«Конспект по дисциплине «Культурология»»

Тема 21. Эпоха немецкого Просвещения 

         В приведенных высказываниях мы видим разное отношение к истине. Это отношение менялось на протяжении столетий.

         Истина – центральная категория теории познания. Это идеальное воспроизведение в познании действительности, так как она существует вне и независимо от сознания, от познающего субъекта. Истина – это соответствующее объективной реальности содержание наших знаний. Она представляет собой итог процесса познания, познавательного отражения. Истина находит свое выражение в виде осмысленных утвердительных суждений, соединенных в научную теорию. Всякая научная теория подлежит дальнейшему развитию, а нередко и замене иной, более истинной теорией. В этом смысле истина – итог и одновременно предпосылка развития познания.

           Проблема истины (достоверности знаний) сформулирована в древней философии. Аристотель сформулировал концепцию истины. Истина – это соответствие между суждениями и объективным положением дел.

          Платон понимал истину как потустороннюю самостоятельную идеальную сущность, совпадающую с миром идей, человеческое знание является истинным лишь в меру сопричастности души этому миру идей.

          Фома Аквинский также утверждал, что истинное и ложное существуют не в вещах, а в разуме, что каждая вещь может быть названа истинной соразмерно ее отношению к разуму, от которого она зависит.

         У Гегеля аналогичное понимание истины связано с основным принципом его философии, согласно которому идея в своей полноте и конкретности и есть «истина, которая имеет бытие в себе и для себя». Поэтому для него, в философском смысле, истина в своем абстрактном выражении вообще означает согласие некоторого содержания с самим собой. Поскольку же полнота этого содержания достигается в результате самодвижения абсолютной идеи, поскольку Гегель формирует свой знаменитый тезис о том, что истину следует понимать не как «отчеканенную монету, которая может быть дана в готовом виде и в таком же виде спрятана в карман», а как процесс диалектического становления знаний в сфере чистого мышления: все дело в том, чтобы понять и выразить истинное не как субстанцию, но равным образом и как субъекте, то есть как деятельность мышления.

          Характерной особенностью объективно-идеалистического понимания  истины является рассмотрение ее безотносительно к процессу отражения мира в сознании и истолкование ее не как свойства человеческого знания в его отношении к объекту, а как свойства некой вневременной идеи, объективированной сверхэмпирической реальности.

         Субъективные идеалисты, напротив, связывают истину со свойствами и структурой человеческого познания, однако так же безотносительно к отражению в нем внешнего, независимого мира, ибо существование такого мира отрицается. Истина трактуется как «экономия мышления» (Max), как процесс, ведущий к полезным результатам, «как удобно в образе нашего мышления» (Джеймс), как «идеологическая формулоорганизующая форма человеческого опыта» (Богданов).

         Сложности в постижении истины, не разрешимые в философии идеализма, приводят к тому, что эти философы выдвигают учение, открывающее человеку истину посредством озарения. Это направление получило название интуитивизм. Родоначальником его стал Шопенгауэр. Он отрицал правомочности разума и научного познания, но отводил науке второстепенную роль по сравнению с интуицией. Научный поиск базируется на интуиции, значит зависит от нее, подчинен ей.

          Лессинг не был атеистом. Для него любая из религий – будь то христианство, мусульманство или иудаизм, не высветленная разумом и не прошедшая его критики, есть, согласно Лессингу, не более чем суеверие. И в то же время в каждой из религий заключена истина в меру того, как их содержание проникнуто духом нравственности, разума и любви к ближнему. В творчестве Лессинга явственно слышатся протестантские мотивы: деятельность ремесленника, промышленника, купца, вообще всякий труд, приносящий доход трудящемуся и пользу его согражданам, – занятие почтенное. Рассудительность, честность, трудолюбие и великодушие – вот основные достоинства положительного героя просветительской драмы и романа. Этот новый герой – «гражданин мира»; ему чужда приверженность своему узкому миру, какого бы рода ни был этот последний; он находит «хороших людей» в любом народе, в любом сословии и вероисповедании. И не случайно «гражданин мира», этот носитель «чистого разума», стал излюбленным персонажем немецкого Просвещения. Однако отвержение традиций и традиционно сложившихся общностей приводило к сложным нравственно-этическим проблемам. Главная коллизия, которую пытается разрешить философия XVIII века, состоит в несовместимости «частного человека», то есть индивида, который руководствуется только собственными интересами, себялюбием и своекорыстием, и «человека вообще» – носителя разума и справедливости. Начиная с Гоббса и кончая Кантом, философы нелицеприятно заявляют, что собранные вместе, частные, эгоистические индивиды могут только вести между собой «войну всех против всех». Литература эпохи Просвещения не жалеет красок для изображения такого законченного эгоиста. Что же касается разумного и правового начала, то его носителем является не эмпирический индивид, жертва и орудие собственных эгоистических склонностей и инстинктов, а именно «человек вообще», идеальный представитель рода, впоследствии получивший у Канта имя «трансцендентального субъекта».

Тема 22. Культура в начале ХХ века: от просветительства к модернизму

Это связано с развитием научно-технической, интеллектуальной культурой во второй половине XX века. В чем здесь заключаются проблемы?

Одна из них касается самой науки. Ее положение определяющего фактора в жизни людей предполагает достаточно глубокое ее освоение большинством людей, что и будет означать то, что она действительно является их культурой. В действительности этого не происходит. Исключительная сложность современной науки приводит к тому, что разрыв между нею и средним уровнем знаний подавляющего большинства людей на сокращается, но, скорее, увеличивается. Наука является доступной для довольно узкого круга людей, главным образом для тех, кто ее производит, для интеллектуалов.

Вторая проблема связана с освоением компьютера и всего комплекса современной бытовой техники. Владение компьютером сегодня является одним из важных признаков современного культурного человека. Представители новых поколений в большинстве своем отвечают данному критерию, однако для старших поколений даже в развитых странах компьютер составляет проблему. Отчасти это касается и новейшей бытовой техники.

К научно-технической и интеллектуальной культуре относится неомодернизм, сменивший авангард, поскольку он непосредственно связан если не с наукой, то с новейшей техникой и технологиями. Он обращен главным образом к интеллекту, а не чувству. В его эволюции в 50-70-е годы произошли существенные изменения. Число новых течений неуклонно возрастало и в 70-е годы перевалило за 100.

Однако это растущее количество размывает и ослабляет прежнее качество. При всем многообразии возникших в нем течений в целом неомодернизм остается в рамках того, что уже открыто и создано. В целом его эволюция идет по нисходящей, хотя иногда происходят и всплески. Он уже не намерен жертвовать собой ради революции и светлого будущего, не ставит целью глобальное переустройство общества и мира. Более умеренным становится его футуризм.

Можно сказать, что эволюция неоавангарда идет под знаком его самоотрицания как искусства. Это хорошо видно в поп-арте (Р. Раушенберг, Д. Джонс, Э. Уорхол), продолжившем дадаизм М. Дюшана, который в свое время выставил «Велосипедное колесо» (1914) и обыкновенный писсуар, назвав его «Фонтаном» (1918), и предложил вместо прежнего понятия художественного произведения термин «реди мейд» («готовые вещи»). Поп-арт исповедует идею, согласно которой «все есть искусство». Внешне такая формула вроде бы расширяет сферу искусства, но на самом деле искусство уравнивается с обычными вещами и тем самым перестает существовать.

В той или иной мере тенденцию к отказу от художественного произведения и искусства вообще проявляют и другие течения неоавангарда – поп-арт, лэнд-арт, боди-арт, хэппе-нинг, перформанс, инсталляция и др. «Минимам» и «бедное искусство» указывают на данную тенденцию самими своими названиями. «Концептуализм» предлагает вместо искусства слова о нем, поскольку главным в нем оказываются надписи на картинах.

Отмеченная тенденция проявляется и в таком сложном и своеобразном явлении, как драма абсурда (С. Беккет, Э. Ионеско). Ее создатели считают, что протест против цивилизации потребления, культуры масс-медиа и искусства китча можно выразить, лишь становясь на позиции эстетики молчания. Исключение, возможно, составляет «новый роман» (А. Роб-Грийе, Н. Саррот, М. Бютор), который в значительной степени сохранил черты модернизма.

Почтя во всех течениях неомодернизма субъективное, личностное начало либо сводится к минимуму, либо отсутствует совсем. Прежняя страсть к эксперименту и поиску новых выразительных решений, которые к тому же нередко уже заложены в используемых средствах – фото-, кино- и видеокамере, трафаретной и иной печати, акриловой краске и т. д. Отмеченные и другие черты неомодернизма вели к ослаблению интереса к нему со стороны публики и в конце концов привели К тому, что его вытеснил постмодернизм.

 

 

Тема 23. Восток и Запад: проблема культурного противостояния 

          Проблема «Запад-Восток» с древности пронизывает всю мировую историографию. Европейские историки пытались осмыслить прошлое народов Азии, Африки и Латинской Америки в терминах и категориях европейской истории. Противопоставление европейцев народам Азии и Африки чаще всего сопровождалось стремлением утвердить идею превосходства первых над вторыми. Парадоксально, что по мере обогащения человечества знаниями о жизни и культуре всех стран и народов нашей планеты это противопоставление становилось все более резким. В эпоху колониализма указанная проблема превратилась в одну из наиболее трудно решаемых. Существует она и в наше время, порождая острые споры и дискуссии.

         В подходах к этой проблеме и в ее трактовке четко обнаруживаются две крайности. Одни считают понятия «Восток», «Запад», «Европа», «Азия», «Африка» чисто условными и надуманными, не отражающими исторической реальности, всегда выступавшей как единый и целостный процесс. Сторонники другой, тоже крайней точки зрения убеждены в прямо противоположном. Противостояние Запада и Востока, утверждают они, есть реальность, и связано оно с глубоким различием в историческом и культурном развитии этих двух миров. Поэтому говорить о какой-то их общности не приходится. Загадочные и таинственные восточные общества, по их мнению, вообще недоступны пониманию европейцев. Многие ученые, в том числе и российские, неоднократно задавались вопросом: почему при несомненных единстве и взаимосвязанности всех субъектов всемирной истории Восток не вписывается в нее всеми своими проявлениями и предстает в ней все же как нечто особое? Можно ли утверждать, что разделяет их и даже противопоставляет друг другу нечто неизмеримо большее, чем то, что объединяет? Конечно, между западной и восточной цивилизациями есть немало существенных различий, которые заслуживают самого пристального внимания и тщательного изучения. Но признавая их, необходимо более полно раскрыть единство и взаимосвязанность историко-культурных процессов, протекавших на Западе и Востоке. Расхождение западного и восточного путей развития обозначилось уже в глубокой древности. По мнению одних ученых, оно обнаружилось еще на рубеже, пролегающем между эпохой «неолитической революции» и древнейших цивилизаций и последовавшей за ней эпохой «железной революции», мировых империй и мировых религий. Другие полагают, что противостояние Запада и Востока началось со времени греко-персидских войн (5 и 4 вв. до н.э.). В средние века заметно усилились европоцентризм и востокофобия, в основе которых нередко лежало противоборство христианства и ислама. Но наиболее непримиримые формы это расхождение приобрело тогда, когда Запад резко вырвался вперед в экономическом развитии и начался раздел мира между ведущими капиталистическими державами. С ликвидацией же колониальной системы постепенно меняются и представления о своеобразии исторического пути Востока. Уходит в прошлое убеждение о его будто бы извечной отсталости и все больше утверждается понимание взаимосвязанности и взаимозависимости развития разных регионов. Не трудно заметить, что уже в самом противопоставлении Востока и Запада подспудно, а иногда и явно дает о себе знать идея мироцелостности и единства всемирной истории, стремление к сопоставлению разных ветвей его эволюции. Показательно, что на всем протяжении истории человечества явственно просматривается своеобразная эстафета в передаче лидерства – от Древнего Востока к Древним Греции и Риму, затем к мусульманскому Востоку и от него к раннекапиталистической Европе. В наше время ведущее положение по ряду показателей вновь переходит к некоторым странам Востока. Взаимосвязанность Востока и Запада обнаруживается и в характере стыковых, синкретических по своей сути цивилизаций – крито-микенской, карфагенской, эллинистической, византийской. Специфика исторического пути народов Востока может быть понята только с позиций историзма и комплексного подхода к изучению его истории и культуры.

 

 

Тема 24. Специфика русской культуры 

Концепция культурных архетипов основывается прежде всего на идеях «аналитической психологии» (К.Юнг), «культурно-исторической теории» (Л.С.Выготский), «символического интеракционизма» (Дж.г.Кули), атакже представлениях о культуре как ценностно-символической системе в духовной интенции жизнедеятельности людей.

Центральным моментом «аналитической психологии» является положение о том, что помимо индивидуального подсознательного существует также коллективное бессознательное как отражение опыта предыдущих поколений, воплощенного в архетипах – общечеловеческих, первообразах.

К.Юнг выдвинул идею существования синхронных, связей, принципиально противостоящих причинным. Под синхронной, онтологически-акаузальной связью Юнг понимал не обусловленную причинно, вневременную значащую связь событий. В русле этой идеи получили трактовку и архетипы: они были наделены самостоятельным существованием, аналогичным «миру идей» Платона, выполняя одновременно функции первооснов мира и фундаментальных структур психики.

Архетипы задают общую структуру личности и последовательность образов, всплывающих в сознании при пробуждении творческой активности или попадании человека под влиянием непреодолимых жизненных препятствий в ситуацию внутреннего конфликта.

Большое влияние на формирование русского культурного архетипа оказало принятие в X в. христианства, которое пришло на Русь из Византии в православной форме.

Принятие той или иной религии в качестве государственной и национальной влечет за собой далеко идущие последствия не только в сфере веры, но и во всей духовной жизни. Давно замечено, что любая национальная культура заимствует только те элементы чужих культур, к восприятию которых она уже подготовлена всем ходом собственного развития, то есть имеет некий горизонт культурных ожиданий. Православие, включив в свою сферу все слои русского народа, все общество, не захватывало человека целиком. Проникновение православия в толщу народной жизни не было всеобъемлющим. Оно руководило лишь религиозно-нравственным бытом русского народа, регулировало времяпрепровождение и праздничное настроение, семейные отношения, слабо отражаясь в ежедневном обиходе, не оставляя заметных следов в его будничных привычках и понятиях, предоставляя во всем этом свободный простор самобытному национальному творчеству, основанному на языческой экзальтации почвы и духа.

Восточно-христианское влияние в большей степени обнаружилось в Московский период русской истории, в XV–XVI вв., когда сама Византия уже пала под ударами турок. Это воздействие осуществлялось прежде всего через культуру. Византия, утонченная и порочная, соединявшая в себе богословие с оргиями, создала уникальную культуру. Взяв важнейшие моменты человеческого бытия – рождение, смерть, обращение пуши к Богу, – она окружила их такой высокой поэзией, возвела их к такому великому смыслу, к какому они дотоле нигде не возводились (В.Розанов). В восточно-христианской культуре земное существование человека, рассматривавшееся как эпизод на пороге вечной жизни, не представляло самоценности. Поэтому основной жизненной задачей была подготовка человека к смерти, которая расценивалась как начало этой жизни. В качестве смысла земного существования человека признавались духовные стремления к смирению и благочестию, ощущение собственной греховности и аскетизм. Отсюда в православной культуре появилось пренебрежение к земным благам, поскольку земные блага ничтожны и скоротечны, отношение к труду не как к средству созидания и творчества; а как к способу самоуничижения и самодисциплины.

На основе противопоставления божественного (скрытого) и земного (доступного непосредственному восприятию) в византийской культуре особенно отчетливо обнаруживалось стремление к вскрытию истинного (мистического) смысла явлений. Из иллюзорного обладания истиной вытекала нетерпимость, закрепленная в православном культурном архетипе, ко всякого рода инакомыслию, которое трактовалось как ересь, как уклонение от благого пути. Рассматривая свою культуру как высшую, византийцы сознательно ограждали себя от иноземных влияний, в том числе и культурных. Эта нормативно-ценностная автаркия на уровне «коллективного бессознательного» порождала в православном культурном архетипе черты мессианизма. С православием на русскую почву была перенесена и идея соборности, под которой обычно подразумевается коллективное жизнетворчество и согласие, единодушное участие верующих в жизни мира и церкви. В этом смысле соборность противопоставлялась индивидуальному мудрствованию с его рассудочной, по православным представлениям, абстрактной спекуляцией. Соборное переживание и поведение ориентировалось не на рассудок, а на «движение сердца» и эмоции, – но в то же самое время стремилось всегда к конкретности, осязательности религиозных актов, к их согласованию с обычаем, «исконными» привычками, а не с отвлеченными принципами. Восточно-христианской соборности, духовному синтезу («всеединству») соответствовала и своеобразная глобальная форма прагматизма, часто пeреживaeмoгo как своеобразный религиозный экстаз. Особенностью православной России в этом плане был прагматический подход к разного рода философским концепциям, в особенности к социальным доктринам, воплощение которых в жизнь сопровождалось доведением определенной тенденции до последнего предела.

Православная традиция соборной интеграции нашла выражение и в характерном для русской культуры сращивании понятий красоты, добра и мудрости в слове «благолепие». Эту особенность православного миросозерцания С.Булгаков определил как «видение умной красоты духовного мира».

Православие, духовно организуя религиозно-нравственный быт русского народа, способствовало усвоению им такой системы духовных ценностей, которая, наложившись на языческую культурную среду, привела к формированию особого – иоанновского, мессианского – типа русского человека. В православии очень сильно выражена эсхатологическая сторона христианства. Поэтому русский, иоанновский человек в значительной степени апокалиппшк или нигтист. Он обладает в связи с этим чутким различением добра и зла, зорко подмечает несовершенство земных поступков, нравов, учреждений, никогда не удовлетворяясь ими и не переставая искать совершенного добра.

Признавая святость высшей ценностью, русский человек стремится к абсолютному добру и поэтому не возводит земные, относительные ценности в ранг «священных» принципов. Он хочет действовать всегда во имя чего-то абсолютного. Если же русский человек усомнится в абсолютном идеале, то может дойти до крайнего охлократизма и равнодушия ко всему и способен невероятно быстро пройти путь от терпимости и послушания до самого необузданного и безграничного бунта.

«Русский человек любит вспоминать, но не жить» (А.Чехов). Он не живет настоящим, а только прошлым или будущим. Именно в прошлом он ищет нравственное утешение и вдохновение своей жизнедеятельности. Устремленность в будущее, постоянный поиск лучшей жизни сочетается у русского человека с неукротимой верой в возможность ее достижения.

Вечный поиск идеала – благодатная основа возникновении различного рода социальных утопий и мифов. Культ прошлого и будущего в русской утопической культуре делает настоящее объектом критики и порождает в архетипе русского человека, соответственно, две жизненные установки: постоянное учительство как проповедь нравственного обновления с готовыми на все случаи жизни социальными рецептами, и перманентные сомнения, искания, постоянная постановка вопросов без ответов. Сомневаться и учить, учить и сомневаться – вот две его устойчивые склонности.

           Русская цивилизация – это в определенной степени, особенно сегодня, повторение западного пути, русская же культура  – это культурная вселенная, она самодостаточна к своей целостности. Полярность русской души, русской культуры, принципиальная антиномичность во всех сферах жизни непознаваема через западную шкалу ценностей. Близость возвышенного и низменного, духовности и дикости, интеллигенции и черни навсегда останется тайной для Запада. Разгадка доступна только духовному возрождению России, способному воспринять космическое варварское восхищение россиянина перед абсолютом, осмыслить животворный метафизический вектор русской идеи.

 

Тема 25. Феномен советской культуры

Закономерен вопрос о том, почему это произошло. Первыми размышлять на эту тему стали историки и философы русского зарубежья – Л.Карсавин, Н.Бердяев, Г.Федотов, С.Франк и др. Привлекла эта проблема и внимание историков в постсоветской России. По мнению исследователей, предложенный большевиками общественный идеал совпадал с устойчивыми нравственно-этическими ориентациями национального самосознания. Для него характерны поиск истины и добра, высшей справедливости, вера в возможность своего рода царства Божьего на земле, устроенного на принципах братской любви и понимания. Как отмечал Н.А.Бердяев, в «коммунизм вошли знакомые черты» духовного идеала значительной части русского общества: «жажда социальной справедливости и равенства, признание классов трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии..».

В 1932 году, выполняя решение XVI съезда ВКП/б/, в СССР были распущены ряд творческих объединений – Пролеткульт, РАПП, ВОАПП. А в апреле 1934 года открылся Первый всесоюзный съезд советских писателей. На съезде с докладом выступил секретарь ЦК по идеологии А. А. Жданов, изложивший большевистское видение художественной культуры в социалистическом обществе. В качестве «основного творческого метода» советской культуры был рекомендован «социалистический реализм». Новый метод предписывал художникам и содержание, и структурные принципы произведения, предполагая существование «нового типа сознания», которое появилось в результате утверждения марксизма-ленинизма. Социалистический реализм признавался раз навсегда данным, единственно верным и наиболее совершенным творческим методом. Ждановское определение соцреализма опиралось на данное Сталиным – в угоду техническому мышлению эпохи – определение писателей как «инженеров человеческих душ». Тем самым художественной культуре, искусству придавался инструментальный характер, или отводилась роль инструмента формирования «нового человека». Однако художественная практика 30-40-х годов оказалась значительно богаче рекомендуемых партийных установок.

 

Тема 26. Культура русской эмиграции

Можно отметить значительный вклад русской эмиграции в общемировой культурный фонд. Как пример рассмотрим русских эмигрантов в США.

Кто фигурирует в Американской энциклопедии в разделе, характеризуемом словами «русско-американский»? Здесь можно встретить Айзика Азимова, который приводится как «ученый-биохимик, просветитель и плодовитый писатель», здесь модернистские скульпторы Александр Архипенко и Наум Габо (Певзнер), романист и редактор на идише Абрам Каган, генетик Тадеуш Добжанский (он считал себя русским несмотря на польские имя и фамилию), физик Георгий Гамов, виолончелист Григорий Пятигорский,скрипачи, представители знаменитой «одесской плеяды» Ефрем Цимбалист, Натан Милъштейн, Миша Эльман и Исаак Стерн и отдельно Яша Хейфец, дирижер Сергей Кусевицкий, многие годы руководивший Бостонским симфоническим оркестром, романист Владимир Набоков, писательница и философ Эйн Рэнд. Популярны в США представители нового русского балета балетмейстеры Георгий Баланчин и Леонид Мясин, танцовщики Наталия Макарова, Александра Данилова, Ольга Спесивцева, Александр Годунов и Михаил Барышников, актер Юл Бриннер, композиторы Сергей Рахманинов, Игорь Стравинский, Александр Черепнин и Израиль (Ирвинг) Берлин, пианисты, два Владимира, Горовиц и Аш-кенази.

В числе удачливых энциклопедией называются Григорий Щелехов (Шелихов) и Александр Баранов, основавшие в конце XVIII века Русско-Американскую компанию, «наблюдатель сверхъестественных явлений», как ее назвала энциклопедия, Елена Блават-ская, изобретатель телевизора и электронного микроскопа Владимир Зворыкин, изобретатель многомоторных самолетов и вертолетов Игорь Сикорский, исследователь экономико-математических методов, «нобелевец» Василий Леонтьев, предприниматель в области радио Давид Сарнов, изобретатель стрептомицина (и, конечно, нобелевский лауреат) Зельман Абрам Ваксман, художник-гравер Татьяна Гросман (Агушевич), лидер американского анархизма Эмма Гольдман.

Попали в «Гролиер» и несколько не слишком известных персонажей, как, например, профсоюзный деятель Давид Дубинский, психолог в области дошкольного образования Ури Бронфенбреннер, малоизвестный композитор Луис Грюнберг, католический миссионер, работавший в среде американских индейцев, Деметриус Августин (!) Галлицын, философ и лингвист Макс Блэк, театральные художники Павел Челищев, Евгений Берман и Борис Аронсон.

Есть, правда, случаи, которые не знаешь куда отнести. Например, композитор Александр Черепнин большую часть эмиграции провел во Франции и лишь в конце жизни поселился в Чикаго. При этом мы не обходим фактор гражданства. Например, можно говорить о грандиозном успехе дирижера Мстислава Ростроповича, 20 лет руководившего Национальным оркестром США, хотя он никогда не был американским гражданином, а большую часть этого времени не имел и российского гражданства, т. е. был вообще лицом без гражданства. Леопольд Ауэр, старейшина Петербургской школы скрипачей, именуется в «Гролиере» американо-венгерским скрипачом, хотя 49 (!) лет работал в России.

Не стал американцем и писатель А. Солженицын, хотя он прожил в США 17 лет и пользовался значительным успехом у американцев. Танцовщик Рудольф Нуреев, больше выступавший в Америке, чем в Европе, все-таки, наверное, не зря пожалован английской королевой званием рыцаря, чтобы считаться еще и американцем. Не говоря уже о значительной категории парижских эмигрантов. Писатели В. Аксенов и В. Войнович прямо называются русскими, а объем созданного И. Бродским на английском языке все же не идет в сравнение с его русским вкладом.

И эмигрантская и советская культуры ветви одного культурного дерева. Другое дело, что одна ветвь согревалась солнцем Парижа или американских городов (что совсем не означает ее развития как подлинной культуры России), а другая стонала под большевистским гнетом. Но даже в СССР мы видим проявления истинной русской культуры в произведениях многих советских авторов, которым творить было гораздо тяжелее, нежели их собратьям на Западе.

 

Тема 27. Становление массовой культуры

           В отличие от традиционной гуманитарной и интеллектуальной, массовая культура становится во второй половине ХХ века господствующей. Она представляет собой совершенно новое явление, порожденное индустриальной и постиндустриальной цивилизацией. «Масса – это множество людей без особых достоинств. Это совсем не то же самое, что рабочие, пролетариат. Масса – это средний, заурядный человек». В прошлом ее аналогом отчасти могут выступать массовые действа и зрелища Древнего Рима, особенно бои гладиаторов. В еще меньшей степени к ее примерам можно отнести мистерии средневековой культуры. Однако во всеобъемлющем своем виде массовая культура сформировалась и утвердилась лишь в ХХ столетии. Ее родиной стали США.

         Появление массовой культуры именно в США нельзя считать случайностью. Данная страна имеет довольно короткую историю существования: всего два столетия. Складывающаяся американская нация фактически обрубила корни, связывавшие каждый исходный ее элемент с культурой его исторической родины, и не пустила корни в культуру коренных американских народов – индейцев.

          В силу этого Америка оказалась в значительной мере лишенной исторического и культурного прошлого: в нем отсутствуют огромные эпохи – древность и Средневековье. В данных условиях традиционная гуманитарная культура не получила должного развития. В ней нет длительных, устойчивых и солидных традиций и школ. В философии США смогли создать весьма скромное в философском плане течение – прагматизм.

         И именно эта философия, ставшая по сути идеологией, определяет своеобразие американского менталитета. Она составляет основу морали, в которой высшей ценностью и целью выступает личный успех, оправдывающий любые средства и пути к нему. Американская религиозность, которая нередко всячески подчеркивается, во многом является внешней. В ней нет достаточной глубины и искренности. Видимо, поэтому американские храмы легко превращаются в дискотеки. Примерно такое же положение наблюдается в искусстве. США не успели создать настоящее классическое искусство. Исключением в этой области является литература, которая по своему художественному уровню не уступает европейской.

          Сказанное отчасти относится и к научно-технической, интеллектуальной культуре. Здесь CШA добились грандиозных и впечатляющих успехов и достижений. Однако и в этой области сказалось влияние прагматизма, а также отсутствие собственных традиций и предпосылок. CШA ставили перед собой в первую очередь достижение первенства и превосходства в экономике и политике.

         Наука при этом рассматривалась прагматически и инструментально, в качестве одного из главных средств для достижения поставленных целей. Ради этого Америка активно использовала научный потенциал других стран, породив особое явление – «утечку мозгов». В частности, в развитии физики и математики значительную роль сыграли ученые, эмигрировавшие из Германии и других стран, включая таких, как А. Эйнштейн. Одним из создателей современного телевидения стал изобретатель В.К. Зворыкин – выходец из России. Другой выходец из России – авиаконструктор И.И. Сикорский – явился создателем современных вертолетов и самолетов.

         В США не сложился собственный модернизм и авангард в искусстве. Американский авангард в архитектуре возник и существовал во многом благодаря архитекторам-эмигрантам из европейских стран, особенно из Германии.

        Возникшие в послевоенное время течения неомодернизма и неоавангарда (поп-арт, фотореализм и др.) были ближе к массовой культуре, чем к модернизму. Даже американское кино обязано своей мировой славой не только и не столько своим режиссерам, сколько иностранным постановщикам, которых Голливуд завлекает фантастическими гонорарами.

          В целом можно сказать, что CШA с самого начала развивались главным образом как индустриальная цивилизация, а не культура. В этом плане они ближе к Древнему Риму, достижения которого находились по преимуществу в рамках цивилизации, чем к Древней Греции, которая прославилась своей культурой. Появление и быстрый успех массовой культуры были также обусловлены некоторыми другими особенностями развития CШA.

         В Европе высокая культура изначально находилась на привилегированном положении. Они имела поддержку со стороны государства и общества, была централизована и представляла собой довольно стройную систему. Ее основу составляла государственная система образования, куда входили университеты и другие учебные заведения.

         Что касается народной, массовой культуры, включавшей в себя народные развлечения, игры, искусство жонглеров и мимов, то ее развитие было пущено на самотек. Она в известной мере противопоставляла себя культуре официальной, высокой, находящейся под контролем государства и Церкви.

         В США все было наоборот. Здесь высокая культура была предоставлена сама себе, она имела слабую поддержку со стороны государства, в ней отсутствовала какая-либо система и централизация. В образовании преобладали частные колледжи и университеты. В то же время массовая культура с самого начала находилась под государственным контролем, она имела солидную поддержку со стороны государства и должна была выражать идеалы и ценности официальной идеологии и политики.

        Возникновение массовой культуры было подготовлено всем ходом развития западноевропейской цивилизации и культуры. Первой важной вехой на этом пути было книгопечатание (XV век), изобретателем которого стал И. Гуттенберг. Оно означало настоящий переворот в культуре и цивилизации и положило начало образованию того, что канадский социолог  М. Маклюэн назвал «галактикой Гуттенберга». Примечательно, что в течение целых столетий, до появления массовой культуры, книгопечатание выступало средством распространения высокой культуры – сначала Библии, а затем литературы. В XVII веке появляются газеты и журналы – еще один важный элемент массовой информации. Переломным временем становится конец ХIХ – начало ХХ веков.

        Можно сказать, что начиная с ХIХ века индустриальная цивилизация создает свою собственную культуру, которая все больше теснит традиционную, гуманитарную. Во второй половине ХIХ века была изобретена фотография – сначала черно-белая, а затем цветная – которая поставила под сомнение существование живописи. В конце века одновременно (1895) появляются радио и кинематограф, поставившие под вопрос существование театра.

        В том же ХIХ веке изобретаются телефон и телеграф, составившие важную часть современной системы связи. В 30-е годы ХХ века возникает телевидение, объединившее в себе все прежние способы коммуникации и означавшее глубокий переворот в цивилизации и культуре. По мнению М. Маклюэна, появление телевидения означало конец прежней «Цивилизации письменности» или «галактики Гуттенберга», уступившей место новой, электронной и телевизионной цивилизации, объединяющей все человечество в единую «глобальную деревню». К середине ХХ века формирование современной системы средств массовой информации и коммуникации завершается, а вместе с ней все необходимое для возникновения массовой культуры.

        Сам ход научно-технического прогресса с необходимостью вел к созданию массовой культуры, которая могла появиться в любой западной стране. Раньше и быстрее всех это сделали США. Будучи не слишком отягощенной историческим и культурным прошлым, Америка оказалась наиболее восприимчивой к культурным возможностям научно-технического прогресса.

Импрессионизм – художественное направление, возникшее во Франции в последней трети XIX в. На выставке «Анонимного общества художников, живописцев, скульпторов, граверов и литографов», устроенной в парижском фотоателье в 1874 г., была представлена картина Клода Моне «Впечатление. Восход солнца» (1872 г.) – вид гавани, окутанной розовым туманом, сквозь пелену которого проступает утреннее солнце. С легкой руки критика газеты «Шаривари» слово «впечатление» (франц. impression) дало название творчеству участвовавших в выставке художников.

Выставка импрессионистов была первым коллективным вызовом официальному академическому искусству, Салону, критике и консервативно настроенной публике. Клод Оскар Моне (1840–1926), Камиль Писсарро (1830–1903), Пьер Огюст Ренуар (1841 –1919), Альфред Сислей (1839-1899), Эдгар Дега (1834–1917) и некоторые другие художники были хорошо известны парижской публике: уже около пятнадцати лет они демонстрировали свое искусство. В 1863 г. в «Салоне Отверженных» вместе с Эдуардом Мане выставлялся Писсарро. Через десять лет на второй выставке «Отверженных» были представлены работы Ренуара, а полотна Моне, Писсарро и Сислея показывал в том же году торговец картинами Поль Дюран-Рюэль. Современники назвали этих художников «бунтовщиками», а жюри Салона постоянно отвергало их произведения.

Знакомство будущих импрессионистов состоялось в конце 60-х – начале 70-х гг. во время занятий в частных художественных мастерских и посещений кафе Гербуа в районе Батиньоль. Появилась «батиньольская группа», объединившая художников, писателей, критиков и любителей искусства. Главой их считался Эдуард Мане. За столиками кафе в спорах о творчестве, новом художественном видении мира и принципах живописи рождалось движение импрессионистов.

Одним из важнейших правил, которым следовали импрессионисты, стала работа на пленэре. Выйдя на улицу навстречу свету и воздуху, художник попадает в ситуацию, полностью отличающуюся от условий мастерской. Здесь исчезают четкие контуры, цвет постоянно меняется. Следовательно, можно изобразить лишь мгновенно возникшее впечатление о цвете и форме предмета. Решая эту задачу, импрессионисты пришли к совершенно новому методу живописи. Они отказались от смешанных цветов, начали писать чистыми яркими красками, густо нанося их отдельными мазками. Нужный тон достигался оптическим смешением красок во время созерцания картины. В 60-х гг. в Париж были привезены первые японские гравюры, наступило всеобщее увлечение ими. Японская ксилография оказалась необходимым источником новых художественных приемов, которые искали молодые французские художники. Яркий и гармоничный колорит, использование воздушной перспективы, восприятие природы как бесконечной смены впечатлений – все это было воспринято импрессионистами и взято в арсенал художественных средств. Восемь выставок импрессионистов, прошедшие за двенадцать лет исчерпывающе продемонстрировали все многообразие возможностей нового направления в искусстве.

 

Тема 28. Знаменитые деятели культуры ХХ века

1.Известные кинорежиссеры

2.Известные философы

3.Известные писатели

4.Известные музыканты

5.Известные ученые естествоиспытатели

6.Известные художники

7.Известные архитекторы

8.Известные певцы

Проблемы современной западной культуры занимают особое место в культурологии. Это определяется ее особым местом в истории человечества – она «подводит предварительный итог» всей истории, претендует на гуманистическое решение вопроса о смысле истории, в котором на уровне ценностных мировоззренческих установок человек выступает ее смыслом и предназначением.

Сегодня во многом взгляд на историю мировой культуры опосредован системой западных ценностей, которые часто представляются «несомненными и незыблемыми». Б частности, европейская культура возникает, существует и развивается на основе западной модели мира. Центральным, смыслообразующим событием в этой модели является событие человека как свободного, творящего существа, субъекта с принципиально неограниченными возможностями освоения мира и собственного развития.

Рассмотрим подробнее стороны западной модели мира, которые определяют своеобразие европейского взгляда на культурно-исторический процесс, и выделим, прежде всего, идеи, в наибольшей степени опосредующие мировоззрение европейца.

Первая – идея субъективности как основополагающего качества совершенного, свободного, творящего существа, венца природы – человека.

Вторая – идея линейности, неограниченности развития, – идея, придающая смысл первой. Действительно, ведь только в случае, когда результаты конструктивной деятельности сохраняются, а не закономерно сменяются такими же глубокими процессами деструкции, творческая, совершенствующая деятельность и способность субъекта имеет смысл. (В иных моделях может главенствовать идея круговоротов или идея деградации.)

Важнейшим элементом европейского мировоззрения стала ориентация на устойчивые, надежные и стабильные формы существования, так как прогрессивное развитие возможно только за счет аккумуляции всего позитивного, т.е. на основе стабильности, надежности, устойчивости. Западный человек через свою модель мира придает объективный смысл истории, когда в единое целое связываются проблема смысла истории и ценностные, мировоззренческие установки.

Европейское представление о том, что субъективность западного человека является закономерным высшим этапом в развитии субъективности, а европейская культура – самой совершенной, замыкающей исторический ряд возвышающихся культур, поколебать довольно трудно. Однако реальная история культуры показывает, что стабильно-конструктивный период ее развития сменяется стадией культурного разрушения.

В современной западной модели мира смысл культуры и личности кроется в стабильно-конструктивном существовании. Такой взгляд дает возможность увидеть в культуре сферу сохранения человеческой субъективности. Непрерываемым остается вектор субъективности – умирающие культуры передают вектор эстафеты духа. Дух синтезируется не только вопреки, но и через деструкцию культуры. Каждая культура рождает свой, исторически положенный ей способ создания человека – носителя высшей субъективности. Культура – это и есть система ценностей, обеспечивающих высшую субъективность.

В целостном процессе возвышения духа есть великие вехи. Так, например, античная (греческая) культура создала феномен духа «божественного» человека – субъекта-творца. (Некоторые исследователи видят в трансляции этого феномена решающую роль Рима.)

Французское Возрождение и Просвещение создало духовный феномен прав человека, основания для современного развития демократического общества и во многом предопределило его противоречия.

Вначале декаденс, затем воспринимаемые как «экзотические» теории кризиса западной цивилизации Данилевского и Шпенглера, затем феномены постмодерна, мира повседневности только слегка поколебали самоуверенность западного человека. И когда этот человек почувствовал метафизическую связь глобальных проблем с этими «экзотическими феноменами», началась настоящая рефлексия, на которую к этому времени оказались готовы лишь избранные и которая уже непонятна массовому человеку из мира повседневности. Пожалуй, одной из самых важных проблем, связанных с кризисом естественной событийности, стала глобальная нравственная проблема, часто не упоминаемая человеком повседневности в ряду глобальных. XX век – век небывалых испытаний морали, человечности. История знает немало попыток найти нравственное оправдание культурно-расовым предпочтениям: деление на своих и чужих – в некоторых религиозных системах, фашистский идеал «белокурой бестии» – «истинного арийца» и т.п. За отправную точку зрения в этих случаях брались весьма поверхностные, и в то же время неизменяемые со временем культурные качества.

Проблема «культурной» патологии, закономерной платы за неразумность интеллекта-рассудка – одна из самых закрытых тем в культурологии. Ущербность культур традиционно теоретиками не признается. Такое признание молчаливо «разрешено» только самой реальности, которая просто сметает «неудавшиеся» культуры с лика планеты.

Неполноценность, умирание, исчезновение культур может не замечаться только идеологизированным сознанием. Такая позиция становится все более архаичной и безнравственной. В сложные, переходные времена исследователь, как никто другой, обязан смотреть правде в глаза. Деструкция культур – не просто онтологическая неудача, она представляет собой закономерное звено в общечеловеческом цивилизационном процессе. Закат культуры – комплекс симптомов разлагающейся субъективности проявляется в отказе от ценностей познания, от «незыблемых» ценностей культуры. В наше время суета, сиюминутная деятельность как деятельность автономная, не зависящая от природы, не синтезирующаяся с энергийностью бытия, становится доминантой субъективности: Бога нет – поэтому есть только моя сиюминутная деятельность.

Западная культура во многом унаследовала античные культурные достижения, сумела пронести через историю идею творческого преобразования мира, сохранить субъективность. Творческие достижения западного человека, его прорыв в космос, опосредование в его деятельности глобальной культурной целостности и межкультурной интеграции свидетельствуют о продуктивной преемственности, синтезе достижений прошлого и современности. Естественно, это не значит, что Запад полностью защищен от разрушительных процессов. Так, корифеи культурологии полагают, что возникающие в западной культуре деструктивные процессы базируются на творимой рационалистическими идеями асимметрии, которая нарушает естественную гармонию. Когда культура теряет свою полноту и становится технической цивилизацией, воплощается предельное рациональное бытие.

 

Тема 29. Культурное взаимодействие России и Запада

        Культурное взаимодействие России и Запада: истоки, история, проблемы, новые тенденции и перспективы.

            Вопрос о том, является ли Россия самостоятельной цивилизацией или частью какой-либо цивилизации, остается не только сложной научной проблемой, но и предметом идеологических спекуляций. Корни этой проблемы можно обнаружить уже в «Слове о Законе и Благодати» Илариона, в переписке Ивана Грозного и князя Андрея Курбского. Болезненно ставил проблему своеобразия России П.Я. Чаадаев, считавший, что «мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку». Его «Философические письма» подтолкнули полемику западников и славянофилов. Первые настаивали на принадлежности России к европейской социокультурной системе, а вторые доказывали самобытность ее исторического и культурного развития. Н.Я. Данилевский считал Россию ведущей частью славянского культурно-исторического типа, идущего на смену западноевропейского в качестве лидера мирового развития. К.Н. Леонтьев, а затем А. Дж. Тойнби считали Россию продолжательницей восточно-христианской (византийской) цивилизации. В 20-30 гг. этого столетия евразийцы (Г.В. Вернадский, П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой и другие) усматривали специфику России в синтезе элементов западной и восточной цивилизаций. После работ Л.Н. Гумилева эта концепция получила как бы второе дыхание как в научном, так и в массовом сознании. А. Ахиезер, сводящий всемирную историю к развитию традиционной и либеральной цивилизаций, отнес Россию к промежуточной цивилизации, уже переставшей быть традиционной, но еще не ставшей либеральной, что порождает и постоянно воспроизводит раскол и конфликт культур и социальных отношений. В вузовском учебнике Л. Семенниковой, подготовленном по программе «Культурная инициатива», финансируемой Дж. Соросом, утверждается, что «Россия представляет собой цивилизационно неоднородное общество. Это особый, исторически сложившийся конгломерат народов, относящихся к разным типам развития, объединенных мощным централизованным государством с великорусским ядром... Россия представляет собой как бы «дрейфующее общество» на перекрестке цивилизационных магнитных полей». Автор работы разделяет мнение тех ученых (О.А. Платонов, Е.С. Троицкий, Ю.И. Сохряков, В.Н. Сагатовский), которые обосновывают существование самостоятельной русской цивилизации как одного из вариантов мирового развития, наряду с западноевропейской, испанской, индийской, дальневосточной и др. Эта позиция афористично выражена И.Л. Солоневичем: «Россия не Европа, но и не Азия и даже не Евразия. Это просто Россия. Совершенно своеобразный национальный, государственный и культурный комплекс, одинаково отличающийся и от Европы и от Азии». О ведущей роли России в едином славянском культурно-историческом типе писал Н.Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев и А. Дж. Тойнби, которые относили Россию к восточно-христианской цивилизации, дочерней по отношению к византийской. В особую цивилизационную модель выделяют Россию О. Шпенглер, С. Хантингтон, школа «Анналов» и другие. Идея России как особой цивилизации отчасти совместима с концепцией евразийства. «Русские люди, – писал один из основоположников концепции евразийства Н.С. Трубецкой, – и люди народов «Российского мира» не суть ни европейцы, ни азиаты. Сливаясь с родной и окружающей нас стихией культуры и жизни, мы не стыдимся признать себя – евразийцами». Реальный смысл евразийской сущности России становится понятен из тезиса о «сокровенном сродстве душ», составляющем одну из коренных идей евразийского учения. «Сродство душ», т.е. то, что у Л. Гумилева получило наименование комплиментарности, якобы должно явиться необходимым условием объединения народов России в единую целостность. Однако, думается, что в евразийской концепции содержится совершенно излишний антизападный элемент. Вызывает большие сомнения само определение России как Евразии. Термин «Евразия» с присущей ему двусмысленной «гибридностью» не столько проясняет, сколько затемняет суть российской цивилизации, поскольку дело не в том, из каких элементов складывается цивилизация (хотя это, разумеется, имеет значение), – главное состоит в способе взаимосвязи этих элементов. Европейские и азиатские начала, конечно, присутствуют в составе российской цивилизации. Но вся суть в том, что европейское и азиатское внутри России далеко не то же самое, что вне ее. Внутри Россия они приобретают иной вид, специфическую российскую окраску. Важное только то, что Россия является частью Европы и Азии, но и то что она не является ни Европой ни Азией, взятыми в их чистом виде: Россия есть нечто третье. Образ жизни и мыслей в России никогда не был и в обозримом будущем не будет ни чисто европейским, ни чисто азиатским, ни простой суммой двух начал. Психологическая структура россиянина, независимо от его этнической и иной принадлежности, никогда полностью не совпадет с психологической структурой европейца или представителя какого-либо из азиатских регионов, например Ближнего Востока, Китая, Индии или Японии. Политическая и экономическая система в России никогда не была и не будет целиком идентична ни одной из политическое и экономических систем Европы или Азии. А что говорить о природно-географических и климатических условиях, об очертании территории и местоположении и многом другом, что присуще России и не присуще в данном сочетании никакой другой стране? Таким образом, Россия – не только Европа, но и Азия. Евразия. Ее культура – евразийская культура. Она имеет два азиатских источника: византийско-христианский и татаро-монгольский мир. Здесь, по-видимому, ответ на вопрос, почему все попытки получить результаты, аналогичные результатам Реформации, будь то реформы Петра или реформы Ленина–Сталина, не осуществляются до конца, а дойдя до определенной точки, частично обращаются вспять, откатываются, хотя никогда не достигают исходной точки. Очень четко это показывает Г. Федотов. С его точки зрения, основная русская тема – «Восток–Запад». Ответить на вопрос о судьбах России – почти то же, что решить, принадлежит ли Россия к Западу или к Востоку, или это нечто совсем особое, отличное и от первого и от второго. Если же Восток, то в каком смысле Восток? Отвечая на эти вопросы, Г. Федотов обращает внимание на то, что Русь создавалась на периферии двух культурных миров: Востока и Запада (латинства). И Восток она знает в двух обличиях: «поганом» (языческом) и православном (византийском). Думается, в связи с этим заслуживает внимания анализ, проведенный В.Н. Шевченко. Суть его, кратко, состоит в следующем. Вопреки распространенным представлениям, капитализм в России в пореформенный период прививался плохо. Капиталистические реформы сверху не получились. Путь догоняющего развития, отличающий Германию, пройден не был. Гражданское общество не сложилось. Доминирующей тенденцией развития деревни была пауперизация в массовом масштабе. Для образа жизни миллионов людей в дореволюционной России было характерно босячество – огромная социальная сила, поднимающая уровень напряженности. Культурный разрыв между верхами и низами, «идеологией» босячества и «серебряным веком» русской интеллигенции достиг невероятных размеров. Неумолимый ход событий толкал страну к одной из самых разрушительных социальных катастроф – революции. В определенном смысле социалистический выбор, сделанный в октябре 1917 г., не был случайным. Однако для многих вопросов большевики не нашли верных решений. Общество застряло в каком-то неопределенном, переходном состоянии. Причины коренятся в несовместимости западной и «восточной» идеи.

             Русская эмиграция – это часть не просто европейской, но и мировой культуры, имеющая истоки в историко-культурном наследии России. Имен, которые составляют сокровищницу отечественной и мировой культуры можно называть огромное количество. Елена Блаватская, П. Сорокин, изобретатель телевизора и электронного микроскопа Владимир Зворыкин, изобретатель многомоторных самолетов и вертолетов Игорь Сикорский, исследователь экономико-математических методов, «нобелевец» Василий Леонтьев, предприниматель в области радио Давид Сарнов, изобретатель стрептомицина (и, конечно, нобелевский лауреат) Зельман Абрам Ваксман. Можно говорить о грандиозном успехе дирижера Мстислава Ростроповича, 20 лет руководившего Национальным оркестром США и его жены Г. Вишневской, писателей А. Солженицыне, И. Бунине, И. Бродском. Знамениты танцовщики М. Барышников и А. Годунов. Останутся нашими великими мастерами А. Тарковский, Э. Неизвестный, М. Шемякин и многие, многие другие. Из России уезжали конечно не только знаменитости. В 1994 г. пограничниками России пропущено через границу свыше 64 млн. человек, из них около 10 млн. – российские граждане. Хотя совсем недавно, в 80-е годы за кордон выезжало не более 1 млн. человек, в том числе 200-250 тыс. в капстраны. По данным посольств, за последние 15 лет пределы России покинуло 2 млн. человек. То есть в среднем ежегодно по 100 тыс. человек. Эмиграция наносит огромный ущерб нашей стране. Это хорошо видно на примере российской науки. По данным исследований Российской академии наук, за 1991-1992 гг. из ее учреждений на постоянное место жительства из страны выехали 508 научных работников, а в длительные командировки – 1701 человек. А за 1993 год, по словам тогдашнего министра науки Б. Салтыкова, научная отрасль потеряла около четверти работников. Причина одна – сокращение финансирования науки, которая годами концентрировалась в ВПК, и крайне тяжелое материальное положение ученых по сравнению с развитыми странами. Эта тенденция, учитывая катастрофическое состояние современной российской науки, сохраняется и сегодня. Однако и многие из тех, кто уехал на Запад продолжают ощущать себя россиянами, сопричастными к русской культуре. Русская эмиграция дала очень многое как самому Западу, так и своему Отечеству. Вот, например, книга В. Ходасевича «Белый коридор» (воспоминания), выпущенная издательством «Серебряный век» в 1982 году с надписью: «Эта книга издана при содействии фонда Михаила Барышникова». Фондом изданы и другие книги русского наследия, неизвестного или малоизвестного нам. Ефим Эткинд организовал перевод на французский язык собраний сочинений Пушкина, Лермонтова, создание четырехтомника истории русской поэзии. Можно назвать и другие фонды, другие издания, выставки русской живописи, организованные эмигрантами. Специалисты, наверное, могут сказать добрые слова о русских школах балета за рубежом, о музыкантах, которые много сделали и делают для пропаганды российской музыки, русской классики. Как бы там ни было, большинство из тех, кто уехал из России, независимо от нынешних взглядов, в глубине души продолжают ощущать свою кровную связь с Родиной, со своим детством и юностью. Право на эту связь не милость, она – право каждого человека; право быть соотечественником, а не эмигрантом.           

          Современная западная культура отличается от других мозаичностью – взаимной автономией различных своих сфер. Но именно отсутствие жесткого внутрикультурного каркаса делает отдельные элементы культуры более подвижными, гибкими, способными проникать в другие культуры поодиночке. Напротив, «монолитность» культуры, увязка всех ее элементов в единый жесткий блок резко снижает возможности ее распространения. Такая культура ставит других перед альтернативой: принять ее целиком в целом отвергнуть. Подобный максимализм плохое подспорье в межкультурной коммуникации. Таким образом, современный цивилизационный процесс можно понять как драматургию неэквивалентного информационного обмена между различными культурами, одна из которых провоцирует наиболее коммуникирующие элементы других – в первую очередь интеллигенцию и молодежь, пренебречь нормами своей культуры в пользу престижных «цивилизационных универсалий». Здесь уместно остановиться на вопросе о природе этих универсалий. Возможны три гипотезы: а)     универсалии обозначают единый генетический код человеческой культуры как таковой, по-своему воспроизводимый в разных культурах, но сохраняющий значение всеобщего и устойчивого архетипа; б)    универсалии являются не изначальным, а благоприобретенным в ходе все более интенсивных межкультурных контактов свойством – всемирным банком культуры, пополняемым всеми народами; в) универсалии суть результат гегемонии одной из культур, сумевшей навязать другим свои кодексы и нормы, воспринимаемые как общечеловеческие. Эти гипотезы являются скорее взаимодополняющими, чем альтернативными. Но мы сделаем акцент на последней, ибо именно она указывает на асимметричность межкультурного обмена, которая и сообщает специфическую динамику современному миру, связанному с процессами модернизации и вестернизации. Легко догадаться, что в контексте общей дихотомии, разделяющей культуры-доноры и культуры-реципиенты, Россию сегодня приходится отнести ко второму типу. Уточним: при таком делении решающую роль играет не уровень и качество культуры, а направленность массовых устремлений, сориентированных на определенную «референтную группу». Бывшему СССР, как и другим членам «социалистического лагеря» потому н понадобился «железный занавес», что без этого протекционистского барьера социокультурная «монолитность» этих обществ была бы разрушена (что и произошло вместе с появлением «гласности»). Дестабилизация страны, произошедшая под знаком вызова со стороны Запада, на сегодня выигравшего «соревнование двух систем», создает поляризацию политически активного населения России в форме двух противостоящих стратегии: а) присоединения к западной модели – решительной вестернизации страны; б) формирования специфической цивилизационной модели, учитывающей достижение Запада, но при этом основывающейся на собственной исторической и культурной традиции, собственном типе мотивации. Естественно, что во втором случае предполагается энергичное социокультурное дистанцирование от Запада, защита от его «соблазнов» то ли с помощью мощных контридей, то ли новых протекционистских (в широком смысле слова) барьеров. Кроме этих двух «поисковых» позиций сохраняется еще и реставрационно-коммунистическая, которая в социокультурном отношении является маргинальный, а во всемирно-историческом смысле – безнадежно скомпрометированной. Подобные проблемы мы наблюдаем и в образовательной сфере. Предыдущая система образования была ориентирована на получение чересчур абстрактного характера знаний, достаточно низким уровнем образования. Современные системы образования все хуже справляются со своей задачей: готовить хороших специалистов, адаптированных и способных адаптироваться к новым условиям, включенных в систему переподготовки на основе непрерывного образования, людей, открытых навстречу будущему. Но существует опасность того, что, обнаружив болезнь и призывая к поиску спасительных лекарств, мы можем спровоцировать новые болезни. Стремясь приспособить образование к предполагаемому пути развития общества, к его социально-экономическим механизмам, к западным образцам, мы рискуем вызвать в первое время застойные явления, а впоследствии и дегуманизацию. Для того, что бы новая политика образования (ее называют европейской) не стала простым отражением интересов господствующей социальной категории – предпринимателей, – следует ясно видеть, что находящийся в процессе становления экономико-социально-культурный комплекс постепенно подчиняет культуру экономике, или, грубо говоря, подчиняет потребление в самом широком смысле (включая культуру) производству всевозможных благ (в том числе и культурных). Нельзя уходить от вопроса: является ли образование такой же социальной службой, как и прочие? Не несет ли оно особой функции, широко выходящей за социально-экономические рамки? Не должно ли образование сохранить знание о лучших достижениях человечества и уважение к ним или по меньшей мере обозначить ориентиры их поиска в сложном лабиринте преемственности поколений и культуры. Все это выше обозначенное приводит к кризису российской культуры. Причины кризиса культуры коренятся не только в современной эпохе, в контактах с Западом. Поэтому, хотя культура всегда права, выступая против нигилизма и анархизма, дикости и варварства, это не означает, что выход из кризиса состоит в переходе культуры на некоторый новый, высший этап. «Творческая мировая эпоха может быть лишь сверхкультурной...» (Н. А. Бердяев). Во многом причины кризиса культуры коренятся в ней самой. Однако, думается, что угроза «американизации» России вполне реальна. И отвести ее можно только одним способом: найти собственное решение, возродить и обновить стержень отечественной культуры – национальную идею, памятуя о ее связи с «огромностью свободы» (Н. Бердяев).