«Феодально-зависимое население Московского государства XIV-XVII вв.»

История феодального землевладения органически связана с историей непосредственных производителей материальных благ – крестьян, на труде которых оно было основано. В северо–восточной Руси крестьянское население носило общее название “людей”, “сирот” и “христиан”. Термин “христиан” в смысле крестьян впервые встречается в источниках XIV в. В новгородско-псковских землях сохранилось, кроме того, старое название “смерды”.

Крестьяне, не попавшие еще в зависимость от феодалов, по-прежнему составляли сельское население государственных земель. “Черные люди” были обложены данью и разными натуральными повинностями в пользу князя.

Частновладельческие крестьяне эксплуатировались в феодальном хозяйстве на основе преимущественно ренты продуктами при сохранении и отработочной. Эти два вида ренты сосуществовали с преобладанием ренты натуральной (5, с. 42, 46).

Обратимся к историографии по правовому положению крестьян этого времени.

Из–за отсутствия данных, сколько-нибудь ясных по этому предмету в источниках, историки XIX в. подходили к этому вопросу несколько просто.

Н. М. Карамзин смело писал: “Мы знаем, что крестьяне искони имели в России гражданскую свободу, но без собственности недвижимой: свободу в назначенный законом срок переходить с места на место, от владельца к владельцу, с условием обрабатывать часть земли для себя, другую для господина или платить ему оброк. Правитель видел невыгоды сего перехода, который часто обманывал надежду землевладельцев сыскать господина лучшего, не давал или обживаться, привыкать к месту и к людям для успеха хозяйства, для духа общественного, - умножая число бродяг и бедность: пустели села и деревни, оставляемые кочевыми жителями… Правитель…, без сомнения, желая добра не только владельцам, но и работникам сельским, желая утвердить между ними союз неизменный, как бы семейственный, основанный на единстве выгод, на благосостоянии общем, нераздельном… в 1592 или в 1593 году законом уничтожил свободный переход крестьян… и навеки укрепил их за господами ” (1, с. 617).

С. М. Соловьев твердил о “волнующемся жидком состоянии” общества древней Руси. Земли было много, она не имела ценности; ничто не привязывало русского человека к месту, так как везде он находил одно и то же, “везде Русью пахло”, иначе бедностью людей, суровостью и однообразием природы, которая “не могла живительно действовать на дух человека”, “приводить в праздничное настроение”. “Брести разно было ни почем”. Только правительственная власть связывала людей. Отсюда привычка у русского человека к бродяжничеству, а правительства стремление “ловить, усаживать и прикреплять” (1, с. 617).

Самым распространенным мнением о крестьянстве во второй половине XIX в. – начале XX в. было мнение Ключевского.

До XVI в. крестьянин по Ключевскому “был вольный и перехожий съемщик чужой земли, свобода которого обеспечивалась правом выхода и правом ряда, договора с землевладельцем. (4, с.282). В XVI, же, веке: это был в большинстве малоземельный и малоусидчивый хлебопашец, весьма задолженный, в хозяйстве которого все, и двор, и инвентарь, и участок было наемное или заемное, который обстраивался и работал с помощью чужого капитала, платя за него личным трудом, и который под гнетом повинностей склонен был сокращать, а не расширять свою дорого оплачиваемую запашку ” (4, с.289).

В настоящее время известны исторические труды о крестьянстве таких авторов как И. Д. Беляев, Б.Д. Греков, А.А. Зимин и других.

                      

 

Глава 1

Общие сведения о категориях крестьян.

 

Рента. Формы зависимости.

 

В письменных источниках XIV – XVI вв. встречается около 100 наименований, так или иначе относящихся к крестьянству. Уже одно это говорит о большой пестроте крестьянского населения в то время, о наличии в нем большого числа категорий и разрядов, различающихся между собой теми или иными признаками или группами признаков, нередко трудноопределяемыми и слабодифференцируемыми один от другого. Классификацию разрядов крестьянского населения затрудняет и то, что каждый крестьянин мог обладать рядом признаков, характеризующих его с разных сторон ( по месту проживания, длительности пребывания в данном владении, категории земли, на которой он живет и работает, по объему, размерам, формам и порядку отбывания или феодальных повинностей, по наличию или отсутствию у него долговых обязательств, степени его личной свободы, юридическому статусу и т.д.).

Поэтому прелагаемая ниже классификация категорий крестьян не является абсолютной, а перечисленные в ней категории взаимоисключаемыми.

Сам термин “крестьяне” для общего обозначения сельских землевладельцев встречается в источниках с конца XIV в. Но в  XIV - XVI вв. бытовали 4 старые термины применительно к крестьянам: “люди ( в частности, с пояснениями: “волостные”, “тяглые”  и т.д.) , “смерды”, “сироты”; встречаются и также термины, как  “мужик”, “простец”.

По месту проживания источники различают крестьян “деревенщиков”, “сельчан”, “слобожан”, по административному подчинению - крестьян  “волостных”, ”становых”,  ”погостских”. В зависимости от рода занятий крестьяне именуются в источниках “земледельцами”, “земледелателями”, “земельными делателями”, “изорниками”, “поминными” крестьянами, “страдниками”, “огородниками”, “скотниками”, “пастухами”, “сокольниками”.

Для социальной характеристики разных категорий крестьян важны термины, показывающие их проживание на землях, представлявших разные виды феодальной земельной собственности. На великокняжеской или удельно-княжеской земле жили крестьяне “черные”, “волостные”, “становые”, крестьяне великого князя. Крестьян, живших на земле частных феодалов и зависевших от них, источники именуют княжескими, дворцовыми, боярскими, наместничьими, митрополичьими, архиепископскими, владычными, монастырскими, архимандричьими, игуменовыми, черничскими; встречаются крестьяне “ключничьи”, крестьяне – половники “поповы”, “посадничьи”, “своеземцевы”.

С той или иной формами ренты связаны такие наименования крестьян, как “оброчники”, “половники”, “третники”, “изорники”, огородники, почетники (все это – крестьяне, платящие издельный натуральный оброк); “серебрянники (возможно крестьяне, платящие денежные оброки). О разных формах и степени зависимости крестьян свидетельствуют такие термины, как “захладень”, закупен, “захребетник”, “прикормник”, “подсуседник”, “вольные”, “свободные”, “рядовые”, “юрьевские люди, об отношении к тяглу - “истужник”, “тяглые”, “донские” крестьяне; по – видимому, о переписях, кадастрах крестьянского населения свидетельствуют термины “письменные”, “вытные ” люди. О существовании крестьянской общины говорят упоминания “суседей”, “сябров”, волостей, от имени которых выступают их старосты.

Об имущественной дифференциации в среде крестьянства свидетельствуют такие определения и эпитеты, употребляемые по отношению к крестьянам, как: “большие”, “добрые”, “лучшие” люди – с одной стороны, люди “худые”, “пешеходцы”, “пешцы”, сироты “меньшие” , “худяки” – с другой.

Возраставшую подвижность крестьянского населения отражает терминология источников, противопоставляющая крестьян “старожильцев”, людей “давных”, крестьян “старинных” людям “новым”, “пришлым”, “защельцам”, “приходцам”.

Отразим источники и активную деятельность феодалов по привлечению крестьян на свою землю – в виде упоминаний людей “призванных”, “перезванных”, “посаженных”, “окупленных”, а также, возможно, борьбу крестьян за свою свободу (упоминания  “беглецов”, “рубежников”).

Таким образом, даже сама терминология источников, относящаяся к крестьянам, отразила их сложный состав в XIV – XV вв. и многие стороны социально – экономического и юридического положения.

Социальное положение крестьян определялась их отношением к основному средству производства – земле. Крестьяне, “сидевшие” на землях частных феодалов (светских и духовных, а также на дворцовых землях, принадлежавших великим или удельным князьям как частным феодалам), несшие повинность в пользу своего вотчинника и в пользу государства (если данное владение не было освобождено от государственных повинностей полностью или частично, т.е. не пользовалось податным иммунитетом), являлись, таким образом, лишь владельцами, обычно наследственными, своих надельных земель. Также наследственными владельцами черных земель были черные крестьяне, несшие “тягло”, отбывавшие государственные повинности в полном объеме, т.е. эксплуатировавшиеся непосредственно государством. Владельческие крестьяне находились в той или иной степени (в зависимости от объема судебно-административного иммунитета, которым пользовался их феодальный господин) в сеньориальной зависимости от “своего” вотчинника, в чем выражалось “внеэкономическое” принуждение, характерное для феодальных производственных отношений. В сфере “внеэкономического” принуждения, но осуществлявшегося феодальным государственным аппаратом, находились и черные крестьяне, о чем особенно ярко свидетельствуют постепенное ограничение права их “отказов”, ограничение, аналогичное тому, которому подвергались и крестьяне владельческие.

В XIV – XV вв. в стране наблюдается интенсивный рост частнофеодального землевладения, активизируется борьба за землю, особенно усилившаяся к концу данного периода, борьба как внутри классов феодалов, так и между крестьянами, главным образом черными -  с одной стороны, и светскими и духовными  вотчинниками – с другой.

Собственность феодалов на землю реализовывалось в виде многочисленных повинностей, которые несли крестьяне в пользу господ и феодального государства.

По имеющимся источникам весьма сложно составить картину крестьянских повинностей, их видов, форм, соотношения, динамики. Это объясняется в первую очередь реальными историческими условиями той эпохи, когда в качестве получателей этих повинностей могли выступать как частные феодалы, светские и духовные, так и феодальное государство, и дворцовое ведомство, церковь как религиозное учреждение. Кроме того существовали мирские платежи и, наконец, разнообразные повинности в пользу Золотой Орды и татарским ханствам – ее приемникам.

Формы, в которых отбывались повинности, как и их сочетание, соотношение могли быть самыми различными. Так, среди частновладельческих, вотчинных повинностей могли быть и отработочные в виде сельскохозяйственных, промысловых и транспортных работ, и натуральные платежи -  оброки продуктами земледелия, скотоводства и птицеводства, промыслов, домашнего производства и денежные платежи. Оброки могли быть и нормированные и издольные.

Государственные повинности тоже могли быть и отработочные, и натуральные, и денежные. Среди дворцовых повинностей также в основном встречались эти формы.

  Церковные поборы и основные повинности в пользу Золотой Орды и ее приемников, как правило, выполнялись в деньгах.

Количественные соотношения разных форм и видов крестьянских повинностей едва ли можно определить исчерпывающе. Даже исчисления, проводимые на базе данных писцовых книг нельзя абсолютизировать: существенная часть крестьянских повинностей и в этом случае остается вне поля зрения исследователя. Поэтому можно говорить более или менее определенно лишь об основных явлениях и тенденциях в отношении крестьянских повинностей на Руси в XIV – в первой половине XVI в. Они суть следующие: 1) наличие различных видов повинностей; 2) сочетание внутри этих видов различных форм повинностей: отработочной, натуральной и денежной; 3) тенденция к росту повинностей ( особенно начиная с рубежа XIV – XV вв.), хотя и различная по интенсивности в различных регионах; 4) тенденция к увеличению значения денежной формы повинностей, к переводу на деньги ряда отработочных и натуральных повинностей, в том числе государственных; 5) появление в первой половине XVI в. новых государственных повинностей. В целом в XIV – XV вв. первоначально преобладали натуральная и отработочная формы ренты, а затем существенно возрастает доля денежных платежей.

Для XIV – первой половины XVI в. характерны самые различные формы зависимости крестьян (далеко не всегда оформленные юридически). Значительную группу крестьян составляли “старожильцы”, ведущие, как правило, свое  нормально  функционирующее хозяйство и справляющиеся с выполнением всех положенных повинностей и поэтому менее других категорий крестьянства нуждающиеся в льготах и ссудах. Но вместе с тем старожильцы и наиболее прочно хозяйственно связаны с данным владением (и господином) часть крестьянства, дорожащая своим “местом” ( как правило, фактически наследственным). Старожильцам источники противопоставляют “пришлых” людей, больше нуждающихся в льготе и ссуде, а также “окупленных” (очевидно, выкупленных на свободу холопов), вовсе не имеющих “ни кола, ни двора”, а поэтому наиболее зависимых жителей данного владения. Видимо, они – главная часть крестьян – должников, получателей ссуды, подмоги, “покруты” (“серебрянники”, ”половники”  Северо – Восточной Руси, ”изорники” Псковской земли). Задолженность, конечно, - фактор, еще более привязавшей крестьян к феодалу – кредитору (хотя не всегда полученные ссуды – заем, вынужденный именно бедностью крестьянина: ссуду могли брать некоторые крестьяне и для расширения хозяйственной деятельности).

К категориям крестьян, находившимся в наиболее тяжелых формах зависимости, надо отнести страдников (среди них, правда, были не только крестьяне – земледельцы)  и кабальных холопов (должники, обязанные до уплаты долга работать на заимодавца и находившиеся у него в подчинении; термин “кабальные люди” встречается в источниках с конца XV в. (это впрочем, не обязательно только крестьяне). Судьбами этих обоих категорий населения вотчин распоряжаются завещатели – феодалы по своему усмотрению ( как и судьбами полных холопов).

В течении XIV – первой половины XVI в. фактическая феодальная зависимость многих из этих категорий крестьян получала и юридическое оформление.

Рост повинностей, частновладельческих и государственных, ужесточение феодальной зависимости большинства категорий крестьян вели к усилению классовой борьбы крестьян. (2, с.134 – 137).

                                              

 

Глава 2

Феодально-зависимое население

Руси XV века.

 

Основную производительную силу всех феодальных хозяйств составляли зависимые крестьяне, прикрепленные к земле и сидевшие на своих наделах.

В условиях крепостнической системы “… “надел” крестьянина служил … средством обеспечения помещика рабочими руками ”. Изучая сущность экономических отношений феодального общества, В. И. Ленин определяет земельный надел крестьянина как своеобразную форму оплаты его труда. Наделение непосредственного производителя землей, а также иногда инвентарем и скотом является непременным условием крепостнического хозяйства. Только в том случае, если обрабатываемая земля находится в руках непосредственного производителя, возможно получение феодальной ренты. При этом, как говорит К. Маркс, “… отношение собственности должно в то же время выступать как непосредственное отношение господства и порабощения, следовательно, непосредственный производитель – как несвободный; несвобода, которая от крепостничества с барщинным трудом может смягчаться до простого оброчного обязательства ”. (5, с.43).

Таким образом, крестьянское хозяйство составляло экономическую ячейку хозяйства феодала.

Основным типом поселений крестьян была деревня, обычно состоявшая из одного – четырех дворов. Деревни, как тогда говорили, “тянули” к селу или сельцу, где находился двор феодала, а на черной земле – волостной центр. Например, у князя А. Нащокина по сотной выписи из книг 1543 – 1544 гг. значилось в имении одно сельцо, 27 деревень, 2 пустые деревни и 2 починка. В них указаны следующие дворы: один двор князя, один двор попа, 8 дворов служних, 39 дворов крестьянских, 2 двора пустых. (5, с. 44).

Вся масса феодально-зависимых крестьян Русского государства по правовому положению делилась на три группы: черносошных, дворцовых и частновладельческих. Первые состояли в феодальной зависимости от государства, вторые являлись зависимым населением княжеского хозяйства, третьи были крепостными бояр, помещиков, монастырей, митрополии и т. д.

Рассмотрим категории крестьян, относящихся к третьей группе, т.е. группа частновладельческих крестьян.

К концу XV в. крестьянское население, феодально-зависимое от князей, бояр и других феодалов, распадалось на крестьян – старожильцев, крестьян – новоподрядчиков, бобылей, половников и др.

Старожильцы представляли собою основную массу зависимого тяглого населения частновладельческих или черных земель, обязанную повинностями в пользу феодалов и государства. Для подавляющей их части характерно то, что они сидели на земле своих дедов, прадедов и прапрадедов. Однако источники выделяют, кроме старожильцев, давно живущих в данной вотчине, так же: а) крестьян, порядившихся в старожильцы на определенных условиях, б) ставших старожильцами после истечения льготных лет в качестве новоподрядчиков. (5б с.46).

Старожильство определяется не сроком прожитых за землевладельцем лет, а характером отношений между землевладельцем, старожильцем и государством. Термин “старожилец” появился тогда, когда возникла нужда отмежевать категорию старых зависимых от землевладельца тяглецов от увеличившейся массы новоприходцев. (1, с. 641).

Правовое положение старожильцев с течением времени менялось. В конце XV – первой половине XVI в. это были зависимые земледельцы, юридически еще пользовавшиеся правом перехода. Однако Судебник 1497 г. ввел в общегосударственном масштабе ограничение крестьянского перехода, сформулировав это положение в специальной 57 –й статье “О христианском отказе”: “А христианам отказываться из волости (в волость), из села в село один срок в году, за неделю до Юрьева дня осеннего и неделя после Юрьева дня осеннего. Дворы пожилые платят в полех за двор рубль, а в лесех полтина. А который христианин поживет за кем год да пойдет прочь, и он полдвора платит; а три годы поживет и пойдет прочь, и он платит три четверти двора; а четыре года поживет, и он весь двор платит”. Таким образом, помимо ограничения срока выхода крестьян двумя неделями в году, Судебник непременным условием выхода ставил уплату крестьянином феодалу “пожилого” в сумме рубль “в полех” и полтину в “лесех”, что затрудняло переход к другому владельцу. (5, с.46).

Поскольку в конце XV – начале XVI в. еще происходил рост помещичьего землевладения, ограниченная возможность перехода крестьян в то время еще отвечала интересам помещиков. Вместе с тем среди основных групп помещичьего класса развертывалась борьба за рабочие руки.

В условиях роста внутреннего рынка появилось все большее количество обедневших людей из крестьянской среды, порвавших с общиной, лишившихся средств производства и ищущих возможности на тех или иных условиях вернуться в крестьянское состояние. Из их числа и выходили новоподрядчики. крестьянин – новоподрядчик поряжался к феодалу на определенных условиях, получал от него податную льготу. Право перехода крестьян – новоподрядчиков, как и старожильцев, было ограничено судебником 1497 г. новоподрядчики выплачивали пожилое господину в зависимости от срока, прожитого в его владении. Состояние новоподрядчика было временным. По истечении льготных лет новоподрядчик обычно становился старожильцем, т.е. растворялся в основной массе крестьян вотчины или поместья. (5, с. 47).

Рост внутреннего рынка во второй половине XV – первой половине XVI в. определил возникновение бобыльства. Бобыльство, как общественное явление родилось в результате расслоения деревни, роста внутреннего рынка и усиления податных требований государственной власти. (1, с. 734).

Бобыль – это обычно обедневший человек, не способный нести государево тягло и платящий более легкий бобыльский оброк. Первое упоминание о бобылях имеется в псковской летописи под 1500 г., где идет речь о составе псковского войска, в котором бобыли, как бедные люди, составляли пешую часть. По своей природе бобыль близок к крестьянину – их роднит причастность к земледелию. Источники называют, однако, наряду с пашенными бобылями бобылей беспашенных. Несомненно, даже среди деревенских бобылей были такие, которые земледелием не занимались и род занятий которых составляло ремесло и даже торговля, но в значительном числе случаев бобыли назывались официально “беспашенными” потому, что не обрабатывали тяглой земли и не несли государева тягла. Поэтому землевладельцу имели некоторую заинтересованность в развитии бобыльства. Бобыли все же пахали либо оброчные земли, либо собственную пашню землевладельца. В силу причастности некоторой части бобылей к ремеслу и торговле имущественное положение бобылей было различным. (с. 47).

Две крупные перемены произошли в судьбе бобылей, в 80-х годах XVI в. и в 20 – 30 годах XVII в. Это: 1) усиление зависимости бобылей от хозяев, лишение права выхода и 2) включение бобылей в крестьянское тягло.

Заключительным моментом в истории бобыльства был Указ о подворной подати 1649 года, в нем бобыли были окончательно сравнены в податном отношении с крестьянами. (1, с.758).

В тех местах, особенно в северных уездах, где происходил процесс освоения феодалами черной общинной земли, значительное распространение имело половничество. Оно было явлением старым, но получило наиболее заметное развитие во второй половине XV в.

Половник – обычно обедневший крестьянин – общинник либо вольный человек, лишенный средств производства. Условием его перехода в зависимое от землевладельца состояния были ссуда от феодала на обзаведение хозяйством с условием ее погашения и обязательство отдавать феодалу половину урожая. Часть половников в XVI в. превращается в старожильцев, другая продолжает оставаться на положении временно зависимых людей. (5, с. 47).

В XV – XVI вв. наблюдалось дальнейшее сокращение применения рабского труда. В это время происходил массовый отпуск холопов на волю. Их труд в новых условиях был менее производительным, а потому невыгодным. Практиковался и перевод части барской челяди  на пашню. Пашенных холопов источники называют страдными людьми. Помимо отпуска холопов на волю, были и другие пути изживания рабского труда. Согласно “Русской правде” человек становился холопом по тиунству и “по ключу”. Судебник 1497 г. ввел ограничение в это правило холопства. По “ключу сельскому” Судебник предусматривает переход в холопство. Но в “книге ключей” Волокамского монастыря за 1547 – 1559 гг. записаны не холопы, а вольные слуги и ремесленники. Следовательно, фактически с сельским  “ключом”, по крайне мере в середине XVI в., не обязательно было связано холопское состояние.

На смену полным холопам (рабам) с конца XV в. пришли кабальные люди. Развитие товарно-денежных отношений привело к появлению обедневших людей, лишившихся средств существования. В форме кабального холопства феодально-крепостническая зависимость распространялась и на те слои свободного населения, которые оказывались не способными в новых хозяйственных условиях сохранить собственное хозяйство и были вынуждены идти в кабалу, беря денежную ссуду и давая обязательство вместо процентов работать на господина – кредитора. (5, с.48).

По Б. Д. Грекову кабальный человек  - это серебреник, одна из его разновидностей.

Сущность служилой кабалы заключалось в том, что человек, вынужденный искать денег или работы, продавал свою рабочую силу на очень невыгодных для него условиях: он получал вперед несколько денег (обычно 3 – 5 руб.) и обязывался уплатить их через год, в течение этого года должен был работать у хозяина за рост. В случае неуплаты  “долга” в указанный срок он обязывался жить у своего хозяина “по вся дни водвори” до уплаты долга и работать за проценты. Хозяин его одевал, обувал и кормил. Очень часто дело обходилось еще проще: кандидат в кабалу денег никаких не получал, а садился во дворе хозяина только за прокорм и одежду, рассчитывая, что это временное его  состояние переменится скоро к лучшему. Обманутый в своих надеждах, он так и продолжал жить у своего хозяина, пока не находил случая от него уйти, что, по-видимому, было довольно редко. Фактическое положение кабального человека очень часто делало его зависимым  до конца жизни, что и дало повод в быту рассматривать его как холопа. (1, с. 668).

Кабальная зависимость оформлялась “служилой кабалой”. Первое упоминание слова “кабальный” встречается в духовной князя Андрея Васильевича 1481 г., наиболее ранняя дошедшая до нас служилая кабала относится к 1510 г. (5, с. 48).

В монастырских хозяйствах в связи с ростом собственной запашки монастырей к середине XVI в. заметную роль стала играть особая категория феодально-зависимых людей – “монастырские детеныши”, использовавшиеся преимущественно на монастырской пашне. Это люди, с детства, попадавшие на иждивение монастырей. Функциями сельскохозяйственных работников обязанности детенышей не исчерпывались. Среди них были и ремесленники, и слуги, выполняющие  различные поручения монастырской администрации. Монастырским детенышам соответствуют в светских вотчинах категории работников, привлекаемые на работу либо в виде открытого найма, либо в замаскированной форме серебреничества. (1, с. 711).

Также к феодально-зависимому населению относятся и серебреники. Зависимость, возникающая из серебра, явление старое, известное и в Киевской Руси. В конце XV – в первой половине XVI в. оно приняло значительные размеры в связи с ростом внутреннего рынка, расслоением деревни и увеличением спроса на рабочие руки. Под термином “серебреник” скрывается несколько категорий феодально-зависимых людей, зависимость которых устанавливалась через “серебро”. Источники, упоминающие серебро в различных его разновидностях, дают нам основание подметить три типа явления: 1) серебро издельное и дельное (отсюда “издельники”,  “изделье”, “дело”, может быть, сюда следует отнести и “серебро в пашне”; под “крестьянином –  издельником“ можно разуметь также крестьянина, обложенного денежным оброком); 2) серебро “кабальное” или головное; и 3) серебро “ростовое”, или “в ростех”, по заемной кабале. Итак, деньги, полученные работником, с середины XV в. прикрепляют серебреника к личности хозяина. (1, с.646, 678).

Эксплуатация различных категорий феодально-зависимого населения шла по пути переплетения внеэкономического принуждения, служившего средством получения феодальной ренты, с экономической зависимостью. Внеэкономическое принуждение укрепляло экономическую власть помещиков – крепостников. (5, с.48).

                                  

           

Глава 3

Феодально-зависимое население в XVI веке.

 

На последнем этапе складывания Российского централизованного государства образ крестьянина – тяглеца выглядит внешне вполне благопристойно. В нем разгладились черты архаичных, довольно жестких форм зависимости, трудом земледельца и промысловика был создан материальный фундамент политических успехов, его экономическое положение и юридический статус в целом улучшились.            

Вот оценка положения частновладельческого крестьянина в труде современного историка: “… Не заметно резкого роста частнофеодальной ренты. Преобладал натуральный оброк, причем обе его формы – издолье и посп (т.е. фиксированные размеры зерна и некоторых других  продуктов) – не имели ярко выраженного превосходства. В издолье занимали первое место плательщики четвертого и пятого снопа, более тяжелые формы встречались реже. Но даже те, кто отдавал каждый второй сноп, не уплачивали половины всего произведенного. Барщинные отработки были распространены, но тяжесть их была невелика. Полевая барщина была малообременительной (в светских имениях барский клин обрабатывали холопы на пашне), крестьян привлекали к сенокошению, транспортной и строительной повинностям. Денежная рента присутствовала почти повсеместно, но только в двух новгородских пятинах ее доля в совокупной ренте достигала 20 – 27 %. В принципе же она была невелика, но уже различимы тенденции к ее повышению. По приблизительным, достаточно грубым подсчетам среднее крестьянское хозяйство отдавало от 20 до 30 % своего совокупного продукта, причем возможные доходы от промыслов и иных подобных занятий учтены в этих подсчетах минимально. После вычета возмещения семян и иных производственных расходов, пищевых потребностей семьи крестьянина и скота, периодических затрат на жилые и хозяйственные постройки, орудия труда и т.п., при урожае сам – 2,5 сам  - 4 простое воспроизводство оставалось вполне устойчивым, позволяя даже иногда  некоторые накопления, а в отдельных случаях – расширенное воспроизводство. Государство и феодалы пока еще не изымали у крестьян все, что находилось за пределами минимальных хозяйственных и житейских потребностей. Крестьянство в целом к середине XVI в. поднакопило “жирок” и ресурсы”.(3, с. 379).

Вторая половина XVI в. ознаменовалась длительным жесточайшим кризисом. Среди многих его признаков наиболее существенными являются два: резкая убыль населения и громадное запустение земель, которые в свою очередь повлекли за собой изменения во всей социально – экономической жизни страны.

Усиление закрепощения крестьян в России в XVI в. было обусловлено глубокими социально-экономическими и политическими причинами. Рассмотрим положение феодально-зависимое население в этот период.

Важной формой закрепощения крестьян в XVI в., как и прежде было положение их в тягло и запись в писцовые книги. Так появлялись крестьяне “тяглые” , “письменные”, владельческие права на которых удостоверялись записью в писцовых книгах. Эта основная масса зависимого тяглого крестьянского населения обозначалась термином “старожильцы”, а со второй половины XVI в. получила наименование “старинных крестьян”, обязанных тяглом и частновладельческими повинностями господам. На положении “старожильцев” оказывались не только крестьяне, действительно долго, поколениями, жившие в той или иной вотчине или поместье, но также и крестьяне “ново приходящие”, порядившиеся на определенных условиях или ставшие "старожильцами" по истечении льготных лет, обусловленных в порядной грамоте.

Крестьяне “новоприходцы” вовлекались в сферу крепостнической эксплуатации путем заключения с господином поряда, в котором оговаривались условия заведения ими хозяйства на новом месте, получения от господина надела, ссуды и т.п. временных податных льгот.

Право перехода как старожильцев, так и новоприходцев было ограничено Cудебниками 1497 и 1550 гг. в жалованных грамотах XVI в. к себе “тяглых” и “письменных” людей, которые подлежали возврату в те города и волости, откуда от них “отпишут имянно”. “Старинные” крестьяне могли, как и позднее, в XVII в., покинуть господина в любое время, лишь предъявив заместителя, крестьянина, согласного выполнять за них тягло и нести владельческие повинности.

Бобыльство было не только результатом обеднения крестьян в XVI в., но в условиях хозяйствования разорения и его последующего изживания также и формой вовлечения в сферу крепостнической эксплуатации казаков, “гулящих людей” и т.п., т.е. тех, кто тем или иным путем получили свободу. В конце XVI в. бобыли, связанные с обработкой помещичьей запашки, - настоящие крепостные, “крепкие” господам по писцовым, отдельным книгам и другим правительственным документам. На них распространяется крепостническое законодательство 90-х годов XVI в.

На Севере формой перехода в зависимое от землевладельца состояние было половничество, когда половник получал от господина ссуду на обзаведение хозяйством, но за это должен был отдавать ему половину урожая. В результате ростовщической деятельности феодалов приобретает широкие размеры крестьянская задолженность. Задолжавшему крестьянину уже труднее было реализовать свое право на выход. Крестьянский выход сменяется на практике вывозом крестьян одним феодалом у другого, когда вывозящий уплачивает за вывозимого крестьянина старому господину “пожилое” и долги.

В непосредственную связь с общим процессом закрепощения следует поставить развитие в XVI в. кабального холопства. Полные, докладные, кабальные люди могли жить во дворе своего господина, отсюда они получали наименование дворных или дворовых. Могли они проживать за пределами господского двора, получали тогда прозвище задворных; когда же они жили по деревням, то именовались деревенскими.

Пытаясь противодействовать тяжелому хозяйственному разорению последней трети XVI в., правительство производило обыски с целью установления причин запустения, представители местной администрации выдавали льготные грамоты, делали попытки раздавать “порозжие” земли в поместья и на оброк. В 1572 – 73 г. для этого был даже создан специальный приказ, где, кроме того, некоторым представителям дворянских верхов выдавались льготные грамоты, на их запустевшие в ряде центральных уездов вотчины. Но, поскольку Ливонская война продолжалась, и налоговое бремя не ослабевало, эти частичные меры были безуспешными.

Важным этапом на пути закрепощения крестьян стала опричнина с характерной для нее массовой раздачей черных земель, в основном земских уездов, в поместья и вотчины. Волостной крестьянин превращался во владельческого, пополняя ряды крепостного крестьянства. Поместная система окончательно восторжествовала.

Опричные переборы земель не только ломали поземельную  “старину”, но и вторгались в область частновладельческой эксплуатации крестьян. Из послушных грамот исчезает упоминание о взимание повинностей господами “по старине” и появляется формула о их произвольной переоброчке. Помещики и вотчинники, неуверенные в годы опричнины в сколько-нибудь продолжительном владении своими землями, прежде всего поместьями, старались предельно усилить эксплуатацию крестьян.

В условиях опричнины, когда любой активный протест народных масс душился в зародыше, главными формами сопротивления крестьянства стали массовые побеги и неуплата платежей. Тогда для сбора образовавшихся недоимок была применена политика “опричного правежа”, проводившегося с невиданной жестокостью. В результате на севре и северо-западе запустели целые районы Русского государства.

Все это непосредственно складывалось на крестьянском хозяйстве: в писцовых книгах и актах того времени очень редко встречается термин “починок” – показатель процветания земледельческой культуры, зато пестрят скорбные слова “пустоши, что были деревни”. Господа же воспользовались запустением деревни для дальнейшего развития собственного барщинного хозяйства. Они укрепляли свои владения путем “припуска” к ним запустевших и даже жилых крестьянских участков, заводили помещичьи “усадища”, уменьшали и без того малые размеры крестьянских наделов, сносили крестьянские дворы, похолопляли своих крестьян, завладевая их имуществом, и т.д. хозяйственное разорение, усугубляемое Ливонской войной, и опричниной способствовало ускорению закрепостительных процессов.

Бесправие крестьян в повседневной жизни, суровые формы крепостничества, сложившиеся на практике во второй половине XVI в., в 80 – 90 –х годах XVI в. получили отражение в общегосударственном законодательстве. Массовое бегство крестьян, задавленных непомерными налогами и возросшими частновладельческими повинностями, вплотную подвело правительство Ивана Грозного к мысли о необходимости радикальных законодательных мер по прикреплению крестьян.

Особого внимания заслуживает такой важный процесс, как сближение крестьян и холопов. Холопство как социально – правовой институт, как форма эксплуатации продолжало существовать, но претерпевало значительные перемены в экономическом, социальном, юридическом планах. Уже к концу XV в. холопство все больше утрачивает свою былую специфичность. Идет процесс его размывания, когда привилегированные слои слуг – министериалов вливаются в класс феодалов, а земледельческие холопы все больше сближаются с крестьянством.  Многочисленные тиуны, посельские, военачальники, доводчики, праведчики, ключники, дьяки и прочие “приказные люди” по своим функциям, положению и даже по способу похолопления давно уже занимали особое положение среди прочей массы холопов. Они издавна составляли необходимое звено в осуществлении экономического и внеэкономического принуждения. Слуги-министериалы взимали в свою пользу всевозможные “корлы”, “поборы”, “пошлины”. Вторым источником существования для них являлись их земельные владения, которые обрабатывались трудом зависимых крестьян или собственных холопов. Следовательно, по своим занятиям, и по своему положению землевладельца, взимающего ренту, слуг-минестериалы представляли собой сложившуюся в социально-экономическом плане прослойку эксплуататорского класса. Основные массы холопов покупались. Подавляющее же большинство “служилых”, “приказных” людей становились холопами в силу исполнения министериальных должностей. В Судебниках 1497 и 1550 г.г. нашла отражение политика, направленная на освобождение привилегированной верхушки холопов, на её правовое оформление в качестве свободных людей. Законодательное завершение этого процесса относится к 1550 г., когда правительство не только запретило холопить основной  контингент служилых людей, но и  исключило из источников похолопления министериальную службу.

Изменения коснулись и рядовой массы холопов, большая часть “задворных” людей была наделена “собственной” запашкой. Этот процесс шёл уже в XV в. В документах XVI в., помимо указаний на индивидуальные наделы у “деловых людей”, “страдников”, встречаются интереснейшие данные о “прирастании” холопов к своим земледельческим участкам, когда они фактически в экономическом плане сливались с окружавшими их крестьянским населением. Хозяйственная связь холопа с землёй оказывалась в ряде случаев сильнее и прочнее личной связи с господином, зафиксированной полной докладной “крепостью”. В результате при переходе поместья к новому владельцу холопы не покидали землю, а вместе со своими наделами попадали в другие руки. Холоповладельцу становится экономически невыгодным отрывать холопов от пашни, даже если она переходит к другому владельцу, и тратить средства на её прокорм. Он не протестует, если в обмен получает поместье, заселённое только крестьянами. Факты “приростания” холопов к наделу свидетельствуют, что зависимость “по крепости” сменялась зависимостью “по земле” и  “по крепости”.

В сознании современников реальное различие между крестьянами и землевладельческими холопами начинает стираться. Из терминологии того времени постепенно вытесняются старые понятия “страдные люди”, “страдники”, означавшие обычно низкие категории холопов, занятых физическим трудом и лишённых своих наделов. Холопов начинают именовать более широким термином “деловые люди” или же употребляют те же понятия, что и для крестьян: “черные люди”, “юрьевские люди”. Писцы при подведении итогов по имениям часто включают холопов в общее число крестьян, значащихся за феодалом, а не выделяют их в особую категорию. То же самое происходит при разборе судебных дел, когда власти именовали одних и тех же людей то холопами, то крестьянами. Холопьи наделы наряду с крестьянскими облагались государственными налогами. Именно поэтому правительство не чинило препятствий при переходе крестьян в холопы: крестьянин, оформивший на себя “холопью крепость”, продолжал, как правило, заниматься своим привычным делом – похать пашню и, следовательно, тянуть “государево тягло”. Судебник 1550 г. устанавливает льготы крестьянину при продаже его в холопы.

Происходят изменения и в юридических категориях неволи: со сцены постепенно сходят старые виды холопства, отмеченные наибольшими чертами бесправия. Так, во второй половине XVI в. фактически исчезает полное холопство. С самого начала было обречено на сравнительно быстрое исчезновение докладное хозяйство, пополнявшееся главным образом за счет сельской службы слуг – министериалов. Широкое распространение получают новые категории холопства: кабальное и добровольное. Функционирование кабального института регулировалось вначале нормами обычного права и условиями, включаемыми в служилую кабалу. По уложению 1597 г. кабальные холопы теряли право на освобождение от зависимости путем выплаты долга, но сама эта зависимость продолжалась лишь до смерти господина. Расцвет добровольного холопства приходится на вторую половину XVI в. Судебник   1550 г. отменил министериальную службу как источник похопления, но сами должности остались. Человек, исполнявший эти должности, если он не давал на себя докладную грамоту, или кабалу, юридически оставался свободным.

Важнейшие социально – экономические сдвиги, происшедшие в среде холопов, не могли не найти отражения в области права. Ряд норм Русской Правды, рассматривающих холопа лишь в качестве объекта права или лица с сильно ограниченной правоспособностью, был прочно забыт или претерпел существенные изменения. Судебник  1550 г. счел возможным ввести даже специальную норму о штрафе за “бесчестье” холопа. В судебной практике тех лет мы обнаруживаем зачатки юридической активности холопов. Шел процесс правового уравнения холопов с категорией феодально-зависимых крестьян. (2, с. 271 – 272).

 

Глава 4

Феодально-зависимое население конца XVI в. по 1649 г.

 

Открывшийся на рубеже 60–70-х годов XVI в. хозяйственный кризис достиг апогея в 80-е годы. Он поразил почти всю территорию страны, за вычетом некоторых регионов на юге, а отчасти  и на севере. Убыль тяглого населения в новгородчине составила по сравнению с началом XVI в. около 80% и еще больше в сопоставлении с серединой столетия. Эпоха “великих расчисток” и экономического подъема сменилась годами упадка, неурожаев и крайней неустойчивости и барских, и крестьянских хозяйств. Столь же печальное зрелище являли собой центральные, восточные и западные уезды. (3, с.460).

Усиление феодальной эксплуатации крестьян приняло особо острые формы в период хозяйственного запустения. Высокие товарные цены этих лет служили в руках феодалов одним из дополнительных каналов повышения доходов с крестьянства. В те же годы монастыри широко использовали иммунитетные права для усиления своего хозяйства. Вотчинные крестьяне облагались подателями в большом размере, чем тяглые. Произвольное увеличение барщины, оброка и других видов повинностей было формой классового наступления феодалов на крестьян с целью усиления их эксплуатации. (2, с.470).

Усиление эксплуатации крестьян при сохранении и даже упрочнении основ феодального хозяйства и при отсутствии, каких-либо дополнительных издержек производства в условиях роста внутреннего рынка и значительного повышения товарных цен могло означать только одно – повышение доходности феодального землевладения, с одной стороны, и обнищание широких масс крестьянства, с другой  усиленное хозяйственным разорением обнищание крестьянства к концу века неуклонно возрастает. Проявлением этого был рост категории крестьян, которые “прожитком худы” и сидели на малом наделе, рост количества бобылей, монастырских детенышей, закладчиков и кабальных людей. Общее усиление эксплуатации к концу XVI в. ощутимо контроль и этих групп феодально-зависимых людей. Монастыри, например, снижали оплату труда детенышам. Обедневших крестьян и вольных людей, желающих идти в наймы, было значительное количество. (1, с. 471).

С начала 90-х годов можно говорить о некотором оживлении. Впрочем, положение крестьянских дворохозяйств оставалось трудным. Нагляднее всего это видно по тяжести совокупной эксплуатации  производителей. Прямых свидетельств о ней совсем немного, но есть возможность единичных сопоставлений. В результате выясняется, что формально в конце века уровень платежей и повинностей с единицы налогообложения был примерно таким же, как в начале 50-х годов XVI в. Но тогда речь шла о много – или среднепосевном крестьянском хозяйстве в условиях все еще продолжавшегося экономического подъема. На исходе столетия перед нами почти сплошь маломощные дворохозяйства, резко сократившие площади наделов. Налицо чувствительное утяжеление эксплуатации крестьян государством и феодалами. Важно и то, что в совокупной феодальной ренте государственно-централизованной принадлежали теперь ведущие позиции, она преобладала среди денежных обязательств крестьянского двора. Царские подати, царево тягло называли чаще других в качестве причины запустения.

Собственно, это и было одним из ответов крестьян на создавшуюся ситуацию: их уход и набеги в последней трети XVI в. приобрели массовый характер. Направлялись они туда, где природа была милостивее, а правительственный контроль менее обременительным, - в южные уезды. Там местная администрация была, конечно, не столь эффективна, как в староосвоенных регионах. К тому же она была заинтересована в притоке рабочих рук, а потому сквозь пальцы смотрела на нарушение правовых норм. Все это вполне объясняет повороты правительственной политики в отношении крестьянства. На смену режиму заповедных лет, когда были запрещены переходы крестьян с правом бессрочного их сыска и возврата на прежнее место поселения, пришло законодательство “сыскных лет”. Согласно этим нормам, беглые крестьяне подлежали розыску и возвращению в течении 5 лет (ноябрьское Уложение 1597). (3, с.461). Этот указ – первый общегосударственный закон о беглых в России и единственный указ о крестьянах конца XVI в., текст которого сохранился полностью. Указ 24 ноября 1597 г. молчаливо исходил из указа о закрепощении крестьянского выхода и был призван способствовать проведению последнего в жизнь. По истечении пятилетнего срока бежавшие крестьяне подлежали закрепощению на новых местах. Это было в интересах крупных землевладельцев и дворянства южных уездов, куда направлялся основной поток беглых. При этом принимались в расчет и государственные соображения по охране южных границ. (2, с. 377).

В том же 1597 г., в феврале правительство издало закон о кабальных людях, не менее важный по своему значению, чем закон о крестьянах.

Закон 1 февраля 1597 г. коренным образом менял положение кабальных людей. Кабальные люди теперь лишались права ликвидировать свою зависимость путем уплаты долга и должны были оставаться в зависимом состоянии вплоть до смерти господина. Одновременно с усилением крепостнической зависимости кабальных людей закон 1 февраля 1597 г. ликвидировал целую группу свободного населения  - “добровольных холопов”, т.е. свободных людей, служивших у своих хозяев “добровольно” и сохранивших право ухода от хозяина “с отказом или без отказа”.(5, с. 479).

Законы о крестьянах и кабальных людях позволяют охарактеризовать политику правительства Бориса Годунова как политику дальнейшего усиления крепостничества, как новый этап в развитии крепостного права. Они ярко характеризуют рост внешнеэкономического принуждения, укреплявшего экономическую власть феодалов.

В 1601 – 1602 г. в обстановке страшного голода правительство Б. Годунова вынуждено было пойти на еще большие уступки волнующемуся крестьянству. Оно приостановило действие указа 1592 г. о запрещении выхода, при этом разрешение крестьянского выхода сопровождалось различными ограничениями. Он был разрешен на один год лишь крестьянам мелких и средних помещиков. Из среды действия указов был полностью исключен Московский уезд. Стремясь как-то оградить интересы мелких и средних помещиков, не допустить полного опустошения их поместий, правительство мыслило организовать крестьянские выходы в форме вывоза помещиками друг у друга строго ограниченного числа крестьян.

Однако на практике указы 1602 – 1602 гг. вопреки намерениям правительства привели к еще большему обострению классовых и внутриклассовых противоречий в стране. Произошла массовая утечка крестьян от рядовых служилых людей к наиболее богатым и предприимчивым помещикам, а также к крупным землевладельцам, светским и духовным, которые, используя выгодные для себя стороны этих указов о невыходе своих крестьян сумели различными способами переманить к себе помещичьих крестьян и укрепить свое экономическое положение за счет служилой массы. Применение указов 1601 – 1602 гг. породило “смуту”, раздоры и кровопролития в среде служилых людей. Желая предотвратить урон, причиняемый хозяйству выходом и вывозом крестьян, помещики не отпускали их от себя, а если это не удавалось, то грабили крестьянское имущество. В свою очередь крестьяне усиливали отпор помещичьему произволу. Они по-своему толковали правительственное законодательство, переставали платить государственные налоги и осуществляли стихийные, незаконные выходы.

Столкнувшись с недовольством служилой массы, Борис Годунов, подавив восстание Хлопка, резко изменил внутриполитический курс. С политикой уступок и половинчатых решений по крестьянскому вопросу было покончено. В конце царствования Годунова был издан указ, вновь запретивший крестьянский выход. Одновременно ликвидировались и уступки, сделанные холопам во время восстания Хлопка.

Политика Лжедмитрия I по крестьянскому вопросу в основе своей была глубоко авантюристична. Вынесенный на московский престол волной крестьянской войны, в которой ему в определенный момент оказали поддержку южные помещики, самозванец поначалу проводил закрепостнительную политику, отражавшую интересы дворянства, особенно южного. Однако, когда весной 1606 г. в стране начало зреть народное восстание, самозванцу пришлось вспомнить о своих обещаниях народным массам, данных во время похода на Москву. В подготовлявшийся при нем Сводный Судебник была включены статья 88 о крестьянском отказе Судебника 1550 г. Эта попытка восстановить в полной мере крестьянский выход вызвало ожесточенное сопротивление со стороны класса феодалов и так и не была реализована из-за гибели самозванца.

Восстание Болотникова, представлявшее кульминацию крестьянской войны, нанесло сильный удар по формировавшемуся в России крепостному строю.

Василий Шуйский и поддерживавшая его группировка господствующего класса взяли курс на подавление выступления народных масс с помощью военной силы и на решительное подтверждение крепостнического законодательства 90 – х годов ХVI в. Указ 1592 г. был положен в основу Соборного уложения 9 марта 1607 г., т.е. указ о повсеместном запрещении крестьянского выхода и учреждении писцовых книг юридическим основанием крестьянской крепости. Другим важным крепостническим актом Уложения 1607 г. было установление 15 – летнего срока сыска для беглых и вывезенных крестьян. Эти меры диктовались интересами сплочения всех слоев класса феодалов перед лицом грозного восстания крестьян и холопов, поставившего под угрозу крепостнический порядок в стране.

Законодательные мероприятия периода Крестьянской войны и польско-шведской интервенции, исходившие от сменяющих друг друга правителей, имели временный характер. При Михаиле Федоровиче был восстановлен пятилетний срок сыска беглых крестьян. Вместе с тем новое правительство пошло по пути дарования льгот крупным землевладельцам. В 1614 г. Троице – Сергиев монастырь получил право сыска своих беглых крестьян за девять лет. Так сложилось в важнейшем для того времени крестьянском вопросе положения крупных и мелких землевладельцев. Урочные же годы встали на пути полного закрепощения крестьян. Этим объясняется, что в процессе дальнейшего становления крепостного права 30 – 40 – е годы были ознаменованы борьбой широких слоев дворянства за ликвидацию урочных лет.

Главным вопросом челобитных дворян 1637, 1641, 1645 г. – был крестьянский. В них настоятельно звучит просьба отмены урочных лет сыска беглых крестьян и людей: их нужно отдавать “по поместным их делам и по писцовым книгам и по выписям, кому хто крепок ”.

В ответ на челобитье 1645 г. правительство молодого царя Алексея Михайловича указом 19 октября 1645 г. оставило в силе десятилетний срок сыска беглых крестьян, но обещало, что, как только будут составлены переписные книги, “по тем переписным книгам крестьяне и бобыли и их дети и братья и племянники будут крепки и без урочных лет”. Основную особенность переписных книг составляли более подробные, чем в писцовых книгах, данные о населении.

Составление переписных книг 40-х годов XVII в. явилось важным шагом на пути окончательного закрепощения крестьян. Возрастание роли писцовых и в особенности переписных книг в процессе закрепощения организовалось существованием урочных лет. Удлинение их срока в ответ на требование дворян не устраняло этого противоречия, которое и было снято Уложением 1649 г. В связи с общей концепцией крепостного права как юридического выражения производственных отношений феодального общества.

Историки связывают с Уложением 1649 г. новую ступень в развитии законодательства о крестьянах на пути окончательного закрепощения  основных производителей материальных благ.

Таким образом, процесс закрепощения крестьян в общегосударственном масштабе, значительно продвинувшийся в конце ХVI в., затянулся на целое постолетие и получил в общих чертах лишь в кодексе 1649 г. (2, с. 377 – 380).

 

 

 

 

Список использованных источников и литературы:

 

1.     Греков Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. – М. – Л. : Изд-во АН СССР, 1946 .- 960 с.

2.     История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. Т. 2. –М.: Наука, 1989. – 616 с.

3.     История России с древнейших времен до конца XVII века / А.П. Новосельцев, А.Н. Сахаров, В.И. Буганов, В.Д. Назаров; отв. ред. А.Н. Сахаров, А.П. Новосельцев. – М.: Изд-во АСТ, 1997. – 576 с.

4.     Ключеский В.О. Сочинения: в 9-ти т. Т.2. Курс русской истории: ч. II/Под ред. В.Л. Янина. – М.: Мысль, 1988. – 447 с.

5.     Очерки истории СССР: Период феодализма: конец XV в. - начало XVII в. – М.: АН СССР, 1995. – 955 с.