«Основные открытия в естествознании»

Античность

Значительное развитие в эпоху эллинизма получила математика, которая, наряду с физической наукой, име­ла не только академический, но и практический уровни. Была осуществлена систематизация геометрии. Архи­мед использовал и усовершенствовал методы Евдокса для определения величины  при практическом вычис­лении площади круга, для нахождения формулы объема и поверхности шаров, цилиндров и более сложных тел. Это было началом исчисления бесконечно малых вели­чин, которое революционизировало физику в руках Ньютона. Проводилось также изучение классических и бесполезных проблем трисекции угла и удвоения куба. Гораздо более важное значение имела разработка Апполоннем из Перги около 220 года до н.э. учении о ко­нических сечениях – эллипсе, параболе и гиперболе, –открытых Менасхмосом приблизительно в 350 году до н.э. Его работа была столь законченной, что Кеплер и Ньютон спустя почти 2000 лет смогли использовать ее без изменений для выявления свойств планетных орбит.

Заслуживают внимания успехи в области математи­ки, достигнутые Эратосфеном, дружившим с Архиме­дом; он создал способ нахождения простых чисел (так называемое «сито Эратосфена»), а в комментариях к математическим диалогам Платона изложил решения проблем арифметики, геометрии и музыки. В них при­водится его собственное решение так называемой делосской проблемы, суть которой заключается в следующем. Когда-то давно на острове Делосе бушевала страшная зараза, и когда обратились за помощью к служителям храма Аполлона, те посоветовали удвоить находящийся на острове кубический алтарь, не изменяя его формы. 

Эта задача принесла немало хлопот математикам, не­смотря на свою внешнюю простоту. Эратосфен нашел новый способ решения этой проблемы, даже сконструи­ровал для этой цели специальное механическое устрой­ство, великолепно упрощающее все необходимые вы­числения. 

Еще более важным, чем их отдельные достижения, была систематизация математики, которая была осуще­ствлена Евклидом, жившим в Ш в. до н.э. в Александ­рии. Его главным, большим по объему трудом являются «Начала», которые привели в систему все математиче­ские достижения того времени. Многое из того, что нашло отражение в «Началах», принадлежит не самому Евклиду, а является изложением результатов других греческих, ученых, и в частности Евдокса (приблизи­тельно 406 – 355 гг. до н.э.), который был одним из наи­более выдающихся математиков и астрономов антично­го мира. «Начала» состоят из пятнадцати книг, причем последние XIV и XV книги написаны не Евклидом, а добавлены позднее. В «Началах» изложены основы ан­тичной математики и геометрии, способы определения площадей и объемов различных фигур и тел, начало теории чисел, приводятся основные определения и ак­сиомы (включая знаменитый постулат о параллельных прямых), излагаются основы геометрической алгебры. Созданный Евклидом метод аксиом позволил ему по­строить здание геометрии, используемое до сих пор.

Немалых успехов добились эллинистические ученые в области астрономии. «Эллинистическая астрономия, замечает Дж. Бернад, единственная часть греческой науки, дошедшая до нас в сохранности, – была в основ­ном занята попытками создать как можно более слож­ные схемы, пригодные для наблюдений и не нарушаю­щие законов простоты и прекрасного». Все это способ­ствовало развитию и математики и физического наблю­дения, т.е. астрономия почти вплоть до нашего времени являлась оселком для всех инструментов науки.

Математическая основа астрономии была сферой деятельности Евдокса, но для действительной разработ­ки этой проблемы было легче рассматривать движение планет в плоскости и делать вид, что так и должно быть, вводя «колеса внутри колес». Это было сделано величайшим астрономом-наблюдателем древности Гиппархом (190-120 годы до н.э.), который изобрел большинство инструментов, употреблявшихся в течение последующих 2000 лет, и составил первый каталог звезд. Его планетная система была гораздо с южнее сис­темы Евдокса, но гораздо точнее ее, и лишила ту по­следней толики механической правдоподобности. В той форме, в которой ее представил Птолемей, она стала образцом астрономии вплоть до эпохи Возрождения. Астрономия Птолемея, содержа много­численные «эпициклы» и «деференты», призванные объяснить исключительно круговыми, «наиболее со­вершенными» движениями то сложное и запутанное движение планет по эллиптическим орбитам, каким оно представляется с геоцентрической точки зрения, давала довольно сносные предсказания планетных движений.

Альтернативная версия, говорящая о том, что вра­щается именно Земля, выдвинутая Экфантом в IV или, возможно, Гицетом в V веке до н.э., никогда не забыва­лась. Ее энергично поддерживал Гераклит Понтийский (ок. 370 г. до н.э.). который принял систему вращения Земли, помещая ее все еще в центре вселенной, вокруг которой вращаются Луна и Солнце, но планеты, по его учению, вращались уже вокруг Солнца, а не Земли. Эта система, которая полностью описывает все наблюдае­мое, позднее привлекла внимание Тихо Браге. Послед­ний логический шаг был предпринят Аристархом Самосским (310-230 гг. до н.э.), который осмелился поста­вить Солнце, а не Землю в центре вселенной, т.е. создал гелиоцентрическую картину мира. Однако эта система не получила признания из-за ее абсурдности с точки зрения философии и противоречия повседневному опы­ту. Тем не менее она была воспринята арабами, возрож­дена Коперником и активно подтверждена Галилеем, Кеплером и Ньютоном.

Развитие астрономии впервые сделало возможным появление измерительной и научной географии. Про­блема вычерчивания карты весьма сложна, ибо карта должна связать воображаемые параллели широты и меридианы с положениями городов, рек и берегов на основании данных, сообщаемых путешественниками и чиновниками. Для карты требовался масштаб – и Эратосфен из Кирены (275-194 гг. до н.э.), директор Алек­сандрийского музея, предпринимает измерение разме­ров Земли. Найденная им величина окружности Земли – 24 700 миль ошибочна только на 250 миль и не была улучшена до XVIII века.

Наибольший вклад эллинистическая эпоха внесла в механику, причем первый импульс, вероятно, исходил из области техники. Архимед яв­лялся одной из величайших фигур греческой математи­ки и механики и последним из действительно самобыт­ных греческих ученых. Будучи первоклассным матема­тиком и механиком, Архимед решил ряд задач по вы­числению площадей поверхностей и объемов. В частно­сти, он определил соотношение объемов шара и опи­санного около него цилиндра, оказавшееся равным ²/₃. Им введено понятие центра тяжести и разработаны ме­тоды его определения для различных тел, дан матема­тический вывод законов рычага; ему приписывают сло­ва: «Дай мне, где стать, и я сдвину Землю». Архимед положил начала статике и гидростатике, причем по­следняя нашла широкое применение при проверке изде­лий из драгоценных металлов и определении грузо­подъемности кораблей. Закон плавучести тел по сей день носит имя Архимеда.

Научные достижения Архимеда были тесно связаны с нуждами практики, с жизненными потребностями. Они использовались, по существу, во всей машинной технике того времени, в частности при создании блоков и лебедок, зубчатых передач, ирригационных и военных машин. Архимедом сделаны многочисленные изобрете­ния, в их числе: архимедов винт – устройство для подъ­ема воды на более высокий уровень, имеющее преиму­щество перед поршневым насосом, в случае если вода загрязнена; различные системы рычагов, блоков, поли­спастов и винтов для поднятия больших тяжестей; во­енные метательные машины, не говоря уже о его астрокосмических исследованиях (он, например, разделял идею гелиоцентризма Аристарха Самосского). Нельзя не согласиться с утверждением В.А. Кириллина, что «Архимед был одним из последних крупных естество­испытателей и в то же время первым ученым-инженером, труды которого положили начало выделе­нию естественных наук в самостоятельную область». В последующие годы его работы долгое время не получа­ли той оценки, которой они заслуживали, и дальнейшая их разработка практически не проводилась. Только в эпоху Возрождения труды Архимеда были оценены по достоинству и получили дальнейшее развитие.

Немалый вклад в развитие механики и техники эл­линистической эпохи внес Герон Александрийский (I век н.э.), который занимался многими вопросами прикладной механики (сочинение «Об искусстве соору­жать автоматы») и практическим землемерием – геоде­зией (сочинение «Об устройстве для нивелирования»). В его трактатах описывается множество находившихся тогда в употреблении и изобретенных им механизмов и устройств. Эти механизмы в большинстве случаев, за исключением напоминающего теодолит прибора и уст­ройства для подсчета пройденного расстояния, пред­ставляют собой не больше и не меньше, «как механиче­ские фокусы» (С. Лилли). Примерами могут служить автоматический прибор, выдающий при опускании монеты «священную» воду, кукольный театр, где опус­кающиеся грузы заставляют двигаться кукол, механизм, с помощью которого зажженный на алтаре огонь от­крывает двери храма, и другие подобные устройства. О двух изобретениях Герона Александрийскою следует упомянуть особо: ветряная мельница и простейшая па­ровая турбина, причем они тоже оказались просто заба­вой. Рабский труд неизменно оказывался более выгод­ным, чем дорогие механические приспособления. «Математическо-механический характер греческой науки в сочетании с нежеланием заниматься каким-либо делом, отмечает Дж.Бернал, которое испачкает их руки, мешали греческим ученым добиться в какой-либо мере серьезного прогресса в области химии, хотя зарождение алхимии и главного химического процесса перегонки может быть отнесено к раннему периоду алексан­дрийской эпохи». В действительности, основываясь на полумистических процедурах, описанных такими позд­ними авторами, как Зосим Панополпискни и еврейка Мария, предпо­лагаемая изобретательница водяной бани, можно пред­полагать, что существовали и простые химические про­цедуры, и зачатки теории, имевшейся в недошедшей до нас работы Аристотеля «Метеорология». Растущий успех химии зависел от усовершенствований в технике выдувания стекла, испытывавшей необходимость в перегонном аппарате и в получении чистых материалов.

В эллинистической мире широкое признание полу­чила александрийская медицина, добившаяся немалых успехов в анатомии и хирургии. Именно в медицине, еще больше, чем в астрономии, социальные условия эллинистической эпохи обусловили известный прогресс, ибо правители и богатые граждане не могли существо­вать без врачей. Действительно, все более нездоровый образ жизни ставил их во все большую и большую зави­симость от врачей; александрийский Муссон стимули­ровал широкие исследования в области анатомии. Этот факт отечественный исследователь Т.С. Сорокина кон­статирует в своей «История медицины» следующим образом: «Медицина эпохи эллинизма характеризуется прежде всего бурным развитием анатомии и хирургии; многие выдающиеся достижения в этих областях тес­нейшим образом связаны с александрийской врачебной школой».

Анатомия стала в эпоху эллинизма самостоятельной отраслью медицины ее развитию в Александрии в не­малой степени способствовал древнеегипетский обычай бальзамирования, как показывает в своей «Истории медицины» С.Г. Ковнер, а также разрешение Птолемеев анатомировать тела умерших и производить живосече­ния приговоренных к смертной казни.

Эпоха средних веков характеризовалась в Европе закатом классической греко-римской культуры и резким усилением влияния церкви на всю духовную жизнь общества. Вот что пишет об этой эпохе Ф. Энгельс: «Догматы церкви стали одновременно и политическими аксиомами, а библей­ские тексты получили на всяком суде силу закона... Это верховное господство богословия во всех областях умствен­ной деятельности было в то же время необходимым следствием того положения, которое занимала церковь в каче­стве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя».

В эту эпоху философия сближается с теологией (богословием), фактически становится ее «служанкой». Возникает непреодолимое противоречие между наукой, делающей свои выводы из результатов наблюдений опытов, включая и обобщение этих результатов схоластическим богослови­ем, для которого истина заключается в религиозных догмах.

Пока европейская христианская наука переживала длительный период упадка (вплоть до ХII–ХIII вв.), на Востоке, наоборот, наблюдался процесс науки. Со второй половины VIII в. научное лидерство явно переместилось из Европы на Ближний Восток. В IХ веке, наряду тру­дом Птолемея («Альмагест»), на арабский язык были пере­ведены «Начала» Евклида и сочинения Аристотеля. Таким образом, древнегреческая научная мысль получила извест­ность в мусульманском мире, способствуя развитию астроно­мии и математики. В истории науки этого периода известны такие имена арабских ученых, как Мухаммед аль-Баттани (850–929 гг.) астроном, составивший новые астрономичес­кие таблицы, Ибн-Юнас (950–1009 гг.). достигший замет­ных успехов в тригонометрии и сделавший немало ценных наблюдений лунных и солнечных затмений, Ибн аль-Хай-сам (965–1020 гг.), получивший известность своими работами в области оптики, Ибн-Рущц (1126–1198гг.), видней­ший философ и естествоиспытатель своего времени, считавший Аристотеля своим учителем.

Средневековой арабской науке принадлежат и наибольшие успехи в химии. Опираясь на материалы александрий­ских алхимиков I века и некоторых персидских школ, араб­ские химики достигли значительного прогресса в своей области. В их работах алхимия постепенно превращалась в химию. А уже отсюда (благодаря главным образом испан­ским маврам) в позднее средневековье возникла европей­ская химия.

В XI веке страны Европы пришли в соприкосновение с богатствами арабской цивилизации, а переводы арабских текстов стимулировали восприятие знаний Востока европейскими народами.

Большую роль в подъеме западной христианской науки сыграли университеты (Парижский, Болонский, Оксфордский, Кембриджский и др.), которые стали образовываться начиная с ХII века. И хотя эти университеты первоначально пред­назначались для подготовки духовенства, но в них уже тогда начинали изучаться предметы математического и естествен­нонаучного направления, а само обучение носило, более чем когда-либо раньше, систематический характер.

ХШ век характерен для европейской науки началом экс­перимента и дальнейшей разработкой статики Архимеда. Здесь наиболее существенный прогресс был достигнут группой ученых Парижского университета во главе с Иор­даном Неморарием (вторая половина XIII в.). Они разви­ли античное учение о равновесии простых механических устройств, решив задачу, с которой античная механика спра­виться не могла, – задачу о равновесии тела на наклонной плоскости.

В XIV веке в полемике с античными учеными рожда­ются новые идеи, начинают использоваться математиче­ские методы, т.е. идет прогресс подготовки будущего точ­ного естествознания.

XIV–XIX века

         Какие изменения происходят в этот период? Их общий смысл обычно определяется формулой: становление классического естествознания. Такими классика­ми-первопроходцами признаны: Н. Коперник, Г. Галилей, И. Кеплер, Р. Декарт, И. Ньютон.

    В чем же заключаются принципиальные отличия созданной ими науки от античной? Их немало:

1.       Классическое естествознание заговорило языком математики. Античная наука тоже ценила математику, однако ограни­чивала сферу ее применения «идеальными» небесными сфера­ми, полагая, что описание земных явлений возможно только качественное, т.е. нематематическое. Новое естествознание су­мело выделить строго объективные количественные характери­стики земных тел (форма, величина, масса, движение) и выра­зить их в строгих математических закономерностях.

2.       Новоевропейская наука нашла также мощную опору в методах экспериментального исследования явлений со строго контролируемыми условиями. Это подразумевало активное, наступательное отношение к изучаемой природе, а не просто ее созерцание и умозрительное воспроизведение.

3.       Классическое естествознание безжалостно разрушило ан­тичные представления о космосе как вполне завершенном и гармоничном мире, который обладает совершенством, целесо­образностью и пр. На смену им пришла скучная концепция бесконечной, без цели и смысла существующей Вселенной, объединяемой лишь идентичностью законов.

4.       Доминантой классического естествознания, да и всей науки Нового времени, стала механика. Возникла мощная тен­денция сведения (редукции) всех знаний о природе к фунда­ментальным принципам и представлениям механики. При этом все соображения, основанные на понятиях ценности, совер­шенства, целеполагания, были грубо изгнаны из царства науч­ной мысли. Утвердилась чисто механическая картина природы.

5.       Сформировался также четкий идеал научного знания: раз и навсегда установленная абсолютно истинная картина приро­ды, которую можно подправлять в деталях, но радикально пе­ределывать уже нельзя. При этом в познавательной деятельно­сти подразумевалась жесткая оппозиция субъекта и объекта познания, их строгая разделенность. Объект познания существует сам по себе, а субъект (тот, кто познает) как бы со стороны на­блюдает и исследует внешнюю по отношению к нему вещь (объект), будучи при этом ничем не связанным и не обуслов­ленным в своих выводах, которые в идеале воспроизводят ха­рактеристики объекта так, как оно есть «на самом деле».    Таковы особенности второй глобальной научной револю­ции, условно названной ньютоновской.

    В это время последовала целая серия блестящих открытий в физике (открытие сложной структуры атома, явления радиоак­тивности, дискретного характера электромагнитного излучения и т.д.). Их общим мировоззренческим итогом явился сокрушительный удар по базовой предпосылке механистической карти­ны мира – убежденности в том, что с помощью простых сил, действующих между неизменными объектами, можно описать все явления природы и что универсальный ключ к пониманию происходящего дает в конечном счете механика И. Ньютона.

    Наиболее значимыми теориями, составившими основу но­вой парадигмы научного знания, стали теория относительности (специальная и общая) и квантовая механика. Первую можно квалифицировать как новую общую теорию пространства, вре­мени и тяготения. Вторая обнаружила вероятностный характер законов микромира, а также неустранимый корпускулярно-волновой дуализм в самом фундаменте материи. Наиболее контрастные ее изменения состояли в следующем.

1.       Ньютоновская естественнонаучная революция изначально была связана с переходом от геоцентризма к гелиоцентризму. Эйнштейновский переворот в этом плане означал принципи­альный отказ от всякого центризма вообще. Привилегирован­ных, выделенных систем отсчета в мире нет, все они равно­правны. Причем любое утверждение имеет смысл только буду­чи «привязанным», соотнесенным с какой-либо конкретной системой отсчета. А это и означает, что любое наше представ­ление, в том числе и вся научная картина мира в целом, реля­тивны, т.е. относительны.

2.       Классическое естествознание опиралось и на другие ис­ходные идеализации, интуитивно очевидные и прекрасно со­гласующиеся со здравым смыслом. Речь идет о понятиях траек­тории частиц, одновременности событий, абсолютного характе­ра пространства и времени, всеобщности причинных связей и т.д. Все они оказались неадекватными при описании микро- и мегамиров и потому были видоизменены. Так что можно ска­зать, что новая картина мира переосмыслила исходные понятия пространства, времени, причинности, непрерывности и в зна­чительной мере «развела» их со здравым смыслом и интуитивными ожиданиями.

3.       Неклассическая естественнонаучная картина мира отвергла классическое жесткое противопоставление субъекта и объекта познания. Объект познания перестал восприниматься как су­ществующий «сам по себе». Его научное описание оказалось зависимым от определенных условий познания. (Учет состоя­ния движения систем отсчета при признании постоянства ско­рости света; способа наблюдения (класса приборов) при опре­делении импульса или координат микрочастицы и пр.)

4. Изменилось и «представление» естественнонаучной карти­ны мира о самой себе: стало ясно, что «единственно верную», абсолютно точную картину не удастся нарисовать никогда. Лю­бая из таких «картин» может обладать лишь относительной ис­тинностью. И это верно не только для ее деталей, но и для всей конструкции в целом.

    Итак, третья глобальная революция в естествознании нача­лась с появления принципиально новых (по сравнению с уже известными) фундаментальных теорий – теории относительности и квантовой механики. Их утверждение привело к смене теоретико-методологических установок во всем естествознании. Позднее, уже в рамках новорожденной неклассической карти­ны мира, произошли мини-революции в космологии (концеп­ции нестационарной Вселенной), биологии (становление гене­тики) и др. В связи с этим нынешнее (конца ХХ в.) естество­знание весьма существенно видоизменило свой облик по срав­нению с началом века. Однако исходный посыл, импульс его раз­вития остался прежним – эйнштейновским (релятивистским).

          ХХ век

В ХХ веке все радикально поменялось. Первую крупную брешь в антиэволюционном настрое классической физики про­било в начале 20-х гг. открытие расширения Вселенной, или иначе – ее нестационарности. Но если Вселенная расширяет­ся, галактики разбегаются друг от друга, то встает вопрос о си­лах, сообщивших галактикам начальную скорость и необходи­мую для этого энергию. Современное (конца XX в.) естество­знание считает, что оно может ответить на этот вопрос. Таким ответом является теория Большого взрыва, воспроизводящая процессы зарождения нашей Вселенной из некоего исходного состояния с последующей эволюции, приводящей в конечном счете к ныне наблюдаемому ее облику. Эта теория более или менее прочно утвердилась в естествознании в 70-е гг., хотя са­ма идея была предложена еще в 40-е годы.

Не вдаваясь в детали, подчеркнем радикальное обновление наших представ­лений об устройстве мироздания: Вселенная нестационарна, она имела начало во времени, следовательно, она исторична, т.е. эволюционирует во времени. И эту 20-миллиардолетнюю эволюцию в принципе можно реконструировать!

Таким образом, идея эволюции прорвалась в физику и кос­мологию. Но не только в них. В последние десятилетия благо­склонное отношение к эволюционным представлениям начала проявлять и химия.

До сей поры проблема «происхождения видов» вещества химиков не волновала. Однако ситуация изменилась, когда концепция Большого взрыва указала на историческую последо­вательность появления во Вселенной различных элементов. Ведь в первые мгновения жизни Вселенной в ней было так го­рячо, что ни один из компонентов вещества (атомы, молекулы) не мог существовать. Лишь в конце первых трех минут образо­валось небольшое количество ядерного материала (ядер водорода и гелия), а первые «нормальные», целые атомы легких элементов возникли через несколько сотен тысяч лет после взрыва. Звезды первого поколения начинали жизнь с ограни­ченным набором легких элементов, из которых в результате самопроизвольного синтеза и образовалось впоследствии все разнообразие таблицы Менделеева. Так что в ней, возможно, зафиксирована не только структурная упорядоченность хими­ческих элементов, но и реальная история их появления.

Еще более любопытная картина обнаруживается при нало­жении идеи эволюции на процесс образования сложных моле­кулярных соединений. Привычная нам дарвиновская эволюция показывает непрерывное нарастание сложности организации растительных и животных организмов (от одноклеточных до человека) через механизм естественного отбора. Миллионы ви­дов были отбракованы этим механизмом, остались лишь самые эффективные. Поразительно, но нечто похожее, по-видимому, происходило и тогда, когда природа только «готовилась» к по­рождению жизни. Об этом говорит тот факт, что из более чем 100 известных химических элементов основу всего живого со­ставляют только шесть: углерод, водород, кислород, азот, фос­фор и сера. Их общая доля в живых организмах составляет 97,4%. Еще 12 элементов дают примерно 1,6%.

Мир собственно химических соединений не менее диспро­порционален. Ныне известно около 8 млн. химических соеди­нений. 96% из них – это органические соединения, составлен­ные из все тех же 6 – 18 элементов. Из всех остальных хими­ческих элементов природа почему-то создала не более чем 300 тыс. неорганических соединений. Столь разительные несоот­ветствия невозможно объяснить различной распространенно­стью химических элементов на Земле или даже в Космосе. Она совсем другая. Потому налицо совершенно очевидный «отбор» химических элементов, свойства которых (прочность и энерго­емкость образуемых ими химических связей, легкость их пере­распределения и т.п.) «дают преимущество» при переходе на более высокий уровень сложности и упорядоченности вещества.

Тот же механизм отбора просматривается и на следующем «витке» эволюции: из многих миллионов органических соединений в построении биосистем заняты лишь несколько сотен, из 100 известных аминокислот для составления белковых моле­кул живых организмов природой использовано только 20 и т.д. На такого рода факты и опираются представления о «предбио-логической эволюции», т.е. эволюции химических элементов и соединений.

Уже сформулированы первые теории химической эволюции как саморазвития каталитических систем. Конечно, в этой об­ласти еще очень много неясного, малообоснованного и т.д., но важен сам факт «обращения» современной химии в «эволю­ционную веру».

В XX в. эволюционное учение интенсивно развивалось и в рамках его прародительницы – биологии. Современный эво­люционизм в научных дисциплинах биологического профиля предстает как многоплановое учение, ведущее поиск законо­мерностей и механизмов эволюции сразу на многих уровнях организации живой материи: молекулярном, клеточном, орга-низменном, популяционном и даже биогеоценотическом. Наи­более выдающиеся успехи достигнуты, конечно, на молекулярно-генетическом уровне: расшифрован генетический механизм передачи наследуемой информации, выяснены роль и структура ДНК и РНК, найдены методы определения последовательно­стей нуклеотидов в них и т.п. Синтетическая теория эволюции (синтез генетики и дарвинизма) развела процессы микроэво­люции (на уровне популяций) и макроэволюции (на надвидовых уровнях), установила в качестве элементарной эволюцион­ной единицы популяцию и пр. Таким образом, именно дарви­новская концепция эволюции стала тем основным руслом, в которое вливаются многочисленные потоки разнородного спе­циализированного биологического знания.

Идея эволюции праздновала успех и в других областях есте­ствознания – в геологии, например, окончательно утвердилась концепция дрейфа континентов; а такие науки, как экология, биогеохимия, антропология, были изначально эволюционные.

Поэтому современное естествознание вправе провозгласить лозунг: «Все существующее есть результат эволюции!». Ускоренность в нынешней научной картине мира представления о всеобщем характере эволюции является ее главной отличитель­ной чертой.

В биологии концепция эволюции имеет давние устойчивые традиции. А вот физика и химия к таким идеям только привы­кают. Облегчить этот процесс, видимо, призвано новое меж­дисциплинарное научное направление (появившееся в 70-х гг.) – синергетика. Она претендует на то, что способна описать движущие силы эволюции любых объектов нашего мира.