, В противоположность этому марксистские социологи считают индустриаль­ное общество изначально конфликтным по своей природе, указывая на противоре­чие в интересах наемных работников, с одной стороны, и владельцев капитала и менеджеров – с другой. Если социологи в качестве индустриальных рассматрива­ют как капиталистическое, так и социалистическое общество, то марксисты (в рам­ках своей более общей теории) обычно подчеркивают капиталистическую сущность индустриального общества и эксплуататорскую природу капиталистических отно­шений. С точки зрения марксистов, технологическая основа машинного производ­ства в индустриальном обществе связана с определяющими характеристиками ка­питализма, а именно с отделением рабочего от средств производства, производ­ством товаров с помощью наемного труда и реализацией экономическом излишка в форме прибыли. Кризис капиталистическом производства ведет к классовой борь­бе и становлению империализма. Однако не все концепции индустриального обще­ства подразумевают такое резкое противопоставление сотрудничества и конфлик­та. Как М. Вебер, так и экономист Дж. М. Кейнс признавали феномен нестабильности капиталистического рынка, но это признание не означало необходимости прибегать к марксистскому анализу. Вебер видел, что конкурентный капитализм нестабилен, и что фабричное производство бездушно, однако он в то же время отрицал, что социализм в состоянии полностью избежать противоречий индустриализма. Кейнс полагал, что основная проблема бизнес-цикла заключается в неадекватности совокупного потребительского спроса, и что эта проблема может быть решена посредством осуществления государством определенных программ общественных работ, а не с помощью войны и классового конфликта. Вплоть до недавнего времени дискуссии о роли государства в урегулировании кризисов инду­стриального капитализма находились в центре социологических исследований.

    Постиндустриальное общество. Это поня­тие впервые было предложено Д. Беллом в 1962 г. Впоследствии оно разрабатыва­лось при описании экономических и социальных изменений в конце ХХ в. в работе «Грядущее постиндустриальное общество». Белл говорит о том, что в обществах модерна теоретическое знание становится «осевым принципом» обще­ства и является источником инновации и формирования политики. В экономике это приводит к упадку производства товаров как основной формы экономической дея­тельности и замена его производством услуг. Что касается классовой структуры, новый осевой принцип способствует преобладанию профессионалов и технических специалистов, составляющих новый класс. Во всех сферах – экономической, по­литической и социальной – основное воздействие на принятие решений оказыва­ют новые интеллектуальные технологии и новый интеллектуальный класс.

    Другие исследователи также рассматривают растущую власть технократов в эко­номической и политической жизни. Дж. К. Гэлбрейт полагает, что власть в экономике Соединенных Штатов, а следовательно, и во всем американс­ком обществе находится в руках технической бюрократии, или «техноструктуры» круп­ных корпораций. А. Турен говорит о таком же технократическом контроле над французской экономической и политической жизнью.

    Такой подход может критиковаться за преувеличение власти и влияния предста­вителей новых профессионалов и технических специалистов, поскольку не существует данных о том, что они составляют отдельный социальный класс, эффектив­но контролируют деловые корпорации или обладают значительной политической властью. Хотя замечание о том, что теоретическое знание в течение нынешнего столетия постепенно приобретало все большее значение в качестве одной из про­изводительных сил, является справедливым, этот сдвиг не означает изменения в распределении власти в экономике или в обществе в целом. Похожие аргументы выдвигались в отношении новых профессиональных менеджеров в ходе дискуссии о «менеджеров революции». Впоследствии указывалось на то, что эти аргументы недостаточно основательны. Другие исследователи утверждали, что ключевая роль знания в современных экономиках привела к возникновению нового рабочего класса технических служащих, потенциально являющегося революционным. Несмотря на популярность идей Ж.Ф. Лиотара, проявившего интерес к знанию и информации как аспектам дискуссии о постмодернизме, в настоящее время большее признание получают важные с точ­ки зрения социологии постиндустриализма предсказания Д. Белла.

 

20. Формационный подход к изучению общества

К. Маркс сформулировал  концепцию материалистического  объяснения  истории,  базирующуюся  на  четырех основных принципах:                                                      

    1.   Принцип     единства человечества, следовательно, единства исторического процесса.                                     

    2.  Принцип исторической  закономерности. Маркс  исходит из признания  действия  в  историческом процессе  общих, устойчивых,  повторяющихся  существенных  связей  и  отношений   между  людьми  и результатами их деятельности.                               

    3.  Принцип  детерминизма  –  признание  существования причинно-следственных связей и  зависимостей. Из  всего многообразия  исторических  явлений  Маркс  считал  необходимым  выделить главные,  определяющие.  Таким  главным,  определяющим  в  историческом процессе, по мнению К. Маркса, является  способ производства  материальных благ.                                              

    4. Принцип прогресса. С точки зрения К.  Маркса, исторический прогресс  – это  поступательное развитие  общества, поднимающееся на все более и более высокие уровни.                     

    Материалистическое объяснение  истории  базируется  на формационном   подходе.   Понятие   общественно-экономической  формации в учении Маркса занимает ключевое место при объяснении движущих  сил  исторического процесса и периодизации истории. Маркс исходит  из  следующей установки: если  человечество закономерно, поступательно развивается как единое целое, то все оно  должно проходить в своем развитии определенные этапы. Эти этапы он  и назвал «общественно-экономические  формации».  По  определению К. Маркса, общественно-экономическая  формация  представляет  собой «общество,  находящееся  на  определенной ступени исторического развития, общество, со своеобразными отличительными характеристиками» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.  Т.6. С.442).  Понятие «формация» Маркс  заимствовал  из  современного ему естествознания. Этим понятием в геологии, географии, биологии  обозначены  определенные структуры, связанные единством  условий  образования,  сходством состава, взаимозависимостью элементов.                          

       Основу   общественно-экономической   формации,   по  Марксу, составляет тот  или иной  способ производства,  который характеризуется  определенным  уровнем  и  характером  развития  производительных   сил   и  соответствующими   этому  уровню   и  характеру производственными   отношениями.   Главные   производственные  отношения  –  это  отношения  собственности.  Совокупность  производственных  отношений  образует его  базис, над  которым надстраиваются  политические, правовые  и иные  отношения и  учреждения, которым  в  свою  очередь  соответствуют определенные  формы общественного сознания: мораль, религия,  искусство, философия,  науки и  т.д. Таким   образом,  общественно-экономическая   формация  включает  в свой  состав все  многообразие жизни  общества на  том или ином этапе его развития. С точки зрения формационного  подхода, человечество  в своем историческом  развитии  проходит  пять  основных  стадий  – формаций:   первобытнообщинную,    рабовладельческую, феодальную,   капиталистическую  и  коммунистическую  (социализм  –   первая  фаза коммунистической формации). Переход  от  одной общественно-экономической  формации к другой осуществляется на   основе   социальной революции   Экономической основой  социальной  революции  является   углубляющийся  конфликт между  вышедшими  на  новый  уровень  и приобретшими  новый характер производительными   силами общества   и устаревшей,  консервативной  системой  производственных отношений.  Этот конфликт  в политической  сфере  проявляется  в  усилении социальных  антагонизмов и обострении  классовой борьбы  между господствующим  классом, заинтересованном  в  сохранении  существующего  строя   и  угнетенными классами, требующими улучшения своего положения.

    В основе образования классов, по Марксу, лежало присвоение прибавочного продукта. Однако методы присвоения прибавочного продукта определялись отношением к средствам производства и были различными.  Например, в большинстве стран Востока по различным причинам сохранились общины, послужившие основой самой грубой государственной формы – восточного деспотизма. Слой людей, возвысившийся над общинами с целью регулирования прежде всего межобщинных интересов, и стал классом эксплуататоров. Этот слой, используя свою причастность к аппарату власти в условиях коллективных форм собственности на средства производства (прежде всего на землю) эксплуатировал народ с помощью внеэкономических методов принуждения вплоть до прямого насилия. Самое трагичное в этом случае – поголовное рабство, полная зависимость народа от деспотической власти, растворение общества в государстве, заглушение экономических регуляторов насилием. Другой путь классообразования начинался с разложения общин под влиянием проникновения в них товарных отношений, частной собственности. Возник капитализм, который по Марксу имеет два порока. Первый – необходимость производства продуктов в форме товаров, которая приводит к стихийности, конкуренции, безработице и т.д. Второй – прибавочная стоимость, полученная на основе купли-продажи рабочей силы и являющаяся источником эксплуатации. Что же предлагали Маркс и Энгельс? Самое главное – это замена капитализма коммунизмом, т.е. создание бестоварного, самоуправляющегося общества, где главным лозунгом будет «от каждого по способности, каждому по потребности». Но Маркс и Энгельс не дали ответ на очень важный вопрос – как связать общество в единое целое, что будет стимулом к труду, если не будет экономического принуждения, что из себя будет представлять самоуправление.   

    Революция  приводит  к  смене господствующего  класса. Победивший  класс  осуществляет  преобразования  во всех  сферах общественной  жизни  и  таким образом  создаются предпосылки  для формирования  новой   системы  социально-экономических,   правовых  и иных общественных отношений,  нового сознания  и т.д.  Так образуется новая формация. В связи с этим  в марксистской  концепции истории  значительная  роль придавалась  классовой борьбе  и революциям.  Классовая  борьба  объявлялась  важнейшей  движущей  силой истории, а революции К. Маркс называл «локомотивами истории». Материалистическая   концепция   истории,   базирующаяся  на формационном  подходе, на  протяжении последних  80 лет  была господствующей  в  исторической науке  нашей страны.  Сильная сторона этой концепции состоит в том, что на основе  определенных критериев она  создает четкую  объяснительную модель  всего исторического развития.  История человечества  предстает как  объективный, закономерный,  поступательный  процесс.   Ясны  движущие   силы  этого процесса, основные этапы и т.д.                                   

       Однако  формационный  подход в  познании и  объяснении истории не лишен и недостатков. На эти недостатки указывают его критики как в зарубежной, так и отечественной  историографии. Во-первых,  формационный  подход  предполагает  однолинейный   характер  исторического   развития.   Теория   формаций    была   сформулирована К. Марксом как обобщение  исторического пути  Европы. И  сам Маркс видел, что некоторые страны не укладываются в эту  схему чередования пяти формаций. Эти страны он отнес  к так  называемому «азиатскому способу производства».  На основе  этого способа,  по мнению Маркса, образуется особая формация.  Но подробной  разработки этого вопроса он  не провел.  Позже исторические  исследования показали, что и в Европе развитие определенных  стран (например,  России) не всегда можно вставить в схему смены  пяти формаций.  Таким образом, формационный  подход  создает  определенные  трудности  в  отражении многообразия, многовариантности исторического развития. Во-вторых,  для  формационного  подхода  характерна  жесткая привязка любых  исторических явлений  к способу  производства, системе  экономических  отношений.  Исторический   процесс  рассматривается прежде всего под  углом зрения  становления и  смены способа  производства:  решающее  значение  в  объяснении  исторических  явлений  отводится  объективным  внеличностным   факторам,  а основному  субъекту  истории  –  человеку  отводится  второстепенная роль. Человек предстает в  той теории  лишь как  винтик мощного  объективного   механизма,  движущий   исторического  развитие. Таким  образом   принижается  человеческое,   личностное  содержание  исторического  процесса  вместе с  ним и  духовных факторов исторического развития. В-третьих,  формационный  подход  абсолютизирует  роль  конфликтных отношений,  в том  числе и  насилия, в  историческом процессе. Исторический  процесс в  этой методологии  описывается преимущественно  через  призму  классовой  борьбы.  Отсюда  наряду  с экономическими  значительная  роль  отводится   политическим  процессам.  Противники  же формационного  подхода указывают,  что социальные  конфликты,  хотя  и  являются необходимым  атрибутом общественной  жизни,  все  же  не  играют  в ней  определяющей роли. А это требует и  переоценки места  политических отношений  в истории.  Они  важны,  но   решающее  значение   принадлежит  духовно- нравственной жизни. В-четвертых,   формационный  подход   содержит  элементы провиденциализма  и  социального   утопизма.  Как   отмечалось  выше, формационная  концепция  предполагает  неизбежность  развития  исторического  процесса  от  бесклассовой  первобытнообщинной  через классовые  –   рабовладельческую,  феодальную   и  капиталистическую  –  к бесклассовой  коммунистической формации.  К Маркс  и его ученики  затратили много  усилий для  доказательства неотвратимости  наступления  эры  коммунизма, в  которой каждый  будет вносить свое достояние по способностям, а получать от общества  по потребностям.   Выражаясь   христианской  терминологией,   –  достижение коммунизма  означает  достижение  человечеством  царства  Божия на Земле.  Утопический  характер этой  схемы обнаружился  в последние десятилетия  существования  Советской  власти  и  социалистической системы.  Подавляющее  большинство  народов отказалось  от «строительства коммунизма».                                            

 

21. Цивилизационный подход к изучению общества

    Методологии  формационного  подхода  в  современной  исторической науке  в какой-то  мере противостоит  методология цивилизационного  подхода.  Цивилизационный  подход  в  объяснении исторического процесса начал складываться еще в 18 в. Однако свое наиболее  полное  развитие  он  получил  лишь  в  конце  19-20  вв.  В   зарубежной   историографии   наиболее   яркими   приверженцами этой  методологии  являлись  М. Вебер,  А. Тойнби,  О. Шпенглер  и ряд крупных  современных  историков,  объединившихся   вокруг  исторического журнала «Анналы» (Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф и др.). В российской исторической науке его сторонниками  были Н.Я. Данилевский, К.Х Леонтьев, П.А. Сорокин.                                     

       Основной  структурной  единицей  исторического  процесса,  с точки  зрения  этого подхода,  является цивилизация.  Термин «цивилизация» происходит от  лат. слова «civil» –  городской, гражданский,   государственный.   Первоначально   термином  «цивилизация» обозначали  определенный  уровень  развития   общества,  наступающий в жизни народов после эпохи дикости и варварства. «Сivil»   противопоставлялось  «silvaticus»  –  дикий, лесной,  грубый. Отличительными  признаками  цивилизации, с  точки зрения  этой интерпретации, является появление  городов, письменности,  социального расслоения общества, государственности. В  более широком  плане под  цивилизацией чаще  всего понимают высокий уровень развития  культуры общества.  Так, в  эпоху Просвещения  в  Европе  цивилизация  связывалась  с  совершенствованием  нравов,  законов,  искусства,  науки,  философии.  Существуют в этом  контексте  и  противоположные точки  зрения, при  которых цивилизация  истолковывается  как  конечный  момент в  развитии культуры того или иного  общества, означающий  его «закат»,  или упадок (О. Шпенглер). Таким образом, в самом общем виде понятие «цивилизация» можно определить как общественно-культурную систему, обеспечивающую высокую степень дифференциации жизнедеятельности в соответствии с потребностями сложного развитого общества, имеющую определенный набор ценностей (нравственных, культурных, экономических и т.д.), т.е. другими словами, цивилизация – это своеобразная система материальной, духовной, социальной жизни той или иной группы стран, народов на определенном этапе развития. Каждый  элемент этой  системы несет  на себе печать  своеобразия  той  или  иной  цивилизации.  Это  своеобразие весьма  устойчиво.  И  хотя  под  влиянием  определенных  внешних и  внутренних  воздействий   в  цивилизации   происходят  определенные изменения, их некая  основа, их  внутреннее ядро  остается неизменным.  Такой  подход  к цивилизации  зафиксирован в  теории культурно-исторических   типов  цивилизации   Н.Я. Данилевского,  А. Тойнби, О. Шпенглера  и  др.  Культурно-исторические  типы  –  это исторически   сложившиеся    общности,   которые    занимают   определенную  территорию  и  имеют  свои  характерные  только для  них особенности  культурного  и  социального  развития. Н.Я. Данилевский  насчитывает 13  типов или  «самобытных цивилизаций»,  А. Тойнби –  6 типов, О. Шпенглер – 8 типов. 

    Несомненно, что каждая цивилизация отличается определенным набором ценностей, поэтому среди множества различных общественных образований ученые называют ряд главных цивилизаций, например: Китайская, Индийская, Исламская, Русская, Западная (по А. Тойнби). Каждая цивилизация проходит стадии возникновения, роста, надлома,  и разложения, после чего цивилизация  гибнет, уступая место другой. Движущая сила развития цивилизации (по А. Тойнби) – творческое меньшинство (элита) – носитель жизненного порыва. История постоянно бросает цивилизации «вызовы». Творческое меньшинство отвечает на «вызовы», увлекая за собой инертное большинство. Своеобразие «вызовов» и «ответов» определят специфику каждой цивилизации, иерархию ее социальных ценностей, ее смысл жизни. Как только «творческая элита» оказывается неспособной адекватно отвечать на «вызовы», она превращается в господствующее меньшинство, навязывающее свою власть силой, а не авторитетом. Тогда масса, большинство становится «внутренним пролетариатом», который вместе с «внешним пролетариатом»  разрушает данную цивилизацию, если она прежде не гибнет от военных захватов, либо естественных катастроф. 

    Цивилизационный подход имеет ряд сильных сторон:            

    1) его принципы применимы  к истории  любой страны  или группы стран. Этот  подход ориентирован  на познание  истории общества, с  учетом специфики  стран и  регионов. Отсюда  проистекает универсальность данной методологии;

    2) ориентация  на  учет  специфики  предполагает представление об истории как многолинейном, многовариантном процессе;

    3) цивилизационный подход не отвергает, а,  напротив, предполагает  целостность,   единство  человеческой   истории.  Цивилизации как  целостные  системы  сопоставимы друг  с другом.  Это позволяет широко   использовать   сравнительно-исторический   метод  исследования. В результате такого подхода история страны, народа, региона, рассматривается не сама по себе,  а в  сравнении с  историей других стран, народов, регионов, цивилизаций.  Это дает  возможность глубже понять исторические процессы, зафиксировать их особенности;

    4)  выделение  определенных  критериев  развития  цивилизации  позволяет  историкам  оценить  уровень  достижений  тех или иных  стран, народов  и  регионов, их вклад  в развитие мировой цивилизации;                                                     

    5) цивилизационный подход отводит  подобающую роль  в историческом  процессе  человеческому  духовно-нравственному  и  интеллектуальному  факторам.  В этом  подходе важное  значение для характеристики  и  оценки  цивилизации имеют  религия, культура, менталитет.                                                    

      Слабость  же  методологии  цивилизационного  подхода состоит в том, что эта теория разделяет всемирную историю во времени и пространстве на изолированные и противопоставляемые друг другу культурные общности, что может привести к полному отрицанию общих черт в развитии народов, элементов повторяемости в историческом процессе. Другая слабость заключается в аморфности критериев выделения  типов цивилизации.  Это выделение  сторонниками данного  подхода осуществляется  по набору признаков, которые, с одной стороны, должны носить достаточно общий характер, а с другой, позволяли бы  обозначить специфические особенности, характерные для многих обществ. В теории культурно-исторических  типов  Н.Я. Данилевского   цивилизации  различаются своеобразным  сочетанием  четырех   основополагающих  элементов: религиозного, культурного, политического  и общественно-экономического. В  одних цивилизациях  довлеет экономическое  начало, в других – политическое, а  третьих –  религиозное, в  четвертых – культурное. Только в России, по мысли  Данилевского, осуществляется гармоническое сочетание всех этих элементов. Теория  культурно-исторических  типов  Н.Я. Данилевского  в какой-то  мере предполагает  применение принципа  детерминизма в виде  доминирования, определяющей  роли каких-то  элементов системы  цивилизации.  Однако  характер  этого  доминирования носит трудно уловимый характер.                                       

      Еще большие трудности  при анализе  и оценке  типов цивилизации  возникают перед  исследователем, когда  главным элементом того или иного типа цивилизации рассматривается  тип ментальности, менталитет. Ментальность, менталитет (от фр. mentalite  – мышление,  психология) –  это некий  общий духовный  настрой людей той  или  иной  страны  или региона,  фундаментальные устойчивые структуры сознания, совокупность социально-психологических установок и верований личности и общества. Эти установки определяют мировосприятие человека, характер ценностей и  идеалов, образуют  субъективный мир  личности. Руководствуясь  этими установками, человек действует во  всех сферах  своей жизнедеятельности  –  творит   историю.  Интеллектуальные   и  духовно-нравственные структуры человека,  несомненно, играют  важнейшую роль  в истории, но их индикаторы плохо уловимы, расплывчаты. Есть еще ряд претензий к цивилизационному  подходу, связанному с интерпретацией движущих  сил исторического  процесса, направления и смысла исторического развития.   

    Все это вместе взятое позволяет нам сделать вывод, что оба подхода  –  формационный  и  цивилизационный –  дают возможность рассмотреть  исторический  процесс  под  разными  углами зрения. Каждый из этих подходов имеют сильные и слабые стороны,  но если постараться избежать крайностей каждого из них, а  взять лучшее, что имеется в той или иной  методологии, то  историческая наука только выиграет.     

 

22. Структурно-функциональный анализ общества в современной социологии

    Функционализм с его акцентом на натуралистический подход к исследованию социальной реаль­ности, на естественнонаучную методологию и системные качества общества, с его попыткой перечислить все необходимые условия, обеспечивающие равновесие и «порядок» социальной системы, все составляющие ее элементы, механизмы ее интеграции, в свое вре­мя находил широкую поддержку как в академических, так и в по­литических кругах.

    Наиболее полно основы функционализма сформулировал Тол­к Отт Парсонс (1902–1979). Он стремился обосновать централь­ную идею своего социального учения, идею «социального поряд­ка», в котором над конфликтом доминирует согласие (консенсус). Он построил концептуальную схему, в центре которой находится процесс взаимодействия социальных систем, ок личност­ными характеристиками и ограниченных культурой.

    Обвинения в антиисторизме структурный функционализм пы­тался опровергнуть: а) разработкой неоэволюционизма; б) созда­нием ряда теорий «социального изменения», учитывающих значе­ние дисфункциональньтх элементов в социальной системе; в) по­воротом к изучению «социального конфликта», апеллирующему к работам К. Маркса; г) выработкой своего рода синтеза структурно-функциональной модели равновесия и модели конфликта, обыч­но выражающейся в функциональных терминах; д) созданием так называемой общей теории социальных систем.

    На упрек в нормативном детерминизме структурный функци­онализм оказался неспособным ответить, что и вызвало появление ряда оппозиционных ему теорий. (Под детерминизмом в данном случае понимается причинная взаимообусловленность явлений.)

    Неоэволюционизм. Неоэволюционистские теории в большин­стве своем пытаются совместить характерную для структурного функционализма идею системности с идеей развития. Одним из первых такую попытку предпринял сам основатель структурного функционализма Т. Парсонс. В книгах, написанных совместно с Эдбардом Шилзом (р. 1911) «к общей теории действия» и «Рабочие материалы по теории социального действия», он выдвинул положение о том, что все действующие системы, если им удается выжить, сталкиваются с четырьмя важными проблема ми. Во-первых, они должны обеспечить получение ресурсов из окружающей среды и распределение внутри системы. Этот про­цесс Парсонс и Шилз назвали «адаптацией». Во-вторых, системы должны быть способными мобилизовать ресурсы для достижения определенных целей и установить приоритет между ними (целя­ми). Это – процесс «целедостижения». В-третьих, отношения внут­ри системы должны координироваться, регулироваться и, следо­вательно, иметь налаженный механизм «интеграции». Наконец, в-четвертых, должны существовать пути выработки в составляющих систему индивидах такой мотивации, которая обеспечивала бы соответствие их деятельности целям системы, равно как и пути снятия прежних эмоциональных напряжений у членов общества. Это – механизм «поддержания ценностного стандарта».

    С введением Парсонсом и Шилзом указанных понятий наме­тился существенный сдвиг в теории от анализа структур к анализу функций. Структуры теперь рассматриваются с точки зрения их функциональных последствий для решения названных четырех проблем; взаимосвязь между частными структурами анализируется с точки зрения ее влияния на те условия, которые каждая из структур способна удовлетворить.

    Тем самым Парсонс и Шилз попытались решить проблему раз­вития и изменения системы путем приведения ее в соответствие с требованиями нормативной модели. Их подход, несмотря на не­который сдвиг акцентов, остался нормативистским.

    Наконец, Парсонс предпринял еще одну попытку совместить идею эволюционизма со своей социологической схемой. Он обра­тился к проблеме человека и попытался объяснить процесс усложнения социальных систем через всевозрастающую дифференциа­цию функций, выполняемых индивидами в системе. Он утверж­дал, что процесс все возрастающей дифференциации ролевых функ­ций оказал воздействие на эволюцию человеческих обществ и кон­кретных социальных систем. На ранних этапах человеческой эво­люции, отмечал Парсонс, различные ролевые функции выполня­лись одним лицом. В современном мире произошла дифферен­циация ролевых функций, которые стали выполняться различны­ми лицами. Таким образом, он делал вывод: современные общест­ва эволюционировали в высокодифференцированные структуры, способные осуществлять эффективный контроль над окружением. Тем самым они достигли не только экономической, но и культур­ной продуктивности, притом в такой степени, о которой на ран­них стадиях не имели никакого представления. Парсонс сумел подняться над функционализмом, не отбросив, а приспособив его к требованиям эволюционного подхода. Однако сохранить функ­ционализм оказалось возможным, только лишив эволюционизм присущего ему духа развития и прогресса. Содержание социальной эволюции свелось у Парсонса к усложнению системы и уве­личению ее адаптивной способности.

    Известный интерес представляют культурологические варианты неоэволюционистских теорий, выдвинутые американскими со­циологами и антропологами Л. Уайтом, Дж. Стюардом, Дж. Мср­доком и др. Различие их эволюционистских подходов определяет­ся прежде всего выбором фактора, который они кладут в основу общественного развития. Так, Уайт придерживается концепции «технологического детерминизма» в культурной эволюции, Стю­ард стоит на позиции многолинейной эволюции, Мердок акцен­тирует внимание на роли социальной организации и т.д.

    Теория социальных изменений. Теория социальных изменений в социологии существует в нескольких вариантах. Сконструиро­вать модель социального изменения в традициях структурно-функ­ционального анализа попытался Роберт Мертон (р. 1910), находя­щийся под сильным влиянием идей П. Сорокина и Т. Парсонса. Основываясь на методологических принципах структурно-функ­ционального анализа, Мертон заявил об отказе от создания общей социологической теории. В книге «Социальная теория и социаль­ная структура». Он предложил систему множественных мо­делей функционального анализа на уровне конкретных социаль­ных систем и общностей. Пытаясь преодолеть метафизичность структурно-функционального подхода Парсонса, Мертон наряду с понятием функции ввел понятие «дисфункция», т.е. заявил о воз­можности отклонения системы от принятой нормативной модели, что, в свою очередь, должно повлечь за собой или новый этап в приспособлении системы к существующему порядку, или опреде­ленное изменение системы норм. Таким путем Мертон пытался ввести в функционализм идею изменения. Но он ограничил изме­нение «средним» уровнем – уровнем конкретной социальной сис­темы, связан его с проблематикой «разлада» системы – с поняти­ем аномии.

    Кроме разработанной Мертоном «структурно-дисфункциональ­ной» модели социального изменения, существует целый ряд дру­гих – однофакторных и многофакторных – моделей. Общее, что характеризует все модели, – это попытка выяснить причины ста­новления и развития тех или иных социальных явлений, т.е. По­пытка дать им причинно-следственное объяснение. На протяже­нии длительной истории развития социологической мысли назы­вались самые разные причины социальных изменений: естественный отбор (Г. Спенсер), географическая среда, особенно климат (Р. Бокль), народонаселение (Р. Мальтус), раса (А. Гобино), вы­ дающиеся личности (Ф. Ницше), война (А. Тойнби), технология (У. Огборн), разделение труда и кооперация (Э. Дюркгейм), эко­номика (У. Ростоу), идеология (М. Вебер) и др.

    В теориях социальных изменений «структурно-функциональ­ной» модели оказалась противопоставлена «причинно-следствен­ная» модель анализа социальных изменений. В качестве альтернативы нормативному детерминизму было выдвинуто несколько ви­дов детерминизма (причинной обусловленности) – от биологи­ческого до технологического и экономического. Однако общая точка зрения так и не сложилась.