«Сословия, касты, классы»

Ретроспективный взгляд на исто­рию показывает, что в одни и те же исторические эпохи в разных регионах мира была примерно одна и та же со­циальная структура общества. Так, социальная структура первобытнообщинного строя имела примитивный характер: не было ни классового, ни сословного, ни кастового деления людей. Социальными общностями выступают роди племя, базирующиеся на кровнородственных связях. Это были естественные формы объединения людей на заре че­ловечества, так как собственно социальные связи находи­лись на стадии формирования и становления. Маркс писал, что “естественно сложившаяся племенная об­щность (кровное родство, общность языка, обычаев и т.д.) или, если хотите, стадность есть первая предпосылка присвоения людьми объективных условий как их жизни, так и той деятельности, при помощи которой эта жизнь воспроизводится и облекается в пространственные формы”.1 С возникновением классового общества исчезают роди племя и на их месте появляются новые социальные об­щности: классы, сословия, касты и т.д.

    Класс как понятие, обозначающее социальную категорию в античности, разумеется. не было известно. Однако и в античном обществе существовали классы как “большие груп­пы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производ­ства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они ра­сполагают”.2 Появление классового общества стало эко­номически возможно только тогда, когда человек стал производить больше, чем было необходимо для удовлетворения его собственных потребностей. Дальней­шее развитие производительных сил, рост обществ, разделения труда и формирование частной собствен­ности на средства производства создавали объектив­ные предпосылки для возникновения классов. Расслое­ние общества на эксплуататоров и эксплуатируемых впервые в истории человечества происходило на Древнем Востоке и в античном мире. Классовая структура ан­тичных государств формировалась по-разному. Но как в рабовладельческом, так и в феодальном обществе были классы-сословия. Существовал класс рабовладельцев и класс рабов, свободные мелкие производители в разное время играли то большую, то меньшую роль. Наряду с классами имелось, как правило, большое число социальных слоев (например, римские “пролетарии”). Класс рабов по своему составу был неодноро­ден: весьма различным было социальное положение домашних рабов, работавших в поле, в ма­стерских, на разработке горных месторождений. На галерах; рабов-гладиаторов. Дифференциация су­ществовала и внутри класса рабовладельцев (сенат­ская аристократия, всадники, декурионы и другие). В ходе развития античного общества классовые раз­личия обострялись по мере перехода к поздней ан­тичности эпохе упадка рабовладельческого общества, все очевиднее становилась поляризация классового общества.

    Сословие – это социальная группа классо­вого общества, отличающаяся от других благодаря определенным привилегиям. В античности (в противопо­ложность феодализму) не существовало сословных государств. Сословие и класс — неоднозначные понятия. Разделе­ние на классы может быть внутри сословий. Так, сословия римских плебеев первоначально включало в себя всю сово­купность незнатных граждан Рима независимо оттого, были ли они богаты или бедны, являлись или нет собственниками средств производства. Среди ра­бов понятие сословия и класса также не совпадали. Рабы в совокупности представляли собой сословие, характерны­ми признаками которого было отсутствие политических и юридических прав и свобод. Однако только те рабы, которые являлись производительной силой в сельском хозяйстве и ремесле, составляли собственно класс рабов были и такие рабы, которые сами владели средствами производства. В эпоху поздней Римской республики внутри правящего класса выделились сословия сенаторов и всадников. В Римской империи сословные приви­легии постепенно сглаживались, пока разница между сенаторами и всадниками не свелась лишь к иму­ществ. различию. В поздней античности возникли новые сословия, которым были свойственны черты будущей феодальной структуры.

    Для того, чтобы лучше прояснить вопрос с социальной структурой древневосточного общества обратимся к “Истории Древнего Востока” под редакцией В.И. Кузищина, изданной в 1988 году. Было бы неправильно сказать, что в этом труде отстаивается положение о рабовладельческом характере древневосточных обществ. Оно не отстаивается, а излагается, причем как единственно возможное. Как ни странно, в книге даже не упоминается ни о дискуссиях, которые велись по проблеме социально-экономического строя Древнего Востока, ни о существующих по этому вопросу точках зрения, отличных от той, что излагается в работе. По мнению авторов учебного пособия, в странах Древнего Востока существовало три основных класса. Первый из них именуется по-разному: “класс рабов и близких к ним подневольных работников”; просто “класс-рабов”, но с указанием на то, что в его состав входили “рабы, приравненные к вещи, рабы-должники, сохранившие элементы правоспособности, условное рабство младших членов семьи, близкие рабам юридически свободные подневольные работники”; “класс подневольных работников”, включающий в себя в качестве одного из элементов рабов. Но, как бы этот класс ни называли, несомненным является то, что в его состав входили не только рабы, но и подневольные работники, которые рабами не были. Причем в определенные периоды истории основную массу этого класса в той или иной стране составляли не рабы, а именно подневольные работники. Так было, например, в Древнем царстве Египта. Спрашивается: какова же та форма эксплуатации, которой подвергались подневольные работники, не являвшиеся рабами, чем она отличается от рабовладельческой? На этот вопрос никакого ответа авторами не дается. Более того, такой вопрос в книге даже не ставится. Вторым основным классом является “класс мелких свободных производителей”, состоявший из земледельцев и ремесленников. Как признают авторы учебника, во многих древневосточных обществах этот класс был самым многочисленным. Так обстояло дело в Новом царстве Египта, где мелкие свободные или полузависимые производители играли огромную роль в экономике. В Древнем Шумере класс мелких производителей составлял примерно половину населения, а в Старовавилонском царстве – основную массу населения. Преобладающую массу населения “класс мелких производителей” составлял в Ассирии во второй половине II тыс. до н.э., причем в основном это были свободные земледельцы-общинники. Как указывают авторы учебника, в среднеассирийском обществе шел процесс разорения общинников, которые попадали в долговую зависимость, теряли землю и личную свободу. Все возникшие формы зависимости “в конечном счете вели к развитию рабства, были одним из его источников внутри ассирийского общества”. А каким же был результат? Резкий рост числа рабов за счет сокращения численности свободных? Ничего подобного. И в I тыс. до н.э. класс мелких свободных производителей составлял основную массу “низших” слоев ассирийского общества. Анализируя социально-экономические отношения еще Старовавилонского царства (XIX-XVI вв. до н.э.), авторы отмечают, что там шел процесс расслоения мелких производителей, остановить который было невозможно. “...Этот класс постепенно распадался, пополняя, с одной стороны, класс рабовладельцев, с другой – рабов”. Но что же мы наблюдаем на той же территории спустя более чем тысячу лет, в VII-IV вв. до н.э.? Мы узнаем, что класс рабов занимал важное место в Нововавилонском царстве. Однако одновременно нам сообщают, что основой сельскохозяйственного производства был труд свободных земледельцев и арендаторов, в ремесле также доминировал труд свободных ремесленников. В обществе Чжоу (Китай) рабы использовались на тяжелой и грязной работе: в качестве носильщиков, конюхов, слуг, в домашнем хозяйстве. Что же касается остальных видов работ, то ими были заняты простолюдины – шужень. Именно они обрабатывали землю. Класс свободных простолюдинов был самым многочисленным и в обществе Хань. Как следует из “Истории Древнего Востока”, класс мелких свободных производителей, состоявший в первую очередь из земледельцев-общинников, если не во всех, то в большинстве древневосточных обществ был основным производителем материальных благ. На естественно возникающий вопрос, подвергался ли этот класс эксплуатации, в книге дается утвердительный ответ. Это класс, так же как и класс “подневольных работников”, относится к числу эксплуатируемых. Земледельцы-общинники повсеместно несли повинности в пользу государства, в частности платили налоги. Но проблема в том: с какой степенью эксплуатации человека человеком мы здесь имеем дело? Ссылка на то, что это самые обычные налоги, которые во всех классовых обществах подданные платили государству, ничего не объясняет. Как можно видеть на примере Чжоу, на этой форме эксплуатации зиждилось все общество. Даже если исходить из тех данных, которые приведены в “Истории Древнего Востока”, то нельзя не прийти к выводу, что если не во всех, то во многих древневосточных обществах эта форма эксплуатации была преобладающей, господствующей. Тем не менее никакой характеристики этой формы мы в книге не найдем. В ней этот вопрос не решается, но даже и не ставится. Есть материалы, но нет обобщений. Точнее, обобщения есть, но не те, которые вытекают из материала: вопреки всем фактам господствующим объявляется рабовладельческий способ производства. Но и эту точку зрения авторы последовательно не проводят. Ведь если на Древнем Востоке действительно господствовал рабовладельческий способ производства, то отсюда с неизбежностью следует вывод, что в этом обществе существовало только два основных класса: класс рабов и класс рабовладельцев. А авторы говорят о существовании на Древнем Востоке трех основных классов, из которых два являются эксплуатируемыми. Эта конструкция не выдерживает критики. Любой антагонистический способ производства порождает не три, а два, и только два, основных класса: класс эксплуататоров и класс эксплуатируемых. Конечно в обществе могут существовать и более чем два общественных класса. Но это связано с наличием в нем нескольких общественно-экономических укладов, в частности двух антагонистических укладов. Но в последнем случае, как правило, один уклад – господствующий, а другой подчиненный. Классы господствующего уклада являются основными, подчиненного не основными. В обществе могут существовать и уклады мелкого самостоятельного производства. С каждым из них связано бытие одного определенного класса. Но эти уклады всегда являются подчиненными, а связанные с ними классы – не основными. Если исходить из того, что общество Древнего Востока рабовладельческое, то следует считать класс земледельцев-общинников порождением подчиненного уклада мелкого самостоятельного производства и соответственно не основным. Но вопреки их собственной концепции авторы “Истории Древнего Востока” настаивают на том, что этот класс является основным. И этот их вывод не случаен. Он противоречит логике их рассуждений, но зато отвечает действительному положению вещей. Этот класс на самом деле основной. Другое дело – класс рабов. Утверждение, что этот класс является основным, покоится не на фактах, а на догме, а именно на догме о господстве в странах Древнего Востока рабовладельческого способа производства. В действительности на Древнем Востоке господствовал иной антагонистический способ производства – тот, который был назван К. Марксом “азиатским”. Для него характерно существование двух основных общественных групп, из которых одна безвозмездно присваивает труд другой. Если взять основной вариант этого способа производства, то одну из этих групп составляют мелкие производители-земледельцы, которые самостоятельно ведут хозяйство и объединены в общины. Их обычно называют крестьянами-общинниками. Имеется несомненное сходство между данным вариантом рассматриваемого способа производства и феодализмом: производители материальных благ, так же как и феодально-зависимые работники, были хотя и подчиненными, но собственниками земли и своей личности. Соответственно представители господствующей группы были не полными, а лишь верховными собственниками земли и личности производителей материальных благ. На этом, однако, сходство и кончается. Если при феодализме прибавочный продукт непосредственно выступал отдельным представителям класса эксплуататоров, то при азиатском способе производства он поступал государству, а уже затем распределялся между людьми, составлявшими государственный аппарат, в соответствии с их положением на иерархической лестнице власти. Таким образом, вторую большую группу представляли люди, входившие в состав государственного аппарата. Именно они, но только вместе взятые, а не каждый в отдельности, были верховными частными собственниками земли и непосредственных производителей материальных благ. Класс эксплуататоров, который в “Истории Древнего Востока” рассматривается как третий основной класс, охарактеризован авторами очень нечетко. Только изредка его называют классом рабовладельцев без каких-либо дополнений. В том же месте “Введения”, где дается общая картина классового состава общества Древнего Востока, господствующий класс определяется чисто описательно, а именно как класс, “куда входила землевладельческая, придворная, служилая аристократия, командный состав армии, жречество, состоятельная верхушка землевладельческих общин”.1

    Кроме того, некоторые отдельные древние государства имели не только классово-сословную структуру общества. Например, для Древней Индии было характерно деление на варны и касты. Свободное население древнеиндийского общества делилось на четыре общеиндийских сословия – варны (брахманы – члены жреческих родов, кшатрии – военная аристократия, вайшьи – рядовые общинники, шудры – неравноправные члены общества), а внутри варн на множество местных замкнутых каст (от португальского casta – род, племя), или джати (от санкритского “джан” – рождаться). Проблема соотношения между варнами и кастами, их взаимодействия мало исследована. К настоящему времени можно считать установленным, что варны как социальный институт значительно более раннего происхождения, чем касты. Возникновение варн связано с формированием раннеклассового общества на территории Северной Индии. Источники позволяют соотнести появление варн с расселением в Северной Индии ариев и разложением у них родоплеменного строя, с выделением аристократии, жречества. Принадлежность к варне определялась рождением и наследовалась. Сословное деление было присуще и другим древним обществам, но в Древней Индии ему характерна прочность, четкость. Объясняют это острой заинтересованностью господствующего класса во внеэкономическом принуждении трудового населения в условиях этой страны (богатство естественными  и относительно легкодоступными средствами существования: дикорастущие злаки, ягоды, плоды, дичь, рыба и т.д.; минимальные потребности в одежде, жилье). Варновое деление освещалось религией. Богу Брахме приписывалось сотворение варн. Варны различались в правах и обязанностях. Каждой варне считались традиционно присущими определенные занятия: исполнение жреческих обязанностей (для брахманов), военное дело и управление (для кшатриев), хозяйство (для вайшьев), услужение трем высшим варнам (для шудр). Касты формировались в условиях неравномерного социально-экономического развития страны, этнической и религиозной разобщенности населения. В касты обособлялись группы людей, объединенные социальным положением, выполнением наследственных занятий, профессий, принадлежностью к определенным этническим, а иногда религиозным общностям. Джати возникли в основном в рамках варн вайшьев и шудр. Они приобретали характер замкнутых общин, имели органы управления. Некоторые джати занимали очень низкое положение и не входили ни в одну варну – это так называемые “неприкасаемые”.1 

    Большое влияние на процессы социальной дифференциации оказывало долговое рабство, имевшее место практически во всех странах древнего мира.  Так, в  течение архаического периода в Греции произошел важный исторический сдвиг: ремесло отделилось от сельского хозяйства как самостоятельная отрасль производства. В соответствии с этим перестраивается и само сельское хозяйство, связь с рынком становится для него делом первостепенной важности. Торговля становится ведущей отраслью греческой экономики, появляются деньги. “Деньги делают человека” – это изречение, приписываемое некоему спартанцу Аристомеду, стало своеобразным девизом новой эпохи. Деньги во много раз ускорили начавшийся еще до их появления процесс имущественного расслоения общины, еще более приблизили полное и окончательное торжество частной собственности. Сделки купли-продажи распространяются теперь на все виды материальных ценностей. Не только движимое имущество, но и земля, до сих пор находившаяся под контролем общины, свободно переходят из рук в руки: продается, закладывается, передается по завещанию или в качестве приданного. Продаются и покупаются сами деньги. Богатый человек мог отдать их в долг бедняку под очень высокий процент. Так зародилось ростовщичество, а вместе с ним и его неизменный спутник – широко распространенное почти во всех раннеклассовых обществах долговое рабство. Обычным явлением становятся сделки самозаклада. Не имея возможности своевременно расплатиться со своим безжалостным кредитором, несостоятельный должник отдает в заклад последнее, чем он еще располагает: детей, жену, а затем и самого себя. Аристотель в “Афинской политии” писал, что “... бедные находились в порабощении у богатых не только сами, но также и дети их и жены. Назывались они пелатами и шестидольниками, потому что на таких арендных условиях обрабатывали поля богачей”.1 Обозначение “шестидольники” объясняется тем, что они уплачивали 5/6 урожая за арендуемые участки.  Если долг и накопившиеся по нему проценты не выплачивались и после этого, должник со всем семейством и остатками имущества попадал в кабалу к ростовщику и превращался в раба, положение которого ничем не отличалось от положения обычных рабов, взятых в плен на войне или купленных на рынке. Об этом пишет и Плутарх: “... Весь простой народ был в долгу у богатых: одни обрабатывали землю, платя богатым шестую часть урожая; их называли “гектоморами” или “фетами”; другие брали у богатых в долг под залог тела; их заимодавцы имели право обратить в рабство; при этом одни оставались рабами на родине, других продавали на чужбину. Многие вынуждены были продавать даже собственных детей (никакой закон не воспрещал этого) и бежать из отечества из-за жестокости заимодавцев.”2

    Законы стран Древнего Востока также регулировали отношения связанные с долговым рабством. Например, в законах царя Хаммурапи наибольшего внимания заслуживают те из статей, которые каса­лись условий кредита и ростовщичества. Все они были направлены на ограничение произвола заимодавцев и стремились дать должнику мак­симальные шансы. При неурожае его долг откладывался. Если за долг человек был вынужден отдать в долговое рабство кого-либо из своей семьи, кредитор нес ответственность за приобретенного таким образом раба-должника: в случае, если от дурною обращения последний уми­рал, кредитор наказывался. В любом случае срок долгового рабства не должен был превышать трех лет – после этого срока должник освобождался, а долг считался погашенным. Был установлен и размер долгового процента – он не должен был превышать 20 % при денеж­ном и 30 % при натуральном займе.

    Однако, власть понимала опасность развития долгового рабства и обнищания основной массы общинников, поэтому государство в той или иной мере поддерживало наименее зажиточную часть граждан. Например, в Афинах  за отправление государственных обязанностей по избранию устанавливается вознаграждение из государственной казны, что открывало реальную возможность политической деятельности и перед малообеспеченными слоями граждан. “Жалованье получает, во-первых, народ за рядовые народные собрания по драхме, а за главное – по девяти оболов. Затем в судах получают по три обола; далее, члены Совета – по пяти оболов...”1 Был установлен также так называемый теорикон – выдача денег гражданам на посещение театра, который занимал очень видное место в общественной жизни афинян. Аристотель понимал необходимость недопущения обеднения граждан полиса: “Демократии в свою очередь пользуются большей в сравнении с олигархическими безопасностью; существование их более долговечно благодаря наличию в них средних граждан (их больше, и они более причастны к почетным правам в демократиях, нежели в олигархиях). Но когда за отсутствием средних граждан неимущие подавляют своей многочисленностью, государство оказывается в злополучном состоянии и быстро идет к гибели...”2

    На Востоке государство принимало энергичные меры для предотвращения деструктивного процесса гибели традиционной общины. Вот почему, хотя некоторое количество беднейших общинников, несмотря на все ухищрения противодействовавших этому властей, все-таки разорялось и продавало свои земли соседям, этот процесс обычно ограничивался лишь небольшой частью общины и был к тому же обратимым. В результате подавляющее большинство общинников, пусть с трудом сводя концы с концами, продолжало вести свое по преимуществу натуральное хозяйство, и это было нормой, переходя­щей из поколения в поколение.